no one can fix me but you

      — Ты уверен, что это хорошая идея?       Они сидят в комнате Ямагучи, полупустой, учитывая, что все соседи Пуффендуйца разъехались по домам. Ячи устроилась прямо на кровати друга с большой тетрадкой эскизов, куда зарисовывала окружение мужской спальни. Если честно, она ожидала чего-то больше похожего на холостяцкую берлогу: разбросанные вокруг носки, сильный запах мужского одеколона, может, мётел и компьютерных принадлежностей, немного записей с занятий и множество вызывающих плакатов – в общем всё то, чем изобиловал отцовский дом в те редкие дни, когда Ячи всё же удавалось погостить у вечно занятого и абсолютно равнодушного к собственному отпрыску человека.       На деле всё было совсем не так: комната была достаточно чистой, изредка здесь можно было найти недолетевшие до мусорной корзины неудачные тесты и домашние задания; пахло тут, как и всё, что касалось Пуффендуя, выпечкой с легкими нотками мальчишечьего пота. В углу стоял шкаф, на дверце которого висело большое зеркало, усеянное наклейками (каждая из которых, очевидно, принадлежала разным владельцам, потому что отмечено там было всё: от героев видеоигр до мотивирующих цитат), на двери висело расписание уборки, над рабочим столом одного из сожителей Ямагучи был счёт очков, у входа стояла вешалка, сейчас одиноко оберегавшая лишь одно ярко-желтое пальто. Постели были аккуратно заправлены, тумбочки закрыты, на них стояли лишь пара будильников да лампы (исключением была тумба Ямагучи, где примостилось сразу несколько горшков с растениями и только что приготовленный десерт, бережно завёрнутый в цветастый платок, принесённый Хитокой).       Сам хозяин комнаты горделиво бегает по комнате от шкафа до зеркала, примеряя всё новые свитера. Ячи задаётся вопросом, так же уверенно друг чувствует себя здесь, когда соседи занимают привычные им места на кроватях и за столами? Она знает, что Тадаши не повезло привлечь внимание Гриффиндорцев и Слизеринцев ещё в первые дни обучения. Конечно, это ведь видный скандал – кто-то перешёл в Хогвартс из самого Дурмстранга, разве можно упустить из виду такую причину поиздеваться? Как бы то ни было, весь Пуффендуй, как бы дружелюбен он ни был, а труслив до мозга костей. Вряд ли хоть кто-то, − помимо гиперактивного Хинаты, которого самого преследуют с первых годов обучения, Сатори Тендо, что не понаслышке знает об издевательствах, и Ячи, слишком хорошо знакомой с собственной матерью, чтобы бояться кого-то, помимо неё, − осмелится общаться с новой любимой фигурой для насмешек.       Ячи не смеет их винить. Попасться на глаза Ойкаве Тоору, стать тем, вокруг кого сосредоточены совершенно несмешные шутки Танаки и Нишеноэ, или показаться на орбите братьев Мия – настоящее проклятье, сравни смерти. Им могли противостоять старшие, вроде Бокуто-сана или Сугавары-семпая, но точно не такие малыши, соседствовавшие Тадаши.       — Ты про что?       Голос Ямагучи сам собой вырывает Хитоку из мыслей, заставляя тряхнуть головой от неприятных наваждений. Они оказалась здесь, потому что… да в общем-то не почему. Бокуто-сан никогда особо не следил за соблюдением правил внутри факультета, этим обычно занимался Акааши, но даже он никогда не ругал, только занудствовал. Даже для спокойной Ячи, никогда не вызывавшей гнев преподавателей и старост, нотации Кейджи были слегка чересчур. Поэтому, пока он был занят очередным недальновидным полётом Бокуто в лазарете, девочка могла позволить себе посетить мальчишескую спальню.       — Я про эту прогулку с Цукишимой. Разве это такая уж хорошая идея?       — Не вижу причин отказаться. Ему нужны баллы, а мне…       — А ты влюблён в него с самого первого дня, как увидел.       Ямагучи резко разворачивается на пятках, совсем позабыв о серьгах, что секунду назад вдевал в мочки, и пялится так, будто бы Ячи опрометчиво выдала секрет вражеской группировке. Он застывает, и девочка точно знает, что это значит – Пуффендуйец с упоением вспоминает тот день. Хитока и сама его неплохо помнит. Друг, которого ей удалось найти по чистой случайности, точно так же, как и сейчас, застывает на месте и долго пялится на скамейку, где Куроо из вредности забрал книжку у Кея. Тот лишь поправляет очки и что-то спокойно говорит, пока старший прыгает вокруг него, словно умалишенный, а Ойкава посмеивается в собственный кулак, и Кагеяма тяжело вздыхает, уходя доставать Хинату. Это был самый первый день в Хогвартсе, после летних каникул, и, кажется, в тот момент зрачки Ямагучи приняли форму сердец.       — Знаешь, Тадаши, никогда не думала, что именно я окажусь голосом разума, — девочка усмехается, покачивая ногами в воздухе.       — Ничего подобного, тебе далеко до этого. Да и вообще, мои чувства тут вовсе ни при чем, — парень яростно разворачивается на пятках и возвращается к вдеванию серёжек в уши. Тех, что с маленькими кексиками. Его счастливых серёжек.       — А гулять под луной ты с ним идёшь по доброте душевной? — Ячи недолго смотрит в спину друга, а потом возвращается к своему рисунку, где почти закончила рисовать шкаф. — Это звучит почти как свидание, ты же знаешь это?       — Конечно, знаю.       — И тем не менее, это не свидание.       — Я знаю.       — Пожалуйста, помни об этом.       — Я помню! К чему вообще весь этот разговор? — Тадаши вновь яростно разворачивается, пыхтя носом, как настоящий бык. Если бы он так посмотрел на своих хулиганов, как смотрит сейчас на подругу, несомненно, все издевательства прекратились бы в тот же миг.       — Я лишь волнуюсь за тебя, Даши, вот и всё, — девочка медлит пару секунд, приглядываясь к образу друга, а потом спокойно выдаёт: — Свитер с подсолнухами смотрелся на тебе, несомненно, лучше.       Ямагучи продолжает недовольно пыхтеть, но покорно снимает с себя одежду, звеня цепями на шее. Под ней у него белоснежная рубашка, в которой он без всяких сомнений выглядит лучше, и Ячи сказала бы другу об этом, если бы не знание, что тот поспешит оставить теплый свитер в стороне и побежит на «не-свидание» зимой полу-голым. Ну ничего, желтые подсолнухи на оранжевом фоне прекрасно оттеняют медовые глаза Ямагучи.       — Хината позвал Кагеяму к себе домой спустя день знакомства. Почему-то за его «не-свидание» ты совсем не волнуешься! — Звук доносится откуда-то из глубины свитера, пока Пуффендуйец отчаянно пытается продеть голову в слишком узкое горло.       — Потому что Хинату-куна не остановить, а тебя – ещё есть шанс.       Ямагучи обессиленно вздыхает, сдавший то ли под напором вязанного изделия, то ли перед аргументами Хитоки, и падает на кровать, так и не выбравшись из одежды наружу. Пару секунд он бормочет что-то невнятное скорее самому себе, пока наконец не произносит более отчетливо:       — Ты думаешь, мне не стоит идти? Нужно всё отменить? Я ему не нравлюсь.       — Нет, Даши, я совсем так не думаю, — бросает свою тетрадку, садится в позу лотоса рядом с отчаявшимся другом, и переворачивает того на спину, помогая выбраться на свет божий. — Я лишь хочу сказать, чтобы ты не придумывал лишнего. Некоторым людям требуется чуть больше, чем две секунды, чтобы влюбиться. Возможно, стоит пока подружить, чтобы он понял, как ты прекрасен.       — Ты правда так думаешь? — Глаза Ямагучи большие, честные, как у ребёнка, полные отчаяния, как у настоящего взрослого.       — Конечно. А если он этого так и не поймёт, значит он − дурак. Все Слизеринцы идиоты, — эту заповедь они успели испытать на собственной шкуре.       Ямагучи смеётся, поднимаясь с кровати, и подходя к своему маленькому туалетному столику. Ячи тоже улыбается. Немного грустно, потому что причиной улыбки на губах Ямагучи является не она, не её понимание, насколько Тадаши особенный, а кто-то другой, далёкий и холодный, совсем не понимающий, насколько ему повезло. Но всё равно улыбается, потому что улыбка на губах Ямагучи стоит целого мира, и он заслужил, чтобы именно она играла на его губах каждый день.       — Не все. Цукки точно не идиот.       — Ты ведь его совсем не знаешь, — обиженно вырывается как-то само собой, и глаза убегают в сторону, моргают несколько раз, чтобы убрать жжение.       — Знаю! Мы провели с ним сегодня весь день.       Ячи удаётся сглотнуть ком в горле и, после тяжелого вздоха, фальшиво улыбнуться. Получается коряво, но Ямагучи слишком одержим своим очкастым Змеем, чтобы заметить это.       — И какой же он?       — Цукки? Он тихий. Молчаливый. Серьёзный. Смешной. Красивый. Умный. И очень, очень интересный…       — Я рада, Ямагучи. Пуффендуйец отрывается от поиска тоннелей в своей шкатулке украшений и недоумённо смотрит на подругу.       — Чему?       — Тому, как всё для тебя прекрасно складывается! Только не забывай про меня, когда вы начнёте встречаться, — она смеётся, но боль в её груди настоящая, не поддельная, живая и жестокая.       — Ни за что не забуду.       Ямагучи садится на кровать, обнимая Ячи одной рукой, и та кладёт голову ему на плечо. Пахнет растениями, сладким одеколоном, выпечкой. Пахнет Тадаши, и Хитока уверена, что не променяла бы этот запах ни на один другой.