Идеальная жертва (5)

Вот так приятно мы и добираемся до пункта назначения. Задняя стена бежевого санатория уже в пределах видимости, нас отделяет лишь десяток деревьев. Отпускаю шею жирафа даже с облегчением: наелся так, что больше не лезет. Пару секунд смакую тёплое ощущение сытости, растекающееся внутри, веки сонно тяжелеют… …До момента, когда замечаю у боковой стены здания нервно топчущегося желтоглаза. То и дело затягивается, крутит сигарету в длинных паучьих пальцах, щелчком сбивает пепел. Вот тут мою расслабленность как рукой снимает. Глюки? От местной крови? Тут же прошибает параноидальная уверенность, что я подхватил заразу, — какой чёрт меня дёрнул пить кровь, это же прямой путь передачи, вот идиот! Но нет, судя по всему, жираф тоже видит этого парня. С деланной неловкостью ступает вбок, на толстую ветку. В ответ на хруст желтоглаз мгновенно разворачивается, отбрасывая сигарету, и устремляется к нам. Сильнее нажимаю ножом, уткнутым в живот жирафа, от чего тот в панике вскидывает руки и повышает голос: — Стой, Исак, стой! А желтоглазому похрен, он подскакивает, не отрывая взгляда от моего лица, и тычет длиннющим пальцем чуть не в глаз. — Ты! Что ты сделал с моим братом?! Да он и кроме нервозной тряски хорош: зрачки микроскопические, кожа бледная, на лбу испарина… Обдолбанный. В следующее мгновение я держу парня за сломанный палец — нехрен в меня тыкать, — но желтоглаз и не замечает этого, продолжает пялиться широко распахнутыми глазами и выдавать отрывистые слова, которые переводчик игнорирует. Терпеть не могу нариков. Вдруг на заднем плане замечаю подвывание жирафа: забывшись, я сильнее надавил ножом ему в живот. Униформа уже пропиталась кровью, но лезвие вошло неглубоко, так что переживёт. Отпихиваю жирафа в сторону — он определённо уже не является угрозой — и скручиваю желтоглаза номер два за шею: теперь лохматая голова пыхтит из моей левой подмышки. Как удобно, что местные мутанты ростом не вышли. Конечно, я бы с удовольствием сломал ему что-нибудь ещё, вот только велик шанс, что не почувствует. Поэтому для наглядности поднимаю нож горизонтально на уровень глаз, медленно вжимаю лезвие в переносицу и провожу, оставляя красный разрез. Говорю с расстановкой, чтобы желтоглазу хватило соображения осознать смысл: — Ты меня бесишь. Дёрнешься — отрежу нос. Ты! — перевожу взгляд на жирафа. — Веди внутрь. И скажи своим, чтоб без глупостей, иначе всем руки переломаю. Поморгав испуганными глазами, парень семенит к центральному входу в здание. Распахивает дверь и даже придерживает, оглядываясь на меня, щурясь подслеповато. Какой воспитанный. Коридор полон скачущих теней — от листвы кустов и деревьев, растущих выше, на недостроенных этажах, — которые мешаются с зеленоватым светом солнц. В первое мгновение дезориентирует, но привыкаю я быстро, многолетняя привычка. В стене слева — несколько дверных проёмов, но один отличается от прочих. За ним не такой же колышущийся сумрак, как в коридоре, а чернота. Спуск в подвальный этаж. Жираф делает шажок туда и выжидающе поворачивает ко мне голову на длинной шее — увидел ли я дорогу. Спасибо за ваше содействие, суд это учтёт. Однако в этот момент налетевший ветер обдаёт вонью: гнилостный запах, но необычный, сладковатый, с нотами гари. Мозг мгновенно идентифицирует источник. Труп. Принюхиваясь, волоку желтоглаза за собой, заглядываю в один дверной проём, второй… В следующей комнате стены без окон, целые, а потолочного перекрытия нет совсем, первый и второй этажи объединены. Получается высокий колодец, невидимый снаружи. Правая стена темна от тени: все солнца стоят чуть выше её края, слепя глаза. И посередине стены висит, раскинув руки, тело. Словно распятие. Мутанты тоже повёрнуты на религиозных мотивах? Или это такая месть? Заслонив глаза от света, подхожу ближе. Верёвки удерживают тело за шею и запястья. Легко узнаю бритую налысо голову и крупный, с горбинкой, нос. Капитан Войтовский, командующий операцией «Вандалы». Его не то что сожгли, а… Словно бы завялили: в некоторых местах подпалено до черноты, но в целом тело ссохшееся и не разлагается. Потому я и не унюхал раньше, снаружи здания. И этот сладковатый запах… Какое-то мумифицирующее вещество? Везде, на лице и по всему телу капитана, видны неглубокие рассечения, сделанные до смерти. Теперь понятно, почему его голос звучал так странно. Может, он специально сказал это «эвакуация бессмысленна» — чтобы зацепить внимание, дать понять, что здесь происходит не то, чего ожидали планировавшие операцию? Хотя, может, от пыток плохо соображал, только и всего. Тем временем желтоглаз тянет голову из захвата, будто пёс, старающийся снять ошейник, и я сжимаю шею сильнее, чтоб не портил момент. Теперь он ослабляет нажим, лишь втягивает воздух с долгими сипящими звуками. Чёрт, у меня нет возможности снять капитана со стены и похоронить. Я не знаю никакой молитвы, чтобы произнести перед его трупом. Я даже не могу стоять тут дольше. Пора идти. Развернув нож лезвием вниз, чтобы освободить указательный и средний пальцы, отдаю телу последнее для него воинское приветствие. Спасибо за вашу службу, капитан четвёртой степени Александр Войтовский. Спасибо от меня и от Эрика Смита. Возвращаюсь в коридор, от души пережав шею желтоглазого пидора: бесит своим сипением. Если жираф за это время сбежал, я всем тут проделаю непредусмотренные природой дырки для дыхания, а когда найду его — а я найду! — то повешу рядом с Войтовским. Но нет, жираф стоит там же, у тёмного дверного проёма, ждёт. Повезло ему. Мне, вообще-то, тоже: сейчас я зол настолько, что если сорвусь, наплевав на прямой запрет Ланы Смит, то остановиться будет трудно. А пока что я держу себя в руках и вслед за жирафом спускаюсь по узким металлическим ступеням. Ещё один пролёт. В подвале темно, лишь красная точка вдали отмечает вход в бункер: замок закрыт. Перекладываю нож в левую руку, по-прежнему удерживающую под мышкой голову желтоглаза-два, утыкаю лезвие ему в щёку, а правой обхватываю шею жирафа, посильнее впившись ногтями в кожу под подбородком. Чтоб не потерялся, чтобы напомнить, кто тут командует, плюс ещё один заложник не помешает. Если я не могу мысленно общаться с местными — и Ру, видимо, не мог, раз попался в ловушку, — это ещё не значит, что они не способны разговаривать между собой. Темнота концентрированная, давит духотой тёплого застоявшегося воздуха — значит, потолок низкий. Стоит подняться на цыпочки, как упираюсь в него макушкой. Однако наши шаги сопровождает гулкое эхо — помещение большое. Похоже, что занимает всё пространство между несущими стенами здания на поверхности. — Совет тебя убьёт, — злорадно шипит желтоглаз-два, Исак, из моей левой подмышки. С таким смаком, будто уже меня пытает, однако скучающий тон переводчика портит весь пафос. — Тебе отрежут ноги! Отдадут голодным крысам… Я попрошу, сильно попрошу, Совет разрешит… Я порежу тебя… И съем… Отрежу твои уши… Язык… Глаза вырежу… — голос становится тихим и размеренным, будто парень бормочет молитву. Внезапно вскрикивает: — И СЪЕМ! Вопль разносится по пустому пространству вокруг, отскакивает от стен, возвращается к нам, чтобы перемешаться с последующими звуками желтоглаза: он попёрхивается резко втянутым воздухом и протестующе булькает кровью. Мечущаяся по подвалу какофония объясняется просто: стоило чуть нажать, и лезвие ножа проткнуло щёку Исака вместе с языком. Ненавижу обдолбанных придурков! Зато теперь он молчит. Помыкивает агрессивно, фыркает кровью — по левой руке капли стекают и засыхают, стягивая кожу, — но эти звуки можно игнорировать. Справа жираф лишь сопит громко, мышцы шеи под моей ладонью то и дело подёргиваются: часто сглатывает, сжимает челюсти. Ощущение присутствия мутантов в сознании усиливается, маячат страх и тревога жирафа, но на первом плане, конечно, ярость Исака: безрассудная, заливающая с головой, требующая рвать противника зубами и бить чем придётся. Будь мы наедине и подальше в лесу, я бы свернул ему шею без раздумий — такой парень гарантирует проблемы. Но, к сожалению, мы на их территории. Тем временем эхо наших шагов становится коротким и приглушённым — впереди стена. Приближаемся на метр правее красной точки замка. Жираф тянется вперёд, стучит кулаком по металлической двери — гулкий звук. Ничего не происходит. Стучит ещё раз. На этот раз из-за двери отзывается высокий, вроде женский, голос, в ответ на который Исак разражается остервенелым мычанием. Я бы, конечно, мог предположить, что это часовой, запрашивающий пароль, если бы не интонация — лениво-раздражённая. Переводчик, подтверждая мою догадку, бормочет в левое ухо: «Что? Сами не можете открыть?». Так-так, длинношеий тихоня решил меня обмануть? Фу, какой плохой мальчик. Протыкаю ногтями его кожу, нажимаю на шею всё сильнее — теперь и правую ладонь щекочет тёплая дорожка крови. Рычу приглушённо в ухо: — Открывай. Парень, скуля то ли зло, то ли жалобно, тянется к замку, набирает цифры. Красная точка сменяется зелёной. Скребущий звук металла, дверь неторопливо открывается… Нас окутывает тусклым тёмно-жёлтым светом — энергия поступает с запасного генератора — и прохладным воздухом, чуть пахнущим дезинфекцией. С той стороны двери, чтобы открыть, протянула руку девчонка-летучая мышь — такая же, как раньше в лесу. Они тут что, все в двух экземплярах?.. Моё ускоренное восприятие замедляет происходящее: мышь замирает с вытянутой к нам рукой; поднимает взгляд выше, на моё лицо; глаза округляются, как и приоткрытые губы… Чтобы перехватить инициативу, я выдаю спокойно и со всей доброжелательностью, на которую сейчас способен: — Молчи, или я тебя убью. Не стоит пугать девушек грубым криком: смысл всё равно не уловят, только визжать начнут. А так — она поняла и молча прижимается к стене, пропуская нас. Корпусом тараню свою парочку вперёд, в дверной проём. Желтоглаз гортанно мычит, булькает и царапает мою руку, пытаясь освободить шею, но по ходу он тут единственный смелый. Жираф не рыпается, девчонка тоже молчит, лишь провожает меня взглядом. До нужного помещения добираемся быстро: планировка стандартная, внутри, несмотря на сумрачно-жёлтое освещение, я уже ориентируюсь, так что бодро волоку заложников, игнорируя немногочисленных обитателей бункера, которые при виде меня вскрикивают и сбегают в закоулки коридоров. А вот в командной рубке, прямо на финишной прямой к аварийному регистратору, обнаруживается неприятный сюрприз: в центре помещения, на массивном кресле, развалился какой-то хрен в серой хламиде. Судя по невозмутимому виду, главный. Не вскакивает и не мечется. Хотя, скорее всего, просто не может: судя по очертаниям, его тело слишком тяжеловесное для попрыгушек, к тому же деформированное. Особенно бросается в глаза крупный нарост на левом плече, вспучивающийся под одеждой, — опухоль?.. Непроизвольно принюхиваюсь, но в комнате нет гнилостного запаха болезни. Значит, обычный горб. Физиономия главного тоже здоровьем не блещет: одутловатая, обвисшая — кажется, что она стекает вниз, как те расплавленные часы на известной картине. Из-за опущенных уголков глаз и бровей ощущение, что мужик вот-вот расплачется. Однако голос, хоть и дребезжащий, звучит уверенно: — Этот дом наш, — и смотрит несчастными глазами. Вот как можно возразить человеку с таким взглядом? — Ты Илай? Он чуть наклоняет голову, соглашаясь. Не отрывает от меня взгляда, на своих подопечных не обращает внимания. Они тоже молчат. — Оставь дом себе. Мне нужна только одна вещь. Вру, конечно, ещё мне нужны его кишки, развешанные на ближайшей стене. Но раз уж Эйруин жив, я должен играть по правилам Ланы, а она сказала — без убийств, особенно местного руководства. — Зачем? Умный какой, это я должен ещё и объясняться? Чёртова генерал Смит со своими запретами! Так бы я с удовольствием разложил ему — и разложил его самого — по полочкам, разъяснив все «зачем» и «за что». Но вместо этого я игнорирую вопрос и просто гну свою линию: — Вещь за твоей спиной. Я возьму её и уйду. — Я — наместник Совета. Я говорю, ты делаешь. Его пальцы аккуратно, совсем лёгким движением, забираются под край одежды. Я отталкиваю жирафа, а желтоглазого нарика дёргаю за собой — этого отпускать нельзя, — и в следующее мгновение выворачиваю руку наместника. Из пальцев падает грязный шприц с мутно-белой жидкостью. Вероятно, то самое снотворное для мутантов. Достали они меня своими штучками! Настолько достали, что я сжимаю горло наместника — мягкая шея проминается под пальцами — и встряхиваю. Не то чтобы эта туша поддаётся, но волна движения по ней проходит, ткань хламиды скользит, и становится ясно, что одежда наместника не цельная, а состоит из нескольких кусков. Нависнув над креслом, рычу: — А я — ахуенно злой парень. Ты сидишь тихо, я не разрезаю тебя пополам. Доступно? — в ответ на молчание встряхиваю его сильнее, скалюсь прямо в плаксивую морду: — ДОСТУПНО, УРОД ТЫ ЁБАНЫЙ, ДА ИЛИ НЕТ?! Грубая серая ткань сползает с плеча наместника, оголяя нарост, — и там оказывается вовсе не горб и даже не опухоль, а ещё одна голова. Не совсем полноценная: у неё нет рта и подбородка, только узкая розовая полоска, обозначающая верхнюю губу, а ниже — бледное мясистое плечо наместника. Тем не менее, веки головы вздрагивают, она открывает глаза — такие же несчастные, как у Илая, их черты очевидно похожи — и смотрит мимо меня расфокусированным взглядом. Фигасе, поворот! Так вот почему наместник такой масштабный: это два тела, сросшиеся близнецы. Как они живы-то до сих пор, с местным уровнем медицины? Угроза разрезать Илая пополам заиграла новыми красками. Наместник возмущённо повышает тон: — Ты открыл брата-провидца! Богохульство! Как будто я специально! Заверните это страшилище обратно в тряпку, делов-то. Вот только местные, по ходу, относятся к этому вопросу серьёзно, потому что желтоглаз дёргается с неожиданной силой и вырывается из захвата, пожертвовав остатками щеки. Нож разрезал её до самого рта, но Исак всё же освободился. Заорав — даже сейчас вряд ли от боли, скорее от злости, — хватает со стола рядом бутылку и со всей силы грохает меня по локтю. На удар по суставу рука отзывается мерзким дребезжанием судороги. Футболка пропитывается водой и кровью, разлетающейся изо рта парня. Прозрачные осколки бутылки сыплются на белый пол. Хрустят под моим ботинком. Сопротивления мышц и костей его шеи под моими руками хватает на одно мгновение, а затем желтоглаз обмякает. Пекучее ощущение ярости в сознании обрывается — как будто мысленная изжога прошла. Парень мягким тюком валится на пол. При виде этой картины первая физиономия Илая становится грустно-удивлённой, а вторая продолжает невозмутимо пялиться в пространство. Жирафа в помещении уже нет. Обогнув кресло наместника, приседаю к металлическому контейнеру слева от панели управления. Десять цифр, крышка съезжает в сторону. Наконец-то! Флюоресцентно-оранжевый шар перемещается в мой рюкзак. Задание выполнено, наука спасена, я молодец, пора возвращаться. Пока я топаю к выходу из командной рубки, наместник молчит и в бункере царит тишина — словно всё затаилось. Однако стоит завернуть за угол коридора, в уши вгрызается пронзительный вой сирены. Эти мутанты точно сообразительнее местных людей, разобрались как минимум в некоторых кнопках. Глубины бункера тут же отзываются приглушёнными звуками: шаги, голоса, — и я припускаю со всех ног, проношусь по полутёмным коридорам, хлопаю по кнопке, открывающей дверь, и вылетаю в черноту подвала. На полусогнутых, чтобы не задеть потолок головой, скачу по огромному помещению. Надеюсь, на пути не окажется внезапной перегородки или опоры — не хочется впилиться лицом на полной скорости. Но нет, повезло. Торможу у противоположной стены в поисках лестничного проёма, и тут везёт ещё раз — я вообще очень везучий: справа раздаётся металлический грохот ступенек. Кто-то спускается. Рванув на звук, перехватываю визитёра, выворачиваю ему руку — хруст костей, сдавленный женский писк… Неожиданно, однако девчонке повезло, что у меня хорошая реакция: успеваю сдержаться и не впечатываю её лицом в стену со всей дури, а лишь отталкиваю. В два счёта взлетаю по ступеням на поверхность… И сбиваю с ног желтоглаза. На мгновение скачущие резкие тени и сладко-гнилостный запах — после подвала он прям бросается в нос — топят моё сознание в ощущении психодела: кажется, что парень на самом деле воскрес. Тряхнув головой, ищу взглядом его окровавленное плечо. Это всего лишь близнец, никакой мистики! Схватив парня за одежду, толкаю в провал лестницы, а сам несусь в коридор. Через пару шагов — узкая комнатушка с проёмом окна. На ходу перекатываюсь через грязно-белый подоконник, но стоит вскочить на ноги, как между деревьев, поодаль, замечаю чёрную фигуру: зубастый мужик. Тут же поворачивает голову, уставившись прямо на меня. Вот же гадство! Долбаная Лана, долбаный штаб! Я мог бы сейчас тихо-мирно всех перебить и без спешки тащить Ру и детей к точке эвакуации, но вместо этого несусь в лес, как удирающий заяц. Может, прикажете ещё следы путать? Стыд какой… Радует, что хоть огнестрела в этом бункере нет, я специально Ру спрашивал насчёт обороны в случае чего. Тогда, до его отъезда, меня этот факт встревожил, а сейчас получается, что всё к лучшему: не получу пулю в жопу, да и фору это даёт.