Идеальная жертва (5)

За полотенцами попёрлись аж в Эссенбург, сеструха заявила, что хочет пройтись по столичным магазинам. Народу — полвагона, мутантов лишь пара человек. Ну, и мы. Пообнимались с Берт, а дальше она уткнулась в браслет и всю дорогу с кем-то переписывалась. Новый «краш»? А я сел пялиться в окно. Конечно, есть книжка, но хочется отдохнуть от неё и бесконечного чтения «Мальтийского сокола». Давненько я не ездил в столицу, тем более на поезде. Чем дальше на север, тем пейзаж становится менее зелёным, здесь листья ещё только распускаются. Да и погода так себе: редкие поначалу облака сбиваются в кучи, пару раз дождь моросил по стеклу. Как люди тут живут, в холодине этой? Хорошо хоть в Эссенбурге дождя не предвидится: облака высокие, светло-серые. Зато на выходе из вагона меня обдало таким пронизывающим ветром — очень гостеприимно, дорогая столица, спасибо, — что я сразу оценил предусмотрительность Берт, которая достала из рюкзака кофту и застегнулась под горло. А у меня — лишь футболка. Да и чёрт с ним, не помру, но где это видана такая середина мая?! Берт почему-то не торопится покинуть перрон: еле ползёт, крутит головой по сторонам, а затем и вовсе дёргает меня за руку, чтобы остановить. — Подожди здесь, — указывает на скамейку. — Я скоро. Надеюсь. «Скоро» затянулось так, что у меня руки гусиной кожей пошли, все волоски до единого дыбом встали. Ну почему женщины не умеют ходить в туалет оперативно? Скамейка низкая, ощущение словно на земле сидишь, колени выше ушей. Ещё и народ шляется по перрону туда-сюда, цепляясь сумками за мои ноги и строя осуждающие морды, — как будто я обязан складываться на манер подзорной трубы. Да, хоббиты, вот такой я высокий, нехрен завидовать. Очередной поезд, с запада. Перрон наполняют люди, я пытаюсь поджать ноги ещё больше, уже чуть ли не коленями назад согнуть, как вдруг среди толпы наконец-то замечаю Берт, а рядом с ней… Владу! — Я не понял, вы в сортире, что ли, случайно пересеклись? — Чё? — Берт смотрит укоризненно. — С чего ты взял? — Ну, я думал, ты там. Где ещё можно торчать три часа? Она фыркает, а мы с Владой тем временем обнимаемся. — Отлично выглядишь! Очень… — киваю для убедительности, — прям да. Оглядываю старшую сестру. Изящная такая, в сером брючном костюме, волосы уложены, духами пахнет. Тёмно-синий платок на шее завязан каким-то хитрым узлом — похож на крепежи в нашей вертушке. Небось, дома скучно сидеть, вот и нарядилась, как на праздник, сияет вся. Да и мне хочется улыбаться, глядя на неё. Молодец Берт! Вдвойне молодец, что не притащила Розамунду. — Ну вы даёте, конечно! Решили включить меня в секретный женский клуб? Если что, в примерочную с вами не полезу. — Да ты вообще туда не поместишься, — Берт со всей дури хлопает меня по заднице. — Жопу-то наел! — Где?! Какие штаны носил, такие и ношу. — Значит, померещилось. А ты уж сразу разволновался — не поправился ли? А то Эрик разлюбит… — Очень смешно! Влада строит Берт осуждающую физиономию, и та неожиданно становится серьёзной. — Ладно, извини. Хреновая шутка. И Влада поглядывает на меня с каким-то вроде сочувствием. Точно уже кости перемыли. Так что я принимаю деловой вид и указываю на выход из вокзала. — Идём? Топаю к дверям, словно ледокол, — хотя по большей части люди сами расступаются и отходят, — а за спиной сёстры щебечут вполголоса. Судя по тону, что-то значительное и серьёзное, даже не смеются. Четыре остановки до мебельного. В автобусе мы — единственные мутанты. Некоторые косятся, но скорее с любопытством, чем с агрессией. Всё-таки столица, народ должен быть культурный. Да и годы идут, сглаживая проблемы сегрегации. Однако расслабляться не стоит, и во мне уже проснулось давнее чувство: я должен защищать сестёр. *** Мебельный даже через маску оглушает букетом химических запахов, лаков и красок, и я морщусь. Переглядываюсь с Берт, которая тоже натянула намордник с фильтрами — подготовилась к походу по магазинам. И только Владе пофиг. Везёт. Три этажа, безбрежное царство плитки, светильников, кабелей, тумбочек, аэрозолей и унитазов. От одного взгляда на такое количество вещей начинает болеть голова. — О, смотри какая классная! Вам точно такая нужна! Услышав за спиной голос Берт, оборачиваюсь и любуюсь на сеструху, завернувшуюся в блестяще-синюю штору для душа, будто в вечернее платье с разрезом до бедра. Она и ногу в обтягивающе-белых штанах эффектно выставила. Босоножки сегодня другие, розовые с бусинами, но тоже на каблуках. — Ну... — кривлюсь скептически. Берт оскорблённо пучит глаза. — Я что, тебе не нравлюсь?! — она шевелит высунутой из-за шторки ногой. — Да ты, понятно, богиня. Но... Она не слишком блескучая? Как-то по-бабски. Сестра авторитетно заявляет: — Главное, что ультрамарин! Самый нужный оттенок. Эрик оценит, я гарантирую. Набрав воздуха, выдаю решительное: — Берём. Ладно хоть полотенца выбирала Влада — наш младший шилопоп в этот момент унёсся в отдел с лампочками, — так что взяла несколько штук умеренно-голубого цвета. Тут как раз прискакала Берт, зажав под мышкой настольную лампу с тканевым абажуром и почему-то горшок с кактусом. Абажур я одобрил. Кактус — нет. Насчёт вешалки не сошлись во мнениях. Подставку для обуви выбрал я сам — сам! — и даже слегка возгордился своим эстетическим вкусом. К подставке Влада принесла две пары бежевых тапочек: пушистые и потому выглядят гротескно-огромными, хотя на мои ноги малы, как обычно. Что поделаешь, придётся ходить так — с пятками, свисающими с задников. Ещё Берт раздобыла плафон для лампы в прихожей. Молочно-белый, красивый. Насчёт него мы единодушно согласились. Обойдя всё по кругу, мы снова оказались рядом с полотенцами. Не магазин, а лабиринт какой-то. Слова Берт насчёт «рванины» всё-таки засели в голове, так что, приметив рядом нечто большое, махровое и голубое — подходящий цвет, я запомнил! — поднимаю за угол, изучая необъятное полотнище. Сеструха тут же подскакивает, чтобы проконтролировать мой выбор. — В сауну собираешься? Однако тут она делает большие глаза, словно в голову пришла увлекательная мысль, расплывается в похабной улыбке, набирает воздух… Но я вперяю в неё взор поверх полотенца и угрожающе понижаю голос: — Не вздумай это сказать. Берт показушно сникает, ворча: — Зануда… Однако всё же бросает в меня мысленным образом: я в позе Венеры Милосской — только с руками — стою посреди сауны, прикрывшись веником, игриво хлопаю огромными ресницами и строю бантиком ярко-розовые губы. — Ах ты ж! — отпустив полотенце, припускаю за ней вдоль стены с образцами фурнитуры. Визжа и смеясь, Берт добегает до Влады и прячется за её спину — что сложно, учитывая их разницу в телосложении, — но я всё же вытаскиваю её из укрытия и прикладываю по заднице. — Ай! — она оскорблённо хватается за место ранения. — Дурак, что ли? Больно. — Прекращайте! — шипит наша Всегда Серьёзная и Идеальная Старшая Сестра. — Тут люди! — Ну а как ты хотел? — Берт тоже понижает голос. — Семейная жизнь — она такая, нужно соответствовать. Бельишко там, чулки… Она снова скептически оглядывает мою фигуру, словно мысленно примеряет на неё гардероб распутной домохозяйки. А я тем временем замечаю, что мы оказались в отделе кухонных принадлежностей. — Нет уж, я по классике: халат, бигуди и скалка, — схватив с полки рядом увесистую скалку с узорами, подбрасываю её, перехватываю как биту и примеряюсь к заднице Берт. Однако подошедшая Влада выхватывает моё оружие и аккуратно кладёт на место. — Ты видел, сколько она стоит? — Нет, — ищу взглядом ценник. — Хренасе! — Я в кафе! — кричит упархивающая вдаль Берт. Мы с Владой переглядываемся: прямо как в детстве, когда мелкая носилась вьюном, а мы обязаны были её искать — то по дальним дворам, то и вовсе на деревьях. Всё-таки Влада сегодня странная. Если в нашу прошлую встречу, в части, я пытался поймать её взгляд, то теперь она заглядывает мне в лицо. А иногда, глядя на полки с посудой, улыбается слегка. Как будто задумалась о чём-то. В ответ на очередной её взгляд решаю поддержать культурную беседу. — Как мальчики? Сестра улыбается так солнечно, будто я ей комплимент сделал. — Нормально. Быстро отводит взгляд на гору кастрюль рядом, но снова смотрит на меня — и снова улыбается. — М-м… Хорошо. А муж? Вроде ему повышение обещали? — Это было два года назад, — кривится скептически. — О, извини. Время летит. Так что, дали? Она снова смотрит на кастрюли и на этот раз задерживает взгляд на них. — Мы разводимся. — Чего?! — Ну, вот так. — Он что-то сделал? — в моём голосе невольно прорезается рычание. — Нет. Нет-нет, — Влада смотрит на меня и даже успокаивающе берёт за руку. Тут же отпускает. — Просто так сложилось. Люди разводятся, в этом нет ничего необычного. Или катастрофического. — Ну да. Нет. Если она не хочет обсуждать эту тему, я тоже промолчу. Умею быть тактичным, если нужно. — А у тебя как дела? — Нормально. Как обычно. Мы ещё пару раз переглядываемся, смущённо улыбаемся друг другу, и я, сделав вид, будто вспомнил что-то, сбегаю в глубь лабиринта стеллажей. Терпеть не могу это неловкое молчание. Так, что тут у нас? Десятки каких-то металлических полочек, палочек… Сантехнические прибамбасы, шланги, переходники… Вдруг, среди общего гула и тихой магазинной музыки, мой тренированный слух улавливает обрывок фразы: «Вампирская подстилка». А я не думаю, что поблизости есть мутанты, кроме нас. В кровь бухает адреналин, и я сворачиваю к источнику звука. Крадусь вдоль стеллажа с подставками для мыла и зубных щёток, будто среди зарослей, полных врагов. Ну давай, сучёнок, скажи ещё что-нибудь. Но вместо этого — другой голос: «Что, работала много? Теперь такая дыра, что нужен побольше?». Звук громче, я на верном пути. Бедная Влада, всю жизнь ей достаётся. В Данбурге, бывало, отморозки принимали её за обычную и наезжали, что таким не место среди мутантов. Среди людей она всегда носит серые линзы, даже я уже забыл, что на самом деле глаза у неё фиолетовые. Притворяется, скрывает свою природу, боится за сыновей — проявятся ли у них с возрастом признаки генномодифицированных или повезло. Теперь — вот. Развлеклись, блин, покупками. Очевидно, эти идиоты решили, что я её парень, и взялись бороться за чистоту расы. Сейчас я им покажу «евгенику»! Из джунглей стеллажей выбираюсь правильно, как раз за спинами выродков. Хоть и крепкие, но их всего двое, вот это самонадеянность. Перед ними — лицом ко мне — испуганно хлопает глазами Влада, и пока она не успела поднять взгляд на меня и этим испортить сюрприз, я сжимаю загривки недоносков. — Привет, ребятки. Что, мутантов не любите? Женщина неподалёку притормаживает, уставившись на нас: взгляд одновременно тревожный и любопытный. Отворачивается, продолжает движение. Тем временем я тяну придурков вверх, заставляя встать на цыпочки, а у Влады прорезается голос: — Син, не надо! Более того, она подскакивает к нам и, вцепившись холодными тонкими пальцами в моё запястье, дёргает вниз. Чисто номинально, можно не обращать внимания. Выродки молчат, только похрипывают. Ну правильно, что умного можно сказать, когда тебя тянут за шею будто морковку из грядки? Только остатки благоразумия удерживают меня от того, чтобы дёрнуть как следует: хочется проверить везение этих уродов — паралич или смерть? Вокруг — на расстоянии — уже собралось несколько человек, переговариваются, однако не лезут. «Здесь камеры! — мысленно шипит Влада, повиснув на моей руке. — Тебе нельзя!» Конечно, нельзя. Офицер избил двоих гражданских, засветившись в новостях, — то-то Главный будет орать. Да и хрен с ним! Ярость колотится в груди, пульсирует в висках, отключая разумное соображение, требуя сжать пальцы сильнее, а лучше стукнуть уродов лбами и, когда они повалятся на пол, бить ногами до тех пор, пока все их органы не превратятся в кровавый кисель, — потому что я никому не позволю оскорблять мою сестру! Однако внезапная мысль охлаждает кипящую кровь. Настолько, что я даже замираю, уставившись в пространство. Эйруин. Если меня загребут, о нём некому будет заботиться. Он останется один, и некому будет читать «Мальтийского сокола», а ему нравится эта книга. Чувствуя послабление, уроды выворачиваются из моих рук, отскакивают на безопасное расстояние, покашливая и растирая шеи. Однако стараются выглядеть бодрячком, — будто это они контролируют ситуацию. Исподлобья оглядывают нас с Владой, которая продолжает удерживать меня за руку. Переглядываются. Один мурлычет — тихо, но вполне разборчиво: — Подкаблучник. Как раз в этот момент позади него возникает Берт: на голову выше, ухмыляется довольно. — О, братец, так ты, оказывается, подкаблучник? Ну, придётся мне вступиться за твою честь. Придурок быстро разворачивается к ней. — Это не твоё дело, тут мужской разговор, — голос звучит резко. Занервничал. Второй тоже оглядывается настороженно: они явно не рассчитывали, что мутантов будет двое. — По какому поводу разговор хоть? — Берт с показным любопытством смотрит на меня. — Просто недопонимание! — встревает Влада на повышенных тонах. — Ничего серьёзного. — Они оскорбляли твою сестру, — спокойно выдаю я. Берт тут же меняется в лице, сгребает ближайшего недоноска за свитер и рыкает в лицо: — Пойдём выйдем. В её исполнении оскал выглядит не так эффектно, как у меня, — а вот нечего было зубы переделывать! — но на придурков производит впечатление. Первый оглядывается на Владу с очевидной растерянностью, второй бегает взглядом между всем нашим семейством, прикидывая расклад сил. Оказывается, мутантов даже трое! Вот это поворот! — Может, хватит, а? — Влада несчастно хмурит брови. — Давайте просто разойдёмся. — Прости, сеструха, — Берт, наоборот, сияет энтузиазмом, — это исключено. Она направляется к выходу из торгового зала, выродки бодро топают за ней, а замыкаем процессию мы с Владой, которая расстроенно бормочет под нос: «Вот почему всегда всё заканчивается дракой… Нельзя просто спокойно погулять…» Молча идём и идём: здание огромное, а Берт направляется к парковке грузовиков позади него. Облака на небе рассеялись, стало по-майски солнечно, ветер ослаб, но по-прежнему холодный. Вот и площадка позади магазина. Поодаль стоят три фуры, но людей не видно. В другую сторону — пустырь, сквозь прошлогодний сухоцвет пробиваются свежие сорняки. Камер поблизости нет. Влада, видимо, не оставляя надежды прекратить происходящее, повышает голос: — Но вы же не будете драться с девушкой? Это как-то… Один из придурков оглядывается на неё с ухмылкой. — Чё это? У нас же равноправие. Сестра просительно смотрит на меня, но я лишь пожимаю плечами и мысленно говорю: «Берт лучше не портить развлечение, а то будет дуться неделю». Сама Берт добавляет агрессивно: «Вот именно!» Влада, тяжело вздохнув, поджимает губы и принимается разглядывать бегущие по небу облака, похожие на клочья кипенно-белой ваты. Берт расстегивает босоножки, сбрасывает небрежно и для разминки подпрыгивает несколько раз. В отличие от меня она не стрижёт ногти на ногах, благо климат Данбурга позволяет круглый год ходить налегке. Мне-то, в форменных ботинках, ногти сильно мешают, а вот сеструха носит обувь с открытым носом, чтобы в полной мере пользоваться своими преимуществами. В данный момент они накрашены светлым лаком, чтобы не привлекать внимания. А потом будет сюрпри-и-из! Тем временем выродки тоже разминаются. Заметив это, я прищуриваюсь. Чёрт, как хочется набить им морды! Но лучше не начинать, а то и правда не смогу остановиться. — Вы куда вдвоём мылитесь? Драка один на один. Они переглядываются, но более высокий и накачанный сразу кивает своему дружку и смотрит на Берт. Второй отступает. — Не-е, пиздёныш, топай вон к той белой линии, — указываю ногтем на разметку парковки. Второй возмущённо кривится, и я не могу удержаться — делаю шаг к нему, подавляя, так сказать, авторитетом, то бишь разницей в росте. — Зашёл за линию и стоишь. Хоть пальцем пересечёшь — сломаю обе ноги. Доступно? — А вы чё? Втроём на одного? — хорохорится он в ответ. — Мы тоже зайдём за линию, — Влада хватает меня за руку и тянет. — Только за другую. Первый оглядывается на своего дружка и что-то показывает пальцами в воздухе. Второй, наконец-то сообразив, лезет за камерой, наводит на место будущей драки и насмешливо ухмыляется, глядя на экран и что-то там настраивая. — Господа и дамы! — развязно повышает голос. — Сейчас вы увидите, как нужно ставить на место дегенератов, которые возомнили, что им всё можно. Но мы на страже! Давай, покажи этой сучке! Ну и придурок. Влада рядом со мной утыкается лицом в ладонь и качает головой. Качок явно занимался боксом: выставляет вперёд кулаки и по-бычьи наклоняет голову, топчется вразвалочку, поводит плечами. А Берт пританцовывает вокруг, то — с улыбкой — делая обманный рывок к нему, то вновь отскакивая назад. Словно бабочка вокруг медведя. Ну, если не считать, что она выше ростом. Кружение продолжается. «Оператор» отпускает комментарии насчёт трусости мутантов. Качок, кружась за Берт, уже раздражённо фыркает, то и дело пытается достать её, но она легко избегает его кулаков. Правильно, быка нужно раздразнить, тогда, в порыве ярости, он начнёт ошибаться. Сравнение очень даже уместное: боевые потанцульки Берт — и в самом деле испанская система, с её собственными доработками. Лёгкость и точность. Акцент на удары ногами — это сама Берт придумала, чтобы пользоваться преимуществом в виде острых ногтей. Со стороны выглядит несолидно, но, если попасть под удар, мало не покажется, я проверял. Наконец, решив, что урод созрел, Берт подпускает его ближе… И пока инерция понесла его тело вслед за кулаком, Берт уже оказывается позади и со всей дури бьёт коленом по почкам. Качок было летит вперёд, но всё же удерживается на ногах, разворачивается — и получает коленом в живот. Берт быстрая, как и я. И снова отскочила, кружится, посмеиваясь. «Оператор» подбадривает товарища. Тот зло сопит. Выплёвывает: — Что, только со спины можешь? Берт мгновенно наступает прямо в лоб — качок закрывает торс локтями — и лягает его в бедро. Так, пошла жара. Берт легко уворачивается, кружась вокруг топчущегося качка уже на короткой дистанции, и, когда он в очередной раз закрывается, проезжается маникюром по его предплечьям — рваная царапина тут же наполняется кровью, а качок, взбесившись, бросается вперёд… …И получает коленом в живот. Тут же, со спины, удар под колено — нога подламывается, и урод рухает на колени. Быстро разворачивается назад, к Берт, — как раз чтобы подловить движение её колена по направлению к его морде. Дёргается назад, успевая отклониться… И, чтобы не повалиться на землю, ему приходится опереться на ладонь. Я не могу сдержать злорадной ухмылки. Именно этого Берт и добивалась обманным ударом — чтобы он убрал руки от торса. В следующее мгновение она бьёт по-настоящему: выпрямляет ногу и проходится ногтями по шее выродка. В глазах того вспыхивает недоумение, он хватается свободной рукой за шею, зажимая рану… Тут бы его и добить, конечно, но Берт отступает. Легкомысленно приплясывает вокруг, напевая: — Вставай, тряпка. Пока второй возмущается про «подлый удар», «нарушение правил» и грозит полицией, качок по-прежнему зажимает горло ладонью и пучит глаза. Берт останавливается перед ним, упирает руки в боки. — Я ничего важного не задела, так что хватит играть на камеру. Вставай и дерись! Или можешь сразу извиниться перед моей сестрой. Перекошенный от злости, качок поднимается, отнимает руку от шеи, смотрит на неё и вытирает о штаны. Встаёт в стойку — заторможенно, слишком лениво… …А Берт на этот раз не тянет резину долго — подскакивает и выдаёт ему самый что ни на есть классический хук в челюсть. Когда это она успела боксу научиться? Урод, пошатавшись, валится в нокаут, и Берт тут же седлает его грудь. Не удержавшись, выпаливаю мысленное: «Рёбра!». Это вам не рука или нога, в такой позе она легко может раздавить ему грудную клетку, а это хреновая травма — или смертельная, если не повезёт. И отягчающее обстоятельство, если дойдёт до суда. Берт поднимает взгляд, искрящийся весельем: «Не боись, братуха, всё под контролем». Строит глазки в камеру и, приподнявшись, похабно елозит промежностью взад-вперёд по грудине урода. — Не-не, ты снимай! — повышает голос на «оператора». — Смотри, как я могу! Крутит бёдрами, параллельно встряхнув руками волосы, призывно облизывает губы. «Оператор» сопит недовольно, но снимает, деваться некуда — сам же устроил прямую трансляцию, теперь слабо отключиться, зрители лохом назовут, рейтинг занизят или что там у этих сетевых дегенератов. Тем временем лежащий придурок пришёл в себя: кряхтит, извивается, стараясь освободить руки. Берт игриво тянет: — Расслабься, малыш, — несколько раз подпрыгивает сильнее, чтобы установить субординацию, а затем тычет указательным пальцем ему в нос: — Пунь! Сжимает его нос двумя пальцами и уже серьёзно говорит: — Ну что, урод, давай. Извиняйся или сломаю. «Оператор» окончательно зассал и всё-таки опустил камеру. Руки так и чешутся ему тоже дать по шее. Влада просительно тянет: — Да не надо… Но Берт не отрывает взгляда от лица качка и держит его за нос, словно собирается выключатель повернуть. — Три. Два. — Извините, — вопит тот до смешного гнусаво. Берт зажимает нос себе и передразнивает: — Звини-ите… Урод. Спрыгивает. Отступает на пару шагов. Театрально кланяется зрителям, то есть нам. Обувается. Крутая у меня сеструха, аж гордость берёт! Выродки бухтят, сваливая, но мы уже не обращаем на них внимания. Пока возвращаемся обратно к центральному входу в мебельный, я чувствую в сознании аккуратно щупающие пальцы Влады. Вопросительно смотрю на неё. Сестра было отводит взгляд, но затем всё же решается: — Что-то случилось. Ты сам не свой. — А чей же? Я всегда такой. — Нет. Что-то не так. Ты весь… — она взмахивает руками, — кипишь. «Киплю» я! Что за чушь! Конечно, хочется закрыться и сказать, что всё в порядке. Но это всё же семья. Кому рассказать, если не им? Вот уже и двери магазина. Влада смотрит обеспокоенно, и Берт тоже оглядывается на нас. Ладно, чёрт с ним. Бухаюсь на скамейку. Подумав, могу сказать только: — Пиздец. Разглядываю ноги передо мной: розовые босоножки Берт, её грязные после драки пальцы с длинными перламутровыми ногтями, и маленькие тёмно-синие туфли Влады. Спустя минуту всё-таки начинаю давиться словами: — Там у Эрика было задание. И всё пошло не по плану. Они… Короче, они его закопали. Похоронили. Ну, я рванул туда, вытащил. Думал, не выживет. А он… Очнулся, но ничего не помнит. Берт, возмущённо подавившись воздухом, повышает голос: — Ты вообще ахуел — молчать о таком?! И где он? — В районной больнице. С марта ещё. Влада садится рядом и обнимает меня за плечи — непроизвольно хочется освободиться, но я остаюсь. — Да ничего. Нормально. Зато живой. Остальное фигня. — Покажи, — Берт настойчиво касается моего сознания, чуть не лезет внутрь своевольно. — Не буду я ничего показывать! — перехватываю её и отпихиваю. — Тихо! — сознание Влады возникает между нашими как мягкая спасательная подушка. — Тебе что, драки не хватило? — Не хватило! — Берт, не удовлетворившись ментальным натиском, уже сама подступает ко мне. — Я не могу быть спокойной, когда тут такое, а он молчит! — А зачем тебе его побитая морда?! — я вскакиваю и тоже повышаю голос. — Сказано же — в больнице, повреждение мозга, хренли тебе ещё надо?! — Заткнитесь! — вдруг рявкает Влада громче нас. — Оба! От неожиданности мы и вправду притихаем. Видать, сильно её достало, если уж наша милая тихоня начала орать. — У меня двое сыновей, думаешь, я орать не могу? — Ясно. — Смотрю на Берт, которая недовольно закатывает глаза, однако молчит. — Что, вернёмся к покупкам? *** В магазине к нам всё-таки подошёл администратор — одним боком прячась за охранника. Так и разговаривал, будто в любой момент готов шмыгнуть за широкую спину. Влада, как самая милая и человекоподобная из нас, любезно поулыбалась, сказала, что недоразумение решено и мы готовы продолжить покупки в этом замечательном магазине. Мы, на заднем плане, выражали доброжелательность как могли: Берт строила глазки охраннику, а я солидно кивал время от времени. День закончился без происшествий. Домой я вернулся поздно, с охапкой коробок и упаковок, и сразу лёг спать.