Идеальная жертва (5)

Утром, стоит разлепить глаза, утыкаюсь взглядом в лицо Эйруина. Лежит рядом, на моей подушке, и смотрит — внимательно, не моргая. Ну, как он любит. А меня сразу накрывает тревогой. — Что? — ну вот, я уже звучу как напуганная истеричка. Ру лишь слегка качает головой, не отрывая взгляда от моего лица. Выглядит спокойным, и отзвуков его сознания я не чувствую. Скорее всего, закрылся от меня. Но это тоже неплохо, значит, уже способен контролировать свои мысли. — М-м. Чай будешь? «Да». Опять он не разговаривает вслух. Что ты будешь делать… Стягивает покрывало, чтобы встать, но я перехватываю его руку. — Лежи, я принесу. Конечно, мне бы сейчас хотелось совсем другого — впервые за миллион лет мы проснулись вместе, в одной постели, — но кто обещал устроить Эйруину романтику и ухаживания? А также доказать, что он мне нужен не только для секса? Я. Значит, завариваем чай и ждём, пока кровь отхлынет от стояка назад в голову. Приношу в комнату чашки и тарелки с блинчиками. Хм, почему мы раньше так не делали? Даже не знаю. Типа, мы такие правильные, едим на кухне, а «завтрак в постель» только больным положен. Нужно будет поработать над этими стереотипами. В кои-то веки чувствую себя отдохнувшим — это из-за лекарства Като? — и настроение отличное. Впереди два выходных, а вчерашние события кажутся сном, растаявшим в ярком свете солнца. Ничего, мы со всем справимся. — Хочешь ещё чего-нибудь? Морковные чипсы? Могу забабахать. Может, кино посмотрим? Эйруин кивает равнодушно. Спустя полчаса замечаю, что вместо экрана он смотрит на меня. Прислонился головой к стене и изучает. — Что? — ставлю фильм на паузу. Ру не отвечает. Только разглядывает. Поднимает руку, замирает ненадолго, но всё же прикасается — проводит кончиками пальцев по моей щеке. Чёрт, это выглядит… жутковато. Снова он похож на психа-отморозка, как тогда, в самом начале. Как будто примеряется расчленить меня и на обед потушить «щечки мутанта с гарниром». «Хватит нести херню. Я всё слышу». — Ну извини, уж подумать ничего нельзя. Ты чего? Фильм скучный? Ру качает головой. Проводит пальцем по моему носу. — Может, всё-таки скажешь? Хоть что-нибудь? Его глаза безотрывно следят за пальцем, который спускается с моего носа на ямочку над губой. «Я тут подумал. Если ты умрёшь, это будет пиздец». — О, угадал, хоронит меня. День ото дня не легче, а я-то надеялся. Теперь его понесло в экзистенциально-депрессивные дали с нотками гадания по лицу: моя интуиция говорит, что люди с такой формой носа долго не живут. Палец перебирается на губы, легонько обводит. Щекотно. Сползает вниз по подбородку, чуть цепляясь за проступившую щетину. Когда Ру добирается до кадыка — пальцем и взглядом, — я, не выдержав раздражающей щекотки, перехватываю его руку. — Да посмотри ты на меня! Поднимает безэмоциональный взгляд мне в глаза. «Я вспомнил». Показывает картинку: серые руины зданий, сквозь горчичные клубы дыма просвечивает тусклый кружок солнца, а на земле изломанные тела брошены, как ненужные вещи. Кто-то без головы лежит в луже густо-бордовой крови, а рядом — я. Застывший взгляд в небо, кровь на губах не пузырится. Дыхания нет. В груди противно тянет. Всё-таки собственный труп — то ещё зрелище. — Хэй! — машу рукой перед лицом Ру. — Привет, я вообще-то здесь. «До следующего раза. Везение не вечно». Ровный голос в моём сознании звучит так уверенно, что и вправду становится не по себе. Как там звали пророчицу, которая предсказывала лишь плохое, за что её убили недовольные сограждане? В принципе, их можно понять. — Нет уж! Я не намерен умирать. «Тогда я, — Ру всё такой же, отстранённый и равнодушный. — Уж на двоих удачи точно не хватит». Пытаюсь затолкать воспоминания обратно в глубь памяти, но они навязчиво встают перед глазами. Яма. Густые запахи сырой земли и мокрой травы. Тягучий скрип надломленной ветки над головой. Чёрные рукава униформы, грязь и синяки на белой коже. Не выдержав, сгребаю Ру в охапку, глажу по костлявым лопаткам, зарываюсь лицом в волосы. Такой уютный запах — единственный в мире, лучший, идеально-успокаивающий. Как бы я мог его лишиться? «Но это ладно, у тебя семья, друзья. А у меня — ничего. Не знаю, как буду без тебя». — Это ты чего, — отодвигаюсь и возмущенно смотрю в спокойное лицо Ру, — прикидываешь, кому из нас лучше умереть? «Мне, конечно». — Прекращай! Невежливо бухаю Ру обратно, лицом мне в грудь, но он не сопротивляется. Наоборот, крепко обнимает и утыкается носом под мышку. «Ты знаешь, что я прав». Хочется огрызнуться раздражённо, приказать, чтобы выбросил эту чушь из головы, а то и поцеловать его крепко, кусая за губы, затыкая рот, чтобы прекратил эти мысли. Но Ру и в самом деле прав. Никто не знает, на сколько хватит его везения. Утром ты — капитан, а вечером — труп в гробу. По молодости о подобном исходе не думаешь, силы и энергии через край, да и не веришь, что когда-либо умрёшь. Смерть — то, что случается с другими. Но сейчас, после того, как я практически выкопал Ру из могилы, я не могу легкомысленно отмахнуться от этого разговора. И всё это так гадко, противно — чувство, что ничего не контролируешь, не можешь ничего обещать, а ведь от тебя другой человек зависит… А ты в любой момент можешь его подвести. Не зная, что делать, подгребаю Ру ближе, второй рукой подхватываю под колени — хочется обнять его целиком, прижать к себе, хотя не так-то просто сделать это с мужиком, который ростом с тебя самого. Неожиданно для себя выдаю: — Я уволюсь. Эйруин молчит. — Слышишь? — пытаюсь заглянуть ему в лицо, но он только вжимается глубже мне под мышку. — Оба уволимся. Но Ру качает головой. — Почему нет? «Ты же не можешь без этого. Без армии». — Ну и что? Подумаешь! В понедельник пойду и подам заявление. «Ладно». Его руки гладят мою спину. И я чувствую, что Ру не верит. Конечно, я в армии с малолетства, и представить увольнение по-настоящему страшно. Добровольно отказаться от звания, должности, от моего кабинета? Просто выйти из дверей, зная, что никогда не вернусь? Бросить, по сути, всю свою жизнь? И куда я пойду? Так что скепсис Ру вполне оправдан. Вот только если я что-то сказал, то от своих слов не отступлю. Так странно: близость Ру, тепло его тела даёт настолько приятные чувства, но при этом секса не хочется. То есть я бы не отказался, конечно, но ведь и так хорошо. Ведь и в самом деле он нужен мне не только для этого. А просто рядом. Зарываюсь лицом в белые волосы, вдыхаю полной грудью, наслаждаясь запахом. Даже запах шампуня Ру кажется особенным, уникальным, как будто только у него такой есть. — Я тебя люблю. Молчит. Вздыхает. А в моё сознание пробирается горечь. — Что опять не так? «Я этого не заслуживаю». — Здрасьте, приехали. Вырывается, с агрессией выпаливает: «Ты не знаешь!» Раздражённо встряхивает длинной чёлкой, чтобы убрать, но она снова падает на глаза. Показывает россыпь воспоминаний — тактильные ощущения и эмоции. Злость. Ощущение того, как выкручиваешь противнику кости, ломая. Острое удовольствие от чужой боли, чувство превосходства. Пальцы забираются в тёплую мокрую рану, нащупывают скользкие внутренности, дёргают на себя. Желание бить ещё, грызть, рвать, убить. Ненависть к миру, ко всем — кто презирал, и насмехался, и бросил. Ненависть даёт силы драться дальше, до предела. Выжить. Ру отодвигается дальше, к краю кровати. Ставит локти на колени, опускает голову, разглядывая пальцы, — длинные волосы свешиваются, закрывая лицо. «У меня нет твоих этих идеалов. “Победим злодеев, спасём мир”… Нахрен это всё! Я любого могу убить — плохого, хорошего. Без разницы. Тех, кто мне помогал. Думаешь, я сомневался?». — И что? Это в прошлом. «А из чего, по-твоему, возникает настоящее? Из прошлого. У меня нет ничего другого. Внутри. Только всякая дрянь». — Это не так. «Так! Что ты вообще обо мне знаешь?» Ну всё, меня достало это самобичевание! Напрыгиваю на Ру сбоку, крепко обвиваю и руками, и ногами, чтобы не вырвался. — Я всё о тебе знаю. А почему? А потому что в уставе написано: «Командир обязан всесторонне изучать личный состав путем личного общения с ним, знать деловые и морально-психологические качества подчиненных». Ясно, лейтенант? А ещё я знаю, что ты вписался на Альфу, чтобы помочь. Так что нехрен строить из себя злодея. Пытаюсь нырнуть под его космы, чтобы поцеловать, но Ру уворачивается. «Ага, и чем кончилась моя помощь? Ни одной сволочи больше в жизни не помогу. Пусть хоть сдохнут все — я не почешусь». Я всё же дотягиваюсь до его лица и чмокаю куда-то в район губ. Ру отодвигается, убирает волосы. Пальцы мелко дрожат, но слушаются: заправляет волосы за уши, а ведь не так давно мелкая моторика ему совсем не давалась. — Ну да, хреново вышло. Но всё равно, я знаю, что ты — из хороших парней. Тех, которые помогают. И ты мягкий. М-м… — задумываюсь в поисках подходящего эпитета. — Милый. «Я? — насмешливо распахивает глаза. — Ты что, грибов объелся?» Ржём на пару и в итоге валимся на кровать. Ру вроде успокоился. Уже без этого своего отчаяния. Но всё же, глядя в потолок, говорит мысленно: «Я не хочу это помнить. Сплошное дерьмо». Нащупываю его руку, глажу пальцы. — Я знаю. Но ведь сейчас всё нормально. Это всего лишь прошлое, его больше нет. А сейчас у тебя есть я. Я классный. Ру перекатывается ко мне, склоняется над лицом, смотрит. Волосы эти… Скорее бы уже прошла болезненная чувствительность кожи, чтобы он мог постричься. Наклоняется к губам, целует легонько и заглядывает в глаза, словно спрашивает разрешения. Как несколько недель назад, когда он ничего не помнил. Конечно, я обнимаю его за шею, ниже шрама на затылке, и тяну обратно. Однако Ру не торопится. Рассматривает мои губы, затем прихватывает нежно и неуверенно, словно впервые. Тело под моими руками напряжено, словно он готов в любой момент отодвинуться. Однако, когда я касаюсь его губ кончиком языка, — приоткрывает их, разрешая войти. Поддаваясь. От этого ощущения сердце сжимает нежностью. Хочется гладить его, целовать всё и везде, быть мягким, доставить удовольствие в первую очередь ему, не думая о себе. Внезапно отвлекает мысль: наверняка это из-за смузи! Поел ведь совсем немного, а нате вам — уже тянет держаться за ручки и целоваться, как голубки. А если бы две порции съел, так рыдал бы уже от избытка чувств. Тем временем Ру сжимает пальцами мою челюсть, требуя вернуться к поцелую, а в сознании звучит: «Ты можешь хоть пять минут не думать про какую-то еботу?» «Извини». Всё-всё, целуемся. И теперь, когда не нужно опасаться внезапных укусов Ру, получается идеально. Нежно и страстно одновременно. Возможно, это мой лучший поцелуй в жизни. Ух, какой я молодец! Аккуратно прикусив напоследок, отстраняюсь и довольно оглядываю припухшие губы. Сочные такие, мягкие… Верхнюю так и тянет лизнуть ещё раз, но Ру, подловив моё движение, отдёргивает голову и, ухмыльнувшись, сам со вкусом облизывается. — Короче говоря, ты мой. Другого варианта нет. Эйруин хмыкает — словно бы пренебрежительно, но я-то чувствую, что он доволен, как сытый слон. — Согласишься? — глажу ладонью спину. Тёплая ткань футболки собирается гармошкой. Ру отводит взгляд в сторону. «А то ты не знаешь». — Я хочу, чтобы ты сказал. Вслух. Улыбка сползает с его лица, между бровей пролегает складка. Ру тяжело сглатывает. Всё так же глядя в сторону подушки, выговаривает принуждённо: — Я… Тебя люблю, — и торопливо зыркает мне в глаза. — А ты? — Конечно, — приподнявшись на кровати, тяну его голову к себе и провожу кончиком языка по щеке, близко к губам. — Куда ж я без тебя? Пока мы целуемся, солнечный свет из окна заползает на шевелюру Эйруина. Кажется, что просвечивает тонкие белые волосы насквозь. Попадает в глаз, и Ру недовольно морщится. Но я ладонью прикрываю его от солнца и тяну обратно, целоваться. Сейчас как будто нет ничего, кроме этой комнаты, летнего тепла и нас двоих. Никаких проблем. Всё отступает далеко-далеко. Но только я забираюсь под его футболку и тяну вверх, чтобы снять, Ру отстраняется. Запнувшись на мгновение, всё же сбрасывает её сам, но затем наклоняется к тумбочке. Берёт электронный браслет. — Я хотел спросить. Ищет там что-то. Показывает экран. Моя фотка. Совсем старая, в учебке на документы делали, мне там вроде восемнадцать. Зачем она ему? Ру смотрит своими чёрно-голубыми глазами — не отрываясь, не моргая, как будто и не дыша, — а у меня внутри мысль о том, что ему нужна моя фотка, отдаётся одновременно теплом и непривычным смущением. — Можно или нет. — В смысле?.. Она же уже у тебя. — Можно оставить? Хочется ответить чем-то легкомысленным, но этот взгляд, буквально вцепившийся в моё лицо, отбивает желание шутить. — Конечно. Мог и не спрашивать. Он кивает и, дотянувшись до тумбочки, кладёт браслет обратно. — Спасибо. Как будто я невесть что ему разрешил. — Теперь, наконец-то, можно? — провожу ладонью по тёплой пояснице, спускаюсь на задницу и сжимаю. Ру довольно усмехается и расстёгивает штаны.