Я смогу

Гокудера вот уже на протяжении целого часа внимательно разглядывал себя в отражении. Сначала напряженно всматривался в лицо, натыкаясь на испуганно расширенные зрачки по-кошачьи зеленых глаз, затем нерешительно переводил взгляд ниже, поворачиваясь боком и с опаской проводя подушечками пальцев по плоскому животу. Он привыкал. Привыкал к мысли, что он ненормальный, фрик. И не просто фрик, а долбанный беременный фрик. Господи, даже в уме это слово страшно произносить. А еще он привыкал к тому, что он все-таки решил не избавляться от будущего ребенка. После практически недельного скитания по различным кабинетам больницы во главе с непривычно трезвым доктором, он узнал о таком, о чем бы предпочел никогда не знать. Шамал в подробностях описал, что ожидает будущего отца, оказавшегося вполне подходящим для полноценного протекания беременности. Уже на этой стадии отцовство требовало немало жертв, как то: Пламенем пользоваться строго-настрого запрещалось, из-за того, что оно, в силу своей специфики, также проходит стадию деления и для плода, то есть ребенок абсолютно точно унаследует способности родителя. Помимо этого приходилось постепенно отказываться от сигарет и начинать, наконец, заботиться о собственном здоровье и питании, а все оставшиеся восемь месяцев придется жить под неусыпным контролем Шамала. Это было необходимо, так как для того, чтобы выносить ребенка, Гокудера имел лишь один этот шанс. И он бы никогда и не за что не пошел бы на это, если бы не одно но. Этот ребенок — частичка Хаято и, черт возьми, Ямамото. И он в свою очередь, как и любой мужчина, хотел ребенка от любимого человека, пусть и таким, более чем странным, способом. Вот только как на такое заявление отреагирует Такеши? Этот вопрос тревожил Гокудеру куда больше остального. А что бы сделал он на месте Ямамото, скажи ему кто, что от него залетел сожитель, причем мужского пола? Сдал бы в психушку или на опыты, однозначно. Да и как неприятно, должно быть, осознавать, что человек, проживший с тобой бок о бок такое количество времени, вовсе и не человек по сути, а какой-то монстр. Непонятный, противный, мерзкий. По крайней мере, именно таковым и ощущал себя Хаято, стоя перед зеркалом в полный рост. И пока Гокудера не разберется со всем этим, он взял с Шамала слово, что тот будет держать рот на замке. А пока нужно подумать, как эту новость преподнести Такеши. Но оставалась еще одна не менее глобальная проблема — должность Правой Руки. Десятый был тем человеком, от которого он не мог скрывать абсолютно ничего. Даже о его нетрадиционной ориентации первым делом узнал именно он. Когда Хаято признавался, у него от страха тряслись все поджилки и заплетался язык, и как же стыдно было сознаваться на испуганный вопрос пятнадцатилетнего босса "Неужели тебе нравлюсь я?", что на самом деле его привлекает этот невозможный кретин, помешанный на бейсболе. Покрасневший больше самого хранителя Тсуна тогда ясно дал понять, что личная жизнь друзей его не касается, лишь бы они, как бы это избито не звучало, были счастливы, а он всегда поддержит их. Затем состоялась банальная пьянка, после которой на поклон Джудайме они ходили уже вдвоем с Такеши: через месяц — чтобы рассказать о том, что они начали встречаться, через три года — что хотят жить вместе. Теперь Хаято находился на пересечение двух огней. С одной стороны, были обязательства перед Вонголой и любимый босс, с другой — личные проблемы, никак не состыкующиеся с первой стороной. Он бы ни за что не оставил Джудайме одного с этими идиотами, вот только сам он сейчас немногим лучше, а то и хуже их. Зачем Десятому Вонголе недееспособный хранитель? Хотя можно, конечно, попроситься на должность дипломата в Италии и убить сразу двух зайцев: остаться полезным семье и постоянно находиться рядом с Шамалом. Осталось дело за малым — разъяснить все боссу и, может быть, поговорить с Ямамото. Выбив у Шамала всяческие медицинские справки и снимки УЗИ (Савада Тсунаеши хоть и был наивным и открытым парнем, все ж имел кое-какой жизненный опыт и не верил в сказки), Хаято отправился обратно в Японию, запретив Ямамото под страхом смертной казни встречать себя в аэропорту. Он был еще не готов не то, что говорить с ним, даже видеть эту улыбчивую физиономию. Но звонок от Хибари "Травоядное, северный выход, и поторопись", раздавшийся, как только Гокудера ступил на практически родную землю, совершенно выбил его из колеи. И, аккуратно прикрывая дверцу спортивного Ягуара под колючий ревностный взгляд Кеи, он было открыл рот, задавшись закономерным вопросом какого хрена тот забыл в аэропорту, как тут же был остановлен злым монологом. — Нечего на меня так таращиться. Выиграл просьбу твой...бейсболист. Так что сиди и не вякай, пока до дома не довезу, иначе — камикорос. У Хаято глаза на лоб полезли — как же это Ямамото умудрился перерасти звание травоядного? И Гокудера, в конце концов, не пицца, чтобы его к порогу доставляли! Что еще за игры? Словно он в первый раз возвращается во втором часу ночи. От такой чрезмерной заботы сводило челюсть, и Хаято тем больше раздражался, чем ближе они подъезжали к родным пенатам. В распахнутых настежь дверях уже стоял бесстыдно довольный и необычайно хитрый Такеши, причем явно не выспавшийся и пытающийся прикрыть свеженькие ссадины и синяки. Понятно, наконец-то выиграл в драке у Хибари, вот почему он теперь не "травоядное". Еще один удар по самолюбию. Все хранители будут расти и совершенствоваться, в то время как Хаято даже притронуться нельзя к атрибуту Урагана. Конечно, это время нельзя будет назвать бесцельно потраченным, только вот он снова будет самым слабым и никчемным из всей команды, прямо как тогда, в будущем без Джудайме, когда он никак не мог понять принцип работы C.A.I. Недовольно нахмурившись и не без удовольствия заехав сожителю локтем в здоровый бок, чтобы сдвинуть того с прохода, Хаято прямиком направился в кровать. Шамал предупреждал, что перелет может не лучшим способом отразиться на самочувствии, а завтра Гокудеру ждал очень тяжелый и насыщенный день.