***
Шон не звонит и не пишет Даниэлю где-то два месяца. Он не может. Он боится того, что происходит в его сердце и душе всё это время. Словно Даниэль этим поцелуем открыл что-то давно спрятанное в глубинах его души, отказываясь под натиском здравого смысла быть обнаруженным. Шон не спит, много тренируется, надеясь, что во время тренировок он перестанет думать о том, что произошло в гостинице, но этот поцелуй не выходит из его головы, как бы он не пытался его оттуда выкинуть. Он, буквально, сам того не осознавая, проходит все стадии принятия давным-давно похороненных чувств к Даниэлю. Отрицание. "Нет, не может быть. Даниэль не мог меня поцеловать, он спал. Точно! Спал! Он же мой младший брат, он не может быть влюбленным в меня, а я в него... нет! Я даже думать об этом не хочу. Мы самые обычные братья, ничего больше и всё на этом." Гнев. "Да как он мог вообще полезть ко мне! Из всех игр надо мной он выбрал именно проверку на прочность? Поиграться с моими чувствами решил?! Я разве мало расплатился за его оплошность? Ему добить меня хочется?!" Торг. "Хотя... может стоит поговорить с ним? Может мы сможем всё забыть, словно ничего не было? А что делать с тем, что я, кажется, что-то испытываю к нему? Нет, я не уверен, конечно, но это что-то очень давнее... Может вновь похоронить эти... чувства, как много лет назад? А получится ли? Стоит попробовать?" Депрессия. "И что же получается, наша семья теперь разрушена? У меня больше никого не осталось кроме него. Мы не можем быть вместе, мне больно думать о таком даже! Я не тот больной извращенец, который влюблен в родного человека... но я не смогу без Даниэля. Дерьмо..." Принятие. "Даниэль влюблён в меня. Абсурд, но это так. Я давно влюблён в него... слишком громкое заявление, но пора посмотреть правде в глаза, сколько я ещё буду от этого бегать? Двойной абсурд, но это так! Я так надеялся, что это больше никогда не всплывёт в моей голове. Ты урод, Диас. Конченный извращенец, поздравляю." Шон откладывает гантели в сторону и идет на скамейку перевести дух. Осознание свалилось на него словно снежный ком и теперь с этим надо как-то жить. Ему, что, и так мало проблем досталось? Садится и подпирает голову рукой, чувствуя, как само нутро скручивается, словно пытаясь выжить его из собственного же тела. Виски болят, глаз щиплет. Ужасная правда терзает его, полностью лишая контроля над собственным рассудком. — Эй, Диас, я тут наткнулся на фотографию твоего младшего братца в соц. сетях. А он такой смазливенький, хорошенький, оказался бы на зоне, с удовольствием по кругу пустили. — Шон слышит мерзкий голос Антонио, занимающегося со своей бандой неподалёку. Тот самый урод, вечно тешащий своё самолюбие за счёт других, уже все на зоне устали от его выходок, но приходится терпеть. Антонию самодовольно смеётся от своей, якобы, остроумной шутки, привлекая внимание всех зеков, занимающихся на тренажерах неподалёку, — Приводи, познакомимся. Или сам уже юнца потрахиваешь? По телу пробегает холодная волна ярости, перед глазами темнеет, а сердце падает куда-то в пятни, заставляя всё нутро Шона вскипеть от злости. "Я могу промолчать над любыми оскорблениями в свою сторону, но за Даниэля убью." Он встает и в три шага настигает зазнавшегося ублюдка, с размаха разбивая тому нос. — Сам напросился. — Антонио бьёт в ответ, завязывая кровавую потасовку, прекратить которую сразу же прибегают тюремные надзиратели. — Шон, Господи, что с тобой? Следующее свидание Шон соглашает через пару дней после потасовки, дав глубокой ране на нижней губе немного затянуться перед встречей с братом. Они снова арендуют в гостинице номер, потому что зреющий серьёзный разговор не должен быть услышан кем-либо в стенах тюрьмы, под присмотром надзирателей или кого-либо ещё. — Лёгкая и непринуждённая беседа с одним ублюдком, не переживай. — Шон слабо улыбается, моментально почувствовав жгучую боль от этого скромного жеста. — Дай посмотреть. — Даниэль подходит к старшему брату, рассматривая зашитую губу и две гематомы под чёрной повязкой на глазу. Шон непроизвольно затаивает дыхание, пока лицо младшего находится так близко. Как только осмотр был окончен, он отшатывается назад, не проронив ни слова. Даниэлю некомфортно, поэтому он начинает разговор первым. — Два месяца не звонил. — Знаю. Был не готов. — Шон качает головой, проходя вглубь номера и присаживаясь на край кровати. Даниэль следует за ним, присаживаясь на небольшой дистанции от старшего, — Нам нужно поговорить. — Шон, насчёт той ночи. Прости и пойми меня правильно. Я больше не могу скрывать свои чувства к тебе. Многие годы молчал и терпел. — Ты мой родной младший брат! Ты о чём вообще думал? Что вообще между нами может быть? — Я осознаю это, Шон. Мне больно, но я осознаю и принимаю всю неправильность этих чувств. Но кто меня... нас может осудить? Несправедливое общество, запершее тебя здесь? Может мёртвый отец? Или Бог?! — Даниэль! — Выслушай, Шон. Я многие годы страдаю по тебе. Из-за любви, из-за страха потери, из-за ужасного чувства вины перед тобой. Ещё немного такой жизни и я просто не выдержу, Шон. — на глазах младшего наворачиваются непрошенные слёзы, а голос подрагивает, когда тот озвучивает раннее заученное признание, — Я знал, на что шёл той ночью. Знал, что ты можешь вычеркнуть меня из своей жизни, что ты можешь возненавидеть и больше не считать своим братом. Но мне будет проще исчезнуть из твоей жизни зная, что я попробовал, рискнул и потерпел поражение, нежели сразу опустил руки. Шон молча слушает Даниэля, про себя понимая, какую тяжелую ношу несёт его младший братец всё это время. Как так получилось, что в тюрьме находятся оба брата. Даниэль вот уже восемь лет заперт в тюрьме своих запретных чувств, с каждым годом слабея под её натиском. Осознание этого обволакивает тело и разум Шона горячей волной, насильно заставляя его увидеть ситуацию с другой стороны. И, самое страшное, что в одном их ситуации схожи: запретные и далеко не традиционные братские чувства давно терзают и не дают свободно дышать, и если один смог заглушить их в себе на долгие годы, повесив на себя ярлык высокоморального человека, то другой утопает в них всё это время, отчаявшись и решившись на радикальные меры. — Иди ко мне. — Шон слабо кивает головой, подзывая младшего подсесть ближе. Даниэль сразу же приближается, судорожно боясь и одновременно нетерпеливо ожидая следующих действий со стороны старшего, — Я не вычеркну тебя из своей жизни, потому что я нуждаюсь в тебе гораздо больше чем думал, enano. Старшему тяжело дались эти слова, пусть они давно рвались из глубины души. Он давно разучился проявлять нежность, даже по отношению к самому близкому человеку на свете, поэтому он берёт ладонь Даниэля и подносит к своим губам, осторожно целуя с тыльной стороны. Затаив дыхание, Даниэль смотрит в глаза Шону, чувствуя бесконечное разливающееся тепло внутри своей души. Весь мир за долю секунды сузился до одного лишь человека, сидящего напротив него. "Неужели... у нас есть шанс быть счастливыми?" Даниэлю кажется, что ещё немного, и сердце просто остановится, не выдержит такой резкий прилив серотонина. Вознесясь до небес и вернувшись обратно в реальность, он смотрит на целующего его руку Шона. Это, определённо, его самая большая победа в жизни. Теперь его очередь делать шаг навстречу. — Ох, Шон. — заливаясь смущённым румянцем, Даниэль счастливо улыбается и наклоняется вперёд, замирая в нескольких сантиметрах от губ брата, — Позволишь? — Si, enano. Услышав долгожданное одобрение, Даниэль нежно целует старшего брата, стараясь не навредить еще больше и без того разбитой губе. Обнимает за талию и поддается вперёд, желая быть ближе к нему ещё больше дозволенного. Они закрывают глаза, погружаясь в нежность и трепетность момента. Прислушиваясь к своим ощущениям, они словно одновременно понимают, что всё так и должно быть, и пусть это абсолютное безумие и безрассудство. Младший опускается губами на шею, на то же место, с которого всё и началось два месяца назад. Шон ухмыляется, но с удовольствием поддается на ласки, в этот раз принимая и наслаждаясь ими. Видя, как Даниэль начинает недовольно крутиться вокруг него, он решает облегчить им обоим задачу. Отстраняется и передвигается на центр кровати, стягивая с себя чёрную футболку и ложась на спину. Даниэля долго уговаривать не приходится, он сразу же следует за Шоном, нависая сверху и продолжая прерванные ласки. С шеи он опускается на грудь, покрывая смуглую кожу нежными поцелуями. Видя, как отзывается тело старшего брата на ласки, Даниэлю сносит голову, а внизу живота приятно тянет. Он мог такое представить лишь в своих ночных фантазиях или снах, но никак не в реальности. Нет-нет. Шон прикрывает глаза, получая наслаждение от рук самого дорогого и любимого человека на всей планете. Наверное, есть в этом что-то чарующее для его больного рассудка. Даниэль останавливается лишь в тот момент, когда губами задевает край брюк старшего. Приподнимается и вопросительно смотрит на смущенное лицо старшего брата, интересуясь, готов ли тот продолжить. Шон дает своё согласие, а через минуту добавляет: — Только, пожалуйста, будь осторожным. По интонации старшего Даниэль быстро всё понимает и его пробирает мелкая дрожь. Дрожь и навязчивое желание наказать всех, кто обидел его любимого человека. — Прости, я не знал. — Тебе и не нужно было. Шон до сих пор не верит, что делает это. Со своим же братом. Поправка: любимым братом... но всё же. Приподнимая бёдра, он помогает Даниэлю полностью избавить себя от одежды, представая полностью обнажённым, не только физически, но и душевно. Он хочет спрятаться от этого изучающего взгляда на своём теле, закрывает глаза, но в памяти всплывают болезненные воспоминания многолетней давности. Распахивая глаза, сразу же фокусируется на Даниэле, успокаивая себя, что рядом с ним любимый человек и он отдаётся ему добровольно, без насилия и принуждения. Сглатывает ком в горле, пытаясь расслабиться под волной горячих прикосновений и поцелуев младшего брата, ни в коем случае не давая себе провалиться в кошмары прошлого, дабы не испортить момент в настоящем. Даниэль видит эти метания и переживания старшего, злится на себя ещё сильнее, что не смог сберечь старшего от всех этих ужасов, что ему пришлось пережить в этих стенах, но всё, что он сейчас может, это быть ласковым и осторожным с ним, снимая все тяжёлые воспоминания и заполняя их своей любовью и заботой. Даниэль осторожно входит в Шона, нависая сверху в нескольких сантиметрах от его лица. Шон поджимает губы и утыкается носом в подушку, привыкая к болезненным ощущениям внутри себя. Как бы Даниэлю не хотелось ускорить этот момент, последнее, чего он хотел бы — это навредить любимому человеку. Начиная медленно двигаться, болезненные ощущения смешиваются с нарастающим удовольствием, позволяя младшему ускориться. Братья встречаются взглядом и не разрывают этот зрительный контакт, извращённо понимая, что они стали ещё ближе, настолько, что преступили грани дозволенного, отдаваясь друг другу и наслаждаясь каждой секундой. Их души однажды слились в единое целое под натиском пережитых трагедий и переживаний, а теперь они едины и телом, что только больше будоражило их разум и фантазию. Секс в гостиничном номере неожиданно приобрёл для них куда более глубокий смысл, став моментом долгожданного слияния двух любящий душ. Даниэль невесомо касается губами кожи возле повязки, около синеющих гематом, словно пытаясь забрать всю эту боль своей нежностью, перенести на себя, лишь бы Шону стало хоть каплю легче. Берёт руки старшего и заводит их за его голову, переплетая пальцы и сжимая их. Шон кусает ноющую разбитую нижнюю губу, стараясь сдерживать стоны, ведь им абсолютно точно не нужны лишние проблемы, если их услышат. Даниэль растворяется в довольной улыбке, лицезрея перед собой получающего удовольствие Шона, а не вечно закрытого и холодного, к которому он пусть и привык за эти восемь лет, но такой старший брат возбуждает и привлекает его гораздо больше. Кончают они друг за другом, достигнув пика удовольствия. Смотрят в глаза, и неверяще в произошедшее, искренне смеются, утопая в нежном поцелуе и долгих объятиях.***
После этой встречи их отношения кардинально меняются. Лёд в сердце Шона тает, заставляя его владельца с большим трепетом относиться к младшему брату. Жизнь в серых стенах неожиданно приобретает краски. Они доверяются судьбе и раскрывают друг перед другом те стороны себя, которые раньше были спрятаны под покровом традиционных братских отношений. Через год Шон вспоминает о своём любимейшем хобби и вновь берёт в руки бумагу и карандаш. Жгучее желание запечатлеть лицо любимого человека возвращает к жизни творческую сторону его личности. Нарисовав первый рисунок лет за десять, он скромно показывает Даниэлю его портрет во время очередного видео-звонка. Младший рассыпается в нескончаемых комплиментах своему художнику и обещает при встрече отблагодарить. Влюблённость неожиданно наполняет их жизнь смыслом, который они оба утеряли много лет назад. Они обязаны дождаться окончания срока заточения Шона. Вместе. Даниэль закрывается от прародителей, пряча в гаджетах тайные переписки с объектом воздыхания, по совместительству, их вторым внуком... именно поэтому и тайные, ведь никто не должен их поймать. Поначалу Шону не признается, но тот в итоге и сам замечает, каким параноиком он становится. Даниэль боится любых косых взглядов в свою сторону — ему постоянно кажется, что все всё знают и осуждают их любовь. Шон мягко успокаивает волчонка, напоминая, что при любом косом взгляде на себя тот может разнести всё вокруг в щепки. С такой огромной силой не он должен бояться кого-либо, а все его. С каждым месяцем Даниэлю становится легче дышать, а постоянный страх отступает. Даниэль смотрит на всех своих друзей, состоящих в отношениях, и не может понять — неужели ему так повезло? Они с Шоном практически никогда не ссорятся и не скандалят по пустякам, у них не бывает недельных бойкотов и громких выяснений отношений, принятых за норму в отношениях его друзей. Нет, они тоже могут ругаться, ведь они живые люди со своим набором недостатков каждый, но все их конфликты так легко и быстро решаются, возвращаясь в русло привычной им абсолютной гармонии, что Даниэлю порой кажется, что эти отношения и вовсе не реальны. Всё так... правильно в своей же неправильности. Возможно тут сказывается факт того, что они братья и знают друг друга лучше себя самих, но Даниэль всё равно, смотря на Шона, вновь и вновь задаётся вопросом — неужели ему так повезло?.. Крис Эриксен, сосед и лучший друг Даниэля, становится единственным человеком, заметившим перемены в настроении Даниэля и понявшим всё самостоятельно. Поначалу его колотило от одной лишь мысли о подобных отношениях, но потом он понял: у Диасов по-другому и не могло быть. Их связь настолько сильна, что границы между правильным и неправильным стираются, превращаясь в одну безграничную любовь. Он видел это тогда, при самой их первой встречи, видит и сейчас, сидя рядом с Даниэлем и осторожно поглаживая того по волосам. Даниэль позволяет себе расчувствоваться в компании лучшего друга, делясь с ним всеми своими страхами, а Крис заботливо успокаивает его и приговаривает, что всё будет хорошо, ведь он не знает никого столь же преданных и любящих друг друга, чем братья Диас. Даниэль гуляет на выпускном с классом днём, а вечером немного поддатый и абсолютно счастливый идёт на свидание к Шону в своём официальном костюме, оставаясь на ближайшие три дня. Они вечерами танцуют медленный танец выпускников, который Даниэль не хотел ни с кем делить кроме Шона. Старший смеётся и позволяет младшему увлечь себя в волшебный момент под специально подобранную музыку на телефоне Даниэля. У Шона ведь не было шанса испытать этих ярких эмоций от выпускного вечера, он просто не успел, поэтому он бесконечно благодарен младшему брату. Он признателен, что Даниэль решил разделить этот значимый момент с ним. Все глубоко спрятанные обиды постепенно отпускают сердце Шона. Даниэль поступает в колледж и первым делом звонит обрадовать Шона. Они празднуют его поступление, много целуясь и обнимаясь на кровати их привычного номера в гостинице. — Теперь ты у меня студент, как быстро время бежит. — Хотелось бы, чтобы ещё быстрее. Даниэль обнимает Шона и словно утопает в теплом одеяле, согревая свою душу и сердце. — Найдешь очаровательную студентку и убежишь с ней в закат. — Да ну тебя! Я скорее проломлю здесь все стены и сбегу с тобой. Шон искренне смеётся и целует возмущающегося младшего в макушку. Даниэль единственный, кто может вернуть Шона к жизни. Даниэль снова напивается в хлам в баре и звонит посреди ночи Шону, собираясь в очередной раз рассыпаться в бесконечных извинениях за события десятилетней давности. Шон нехотя просыпается от настойчивой вибрации под подушкой, пытаясь сфокусироваться на ярком экране телефона. — Даниэль, полтретьего ночи, что случилось? — Шо-он, прости меня, пожалуйста. Я был таким идиотом, бра-а-ат... — Где ты сейчас? — старший тяжело вздыхает и приподнимается над подушкой, пытаясь понять, что ему делать с этим пьяным чудом. — Не важно. — Из этого "не важно" тебя может Крис забрать? — Я не буду ему звонить! — Ну, ещё бы. — Шон наспех прощается с чуть ли не рыдающим пьяным младшим братом и набирает сохранённый на такой случай номер Криса, услышав в трубке такой же заспанный голос. — Шон? Что случилось? — Даниэль случился. Даниэль позволяет Шону снимать напряжение, каждый раз выгибаясь под ним и глухо постанывая от удовольствия в подушку. Можно ли это назвать терапией?.. Даниэль чётко понимает, с каким дерьмом каждый день сталкивается его старший брат, что он видит в стенах душевых, туалетов и тюремных камер, жмурясь и уходя прочь, иначе рискует получить заточкой в шею. Он каждый раз возвращается в номер к Даниэлю и занимается с ним любовью, настоящей любовью, порой нежной, порой грубой до царапин на чувствительной коже и искусанных в кровь губ. Они не борются за главенство в постели, даря удовольствие и освобождение от тяжелой ноши в равной степени друг другу. Даниэль успокаивает и ублажает Шона, даря бесценные моменты беззаботности и, в каком-то смысле, исцеления. Даниэль уезжает в Европу учиться по обмену на целый семестр. Целый семестр вместо живых встреч они довольствуются лишь видео-звонками и переписками, считая дни до возвращения младшего. Даниэль ездит в разные страны и показывает Шону красоты Европейских столиц по телефону, заливаясь в восхищении и восторге от всего вокруг. Покупает кучу сувениров, пробует разные традиционные блюда, знакомится с людьми и просто прекрасно проводит время, лишь любимого человека не хватает рядом. Он так опьянён эстетикой Европейской жизни, что обещает обязательно свозить туда Шона, а тот в ответ лишь смеётся и с удовольствием соглашается. Одной ночью Шон рисует себя и Даниэля на улицах Рима, сидящих в кафе и с огромным аппетитом поедающих их любимую пиццу с пепперони. Даниэль всю ночь веселится на свадьбе Криса, а на следующее утро приползает в гостиницу к Шону, неожиданно расплакавшись на его плече. Даниэль бесконечно счастлив за своего лучшего друга, толкнув несколько поздравительных тостов ему и его невесте за общим столом, но, в то же время, его грызёт непонятное и неприятное чувство... зависти? К утру он утопает в этой тоске и позволяет ей обнажить себя, оказавшись рядом с Шоном. — Мы выбрали этот путь, enano, и у него куча запретов. — старший невесомо касается младшего брата по уложенным лаком волосам, тихо приговаривая на ухо, — Я понимаю тебя, мы лишены многих обычных радостей, но таков был наш выбор, а у каждого выбора... — ...есть последствия, я знаю, Шон. — Даниэль приподнимается и заглядывает своему возлюбленному в глаз(а), — Я ведь даже никогда об этом и не задумывался до вчерашнего дня. Но мы ведь можем устроить себе какую-нибудь импровизированную свадьбу? Набьём парные татуировки и рванём праздновать медовый месяц туда, где нас никто не знает. Шон тепло улыбается и кивает головой, соглашаясь. Он с самого начала их отношений прекрасно понимает, что не сможет подарить младшему такие традиционные счастливые моменты, как свадьба или рождение детей в полноценной здоровой семье. Печально, но таков их путь. Однако Шон в такой же степени понимает, что ради Даниэля он готов на всё, а значит они найдут тысячу альтернатив создать заново свои счастливые моменты. Даниэль вновь и вновь изучает Шона, покрывая каждый сантиметр его тела нежными поцелуями. С годами смуглую кожу старшего украшают новые шрамы, мелкие морщинки, что так любит Даниэль. Да, он понимает, что без ума от Шона... а кто бы не был? С годами Шон всё больше меняется, взрослея и, ровно также, хорошея в глазах младшего. Даниэль с огромным трепетом относится к каждой возможности открыть для себя старшего брата заново, пусть это и кажется уже абсолютно невозможным. А Шон с удовольствием утопает в этой безграничной порочной любви. С годами обожание младшего брата лишь ещё больше окутывает сердце Шона, скрашивая его томительное заточение в тюрьме. Но, со всепоглощающей любовью, в его душе растет и вязкое навязчивое чувство вины за эти отношения. Шона терзают мрачные и болезненные мысли о том, что он должен отпустить Даниэля. Он не знает точно, как давно они проросли в его душе, но всё чаще он к ним обращается в размышлениях перед сном. Они сильно отравляют идиллию, однако Шон не может перестать обращать на них внимание. Ведь Даниэль пару месяцев назад как окончил колледж, но не двигается дальше, посвящая всё время брату и их уже не совсем тайным свиданиям. Работает где-то неподалёку от тюрьмы, словно ставя крест на своих возможностях, открывающихся по окончанию учебы. Он должен уехать и жить самостоятельную полноценную, а, главное, счастливую жизнь. И вряд ли в такой картинке мире есть место для заключённого старшего брата, который, вдобавок, по мнению практически всего окружения младшего, плохо на него влияет. Невыносимо больно от таких мыслей, но так ведь будет правильно, да? На очередной встрече Шон сразу усаживает Даниэля напротив себя, прося о серьезном разговоре. — Что случилось? — Ты должен уехать и постараться жить без меня. — Что? Почему?! — резкая волна негодования накрывает парня с головой, заставляя вздрогнуть всем телом, — Ты головой ударился? — Выслушай теперь ты меня. Я чувствую себя бесконечно виноватым перед тобой, что забираю твою жизнь. Ты, как и я, буквально живешь здесь со мной. Это неправильно, ты должен двигаться дальше, а не быть привязанным к непутёвому старшему брату, прожигающему свою жизнь в тюрьме. Найти нормальные... здоровые отношения, создай семью, заведи собаку, восстанови отцовский дом в Сиэтле и живи как все нормальные люди. Не ломай себя ради меня. Даниэль молча слушает этот монолог непонятно откуда взявшейся идеи фикс, а после, прочистив горло, дрожащим голосом спрашивает: — Ты больше не любишь меня? — Даниэль, я люблю тебя больше жизни! — старший подрывается с кровати, повышая голос практически на крик, плевав услышит ли его кто, — Я люблю тебя, я ведь здесь ради тебя! Я сдался на границе, чтобы подарить тебе свободную счастливую жизнь... я сдался, чтобы ты жил дальше, не зная всех этих ужасов, но что мы делаем? Ты все эти годы здесь, со мной. Я так сильно люблю тебя, но... — по щекам Даниэля катятся горячие слёзы от того, насколько невыносимо больно всё это слушать. Он рвано вытирает слёзы тыльной стороной ладони и смотрит на отвернувшегося от него Шона, замечает, как при каждом новом слове его спина подрагивает. Шон определённо не смог бы говорить всё этого и смотреть в глаза самому любимому человеку во всём этом чёртовом мире, — Но я должен тебя отпустить. Пожалуйста, Даниэль, начни жизнь заново. Ты отучился и теперь тебя не держит ни один город, тебя не должен держать и я. — Не говори так! — волчонок встаёт с кровати, стремительно приближаясь к Шону, и крепко обнимает его со спины, прижимаясь щекой к плечу старшего, — Ты — моя семья, о которой я всегда мечтал. Ты — всё, что у меня есть, и я почти тебя дождался. Не прогоняй меня, прошу. Ты не можешь так поступить со мной... с нами! — Даниэль... — Я больше не ребёнок и ты не смеешь решать за меня! Четыре года назад я решил связать свою жизнь с твоей навсегда и бесповоротно. Я твой, а ты мой. Шон наконец разворачивается лицом к Даниэлю, с застывшими слезами в здоровом глазу. Он с невыносимой тоской и такой же невыносимой любовью смотрит на младшего брата, беря его лицо в свои ладони, а Даниэль зеркалит это движение. Волчонок практически невесомо ведет пальцами по чёрной повязке, спускается подушечками пальцев на густую черную бороду, путаясь в ней и болезненно улыбаясь сквозь слёзы. "Шон уже такой взрослый, но ровно такой же сломленный. Я не смогу вернуть своего беззаботного шестнадцатилетнего старшего братца, но я сделаю всё, чтобы он был счастлив. Обещаю." — Не решай за нас двоих. Не оставляй больше меня. Шон молча смотрит в глаза напротив, полные огромной любви с нотками нездоровой зависимости, но в итоге сдаётся и отступает. Задатки здравого смысла покидают его также быстро, как когда-то появились. Да, отпустить Даниэля было бы правильно и справедливо, но они давно не играют по этим правилам, так незачем и начинать. Тянется к губам испуганного младшего брата и выпрашивает прощение нежным поцелуем, желая как можно скорее успокоить его в своих объятиях.***
В августе две тысячи тридцать второго года Шон выходит из тюрьмы. Пятнадцать лет тянулись так мучительно долго, что Шон даже не сразу готов покинуть, пусть и тюремные, но уже привычные для него стены. А что там, на свободе? Где его место теперь? Какая роль в этом обществе для человека, потерявшего всю свою молодость за решёткой? Шона встречают Даниэль, мама и Лайла. Как только железная дверь за ним закрывается навсегда, на Шона сразу же налетает Даниэль, сгребая в крепкие объятия. Они стоят так несколько секунд, не веря, что они всё-таки дошли до финиша вместе, как и обещали. Они вместе понесли это искупление и теперь свободны. — Я дождался тебя. — тихо шепчет Даниэль на ухо и отпускает старшего брата поздороваться с другими встречающими, подняв сумку с его вещами и двигаясь в сторону припаркованных машин. Даниэль отвозит Шона в Сиэтл. В родной дом, где они жили до всех этих ужасов, и который он отстроил за эти несколько лет для них двоих. Ну, по крайней мере, он на это надеялся, но, войдя в дом, Шону стало невыносимо тяжело находиться в нём хотя бы несколько секунд. Дом выглядит потрясающе, Даниэль на славу потрудился, всё в нём практически также, как до инцидента двадцать восьмого октября две тысячи шестнадцатого года, но жить как прежде Шон не сможет. Точно не в доме, который окутан призраками болезненного прошлого. — Прости, я не смогу, Даниэль. Здесь... всё напоминает о моей самой большой ошибке. — Плевать, хочешь уедем? Где бы ты хотел жить? — Там, где я хотел пятнадцать лет назад, нас давно не ждут. — горько усмехается, вспомнив свои давние мечты о спокойной и размеренной жизни в Пуэрто-Лобосе. — Рванём в Европу? Продадим этот дом и уедем строить новую жизнь на другом континенте, тем более я обещал тебя туда свозить. Как тебе идея? — Честно говоря, очень нравится. Если ты готов продать дом отца, то... — Готов, благодаря ремонту и продадим дороже. — Даниэль подходит к Шону, осторожно обнимая за талию и притягивая к себе, касается его лба своим, мягко произнося, — Я готов на всё, любовь моя. Спустя пару месяцев поисков находится заинтересованный покупатель, пошедший навстречу и не ставший тянуть с оформлением всех договорённостей. Закончив со всеми актами купли-продажи, и получив на руки крупную сумму денег за участок, братья, долго не раздумывая, оформляют билеты в одну сторону, но перед отлётом всё же решают закрыть последний оставшийся гештальт. Национальный парк Маунт-Рейнир встречает своих давних знакомых тёплой мягкой осенью, окрасив всю свою обитель в золотые краски. Принимает и позволяет тем окунуться в давние воспоминания о том, как всё начиналось и осознание того, как всё закончилось. Они идут по тем же самым дорогам, набредают на те же кусты несъедобных ягод, вспоминая, как Даниэль чуть не отравился ими в детстве. Спасибо, что у Шона хватило тогда смекалки первым попробовать ягоду. Время от времени Шон замедляет шаг, слишком глубоко ныряя в воспоминания, от чего из раза в раз Даниэлю приходится приводить того в чувства. Они находят тот самый камень и разбивают под ним лагерь, в точности как тогда, разжигают возле него костер, в этот раз взяв с собой побольше запасов продовольствия, не желая повторять старые ошибки... хоть в чём-то. К закату солнца они спускаются к речке, где Шон когда-то учил Даниэля пускать водяные блинчики. Они вновь берут по камню и проверяют, не забылся ли этот безумно важный навык. На удивление, у обоих память достаточно хороша на такие мелочи. Даниэль после этого несколько минут кружит мелкие камни в воздухе с помощью своей силы, довольный играясь с вниманием старшего. — Даниэль. — когда они несколько минут молча созерцают открывающуюся красоту вечернего неба, окрашенного нежно-розовыми цветами закатного солнца, Шон нарушает эту идиллию, разворачиваясь к брату. — М-м? — Я хочу, чтобы ты знал. — старший бережно берёт ладонь младшего, переплетая их пальцы, — Я простил тебя. За всё. Даниэль сжимает ладонь и несколько секунд изумлённо смотрит на любимого, сдерживая подступающие слёзы. Подходит ближе и утыкается в шею, прошептав смазанные слова благодарности, дарящие ему долгожданную свободу от тяжёлого бремени. — Спасибо. После заката они возвращаются в лагерь и усаживаются у разожжённого костра. Делят один шок-о-хруст на двоих, с улыбкой подмечая, что младший всё ещё очень любит это шоколадное лакомство. Даниэль что-то воодушевленно рассказывает о предстоящих планах, куда они обязаны съездить и посетить в Европе, делится студенческими воспоминаниями о поездке, а Шон, любовно смотря на такого счастливого младшего брата, вдруг преисполняется давно заблокированными эмоциями. За секунду он срывается, содрогаясь от рыданий, понуро опустив голову. Даниэль замолкает и подсаживается чуть ближе, обнимая старшего брата и беря его лицо в руки, обращая внимание на себя. — Мы справимся, обещаю. Даниэль наконец-то видит, как сильно переломана личность Шона под маской напущенного безразличия и отстранённости. За все годы, что они состоят в отношениях, Шон смог обрести счастье, но глубоко в душе всё ещё бушуют боль, страх и отчаяние. Он не скоро оправится от тюрьмы и сожалений по упущенным годам жизни. Шону предстоит отстроить себя заново, а Даниэль будет рядом. Теперь он берёт заботу о старшем на себя. Утром после пробуждения Даниэль не обнаруживает спящего Шона возле себя. Вскакивает с пледа и выходит из под камня, судорожно оглядываясь по сторонам, но он нигде не видит старшего волка. Складывает руки и выкрикивает его имя, но никто не отзывается. Паника окутывает Даниэля, задерживаясь где-то в районе груди, а дышать становится тяжелее. Неужели всё бросил и уехал один? Снова бросил младшего, как ненужного щенка, и решил строить новую жизнь в одиночку? Не выдержал всего этого? Он озирается по сторонам, погруженный в свою тревогу, что даже не замечает, как его плеча осторожно касаются со спины. Даниэль резко дергается в сторону от сильного испуга, выругавшись про себя. Шон стоит позади него с пачкой сигарет в руках и удивлённым выражением на лице. — Что такое, enano? — Где ты был? — Всё в порядке. Я проснулся раньше, не стал тебя будить и просто решил прогуляться, подумать, да покурить немного. — Прости... я просто... И тут Шон вдруг смог разглядеть во взрослом парне того потерянного десятилетнего мальчика, которого тот так мастерски скрывал от него все эти годы. В глазах Даниэля отчетливо читается удушающий страх, что Шон снова его оставит. Покинет, как пятнадцать лет назад, и Даниэль снова останется один, никому не нужный. Старший неожиданно вспоминает тот испуганный взгляд три года назад в гостинице, когда обмолвился о возможном расставании, и винит себя, что не понял всё раньше. Неожиданно это лесное завершающие приключение обнажило все не зажитые раны и травмы братьев, которые они не замечали ранее. Шон глубоко вздыхает и обнимает своего любимого, прижимая к самому сердцу, успокаивая нежными словами на ухо. — Я больше не уйду, Даниэль. В этот раз я сделаю правильный выбор. Я выбираю тебя. Перед тем, как покинуть национальный парк, город, штат, и даже страну навсегда, они задерживаются у реки по инициативе старшего. Шон предлагает в последний раз подать их волчий клич, на что Даниэль с огромным удовольствием соглашается, на мгновение переносясь в детство. Сложив руки вокруг рта, они громко воют, как впервые тогда, пятнадцать лет назад. Волчий клич становится завершающей точкой в долгих приключениях двух братьев Диас в Америке. Впереди их ждёт новая счастливая жизнь, в которую они вступают, сжигая все мосты позади. — Братья-волки. Навсегда.