Колыбельная для снежной королевы

Лера проснулась по будильнику. Безжалостный экран телефона показывал семь утра, а значит, пора было собираться в школу. Лера влезла в домашние тапочки и поплелась в ванную. Методично работая зубной щёткой, она думала, что из-за съёмок к урокам даже не притронулась, и ей наверняка влетит сегодня от Борзовой… Может, у Ленки алгебру списать? Стоп. Лера сплюнула пасту и скорчила рожу своему сонному отражению. Ленка… Уроки… Какие уроки, когда Кулёмина свинку в класс принесла? Отлично, можно пойти, попытаться доспать, если, конечно, получится. Вернувшись в спальню, Лера заметила, что экран телефона не погас. Взяв трубку в руки, она обнаружила смс от папы: «Привет, Лерка. Ты вчера не позвонила. Ты в порядке?» Лера тяжело вздохнула. Нет, она не в порядке, но папе нужно позвонить, он так радуется каждый раз, и она — тоже. Нажав на двойку — кнопку быстрого набора отца — она поднесла телефон к уху. — О, Лерка, доброе утро! — раздался на том конце провода бодрый голос Андрея. — А я, признаться, и не ждал, что ты перезвонишь до большой перемены. — Папочка, — неожиданно для себя Лера улыбнулась. — А у меня хорошие новости — в школу я сегодня не иду. И завтра — тоже. — Лер, ты в порядке? Приболела, что ли? Или вы всё-таки к одиннадцатому классу решили школу взорвать? — Нет, пап, эта моя мечта останется неосуществлённой. И я здорова, правда. Просто Ленка наша заболела свинкой, и нас отправили на карантин, во избежание. — А-а-а… Бедная Ленка. Но хорошо, что ты уже переболела. То есть, я так понимаю, когда приеду, ты будешь дома, ну, за исключением съёмок? — Да. Ты знаешь, Ленку, конечно, жалко, но я рада, что в школу не надо, хоть вместе время проведём, если, конечно, ты не будешь на своей новой должности допоздна засиживаться. — Ну, первую неделю после приезда я вообще дома сижу: у меня отгулов накопилось! — Правда? Правда-правда? — голос Леры взлетел на октаву. — Правда, дочка, я соскучился. У Леры перехватило дыхание. Да, она не могла рассказать папе многого, но как же хотелось просто его обнять, просто спрятаться у него на груди и хоть ненадолго ни о чём не думать! — Папочка, спасибо тебе. — Это тебе спасибо. Кажется, настало то время, когда уже ты меня воспитываешь, ну, по крайней мере, иногда. — Воспитываю, значит? — Ну… В некотором роде… — судя по голосу отца, он ожидал какого-то подвоха. — Отлично, тогда в воспитательных целях на субботу ничего не планируй: мы устроим семейный киномарафон. — Есть, семейный киномарафон! — отчеканил Андрей. — Папочка, ты уже завтра приедешь, — с каким-то детским восторгом выдохнула Лера. — Сам жду-не дождусь, дочка. — Я тебя люблю. — И я — тебя. Всё, Лерка, бежать должен: отчёты сегодня сдаю. — Тогда хорошего дня. — И тебе. До завтра. Когда Лера положила трубку, на её лице сияла счастливая улыбка, несмотря ни на что, счастливая. *** Когда Наташа вышла на кухню, было начало одиннадцатого. — О, соня, всю жизнь проспишь, — улыбнулась Оля, резавшая картошку. — И тебя с добрым утром, — неровным почерком вывела Наташа. — Садись, я тебе какао налью, пока картошка будет жариться. — Какао — это тема. — Тема, тема. Ты помнишь, что мы с Евкой планируем сегодня культурную программу? — Уже подготовила купальник, — Наташа отчаянно зевнула. — Не выспалась, что ли? — Не-а, полночи книжку читала, а потом она меня на мелодию вдохновила… Эх, умела бы писать стихи — получился бы какой-нибудь… Фансонг, о. — Что получилось бы? — Оля ссыпала ломтики в сковороду и разровняла их лопаткой. — Ну, фанатская песня по «Песни льда и пламени». — А-а-а… Ну за стихами тебе к Аньке. Наташа отвела глаза. Буквально вчера они с Аней, делая вид, что ничего не происходит, дописали одну из песен к сериалу. Ничего, конечно, из ряда вон выходящего не случилось, но только Наташа знала, чего ей стоило её самообладание. И вряд ли она теперь может просто подойти к Ане и рассказать, как сильно её впечатлила Санса, настолько, что теперь Липатовой хочется писать стихи. — Ну, может, и предложу, — написала Наташа, не желавшая посвящать маму в перипетии их отношений. — Предложи, предложи. А сейчас лук почисти, пожалуйста, а я пойду, Евке позвоню, а то она тоже всё проспит. Наташа спрятала улыбку: маме совершенно не обязательно искать поводы, чтобы позвонить любимой певице. Когда Оля вернулась, Наташа уже заканчивала дорезать луковицу. Отложив нож, она написала. — Слушай, можно, мы Лерку позовём? Мы сто лет не виделись! — Наташа не стала озвучивать тот факт, что Лере с её американскими горками в личной жизни тоже не помешало бы развеяться. — Позови, конечно, мы только рады будем. А то все вы со своей подготовкой к ЕГЭ и работой света белого не видите. Вот мы в вашем возрасте… — Ольга замолчала. — А что ты там в моём возрасте? Это уже интересно… — Наташа хитро прищурилась. — Да ничё криминального: в кино ходили, на танцы бегали, школу гуляли ради мальчиков… Ну, иногда, — поспешно вставила Оля. — А вы? Учёба — работа, работа — учёба… Тьфу, какие ж вы рокерши после этого? Где это самое… Мама-анархия?! — Ты ли это говоришь? — хихикнула Наташа. — Я, я, в здравом уме и твёрдой памяти. У вас скоро школа закончится, а дальше уже так просто не погуляете, так, чтобы записка от родителей была достаточным основанием. — Ма, за карантин нагуляемся, — отмахнулась Наташа. — Дочь, это не то, это не мятежный дух, а скучное следование правилам. Вам не стыдно? Вы же за одиннадцать лет ни с одного урока не сбежали. — Мамочка, если ты об этом не знаешь, это не значит, что не сбегали. — Ой, кому ты по ушам ездишь? Нет у вашего поколения духа авантюризма. — А вот в ваше время… — Наташа скорчила матери рожицу. — Вот именно, Наташка. Эх, золотые были времена. Так, картошка жарится, а я в душ. Посматривай, ладно? Наташа кивнула и пошла за телефоном. Перед ней стояла непростая задача — уболтать Лерку хоть немножко отвлечься. *** Как же больно от этой поддельной любви под светом софитов! Как же больно! Лера думала, что вчера наступил предел. Точка невозврата, после которой она не сможет больше любить холодную снежную королеву. Но когда тебе снится, как тебя обнимают, как от тебя не уходят, остаются рядом, целуют и говорят, что хотят быть с тобой и ты просыпаешься с мокрыми щеками, ты в сотый раз разбиваешься и понимаешь, что любишь и что, если бы она вот сейчас к тебе пришла, ты бы снова, ни о чём не спрашивая, отогревала её в объятьях. Всё ещё любишь. Но всё, что у тебя есть — это площадка, полная поддельной любви. А хочется реальной. Не надо было после разговора с папой снова ложиться спать. Наверное, не нужно было… А может быть… Лера взяла со стола блокнот. Она открыла его и вооружилась ручкой. «Свет от камер, как вспышки любви…» — нет, ерунда какая-то… «Как жаль, что мы… Мы… Всего лишь роли…» — гастроли-профитроли, фыркнула Лера и прикрыла глаза. Она сжала кулаки и тихо застонала. Чёрт, ну как-то же Прокопьева это делает?! Потому что, если Лера сейчас не выльет это на бумагу, оно её разорвёт. Надо будет спросить у Аньки, всегда ли так больно писать стихи. Вот же талант у человека: что не биология, то новая песня! А тут вроде и эмоции есть, а как до слов доходит, так «давай, до свиданья». «До свиданья… Тихо прошепчу… Больше не хочу жить, как в сериале…» Две незамысловатые строчки как будто открыли шлюз. Слова полились одно за другим, словно Лериной рукой кто-то водил. Кто-то, кто знал о её боли и любви больше, чем она сама. С последним «За билет плачу на пустом вокзале» из Леры будто выкачали боль, оставив звенящую пустоту и облегчение. Лера не обманывалась — ненадолго, но сейчас она, по крайней мере, может дышать. Вот, оказывается, что такое катарсис. Лера глубоко вздохнула и перечитала написанное. На третьей строчке голос запел сам. Лера включила диктофон на телефоне и продолжила мелодию поддельной любви, такой же жестокой и больной, как настоящая. Хотя поддельной ли? Сохранив запись, Лера с силой захлопнула блокнот. Сигареты — вот что ей сейчас нужно и, пожалуй, кофе. Телефон бодро дзынькнул. Увидев отправителя смс, Лера истерически хихикнула. Наташка, на ловца и зверь-композитор, что называется. — Лерка, привет. Как насчёт поехать со мной, мамой и Евой в аквапарк? — гласило сообщение. — И там утопиться, сорвав Золотову все планы, — практически не думая, ответила Лера. — Не, не надо топиться. Просто весело проведём время. Лера нахмурилась. Весело она может сегодня только пойти ко дну, да и то, если постарается. — Прости, Наташка, с весельем у меня напряг. — Что-то случилось? — Ну… Принципиально нового — ничего. Просто день вчера был отвратительно тяжёлый. Так что сегодня я выжатый лимон, который не будет портить вам семейный отдых. — Что-то принципиально новое всё-таки случилось, — резюмировала Наташа. — Жди. — Второго пришествия? — Меня жди, балда, я щас приду. — Наташка, не надо херить свой отдых ради моей кислой мины! На это сообщение Лера ответа не получила. *** Оля, только что вышедшая из ванной, удивлённо смотрела на мечущуюся по квартире дочь. — Наташка, где-то пожар? — Скорее, потоп, но в перспективе. Мамуль, вы сегодня с Евой сами отрывайтесь, а я — к Лерке, — кое-как нацарапала Наташа, одной рукой придерживая незастёгнутые джинсы. — У Новиковых что-то случилось? Может, помощь нужна? — Нет, мам, здесь ты ничем не поможешь, а вот я попытаюсь. — Мальчики, — озадаченность на лице Оли сменилась грустной улыбкой. — Не угадала, девочки. И у Лерки, и у меня девочки, — дописав последнее слово, Наташа отложила доску на полочку для ключей и отвернулась, чтобы всё-таки застегнуть джинсы. — Во-о-он оно чё, — протянула Оля, пристально глядя на дочь. Наташа передёрнула плечами, надеясь, что мама прочитает в этом жесте исчерпывающее «не спрашивай». — А-э-э… А твои-то девочки знают, что они… У тебя? Видимо, не считала, грустно вздохнула Наташа и, защёлкнув ремень, повернулась к матери лицом. — У нас всё сложно, — лаконично вывела Наташа. — Да нет там ничего сложного. У вас — несложно, у вас, скорее, долго. Но знаешь, что я тебе скажу? Наташа вопросительно посмотрела на мать. — Быть счастливой — не преступление. И я надеюсь, скоро ты сможешь себе это разрешить. Никак не прокомментировав реплику Оли, Наташа обулась, подхватила куртку и, помахав на прощание, выбежала из квартиры. *** А через час, когда Оля и Ева были примерно на полпути к аквапарку, Лера плакала в руках Наташи, а из динамика её телефона уже третий раз звучала нестройная, но отчаянно живая мелодия. *** Телефон Полины тренькнул, оповещая о разрядке батареи, но сил не было даже открыть глаза, не то что доползти до письменного стола, вытащить зарядное устройство и подключить гаджет к сети. В любом случае съёмок на сегодня у неё не запланировано, в школу не надо, а значит, пусть хоть в ноль сядет — плевать. Всё, чего хочется сейчас — накрыться подушкой и не вылезать из кровати до завтрашней смены. Полина чувствовала себя разбитой, бесконечно уставшей и виноватой. И вроде не сделала ничего плохого в кой-то веки, а на душе всё равно паршиво. Интересно, она когда-нибудь избудет вину перед Леркой? Ну хоть когда-нибудь прекратит делать ей больно? И ведь не откажешься уже: проект запущен, съёмки активно ведутся, а для Полины это ещё и вопрос безопасности. Что же, она снова выбирает не Леру. В приоритете ответственность перед всем миром и собственный страх. Наверное, нужно было тогда успеть… Закончить всё разом… Но на вторую попытку у неё просто не хватит ни сил, ни смелости, потому что жить, даже осознавая собственную никчёмность, просто жить в безопасности и уюте — слишком хорошо. Но должна ли она платить за собственную попытку жить Лериным комфортом? У неё слишком мало сил, чтобы честно ответить на этот вопрос и развернуть мысль. А значит… Просто постарайся не ударить её снова! Это единственное, что ты можешь сделать. Да и станет ли Лере легче, если она, Полина, уйдёт? Скорее всего, нет. Если Полины не станет, Лерка найдёт способ обвинить себя в смерти глупой ночной бабочки. Но ты можешь не делать ей больно и можешь уберечь её хотя бы от этих беспочвенных угрызений совести. А значит, дыши, живи и поставь чёртов телефон заряжаться. *** «Вася, просыпайся, мы обосрались!» — именно с такими мыслями Золотов открыл глаза в это утро. «Ну, вернее, ты обосрался. С треском». Вася потёр хмурую физиономию ладонью и зло хлопнул по будильнику, словно убивая надоедливого комара. Ему откровенно не хотелось вставать: он боялся выйти на кухню и увидеть больные, измученные глаза Полины, с какими она уезжала вчера с площадки. Но, блять, отсиживаться в комнате — точно не вариант. Заварил кашу, медведь толстолобый — разгребай. Господи, мужику под сорокет, а ума нет! Ну не твоё это всё, не Василиса Гузеева ты! И дёргать за ниточки чьи-то эмоции — не твоё, кукловод хренов! Мог ты эту сцену снять позже? Мог! Но нет же, блять, по горячим следам, чтобы моменту поддались! Психолух доморощенный! Но а с другой-то стороны… Хорошо же всё продумал! И сцену эту, как ни крути, а надо было снимать — никуда б они от неё не делись. Золотов, Золотов. Тактичен, как бульдозер! Ювелирнее нужно было как-то, ювелирнее! А ты… Вспомнил бы, что девчонки — живые, а не сериальные, цены бы тебе не было. А теперь-то уж чё… Думай, как всё разгребать. И начни-ка ты, пожалуй, с любимых Полинкиных оладушков. Вася отодрал себя от спасительного матраса и поплёлся на кухню, в глубине души трусливо надеясь, что Полина ещё спит. Однако его чаяния рассыпались прахом: Полина сидела на высоком барном стуле, собранная, слегка накрашенная и в новеньких сапогах на высоченной шпильке. Перед ней на стойке стояла пепельница и лежала пачка Captain Black, как предполагал Вася, бесцеремонно утянутая из внутреннего кармана его собственного пиджака. — Доброе утро, Васенька. Ты разоспался, — Полина широко ему улыбнулась. — Зато ты пташка ранняя, — Вася потянулся к пачке. — Ничего удивительного: я решила вытащить Лебедеву на шоппинг, если, конечно, у тебя нет на меня никаких планов. — Да не то чтобы… Я хотел вот тебе оладушков испечь, — Вася внимательно вгляделся в лицо Полины: он не понимал, как относиться к её нарочито оптимистичному настроению. — Оладушки — это прекрасно. Но давай, вечером? Я сейчас кофе выпью, а пообедаем мы с Олькой в какой-нибудь кафешке. А вот вечером, под гранатовый глинтвейн я вполне не против оладушков. — Э-э-э… Ладно, как скажешь. — Васенька, включись! — Полина привстала и потрепала его по щеке. — Да я… Я запустился… Просто удивлён твоему хорошему настроению, — Вася предпочёл прямолинейность чувству такта. — Золотов, откровенно, я в жопе, и настроение у меня отвратительное! Но меня любит так много людей, обо мне так много беспокоятся, что я не могу лечь и сдохнуть, чего бы мне очень хотелось. Поэтому я буду поднимать себе настроение и жить эту жизнь. Я ни хуя не знаю, как жить эту жизнь, но я попытаюсь, чего и тебе советую, у вас с Фисой всё ещё нереализованный план по замене её машины. И да, пока ты не утонул в чувстве вины, у нас с Лерой такая глубокая и безысходная хтонь, что, ну как ни изворачивайся, всё равно где-то, да проебёшься, так что больно будет либо мне, либо ей, либо тебе, либо всем. Ты можешь быть тактичен, ты можешь сдувать с нас пылинки, но нам всё равно будет больно, независимо от твоих усилий. Поэтому, Васенька, не рефлексируй слишком много. То, что случилось вчера, было совершенно неизбежно, а ты солнышко, — Полина придвинулась и чмокнула Васю в нос. — Так, ладно, кофе тоже в городе выпью. Полетела, буду часам к четырём. Очень надеюсь поужинать с тобой. Когда за Полиной закрылась дверь, Вася, как он сам посчитал, малодушно выдохнул. Последствия его вчерашнего проёба оказались вовсе не так страшны, как он опасался. И если девочка хочет жить эту жизнь, он просто сделает всё, чтобы ей помочь. *** Уже второй день Лена чувствовала себя отвратно. Температура немного упала, а вот припухлость лимфоузлов только усиливалась. Вращать головой или наклоняться было практически нереально: любое движение открывало портал в ад. Людмила Фёдоровна честно пыталась облегчить Ленины страдания, но пока обильное тёплое питьё и постельный режим результата не давали, хотя Ибупрофен ненадолго приглушал неприятные ощущения. Единственное, на что надеялась Лена — сильный иммунитет спортсменки со стажем, который при самом лучшем раскладе уберёт симптомы где-то через неделю. А пока ей остаётся только много спать и страдать. Причём непонятно, что приносит большие страдания — болевой синдром или необходимость заливаться чаем так, что, кажется, он скоро польётся у неё из ушей. Лена лениво взяла в руки телефон, в памяти которого ещё со вчерашнего вечера висело непрочитанное смс от Игоря. При других обстоятельствах она, вероятно, проигнорировала бы сообщение, но сейчас это казалось каким-то… Мелочным, что ли? — Привет, Ленка, как ты? — гласил открытый конвертик. — Привет, Гуцул. Дохлая улитка вне анабиоза, а хотелось бы спать бесконечно. Ответ прилетел через две минуты, в которые Лена почти успела задремать. — Я могу что-то для тебя сделать? Ты пьёшь таблетки? Это вообще лечится? — Единственное, что ты можешь сделать — это держаться от меня подальше, — вяло перечитав отправленное сообщение, Лена оценила его двусмысленность и дописала: — потому что такого адка я и врагу не пожелаю, не то что тебе. Серьёзно, Гуцул, свинка — это отвратительно. Скажи мне, что ты не заразился! — Нет. Лена облегчённо выдохнула. — Пока нет, — дописал Игорь. — Мысль о твоём здоровье вселяет в меня некоторый оптимизм. — А я просто очень волнуюсь за тебя, Ленка. Если бы она была здорова, её сердце начало бы отплясывать победный танец дикарей, раздобывших мамонта, но сейчас Кулёминой хватило только на слабую улыбку и отправку благодарного смайла, ну, по крайней мере, она надеялась, что Игорь поймёт, что за несчастной одиночной скобочкой скрывается именно благодарность. Лена отложила телефон и прикрыла глаза, чтобы уже через полминуты забыться больным тревожным сном. *** Пользуясь затишьем большой перемены, Ира заварила кофе и принялась листать новый номер «Космополитен». Очередной громкий скандал с Бритни её не заинтересовал, а вот новая коллекция Givenchy заставила умываться слезами сожаления о весьма скромном размере учительской зарплаты. Были всё-таки в жизни ценящей собственную независимость Каримовой моменты, когда она остро жалела, что не является женой олигарха. От созерцания очередного дизайнерского шедевра её отвлёк телефонный звонок. Номер на дисплее был незнакомым. — Да, — подавив разочарованный вздох, ответила Ира. — Ириша, здравствуйте, это неаккуратный водитель, мечтающий загладить свою оплошность. Досада сменилась улыбкой. — Добрый день, Васенька. — Вы улыбаетесь, судя по голосу, это даёт мне надежду. — Ваш звонок вселяет надежду в меня, по крайней мере, на то, что сегодня случится что-нибудь приятное. — Как прошёл ваш открытый урок? — в голосе Васи слышалась неподдельная заинтересованность. — Как все открытые уроки — отрепетированно и шаблонно. — Значит, без эксцессов. Это хорошо. — Ну, один эксцесс всё-таки случился, но не у меня. У нас в школе старшеклассники ушли на карантин по свинке. — Это я знаю. — Откуда? — А вот эту тайну я приоткрою, если согласитесь со мной поужинать… Скажем, завтра вечером. — Почему бы и нет? Я с радостью приму ваше приглашение, и вовсе не из любопытства. — Совсем? — Если только к вашему обаятельному образу, — хихикнула Ира, жалея, что собеседник не видит её улыбки. — Ну, в моём образе нет совершенно никакой загадки — я в конце концов не байронический герой. — И это, знаете ли, хорошо. Я, признаться, всегда считала байронических персонажей скучными типами. — Да? А какие же типажи вас привлекают? — А вот это, Васенька, вы узнаете, если мы всё-таки договоримся о следующей встрече. — Если я подъеду завтра к семи, вам будет удобно? — Буду ждать. Мне было приятно вас услышать. — Хорошего вам дня, Ириша, с нетерпением жду нашей встречи. — И вам всего хорошего. Она тоже очень будет ждать. Но всё же хорошо, что он не предложил встретиться сегодня. Сегодня у неё другие дела, не менее важные… *** — Какая красавица! — восхищённо выдохнула Анфиса, любуясь красной, блестевшей воском Тойотой. — Хороша, — кивнул Вася. — Хотя тут какую ни возьми — все красотки. Но не думал, что тебе понравится именно красная. — Ну, красивенько и ярко. Я же девочка, в конце концов, — хихикнула Анфиса, всё ещё не сводя глаз с потенциальной покупки. — Да и технические характеристики — зачёт. — Да будет тебе оправдываться! Ты с первой секунды на неё глаз положила. Зачем мы только по салону кружим уже четвёртый час — непонятно, — Вася чмокнул подругу в щёку. — Ну как, Васенька, любовь с первого взгляда — она такая, обманчивая. Должна же я была дать другим хотя бы шанс. — Но эта девочка не оставила шансов ни тебе, ни конкуренткам. — Нет, я всё-таки не смогла преодолеть импринт. — Импринт, импринт — вечно ты вот умными словами бросаешься, — пробурчал Вася. — Так и скажи: от головы кровь отлила — к другим местам прилила. — И это тоже. Вась, я не могу, я её возьму. — Конечно, возьмёшь. А если б не взяла, я бы тебе её подарил. — Нет, всё-таки эту крошку я очарую самостоятельно. А теперь пошли, ты вон с того тёмно-зелёного монстра глаз не сводишь. — Ну, а я мальчик, в конце концов. Мальчики любят большие машины, солдатиков и монстриков. — Попробуй приручить дракона, — Анфиса озорно блеснула глазами. — Главное, чтобы он не попытался меня убить. Сопровождавший их консультант тихонько прыснул, видимо, уловив пасхалку. — Хотите, можем сделать тест-драйв? На этого монстра следующая запись только через три часа, — парень с бейджем «Алексей» улыбнулся покупателям. — И, скорее всего, вам, юноша, придётся отменить запись, потому что этот дракон — мой. — Ну, эта модель доступна ещё в двух цветах. Думаю, я смогу что-нибудь с этим сделать. *** Уже через пять минут Вася сидел в салоне огромного Лэнд Крузера Прадо и с удовольствием вдыхал запах дорогой кожи. — Фис? — Да, — кокетливо отозвалась Анфиса, заметив в глазах друга неприкрытый азарт, почти охотничий. — Пристегнись. Дрифтуя на площадке, Вася с удовольствием убеждался, что ему будет чем удивить Иришу, если их знакомство сложится удачно. Машина, казалось, повинуется не то что малейшему прикосновению — мысли. И это приводило Васю в первобытный восторг. Ему определённо будет чем её удивить. *** Лена проснулась от того, что дверь в её комнату слегка приоткрылась. — Я не сплю, — сипло отозвалась Кулёмина, не открывая глаз. — Солнышко, это я. Услышав голос, Лена моментально села. — Ви-и-исмут. Ира прошла в комнату и устроилась на краешке компьютерного кресла. — Как ты себя чувствуешь, Баскетболистка? — Ну, с твоим появлением получше, — Лена широко улыбнулась, внезапно осознав, как же сильно ей не хватало Каримовой. — Это хорошо. Значит, нужно приходить к тебе чаще, — Ира подарила Кулёминой ответную улыбку. — Хочешь воды? — Было бы неплохо. Спасибо. Ира ненадолго вышла из комнаты, чтобы вскоре вернуться с полным стаканом. — Спасибо, а то я как умирающий в пустыне. — Пей, Баскетболистка. Допив, Лена передала Ире стакан, который та поставила на стол рядом с ноутбуком. Лена наблюдала за тем, как Ира перемещается по комнате, и чувствовала, как её сердце наполняется радостью. — Знаешь, я чертовски по тебе скучала, хотя и поняла это только сейчас. Наверное, иду на поправку, раз могу радоваться чему-то, кроме сна… Ну, или это ты на меня так действуешь. — Думаю, ты поправляешься. — На второй-то день этой хтони? — Я верю в твой иммунитет. — А я — в целительную силу твоего присутствия, — Лена тихонько рассмеялась. — Прости, что избегала тебя. — Ну-у-у… Думаю, тебе нужно было время. — Да… Ириша, ты чудо. И знаешь, время мне действительно было нужно, чтобы понять, что ты по-прежнему моё чудо, но не моя романтическая история. — Ленка, это прекрасно. Нет, не пойми меня дурно… Ты замечательная девушка — зрелая, умная, смелая, верная тем, кого любишь… Просто… — Не оправдывайся, Ириш, просто я подменила понятия. — Но я с радостью буду с тобой дружить. — Теперь, когда мне не нужно большего, я была бы этому счастлива. — Моя девочка, — Ира подошла к дивану, на котором полулежала Лена, и заключила ту в объятья. — Ириша, спасибо тебе. Меня никто не защищал так, как защищала ты. Я вообще не думала, что это возможно. — Это не только возможно, Лен, но и правильно. Знаешь, так достойные люди поступают. — Я помню. И для тебя хочу делать то же самое, — Лена сплела собственные пальцы с Ириными и слегка их сжала. — Сейчас я хочу, чтобы ты для меня выздоровела. — О-о, думаю, это займёт пару дней… Или недель… — А я и не тороплюсь, солнышко. А пока, вот если хочешь, могу тебе почитать, ну или рассказать, как дела в школе. — Почитать? Если только фанфики Висмута, потому что школа, Ириш, меня сейчас не интересует. Но ты можешь рассказать, как прошёл твой открытый урок. Неожиданно для Лены Каримова рассмеялась. — Ты чего? — Лена слегка приподняла бровь. — Мой открытый урок понравился детям — это важно. Но гораздо интереснее то, что случилось до него. Откровенно говоря, я чуть не опоздала, и дело вовсе не в моей безалаберности, что бы там ни ворчала Людмила Фёдоровна. — Я вся внимание. *** Когда Ира закончила описывать их встречу с Васей, Лена громко расхохоталась. — Висмут, ты всё-таки девочка-девочка. Я вот перед важными матчами вообще ни о чём думать не могу. А ты и глаза красивые подметила, и руки, и манеру вождения. Господи, для меня бы этот мужик вообще незамеченным прошёл, если бы мне светил какой-нибудь турнир. Хотя нет, не незамеченным — смачно обматерённым. — Ну, откровенно говоря, сначала я его действительно обматерила, правда, не уверена, что он слышал. Лена округлила глаза. — А ты умеешь материться? Висмут, ты открываешься мне с новой стороны. — Я полна неожиданных талантов, хотя этим умением и не горжусь, — хихикнула Ира. — Зря. Умение выдать какой-нибудь загиб иногда очень спасает. А от такого интеллигентного солнышка каждое «блять» звучит как гром среди ясного неба, следовательно, имеет больший вес. — Ты намекаешь, что разносторонность — наше всё? — Ага-ага. — Тогда кому-то, кажется, пора надеть платье, — Ира слегка толкнула Лену в плечо. — А-а-а… Э-э-э… — замялась Кулёмина и тут же быстро добавила: — это не то, что я имела в виду. — Я не понимаю, и это другое? — Это действительно другое. К тому же, Ир, какие платья? Я не умею их не то что носить, но даже выбирать. — Ну, с этим я могу помочь, если захочешь. — Не в этой жизни, но спасибо. — Ладно, как скажешь, — Ира пожала плечами. — До платьев, в конце концов, тоже надо дорасти. — Предпочту оставаться недорослем, — прыснула Лена и подавила зевок. — О, солнышко, кажется, мне лучше оставить тебя в компании Морфея. — Ириш, я очень не хочу, чтобы ты уходила, но чувствую, что ещё минут десять, и просто отключусь. — Не переживай. Я на днях обязательно зайду и почитаю тебе, как и обещала… Или что-нибудь посмотрим, если ты будешь чувствовать себя лучше. — Я люблю тебя, Висмут… Как друга и одного из лучших людей в моей жизни. — И я тебя. Поправляйся, солнышко, — Ира наклонилась и чмокнула Лену в лоб. Глядя, как за Висмутом закрывается дверь, Лена улыбалась. Никакой ревности или тоски, только облегчение, нежность и понимание, что всё правильно. *** — А я сказала, не поеду в вашу Черногорию! Уже второй день Аня воевала с родителями, вернее, с матерью, которая, как только им пришло подтверждение от заказчика, объявила Ане, что сразу после ЕГЭ она прилетает к ним с отцом чуть ли не первым рейсом. — Что значит не поеду?! Как это не поеду?! Куда ты денешься?! — А то и значит — не поеду! У меня работа! Контракт! — Мы с отцом ничего не подписывали, ты сама сказала, что Золотов заключил договор с представителями группы — Лерой и Наташей! Не надо мне теперь по ушам ездить! — Контракт, может, с Лерой и Наташей, а песни пишу я! И я не могу просто так всё бросить, всех подвести, потому что у папы место работы сменилось! Я, в конце концов, выпускной отгулять хочу! Да и блин, вообще, почему мы это обсуждаем? Не ты ли подгоняла нас с отцом в Москву, напирая на перспективы? А в Черногории у меня какие перспективы? Без знания языка, без местного аттестата, или что у них там! — Аня, в Черногории мы хотя бы сможем проследить за тем, чтобы ты поступила в приличный ВУЗ! А тут что? С гитарой наперевес по съёмочной площадке прыгать?! — Да какие там приличные ВУЗы? Ты хоть один знаешь? И всё ещё — как я в него поступать-то буду? — Язык там почти как русский! — Мам, это в быту! А чтобы учиться, надо знать местный! А англоязычную программу — я уже гуглила — вы не потянете! Это несколько тысяч евро в год! Что мы вообще обсуждаем, когда передо мной открыты лучшие ВУЗы страны и выбор у меня больше, чем три несчастных черногорских университета?! — эти аргументы Аня повторяла, сначала спокойно, потом переходя на крик, уже не раз, но, кажется, Ирина Прокопьева обладала суперспособностью — не слышать ничего, что не укладывается в её картину мира. Аня вылетела из своей комнаты, где разгорелась очередная баталия, влезла в кроссовки и взялась за плечики, на которых висела куртка. — Аня! Мы не договорили! — Не о чем разговаривать! Не поеду. Я. Ни. В какую. Черногорию! — схватив с полочки ключи и плечики с курткой, Аня вылетела из квартиры и громко захлопнула за собой дверь. Её немного отрезвил промозглый ветер, бросивший в лицо пригоршню мелкой мороси. Аня, уже отошедшая от дома на приличное расстояние, всё-таки сунула ключи в карман джинсов, освободила куртку от плечиков, надела её и рассмеялась. Джентельменский набор — ключи и плечики, чтобы повеситься прямо тут. Господи, почему мать такая упёртая?! И нелогичная! И авторитарная! Аня взмахнула плечиками, чем остановила проезжавшую мимо машину. Хм-м, Остолбеней, флегматично подумала Прокопьева. — Они должны быть полосатыми, — стекло со стороны водителя опустилось и на Аню посмотрели улыбчивые карие глаза. — Маман не дала мне времени их покрасить, так что будем считать это заготовкой — кустарным, так сказать, промыслом… Здравствуйте, кстати, — Аня улыбнулась, узнав в водителе Анфису Воробьёву — актрису сериала, которую мельком видела на площадке и довольно часто — в других проектах. — Небольшая семейная размолвка? Привет, — Анфиса открыла пассажирскую дверь. Аня быстро нырнула в салон. — У вас новая машина. Последний раз на площадке я видела вас на другой… Хонда была, кажется. — Да, я решила обновить свой автопарк. Тем более моя любимая Хондочка всё чаще стала подкидывать сюрпризы — то не заведётся, то где-то постукивает… Она всё-таки дама в возрасте. — И вы решили уйти к молоденькой? — Нет, солнышко, я решила отправить свою девочку на заслуженный отдых. Как насчёт десертика? — Анфиса тронулась с места. — Я бы не отказалась и от полноценного ужина. Потому что домой мне сейчас нельзя, а кушать хочется. — Идёт. Тогда поехали ужинать и, видимо, ко мне, потому что, кажется, ночевать дома — тоже не вариант. — Не-а, вообще не вариант, — Аня достала телефон из кармана куртки и набрала отцу смс, в котором соврала, что ночует у Леры. Дождавшись утвердительного «Да, детёныш, так, наверное, будет лучше», она облегчённо выдохнула и откинулась на сиденье. — Хочешь рассказать, что у тебя случилось? — Анфиса выехала на Ленинградское шоссе и остановилась: впереди ожидала очереди на проезд длинная вереница машин. — О, ну если коротко, апокалипсис в отдельно взятой семье. — Ну, судя по твоему тону, всё-таки не совсем апокалипсис. Аня скривилась и озадаченно посмотрела на многострадальные плечики, всё ещё лежавшие у неё на коленях. Немного подумав, она закинула их на заднее сиденье. — Ну хорошо, не апокалипсис, его предвестие: трубы, так сказать, вострубили и надрываются уже второй день не переставая. Если свести к сути, родителям предложили работу в Черногории… Ну, отцу — мать-то у меня не работает. И вот Ирина Петровна уверены-с, что я всю жизнь мечтала оказаться в какой-то, простите, жопе Европы… Из Москвы-то уехамши, ага. — Черногория — прекрасная страна, я там отдыхала, — Анфиса нахмурилась. — Ну так помните анекдот: «Чувак, а ты туризм-то с эмиграцией не путай». Я уверена, что отдыхать там — охеренно… Горы, море, климат — все дела. Но жить? Сменить МГУ или какую-нибудь Гнесинку на университет Черногории? Где моя ихнюю не понымать? Да к тому же, это маменька может рассекать по миру с папой — она всё равно дома сидит! Ей пофиг, где нам мозг выносить! А у меня работа, между прочим, — Аня поняла, что снова срывается на крик. — Простите, кажется, я на вас рявкаю. — Если тебе нужно прокричаться, кричи на здоровье. — Спасибо. Как она не понимает, что я не хочу осесть дома? Я не хочу, как она! И, ну объективно, Россия сейчас даст мне гораздо больше перспектив, чем Черногория. Это ж морочиться с поступлением, с оформлением ВНЖ, не говоря уже о том, что следующей зимой мне исполнится восемнадцать и я просто свалю назад. Но сколько будет всего про… Упущено! — Ну так и скажи, что дольше, чем до восемнадцати, не задержишься. — Да я уже об этом думала. Но, понимаете, моя мать обладает уникальным свойством — социальной глухотой. К тому же, если я сейчас соглашусь с ними уехать, это значит, что до восемнадцати мне будут, простите, ссать в уши о том, как офигенно в Черногории, как мне непременно нужно поступить в университет. Я, может, конечно, и поступлю, но потом будут давить на то, что деньги-то уже вбуханы, поэтому давай-ка, доучивайся. Да и вообще, ну бред же! Какая нахрен Черногория?! У меня, может, мысли о новых проектах уже есть — для Золотова-то! К тому же он действительно занялся нашей раскруткой — через полтора месяца первый клип снимаем. Это надо быть идиоткой, чтобы такой шанс продолбать! — Я понимаю, солнышко, но тогда остаётся стоять насмерть. А пока ты отстаиваешь свои права, мы с Васенькой подумаем, как тебе помочь. — Да я не думаю, что мне понадобится помощь — папа не считает, что мне нужно с ними ехать. Ориентировочно там двухгодичный контракт, и не факт, что они останутся в Черногории потом. Просто па мать переорать не может. То есть в итоге-то я понимаю, что будет так, как рентабельно, а не так, как она хочет, но она выест мне мозг чайной ложечкой, мне и папе. В конце концов, силком-то меня не потащат. Тут главное, чтобы маман не осталась в Москве, чтобы меня стеречь, потому что тогда я, простите, просто ёбнусь. — Ну, как минимум, ты можешь сбегать ко мне в особо сложные моменты — я буду рада тебя видеть, — Анфиса тепло улыбнулась и снова перевела взгляд на пробку. Разумеется, Анфиса будет рада её видеть. Всегда будет рада видеть свою дочь.