Квир-реалии

Глава пятнадцатая Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО С СОБОЙ ДЕЛАТЬ Краткое содержание: Джастин приспосабливается к обстоятельствам. Январь 2003 года. Джастин Отвезти Брайана в новый реабилитационный центр оказалось сложнее, чем я думал. Не могу перестать думать о том, как я был полон надежд, когда мы с Тесс отвезли его в «Гавань Надежды». «Это новое начало», — твердил я себе тогда. Но «Гавань» оказалась гребаной катастрофой. И теперь я говорю себе то же самое снова и снова о «Спрингхерсте». Что это что-то изменит. Что ЭТО будет то место, которое сможет ему помочь. Я смотрю вслед уходящему Брайану, он бросает на меня последний взгляд, и дверь за ним закрывается. Мне хочется кричать. Я хочу бежать за ним. Иди с ним. Но дверь закрыта. Он с одной стороны, а я с другой. Бен ведет джип обратно в Питтсбург, и большую часть пути они с Майклом тихо разговаривают. Я сижу на заднее сиденье и ничего не говорю. Что, черт возьми, тут можно сказать? Я закрываю глаза и притворяюсь, что сплю, но они знают, что я не сплю. Они знают, но оставляют меня в покое. На следующий день — в среду — я иду на занятия. Обедаю с Маршаллом, как и почти каждый день, потом забираю Уэйда и везу его в торговый центр Монровилла, чтобы купить новые туфли. — Почему бы тебе не попросить Теда отвезти тебя по магазинам, Уэйд? — спрашиваю я. — В конце концов, он твой парень. Но Уэйд только пожимает плечами. — В последнее время я не так уж часто видел Теда. Он вроде как занят и все такое. С этим вебсайтом, — Уэйд теребит ремень безопасности. Похоже, этот маленький роман в значительной степени изжил себя, — тут ошивается один новый парень. Он был с Тедом в офисе, когда я зашел как-то. — О, да? — говорю я, стараясь казаться заинтересованной, — этот парень новичок? — Я так не думаю, — говорит Уэйд, — Эммет вошел сразу после меня, и парень нырнул через заднюю дверь. Тед говорит, что он просто какой-то парень, которого он знал пару лет назад, который зашел, чтобы отдать ему что-то. — О, — говорю я. Похоже, у Теда появился новый парень, или что-то новое. Но Уэйд не кажется таким уж расстроенный. Это даже к лучшему. Уэйд слишком молод и незрел, чтобы серьезно встречаться с каким-то парнем. И Тед тоже, если подумать. После того, как я высаживаю Уэйда у его дома, я еду к дому Линдси и Мел. Хочу рассказать им о «Спрингхерсте» и о том, что по-моему это действительно хорошее место для Брайана. Линдси усаживает меня и приносит печенье, травяной чай и все такое лесбийское. Потом приезжает Мел, забрав Гаса из детского сада. Гас вбегает в гостиную, прыгает на меня и крепко обнимает. — Дастин! — радостно восклицает он. Но потом он наклоняет голову, как это делает Брайан, и спрашивает меняю — Где папа? Когда папа придет? Вот тогда я встаю и говорю девочкам, что мне пора уходить. Мне, блядь, необходимо быстро выбраться из этого дома. Всю дорогу домой я гнал джип. В лофте на автоответчике сообщение от Лесли — личного помощника Брайана в Лос-Анджелесе. Лесли — одна из немногих, с кем Брайан связался после того, как приехал сюда, и теперь мне нужно сообщить ей, что он вернулся в реабилитационный центр. На самом деле, у меня есть длинный список людей, которым мне нужно позвонить, но я не хочу делать это сию минуту. — Брайан? — раздается голос Лесли. — Джастин? Ребята, вы там? Проверьте сообщения электронной почты и факс, потому что я отправила вам пресс-релизы для Гильдии киноактеров и номинаций на премию BAFTA. Поздравляю! Пока, мальчики! Я немедленно бегу к столу Брайана, чтобы проверить факс и электронную почту. Конечно же, он был номинирован на лучшую мужскую роль второго плана за «Олимпийца» Гильдией киноактеров и за «Хаммерсмита» BAFTA, что похоже на премию Британской академии. Джимми также был номинирован на Лучшего актера по версии SAG и BAFTA также за «Олимпийца», а Рон по версии BAFTA за режиссуру. Я отмечаю даты двух церемоний награждения и помечаю их в календаре Брайана. Я удивлюсь, если Брайан к тому времени вообще выйдет из реабилитационного центра. Но надеюсь. И я задаюсь вопросом о «Оскаре» — номинации должны состояться через несколько недель. После всего этого дерьма с Роном и всем прочим, я хочу, чтобы Брайан был номинирован. Чтобы его признали за его работу. И я хочу, чтобы он победил. Очень, очень хочу, чтобы он победил! Я недолго читаю перед занятиями и рано ложусь спать. Уже засыпая, понимаю, что забыл поужинать. На хуй. Встаю в четверг утром и снова тащусь через день. Мне трудно думать о чем-либо, кроме того, что Брайан делает в «Спрингхерсте». Продолжаю смотреть на часы, отсчитывая время, пока он не выйдет из детоксикации. После того, как я съел немного салата и остатки мясного рулета с ужина — да, теперь я вспомнил — сижу и жалею себя. А жалеть себя — это последнее, что я хочу делать. В конце концов, все идет отлично, верно? Брайан в отличном новом месте, и я собираюсь увидеться с ним на следующей неделе. Побыть с ним рядом. Следующая неделя. Но прямо сейчас мне нужно убраться из лофта. Я чувствую, как стены смыкаются вокруг меня. Пытаюсь думать о том, что бы сделал Брайан в этой ситуации. И что он хотел бы, чтобы я сделал. Это и ежу понятно. Поэтому я одеваюсь, иду в «Вавилон», танцую, выпиваю пару стаканчиков, а потом танцуй еще немного. И я думаю обо всех парнях, которых я мог бы трахнуть, если бы захотел. Есть один парень, который довольно горяч, и он весь для меня, но я понимаю, что, как бы я ни был возбужден, а я возбужден, поверьте мне — он меня нисколько не интересует. Да, я хочу заинтересовать ЕГО, но главным образом для того, чтобы доказать, что могу. Мне нравится флиртовать, и Брайан думает, что я большой дразнилка, но иногда просто нужно что-то сделать, чтобы напомнить себе, что ты все еще желанный. Я ЗНАЮ, что все еще горяч, но когда вы сидите в одиночестве в лофте или работаете часами в одиночестве в студии, или лежите в постели, тоже в одиночестве, приятно, когда тобой восхищается какой-нибудь горячий незнакомец. Я улыбаюсь парню и благодарю его за танцы, но затем высвобождаюсь из его объятий, покидаю клуб, еду домой и сразу ложусь спать, пока мой кайф не прошел. Уже засыпая слышу телефонный звонок. Телефон звонит в лофте в любое время суток и всегда будит меня. Наверное, в прошлом году у меня вошло в привычку ждать каждый вечер звонка Брайана. Я нащупываю у кровати трубку, затем понимаю, что это вовсе не телефон в лофте. Это мой сотовый, очень громко звонящий. Может быть, это Брайан. Может быть, он рано вышел из детоксикации! Я нащупываю в темноте свой сотовый и открываю его. — Алло? — сонно бормочу я. — Привет, Голубая Крошка, — раздается голос. Этот язвительный смех. Этот насмешливый тон. И эти грязные, пьяные слова. — Джимми? Это ты? — я сажусь прямо в постели. — Это я во плоти, Джасти, — фыркает он, — я имею в виду по телефону! Ха! — Джимми, где ты? Он издает сопящий звук. — В стране серебряных берез, на родине бобров, где же еще? — Джимми, ты в Торонто? — я знаю, что он снимается там в фильме с Чаки Рейнджером, комиком. — Отвратительное место! — говорит Джимми. — Ты знаешь, как здесь ХОЛОДНО, Голубая Крошка? Этот фильм про Чикаго, а в Чикаго чертовски холодно, но ЭТО! Это просто безумие! Я замерзаю, мои яйца отвалились, Джасти! Ты знаешь, на что это похоже? Отморозить свои хорошенькие маленькие яйца? Этот разговор — совсем не то, что мне сейчас нужно. Но как повесить трубку, если это «Самый Влиятельный актер в Голливуде»? — Да, Джимми, — говорю я, — я знаю, каково это. В Питтсбурге сейчас тоже холодно. Последний день января, в конце концов. Очевидно, что Джимми не в себе, но какого хрена он звонит сюда посреди ночи? Брайан говорит, что Джимми — телефонный наркоман и постоянно разговаривает по телефону. «Джимми не может даже посрать не позвонив, — сказал мне однажды Брайан, — он разговаривает по телефону даже, когда трахается.» Да, я не спрашивал никаких подробностей о том, откуда Брайан узнал эту информацию. Но откуда у Джимми номер моего мобильного? Когда я думаю об этом, ответ очевиден. Должно быть, он взял его во время одной из его маленьких встреч с Брайаном. Прошлое Брайана всегда настигает меня. И теперь это в моем телефоне. — Дай мне поговорить с Браем, Голубая Крошка, ладно? — уговаривает Джимми. — Я звонил ему на сотовый, но он отключен. — Брайана здесь нет, Джимми. И он не может с тобой разговаривать. Он в реабилитационном центре. — Я знаю, что ЭТО неправда! — рявкает Джимми. — Тесс сказала мне, что он сбежал на прошлой неделе из этого «Убежища Счастья», или как там это, блядь, называется. Я знаю, что он там с тобой, так что позволь мне поговорить с ним, — Джимми ждет, но я не отвечаю, — имей сердце, Джасти! Давай же! — Джимми, — вздыхаю я, — Брайан был здесь со мной, но теперь он вернулся в реабилитационный центр. В другом месте. Я отвез его туда во вторник. Я слышу, как Джимми возится с телефоном. — Дай мне номер нового центра, Джасти. Мне нужно позвонить ему немедленно! Это очень, очень важно! В «Спрингхерсте» Брайану разрешено звонить. Ему также разрешено иметь свой ноутбук и отправлять и получать электронные письма. Он также может выбирать посетителей, если они будут согласованы с доктором Горовицем. Это не то, что было в «Гавани», где он был практически отрезан от остального мира. Но это не значит, что Брайан хочет, чтобы я рассказал всем, где он и как с ним связаться. Брайан до сих пор не уверен, сколько людей может знать о его нахождении в реабилитационном центре, потому что чем больше людей, которые знают, тем больше шансов, что это попадет в прессу, и тогда вся гребаная жизнь Брайана снова окажется на первой полосе! Только без фотографий моей голой задницы! Я надеюсь! — Нет, Джимми, — говорю я ему, — я не могу дать тебе номер. Брайан находится на лечении, и ему не нужна куча людей, которые знают, где он. — Но я же не куча людей! — ноет Джимми. Я почти смеюсь, потому что он очень похож на Майкла, когда тот ноет. — Я Джимми Харди! Я «Соседский Мальчик Америки»! Я не какой-то гребаный незнакомец, Джасти! Я… я… — Джимми роется в своем кипящем мозгу, пытаясь понять, кто именно он для Брайана, — Я СОЗВЕЗДИЕ Брайана! Мне приходится сдерживаться, чтобы не расхохотаться. Для Джимми эта связь значит все. Созвездие Брайана! Думаю, по мнению Джимми, это отношения, которые превосходят друга, любовника или партнера. И, может быть, даже жену. Бедная Тесс! — Тогда почему бы тебе не позвонить Чаки Рейнджеру? Он твой нынешний партнер, — напоминаю я ему, — я уверен, что для него большая честь получить от тебя весточку в этот час. Я смотрю на часы, уже больше трех ночи. — Чаки, блядь, Рейнджер! — Джимми фыркает. — Я не хочу называть Чаки гребаным Рейнджером! Он делает мою жизнь здесь сущим адом, Голубая Крошка. У меня есть премия «Оскар»! Через два месяца у меня будет ДВЕ премии «Оскар»! — хвастается Джимми. — Но разве Чаки, блядь, Рейнджер дает мне какое-нибудь уважение? Забудь об этом! Он обращается со мной как с дерьмом! Со мной! Джеймсом Лоуренсом Харди! — Мне очень жаль, Джимми, — и мне действительно жаль Джимми. Вроде. Но не в три утра, — я передам ему, что ты беспокоился о нем, и, может быть, ты сможешь написать ему, хорошо? — Я не хочу, блядь, ПИСАТЬ Брайану! Я хочу с ним ПОГОВОРИТЬ! МНЕ НУЖНО с ним поговорить! Прямо сейчас! Это важно, Голубая Крошка. Очень важно! Я делаю глубокий вдох. — Самое главное, что Брайан продолжает свое лечение. Это хорошее место для него, в отличие от этой жалкой «Гавани Надежды»! И я не хочу, чтобы Брайан отвлекался. Так почему бы тебе не проспаться, Джимми? Или еще лучше, позвони своей жене. Обсудите все с Тесс. Джимми печально фыркает. — Я не могу. Тесс со мной не разговаривает. Здорово. Джимми в эти дни сжигает все свои мосты. — Мне очень жаль, но Брайан ничего не может сделать с этим, Джимми. Может быть, тебе нужно, чтобы Тесс приехала туда и навестила тебя. Обсудить все с глазу на глаз? Как насчет этого? — Пробовал, — коротко отвечает Джимми, — не сработало, — я слышу, как он пьет на другом конце провода, — она отпускает меня, понимаешь? Она мне так сказала! Она сказала, что с нее, блядь, хватит! Ох, ох. Звучит не очень хорошо. — Отпускает тебя? Что ты имеешь в виду, Джимми? — Она подает на развод, Джасти. Но, конечно, только после вручения «Оскара». Это будет выглядеть не очень хорошо. Вы всегда ждете окончания церемонии вручения «Оскара»! Вот дерьмо, думаю я. Тесс — единственное, что удерживает Джимми от полного схода с рельсов! Или от преследования Брайана. Особенно теперь, когда Рон мертв. Прежде, по крайней мере, у Джимми были два волевых человека, которые говорили ему, когда он ведет себя как придурок. Теперь один умер, а другая разводится с ним. Это определенно плохая новость. — Брайан не отшил бы меня, Джасти, — печально говорит Джимми, — как Тесс меня отшивает. А теперь и ты меня отшиваешь. Это воняет, Голубая Крошка. Я думал, ты такой милый мальчик. — Я милый мальчик, Джимми, — зеваю я, — но сейчас середина ночи, и я очень устал. Утром у меня студия, и для этого мне нужно выспаться. — Студия? Ты снимаешься в фильме, Джасти? Расскажи мне все об этом. Он явно одинок и действительно хочет поговорить, даже если это только я. Я слышу, как Джимми затягивается чем-то, сигаретой или косяком, не могу сказать, но у меня всегда было впечатление, что Джимми больше увлекался выпивкой, чем травкой. — Это урок живописи, Джимми, — объясняю я. — «Рисунок фигуры.» — Фигуры, да? — Джимми фыркает. — Обнаженной фигуры? Ты рисуешь грязные картинки, Голубая Крошка? Ты непослушный маленький мальчик! — Это не грязные картинки, Джимми. Это искусство. Это часть моего обучения в институте. Конечно, я не рассказываю ему о тех рисунках Брайана, которые я делаю не для урока живописи, и которые предназначены только для нас. Думаю, их можно назвать «грязными», но я предпочитаю термин «откровенными», или «эротическими», или просто «честными». — Расскажи мне, как выглядят эти рисунки, — продолжает Джимми, — у тебя есть модели? Прямо там, с тобой? — А ты как думаешь, Джимми? Вот почему они называют это «рисунок фигуры»! — Значит, они нанимают людей для этого моделирования — или это просто добровольцы, которые любят показывать свои члены? — спрашивает Джимми с растущим интересом. — Они нанимают людей. Некоторые из них — студенты, а некоторые — профессиональные модели. Это зависит от обстоятельств, — говорю я, — и они не эксгибиционисты. Многие из них сами художники. И это женщины так же часто, как и мужчины, Джимми, так что дело не в чьем-то члене! — Держу пари, ты рисуешь Брайана, — голос Джимми звучит немного странно, — Я ЗНАЮ, что ты рисуешь Брайана. Он рассказал мне о той художественной выставке, которая была давным-давно. Когда ты получил какую-то награду за рисунок члена Брайана! Я фыркаю на это! — Я не выиграл никакого приза! Но продал там несколько своих картин. Это было шоу в Центре геев и лесбиянок для молодых художников. И это была благотворительность. Думаю о том, как я был унижен, когда моя мама появилась в Центре, и как я пытался заставить ее уйти. Думаю, именно тогда я действительно «открылся», по крайней мере, полуофициально. В первый раз я назвал себя на публике педиком. Мое имя было напечатано в брошюре и все такое! Это чертовски официально для семнадцатилетнего ребенка! Я очень нервничал, когда показывал свои рисунки, и мне очень хотелось, чтобы Брайан пришел и посмотрел на них. Все говорили мне, что он этого не сделает, что он никогда не появится в Центре геев и лесбиянок, потому что ненавидел людей, которые управляли этим местом, и все, что оно олицетворяло. Но я все ждал и ждал. И почти сдался. А потом Брайан с важным видом вошел в Центр, одетый в черную рубашку без рукавов. Я был так взволнован его приходом! И он выглядел таким невероятно сексуальным! Это была моя любимая рубашка в течение долгого, долгого времени! И это он тоже запомнил, потому что снова надел ее, когда появился в галерее Остина, когда я выставлял там свою работу для жюри. Блин, Брайан выглядел чертовски сексуально и в ту ночь тоже! — Да, насколько сексуально выглядел Брайан, Джасти? — Удивительно горячо! В этой черной рубашке! И его руки были такими твердыми и гладкими, я не мог оторвать от них рук, — говорю я. — Как выглядела рубашка? — говорит Джимми. — Черная, как я и сказал. С кнопками спереди вместо пуговиц. И он расстегнул ее до середины груди. Пока я говорю, понимаю, что рука лежит на члене. Конечно, я голый в постели, и моя рука часто лежит на члене в таких обстоятельствах. Но думать о той ночи. А потом о ночи закрытия галереи Остина, когда Брайан прилетел в город из Чикаго, зная, что я скучаю по нему — это меня так чертовски возбуждает! — Звучит как специальное предложение Брайана Кинни «трахни меня»! — выдыхает Джимми. — Так и было, — отвечаю я. Это действительно было, — посреди комнаты стоял рояль, и какой-то лысый парень играл мелодии из шоу. Но потом он остановился. Брайан подошел ко мне сзади, обнял за шею и начал что-то шептать мне на ухо. — Да? И что потом? — И я подумал: что произойдет, если Брайан просто нагнет меня над этим пианино и выебет до чертиков прямо на глазах у всех этих людей? На глазах у моей матери! И Дафны! Дебби, Линдс и Мел! Перед всем чертовым Центром геев и лесбиянок! Что бы они сделали? Что бы они сказали? Это была моя самая желанная фантазия тогда, когда я был так молод и наивен. Чтобы Брайан заявил на меня права — прямо перед всеми. Чтобы они все ЗНАЛИ, что я принадлежу ЕМУ! Потому что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО принадлежал ему, даже тогда. Как он заявил на меня права в «Вавилоне» в ту первую ночь, когда оттолкнул двух парней, которые терлись об меня на танцполе, и поднял меня на руки. А потом отвез меня в лофт и выебал до полусмерти! Я и не подозревал, что моя фантазия о том, что Брайан заявит на меня права, окажется на первых полосах всех таблоидов в Европе и США! Теперь я поглаживаю себя сильнее, думая об этом. Закрываю глаза. Я хочу повесить трубку и закончить это, но я приближаюсь… ближе… почти… — Скажи мне, Джасти, ты голый? — я слышу, как Джимми говорит шепотом. — Ты дрочишь? Я знаю, что это так. Я слышу это в твоем голосе. Блядь! — Господи, Джимми! Я немедленно вешаю трубку! Это СЛИШКОМ жутко! — Нет! Еще нет! — умоляет он. — Дай мне еще минуту… Просто. Продолжай гладить свой красивый член, Голубая Крошка… Я такой идиот! Я должен был понять, что делает Джимми. задавая мне все эти вопросы о живописи! О том, что я рисую Брайана. И о моих фантазиях. Фу! Мысль о том, чтобы заняться сексом по телефону с Джимми Харди, даже непреднамеренно, слишком ужасна! Мой член начинает опускаться. Даже представить Брайана в этой черной рубашке без рукавов недостаточно, чтобы заставить меня кончить с Джимми на другом конце провода! — Я вешаю трубку! Ты слышишь меня, Джимми? — говорю я ему. — Не перезванивай! И я бросаю трубку, прежде чем он кончает. По крайней мере, я надеюсь, что раньше. Встаю с кровати, потому что мне нужно вымыть руки. Я чувствую себя каким-то… грязным. Боже! Как бы я хотел, чтобы Брайан был здесь! *** Сегодня пятница, и у меня нет никаких планов на выходные, кроме как наверстать упущенное за всю неделю. Я пропустил занятия в понедельник и вторник, сначала отправившись к Тиму Рейли и Бену Брукнеру по поводу реабилитации Брайана, а потом отвозил его туда. И поход в «Вавилон» прошлой ночью тоже не улучшил ситуацию. Моя задница еле двигается все утро, делая мою пятничную утреннюю студию мучительной. Но я не хочу больше пропускать занятия и сильно отстать в семестре, особенно если собираюсь уезжать на большинство выходных, чтобы побыть с Брайаном в «Спрингхерсте». Так что в пятницу я весь день был в капризном настроении. Я обедал с Маршаллом и набросился на него, когда он спросил, не хочу ли я пойти в кино вечером. Потом я извинился и сказал ему, что засиделся допоздна, но не сказал, почему. Он никогда не поверит, что Джимми Харди, пьяный и возбужденный, звонил мне, Джастину Тейлору. Верно. Потом мне начнет звонить Том Круз, а потом Брэд Питт! Я работаю в большой студии в ПИФА весь день, пока не собираюсь с духом. На обратном пути в лофт я заглядываю в закусочную, чтобы купить что-нибудь на ужин. Я люблю готовить, но готовить для себя не так уж и интересно. И к тому времени, когда я возвращаюсь с занятий в течение недели, я обычно так устаю, что просто ем то, что есть в холодильнике. Остатки мясного рулета, которые принесла моя мама, бутерброды с арахисовым маслом и бананом, палочки для кренделей, замороженные булочки с пиццей, попперсы. Что угодно. И по выходным это не сильно отличается. Я собирался купить пиццу в одном месте недалеко от Тремонта, но потом вспомнил, что сегодня вечером в закусочной пятничное особое блюдо — паста «Примавера» с итальянской фасолью и итальянским хлебом, поэтому я сворачиваю на Либерти-Авеню. Я уже проголодался, просто думая о еде. Брайан всегда предупреждает об углеводах, но я растущий организм! Не так ли? Мне нужно подзарядиться, если я собираюсь пройти через свой сумасшедший график, не упав в обморок. В закусочной шумно, но Дебби сразу подходит, когда видит, что я вошел. — Привет, Солнышко! — говорит Дебби. — Что тебе принести? — Особое блюдо, — говорю я ей, — лучше, два. Тогда у меня будет что-нибудь и на завтра. — Специально для завтрашнего дня запеченная ветчина, дорогой. Я обдумываю предложение. — Нет, спасибо, Деб. Только две «Примаверы». Пожалуйста. Деб улыбается мне. — Сейчас принесу. Сними груз, пока. Я сажусь на пустой стул и разворачиваю шарф. На улице холодно, но здесь, в закусочной, жарко, и я расстегиваю молнию на куртке. Забавно думать о том, сколько времени я провел в этой закусочной. Я пришел сюда в первый раз, когда искал Брайана. Да, это всегда как-то сводится к Брайану. Но я пришел сюда той ночью с Майклом после того, как Брайан отшил меня. И я сделал какое-то глупое замечание о Дебби, что она фрик, не зная, что она мать Майкла! Поговорим о классической болезни Тейлора «ящур во рту»! Когда я начал работать в закусочной после того, как Брайан привез меня из Нью-Йорка, я действительно начал чувствовать себя частью гей-сцены на Либерти-Авеню. Я знал всех, и все знали меня. Они сплетничали о взлетах и падениях моей жизни и моих отношений с Брайаном. Вся эта чертова драма! Вся эта тоска и паника! Но были и хорошие моменты, когда утром Брайан и я сидели в кабинке в один из дней, хорошо оттраханные, и просто смотрели друг на друга. Или держались за руки до тех пор, пока Брайан не думал, что кто-то замечает. Но потом Брайан уехал в Лос-Анджелес, оставив меня наедине со всеми язвительными комментариями от каждого мудака, который имел зуб на Брайана. Или кто любил смотреть, как белокурый твинк Брайана снимается с колышка. Да, это было довольно дерьмовое время. И это было почти год назад, когда я оторвался на заднице Теда, поскольку у него хватило наглости сквернословить о Брайане прямо у меня на глазах! На самом деле, Тед сидел на этом же самом стуле, когда я его разукрасил и швырнул свой гребаный поднос о заднюю стену. Я чуть не ударил им Теда. ХОТЕЛ ударить его им по голове! Я был так чертовски зол. Зол на Теда. Зол на Брайана. Зол на весь мир. И даже зол на себя. Так чертовски зол на себя за то, что позволил себе оказаться в такой ситуации. Зол на себя за то, что все еще любил Брайана. Теперь прошел год. Иногда я все еще злюсь. Злюсь из-за того, что меня избили, и из-за всех тех вещей, которые произошли в моей жизни, и в жизни Брайана. И я все еще один большую часть времени. Но я пытаюсь с этим справиться. По крайней мере, у меня есть обязательства Брайана. Ну, может быть, не совсем обязательства, но понимание — это все, что Брайан когда-либо сделает. И это больше, чем я мог надеяться год назад. Год назад я ни на что не мог надеяться, даже на то, что когда-нибудь снова его увижу. Надежда — это в основном то, что у меня есть сейчас. Чертовски много надежд. Вернувшись с едой в лофт, я проверяю автоответчик. Сообщения от моей мамы, Дафны, Уэйда, Эммета, и ДВА сообщения от Джимми. Это становится смешным! Похоже, он пьян в середине дня. Пьяный и возбужденный. Мне хочется перезвонить ему и сказать, чтобы он либо позвонил Тесс, либо взял номер местной телефонной линии в Торонто, но я не хочу его поощрять, и удаляю сообщения Джимми. Провожу остаток вечера в своей студии, с выключенным студийным телефоном и выключенным мобильником! И я действительно заканчиваю кое-какую работу. Какой сюрприз. Я забираюсь в постель довольно рано для вечера пятницы. Завтра мне нужно сделать еще много всего, а в воскресенье я должен быть у мамы на поздний завтрак. Забавно, она никогда не устраивала поздний завтрак. Думаю, она подхватила весь этот Гейский Образ Жизни! Как-нибудь в воскресенье я возьму с собой Эммета и посмотрю, как она отреагирует. Она встречалась с ними всего пару раз, и он станет настоящим испытанием ее терпимости к геям! С другой стороны, они действительно могли бы поладить. Мама занимается недвижимостью, а Эм считает себя экспертом во всем, что связано с домашним декором. Может быть, в конце концов они вместе займутся бизнесом! Потом я понимаю, что на следующей неделе я буду в «Спрингхерсте» с Брайаном. То есть, если все пойдет по плану. В этот момент мой сотовый оживает. Я беру его в темноте, даже не задумываясь. — Голубая крошка! Эй, привет! Блядь. Я могу представить Джимми, совсем одного в своем гостиничном номере, прижимающего телефон к уху, а руку к члену. Мне вроде как жаль его. Вроде. Но я хочу, чтобы он помирился с Тесс. Или нашел кого-нибудь на съемочной площадке своего фильма, чтобы завести роман. Что угодно, лишь бы занять себя и не доставать меня по телефону! — Джимми, у меня сейчас нет времени с тобой разговаривать! — О, я оторвал тебя от чего-то важного, Джасти? У тебя остался друг на ночь? — Нет, Джимми, — вздыхаю я, — у меня нет друга, который остался бы на ночь. Я просто очень устал, и у меня впереди важная неделя. У меня есть задания и несколько гравюр для выставки, которую я готовлю. — Выставка? Где это? — с интересом спрашивает Джимми. — В Музее Уорхола, — отвечаю я, — один из портретов Брайана и Гаса. Все они сделаны в стиле Уорхола. — Они продаются? Я их куплю! — экспансивно говорит Джимми. — Я куплю их ВСЕ! — он определенно снова пьян. — Коллекционирование произведений искусства — это то, чем я мог бы заняться. Когда это шоу, Голубая Крошка? Я хочу быть там. Последний человек, которого я хотел бы видеть на выставке — это Джимми Харди. Разве ЭТО не был бы гребаный цирк? — Я пришлю тебе флаер. А теперь мне пора идти. Пока, Джимми! И я захлопываю телефон, прежде чем он успевает начать тяжело дышать. Но через 10 минут мой сотовый снова начинает работать. Я хватаю его и сердито открываю. — Что нужно, чтобы заставить тебя отвалить! — Должно быть, у тебя ПМС, Солнышко. прими Мидол, и я перезвоню утром. — Брайан! — ною я. — Нет, подожди! Не вешай трубку! — Я здесь, — смеется он, — мне следовало позвонить раньше. Звучит так, будто все сговорились. Я не хочу рассказывать ему о Джимми. Не сейчас. Ему не нужно это обострение. — Прости, Брайан. Это была долгая, долгая неделя. Как твои дела? У тебя закончилась… детоксикация? — Да, — раздается голос. Брайан звучит так близко. Как будто он прямо в комнате со мной, — все было не так уж плохо. Пару часов блевал, а потом еще два дня скучал. Сегодня вечером меня отпустили, и мне потребовалось некоторое время, чтобы ознакомиться с распорядком дня и устроиться в моей комнате. — Как там дела? Все в порядке? — Ну, это совсем не похоже на тот ад, который был в «Гавани». Я имею в виду, что это не «Плаза» и даже не «Чаттертон», но номер отдельный, и у меня даже есть собственная ванная комната и душ. И настоящий шампунь. Доктор Горовиц связался с нацистом, который управляет тем заведением, и они отправили все мои вещи сюда, в «Спрингхерст». Мой фотоальбом, «Филофакс» и всю мою одежду. Но мне все еще нужна моя собственная косметика. Не мог бы ты взять с собой кое-что?.. Я имею в виду, если ты приедешь на следующей неделе? — Конечно, я приеду, Брайан, — говорю я ему, откидываясь на подушки, — если ты все еще этого хочешь. — Да, — говорит он, — я хочу, чтобы ты приехал. То есть, если ты все еще веришь в меня, даже после всех моих неудач, — фыркает он, — не хочу быть тем, кому ты в следующий раз скажешь «отвали» по-настоящему. — Не будешь. Я никогда не скажу тебе отвалить, — говорю я, — это то, во что ты должен верить. Знаю, что тебе трудно поверить, что я всегда буду рядом, несмотря ни на что. Но это правда. — Ты же знаешь, как мне трудно вообще во что-то верить, Джастин, — говорит Брайан, — но, возможно, я начну разбираться в этом с твоей помощью. — Тогда, может быть, мы оба сможем поверить. Может быть, мы действительно сможем. Верить. В нас двоих. И, может быть, даже во что-то большее. Это только начало, я знаю. Прекрасное начало. И я закрываю глаза, думая о том, что еще ждет впереди.