Квир-реалии

Глава двадцать первая ОТКРОЙ МНЕ ГЛАЗА Краткое содержание: Брайан просыпается — снова. Февраль 2003 года. Брайан Я открываю глаза. — Ты собираешься в ближайшее время встать? — Хм? — я прищуриваюсь на него. — Хороший ответ, — говорит он, — если бы ты так не опустошал себя весь день, то, возможно, нашел бы что-нибудь конструктивное, чтобы занять свободное время. Я медленно сажусь, чувствуя себя сбитым с толку. Моя гребаная голова тяжелая и туманная. Как будто я действительно где-то в другом месте. Наблюдаю за собой издалека. Наблюдая за сценой, которая не должна была разыгрываться. — Блядь, — морщусь я. Свет слишком яркий. — И это тоже, — он отдергивает еще одну штору и впускает в комнату больше солнечного света, — сейчас десять ноль ноль, так что шевели своей тощей задницей. — Мы не будем трахаться так рано утром, — говорю я, доставая пачку сигарет. В горле у меня сухо и жарко, но мне очень нужна эта сигарета, — я, пожалуй, пойду по магазинам. — Не думаю, что сейчас лучшее время, чтобы увеличить лимит еще одной гребаной Золотой карты, — говорит Рон, глядя на меня, что еще за новости? — Сожалею, — отвечаю я. Я нащупываю сигарету из пачки. Теперь мне нужно найти зажигалку. — Да, ты сожалеешь. Джимми сожалеет. Росс Престон сожалеет. Гребаная студия сожалеет! Но я все еще тот, кого винит Хоуи Шелдон, потому что «Олимпиец» пошел в гребаный унитаз! Хотя это было глупая идея Хоуи взять этого гребаного Росса Престона — бездарного маленького засранца! Но я тот, кто берет на себя всю ответственность, потому что это МОЙ гребаный фильм! — И что? — я пожимаю плечами. — Сними еще один гребаный фильм. Они забудут об этом. Сигарета вкусная. Косяк был бы вкуснее, но сейчас я не могу его зажечь. Не раньше, чем Рон уберется к чертовой матери из дома. — Заткнись, мать твою! После фиаско «Олимпийца» мне повезет, если я получу контракт на съемки эротическом порно для гребаного шоу! — По крайней мере, у тебя есть некоторый опыт в этом, — съязвил я. — У тетя тоже, детка, но я бы не стал этим хвастаться, — он ищет рубашку. Сердито роется в шкафу, — ты чертовски помогаешь! Тебе следует подумать о том, чтобы найти работу, и как можно скорее. Здесь, в Лос-Анджелесе, много рекламных агентств. Или Джимми может найти тебе что-нибудь в своей продюсерской компании. Все, что угодно, чтобы вытащить тебя из постели, из дома и чем-то занять твое время, кроме кайфа. Я качаю головой. — У меня была хорошая работа в рекламном агентстве в Питтсе, и я был на пути к тому, чтобы стать партнером. Но я БРОСИЛ все ради ТЕБЯ, помнишь? Я продал свой лофт и джип и избавился от всего своего дерьма в Питтсбурге, потому что ТЫ хотел, чтобы я остался здесь с тобой. Ты хотел чертову голливудскую жену. Так в чем дело? Не получаешь достаточно удовольствия за свой доллар? — зеваю я. Рон надевает серую рубашку. Это ужасный цвет для него, но я не говорю ни слова. Он ничего не смыслит в моде. — Мне придется ужесточить бюджет, и я НЕ шучу! Я вложил кучу, блядь, моих собственных денег в «Олимпийца «, и я потерял ВСЕ это. — Джимми тоже вложил свои собственные деньги в эту штуку, и я не слышу, чтобы ОН все время скулил, — говорю я. — Это потому, что у Джимми в расписании пять фильмов и огромный банк, поддерживающий его, — рычит Рон, — он может позволить себе провалиться и потерять кучу денег! Он вернется со своей следующей зарплатой. Но Я не могу этого сделать! У меня нет таких денег, чтобы их потерять! Я ставил все на то, что «Олимпиец» станет хитом. Вот это гребаный смех! Большой пидорский романтический фильм! Я, должно быть, был не в своем уме, чтобы даже думать сделать это! — Это еще одна возможность, — бормочу я. С тех пор как стало очевидно, что его дурацкий фильм был вонючим, который должен был провалиться по-крупному, Рон бегал как маньяк, срываясь на каждого, кто попадался ему на пути. Меня не удивляет, что я его нынешняя цель. — Не то чтобы я трачу так уж много, Рон. Черт! Я покупаю только то, что мне нужно! Ты хочешь, чтобы я выглядел как какой-нибудь бродяга, когда мы выйдем на улицу? Рон оборачивается. — Извини, но ситуация с деньгами изменилась! И тебе нужно будет изменить свои ожидания и свои дорогие привычки! Тебе придется смириться с этим, как и Я должен! — Я думал, что именно это я и делаю? — ухмыляюсь я. — Ты знаешь, что у меня получается лучше всего. — Вставай, мать твою! — кричит он. — Сейчас же! Я вылезаю из кровати и иду в ванную. Смотреть на себя в зеркало совсем не весело. Выгляжу ужасно. У меня покраснели глаза и нос. Я принимаю душ, одеваюсь и, спотыкаясь, спускаюсь вниз. — Ты пропустил завтрак, — категорично заявляет Кармел. Она моет посуду в раковине. — Большое, блядь, дело. Открываю холодильник. Мне нужно что-нибудь сладкое. Сок. Любой сок. Наливаю большой стакан апельсина и папайи и выпиваю все до дна. Входит Рон. На нем костюм от Перри Эллиса, в руках портфель. — Хорошего дня в офисе, дорогой, — саркастически говорю я. — У меня встреча с Джимми в студии по поводу европейских и британских дат выхода. Я пожимаю плечами. — Может быть, там больше понравится «Олимпиец». Ты можешь вернуть сексуальные сцены обратно, вместо того, чтобы врываться в студию, как пиздюк, и вырезать их все на хрен! — Так теперь ТЫ гребаный критик? — фыркает Рон. — Я просто говорю. По крайней мере, тогда ты бы знал, что не сдался только потому, что Росс Престон решил, что он не хочет показывать свой член на экране. Или слишком похож на педика. Что довольно сложно, учитывая как он прикидывается педиком! Скажи мне, Рон, какой, черт возьми, был смысл снимать фильм, если ты собирался выпотрошить его? Если ты собирался вырезать все то, что сделало его таким, каким он был? Чертовски странная драма! Если бы ты сделал все так, как намеревался, а затем потерпел неудачу, по крайней мере, у тебя был бы повод гордиться. Он смотрит на меня, потому что я, возможно, никчемный, одурманенный наркотиками кусок дерьма, но я говорю ему правду. Я всегда говорю Рону правду. Почему бы и нет? Мне больше нечего терять. Думаю, это единственная причина, по которой он все еще беспокоится обо мне — это... и моя задница. Рон делает шаг вперед, и на секунду мне кажется, что он собирается ударить меня. Я напрягаюсь. Это было бы не в первый раз. Я привык к тому, что меня бьют. Как еще ты узнаешь, что им не все равно? Но он моргает и отворачивается. — Это не имеет значения. С сексуальными сценами или без них, картине пиздец. Я потратил десять лет своей жизни, чтобы сделать «Олимпийца», и он испорчен еще до выхода, потому что моя горячая молодая звезда просто пшик. Он не может действовать, даже чтобы спасти свою жизнь, и у него нет никакой химии с Джимми. Росс Престон играет Бобби, как какой-нибудь ухмыляющийся мальчишка из братства! Мне жаль Рона. Я думал, что у него будет нервный срыв во время съемок, но пост-продакшн был еще хуже. С самого начала было очевидно, что фильм не сработает, но было уже слишком поздно что-либо с этим делать. Студия не хотела избавляться от Росса Престона и на самом деле не было другого актера-натурала, который бы коснулся этой роли. — Тебе следовало нанять настоящего педика, Рон, — говорю я, — блядь, даже я мог бы сделать работу лучше, чем Росс Престон! — Спасибо за совет, — говорит он. Он даже больше не злится. Он просто полностью побежден. — Я должен идти. Я хочу ему кое-что сказать. Раньше я мог говорить ему вещи, которые не были предназначены для нас обоих. Но теперь мы больше не в состоянии сказать что-либо важное. Поэтому я этого не делаю. Я большой гребаный трус. Я никогда им не был. Не знаю, что со мной случилось. И не знаю, кто, черт возьми, я теперь. — Если ты соберешься куда-нибудь и возьмешь» мерседес», постарайся ни во что не врезаться, — замечает Рон. Я ощетиниваюсь. — То, что случилось с «Мустангом», не моя гребаная вина! Я же тебе говорил! — Верно, — мрачно говорит он, — тебе просто повезло, что я добрался туда раньше копов, иначе они бы привлекли твою задницу за вождение в нетрезвом виде — снова! Так что будь осторожен! — Сука, сука, сука, — бормочу я. Рон оборачивается:. — Послушай меня, Брайан! Ты хочешь, чтобы я снова отправил твою тощую задницу в реабилитационный центр? На этот раз отправлю тебя в «Павильон Спенсера». Ты не сможешь сбежать оттуда так же легко, как сбежал из «Гавани Надежды»! — «Гавань Надежды», — фыркаю я, — все это 12-шаговое дерьмо! — Не испытывай судьбу, детка! — предупреждает Рон. — Ты окажешься на улице через пять минут, если я скажу хоть слово! Это старо. Рон уже раз сто пытался меня вышвырнуть, и не может. Я знаю это, и он знает это. Он подсел на меня так же, как и я… ладно, давай не будем вдаваться в подробности. Это напоминает мне, что я должен позвонить своему дилеру, как только он выйдет за дверь. Наконец Рон уходит. Кармел бросает на меня еще один неприязненный взгляд, прежде чем я, шаркая, выхожу из кухни и устраиваюсь поудобнее в бильярдной. Это мое собственное маленькое убежище. Кармел никогда не приходит сюда, а Рон редко. Я могу спокойно звонить, или кайфовать, или садиться за компьютер и бродить по чатам. Это намного быстрее и проще, чем ехать в Вехо. Не люблю терять время. Я проверяю свои телефонные сообщения. Мой мобильный был выключен со вчерашнего вечера. Даже мне нужен мой гребаный сон красоты. Сообщения от пары парней, с которыми я недавно переспал. Я сохраняю одно и удаляю другое. Сообщение от Джимми. И еще одно. Интересно, что бы сделал Рон, если бы узнал об ЭТОМ? Наверное, совсем свихнулся. Он немного собственник, когда дело касается Джимми, хотя я точно знаю, что они никогда не трахались. Рон действительно должен был взять меня на роль Бобби, по крайней мере, сексуальные сцены с Джимми Харди были бы реалистичны! Сообщение от Майки из Питтсбурга. Это странно. Я почти больше ни от кого там не получаю вестей, по уважительной причине. Наверное, им надоело, что я всем говорю, чтобы они отвалили. Кроме старого доброго Майки. Он все еще пытается. Я имею в виду, насколько яснее мне нужно было показать себя, когда я продал лофт и свой джип, и все мое дерьмо было выслано сюда? Я думал, что это довольно явный сигнал о том, что я не вернусь. Никогда. Время пришло. Моя жизнь в Питтсе закончилась. Я стискиваю зубы и слушаю сообщение: — Брайан, — слышу я дрожащий голос Майкла, — пожалуйста, позвони мне. Это… важно, — он замолкает, когда его голос срывается, — пожалуйста, перезвони мне. Черт! Единственное, о чем я могу думать, это то, что Вик наконец умер. Это отстой, но что я должен сказать об этом? Я набираю номер. Не могу поверить, что все еще помню его. Даже в моем оцепенении, я думаю, старые привычки умирают с трудом. — Брайан? — я слышу радостный голос Майкла. — Брайан! Ты мне перезвонил! — Ты сказал, что это важно, Майки, — отвечаю я. Я смотрю на часы. Мне нужно скоро выдвигаться и связаться с моим дилером, или я начну чувствовать себя дерьмом. Не люблю ждать ощущение отчаяния. Это так, блядь, низко. Как ебаный Бауэри. — Это Вик? Когда это случилось? — Я… нет, — говорит Майки, — это не Вик. Вик в порядке, Брайан. У него все хорошо. — Господи, Майкл! — говорю я, злясь. — Твоем сообщение прозвучало так болезненно, что я подумал: кто-то, черт возьми, умер! Что, черт возьми, с тобой происходит?.. — Я не хотел быть тем, кто позвонит тебе, — фыркает он, — но никто другой не стал бы этого делать. Я подумал, ты должен знать. Подумал, ты захочешь знать. — Знать что! — взрываюсь я. — Господи! Ты расскажешь мне, что происходит? — Это Джастин, — отвечает он. Я останавливаюсь. Что-то холодное сжимает меня внутри. — Что, черт возьми, ты имеешь в виду? Что Джастин? — Он… он… умер. Я сглатываю. — Ты лжешь, Майкл. Почему ты говоришь такое дерьмо? — Прости, Брайан. Джастин… Джастина застрелили. Его убил парень в переулке в центре города. Я не хотел быть тем, кто скажет тебе, но… но я подумал, что тебе нужно знать. Похороны завтра. Он ошибается. Он лжет. Почему Майкл лжет? Почему он говорит это мне? — Заткнись, Майкл! Джастин учится в школе. В ПИФА! Он живет с Дафной. Он в порядке! — Нет, Брайан, — голос Майки звучит где-то далеко, — Джастин бросил институт после того, как ты продал лофт. Он переехал к другому парню, музыканту, но потом они расстались. Джастин никогда бы не сказал, почему, но что-то случилось, что выключило его музыканта. Потом он встретил другого парня в гей-клубе ЦГЛ. Они начали занятия по самообороне и… и Джастин связался с какими-то людьми, которые патрулировали улицы, как Ангелы-хранители. Что-то вроде гей-группы линчевателей. Джастин сошелся с их лидером Коди. Но потом группа попала в неприятности. Они затевали драки с людьми и бросали камни в машины, проезжавшие по Либерти-Авеню. Группа линчевателей распалась. Но… но к тому времени Джастин уже жил с этим Коди. Дафна сказала, что знала, что у них есть пистолет. Джастин рассказал ей, что он мстит всем, кто когда-либо причинял ему боль. Что он покажет всем, что он не какой-то испуганный маленький педик. Что пистолет заставляет его чувствовать себя сильным, снова чувствовать себя живым. — Это чушь собачья! — кричу я. — Джастин никогда не прикоснется к оружию! Ты снова лжешь, Майкл! Он бы не стал! Он никогда этого не сделает! — Это правда, Брайан, — голос Майкла разбит вдребезги, — Джастин и Коди подрались с каким-то парнем, который шел из обычного бара в центре города. Они и раньше попадали в неприятности из-за этого. Целовались вдалеке от Либерти-Авеню и пытались задеть гетеросексуалов. Этот парень набросился на них, так что Джастин и Коди погнались за ним в переулок, и Коди достал пистолет, чтобы напугать его. Но другой парень… у него тоже был пистолет. И он… он выстрелил в них, — теперь я слышу, как плачет Майкл. И я слышу Дебби фоном, проклинающую меня. Проклинающую весь мир, — Джастин был убит мгновенно. Брайан? Ты меня слушаешь? Ты понимаешь? Никто не ожидает, что ты будешь… на похоронах. Но я думал ты бы хотел знать. — Это гребаная ложь! — кричу я в трубку. Я встаю и швыряю чертов мобильник в стену. Она ломается и падает на пол. Я топчу его, пока он не разлетается на миллион кусочков. — ЭТО за ложь, сукин ты сын! Потому что это неправда! Это НЕ ТАК! НЕТ! Ни за что, черт возьми! Нет! НЕТ! Нет, НЕТ! — Брайан! — Нет! — кричу я. — НЕТ! — Брайан, что случилось? С тобой все в порядке? Я сажусь. Мое сердце бешено колотится. Я блядски дрожу. Джастин смотрит на меня широко раскрытыми от страха глазами. Я оглядываюсь и ничего не узнаю. — Где Я? Джастин! Я вцепляюсь в него, как чертов ребенок! — Брайан, все в порядке. Мы в твоей комнате. В «Спрингхерсте». Джастин цепляется за меня так, словно я вот-вот упаду. И я чувствую, что сейчас упаду. — Блядь, — шепчу я, — блядь. Это все, что я могу сказать. Джастин долго обнимает меня, пытаясь успокоить. Затем он встает и идет в ванную. Приносит стакан воды, и я медленно пью. Но все еще дрожу. — Теперь я понимаю, что ты, должно быть, чувствовал, — мягко говорит Джастин. Он берет стакан и ставит его на прикроватный столик, — после того, как меня избили. Когда мне снились все эти кошмары и я кричал посреди ночи. Я слышал, как ты кричал, и это напугало меня до чертиков. — Теперь я в порядке. — Я так не думаю, Брайан, — Джастин касается моего лица, — ты расскажешь мне что это был за сон? Я сглатываю. — Это был не сон. — Я имел в виду кошмар. Я качаю головой. — Это не кошмар. Я закрываю глаза руками, как будто могу стереть то, что все еще внутри моей головы. Этот образ самого себя. Рон. Телефонный звонок. Это был не сон. Это была другая реальность. Еще один поток моей гребаной жизни. Я знаю, что так оно и было. Но я не могу сказать Джастину. Не могу это повторить. Это убьет меня. И это убьет его тоже. — Что тогда? — Не помню, — вру я. Он знает, что это ложь, но не настаивает. Вместо этого он укладывает меня обратно на подушки и обнимает, его руки обвиваются вокруг меня. Через несколько минут он снова крепко спит. Но я не сплю. Я встаю и мочусь. Затем подхожу к окну и смотрю на озеро Чаутаука. Ветер гонит снежные завитки по замерзшей поверхности озера. Это так холодно и так тяжело. Внутри я чувствуйте себя как раз наоборот. Мне жарко и мягко. Я был похож на то озеро. Я был тверд, как алмаз, и холоден, как февраль. Не потому, что я этого хотел, а потому, что должен был выживать. Это продолжается в моем существовании, день за днем. И вот теперь я весь перевернулся. Я облажался раньше, и я все еще лажаю, но по-другому. Пытаюсь быть другим человеком, не меняя себя до неузнаваемости. Вроде как просыпаться в этой комнате каждое утро и не помнить, где я нахожусь. Мне нужно несколько минут, чтобы сориентироваться. Чтобы оживить себя. Джастин издает тихие звуки, когда спит. Гас издает такие же звуки. Сон того, чья совесть чиста. Я ложусь рядом с ним. Что, черт возьми, мне теперь делать? Я боюсь позволить ему быть рядом со мной, и я боюсь выпустить его из виду. Я облажался. Как обычно. Закрываю глаза и беру еще один шанс заснуть. ***  — Мальчики, вы уходите? — Сильвия останавливает нас у двери. И Джастин, и я закутались. Джастин привез мое длинное зимнее пальто, перчатки и шарф из моего шкафа в лофте, а на нем его теплая куртка, кембриджский шарф и вязаная шапочка на голове. Когда он надел ее, я сказал ему, что он похож на Эли Макгроу в «Истории любви». — Мы едем в город, чтобы выкупить мой приз в кафе, — говорю я и машу подарочным сертификатом перед носом Сильвии, — хотите пойти с нами и быть нашим гидом? — Я думаю, вы найдете его без особых проблем, — Сильвия усмехается, — Маккинли — это в основном две улицы с маленьким парком в центре. Просто прогуляйтесь по площади, и вы найдете «Brewed Awakenings». Возьмите кексы с бананом и орехами. Они лучшие в городе. А также единственные кексы в городе. — Вот что я получаю! — Джастин смеется. — Бананово-ореховый кекс! И, может быть, парочку, с собой, на потом. Сильвия распахивает перед нами дверь. — Веселитесь. И не забудьте, что ужин в субботу в пять часов, так что не наедайтесь слишком сильно. — Я всегда оставляю достаточно места для La Cuisine de Springhurst, — невозмутимо отвечаю я. Затем я беру Джастина за руку и мы выходим к джипу. Сильвия была права. Маккинли довольно маленький. В основном предприятия, которые обслуживают летнюю толпу туристов, такие как магазины и кафе-мороженое, которые закрыты на сезон. Но Джастин указывает на пиццерию. И маленький китайский ресторанчик тоже. Это должно покрыть наши будущие потребности в еде на вынос. Джастин паркует джип рядом с заснеженной площадью, и мы выходим. Здесь ужасно холодно, но в то же время хорошо погулять на улице. Как будто моя голова проясняется впервые за целую вечность. Джастин резвится в маленьком парке, как щенок, играющий в снегу, бросая снежки. Он бросает один в меня и промахивается на милю. — Ты бросаешь, как девчонка! — кричу я. Я бросаю снежок и попадаю ему по плечу, — видишь? Это просто! — Не бросай мне вызов, старикашка! — смеется он. Он пробегает мимо меня, и я хватаю конец его шарфа, чтобы удержать его. — Давай не будем промокать. Мы, блядь, замерзнем здесь. Видишь кофейню? — Давай обойдем всю площадь, — говорит он, — мы должны ее найти. Я беру Джастина за руку, когда мы идем. Иногда я не решаюсь это сделать. Вы никогда не знаете людей и того, как они отреагируют. Если бы мы были в Питтсбурге, я бы никогда не делал этого за пределами Либерти-Авеню. Но если бы мы были в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке я бы точно это сделал. Ну, это штат Нью-Йорк, так какого черта? Мне плевать, на хуй, что думают другие люди. Мы проходим мимо нескольких местных жителей, и они либо улыбаются нам, либо игнорируют нас. Я вижу двух женщин, которых знаю по «Спрингхерсту», они идут в аптеку. Затем нахожу вывеску «Brewed Awakenings». Внутри тепло и пахнет печеньем. Мы подходим к стойке. Пожилая женщина и девочки-подростки работают там. Я вручаю им свой подарочный сертификат на латте и кекс. — Пусть это будет бананово-ореховый. Его очень рекомендовали. — О’кей, — говорит пожилая женщина, — а как насчет тебя, дорогая? Джастин разматывает шарф вокруг лица и снимает шапку, встряхивая длинными светлыми волосами. — Я буду то же самое. — Боже мой! — восклицает женщина. — Я думала, ты девочка! Джастин поднимает брови. — Не в последнее время! — смеется он. — Видишь? Я говорил тебе. Это то, как ты бросаешь снежок! Я почти говорю Джастину вытащить свой член, чтобы доказать этой женщине, но, наверное, это не подходящее место для демонстрации. Не хочу, чтобы нас выгнали из города в самый первый раз, когда мы вышли из центра. Мы относим чашки и тарелки к столику у окна. В углу есть камин и две девушки сидят перед ним, пьют горячий шоколад и хихикают. Женщина с малышом читает газету. И два старика играют в шахматы за столом. — Что ты думаешь о жизни в маленьком городке? — спрашиваю я Джастина. — Мне нравится это место. Здесь хорошо, — он намазывает немного масла на кусок булочки и проглатывает его, — кексы так же хороши, как и рекламируются. Мне придется сказать об этом Сильвии. — Не поощряй ее, — предупреждаю я его, — она уже думает, что знает все! — Итак, — говорит Джастин, — ты расскажешь мне, что было прошлой ночью? Я отвожу глаза, избегая его взгляда. — Ты имеешь в виду мою верную систему выигрыша в Бинго? — Нет, Брайан, — говорит он. Он протягивает руку и гладит меня по тыльной стороне ладони, — тот кошмар. Ты сказал, что это не сон. Что это было? Я делаю большой глоток латте. — Ничего. — Брайан, скажи мне. Я твой партнер. Я люблю тебя, — он наклоняется ближе, — разве не поэтому я здесь? — Я думаю… это был проблеск. О чем-то. Еще… что-то, — я делаю еще глоток латте. — Альтернативный Поток? — Джастин делает глубокий вдох. — Они мне все время снятся, Брайан. Как тот, где мы на Старом Западе в дилижансе! И я знаю, что это не первый раз, когда ты видишь подобное. — Но это всегда случалось, когда я ложился спать пьяным или под кайфом. Тогда я мог бы обвинить в этом выпивку или наркотики, — я качаю головой, — но не в этот раз. — Это было… что-то плохое, Брайан? Был ли я в этом замешан? Мы были вместе? — Нет, — осторожно отвечаю я, — я был с Роном. В доме в каньоне. Вот только «Олимпиец» провалился. Росс Престон снялся в главной роли и был ужасен. — Ну, да! — Джастин усмехается. — Да, да. Так что это было странно. Ужасно. Я все время был под кайфом, а карьера Рона рушилась. И затем… — Затем? — подначивает Джастин. — С тобой что-то случилось, — говорю я. Я не могу смотреть на него, — мне позвонил Майкл. Это не имело большого значения. Что-то о группе линчевателей и пистолете. О том, что ты выходишь и затеваешь драки с натуралами. Это не было похоже на то, что ты сделал бы за миллион лет. — Брайан, единственный пистолет, к которому я когда-либо прикасался по-настоящему, был у Рона, и это было всего на минуту. — Я знаю. Может быть, в этом-то все и дело. Пистолет Рона. И все это смешалось у меня в голове. Во сне все время что-то перемешивается. Джастин смотрит на меня. — Только ты сказал, что это был не сон. Что со мной случилось, Брайан? Скажите мне. — Тебя убили, — прямо говорю я. Джастин морщится. Он берет еще один кусочек кекса и снова кладет его в рот. — Оружие не делает этого. Убивают люди. Но я бы не стал. Ты же знаешь, что я никогда не буду иметь ничего общего с оружием или линчевателями! Это безумие! — Обычно ты бы этого не сделал, Джастин, — заявляю я, — но если ты злишься… злишься из-за того, что тебя избили. Злишься на меня за то, что я бросил тебя. Злишься на весь гребаный мир. Тогда ты мог бы. Ты можешь попытаться отомстить всем, кто причинил тебе боль. Это может сделать кто угодно. А потом… — я больше не могу говорить. — Но я этого не делал, Брайан, — он берет меня за руку и сжимает ее, — что бы ни сделал любой из нас в другом месте, в другой жизнь, теперь это не имеет значения. Потому что ЭТО не то, чем мы живем. В ЭТОМ Потоке. В ЭТОЙ жизни. Ты можешь прожить только одну жизнь за раз, Брайан. По крайней мере, я так думаю. — Я не знаю, насколько, черт возьми, хорошо я справляюсь с этой жизнью, — говорю я ему, — но, по крайней мере, Я ЗДЕСЬ. И ты тоже. Думаю, это уже кое-что. Джастин улыбается мне. — Это не просто кое-что, Брайан. Это все. Ты и я. Я не забуду этого, если ты не забудешь. — Нет, я не забуду, — слегка улыбаюсь, — пока ты рядом, чтобы напоминать мне.