Квир-реалии

Глава сорок пятая САХАРНАЯ ГОРА Краткое содержание: У Брайана и Джастина есть незаконченные дела. Питтсбург, март 2003 г. Джастин «О, жить на сахарной горе С зазывалами и цветными воздушными шарами, Тебе не может быть двадцати лет на сахарной горе Хотя ты думаешь, что уходишь оттуда слишком рано, Ты уходишь оттуда слишком рано. На ярмарке так шумно Но все твои друзья там И сахарная вата, которая у тебя была И твоя мать, и твой отец… Теперь ты под лестницей И ты возвращаешь несколько свирепых взглядов Людям, с которыми вы встречались И это твоя первая сигарета…» ***  — Когда я увижу новорожденного ребенка? — требует Дебби. После основного завтрака в закусочной «Либерти» довольно тихо. За исключением переполоха, вызванного вошедшим Брайаном Кинни со своим сыном на руках. И со мной. Его партнером. Джастином Тейлором. — Господи, Деб, — говорит Брайан, пытаясь спокойно съесть свой тост из цельного зерна, — я ее сам почти не видел! По крайней мере, дай Линдс шанс выбраться из больницы, прежде чем ты придешь туда и начнешь рассказывать ей, как воспитывать ее собственного ребенка! — Я? — кричит Дебби. — Говорю другим людям, что им делать? Когда я это делала? Брайан закатывает глаза. — Запомни это, Гас. Ты напомнишь ей о том, что она только что сказала когда-нибудь в будущем, когда она будет говорить тебе в лицо о том, что ты делаешь неправильно со всей своей гребаной жизнью! Я хихикаю, и Дебби смотрит на меня. — Я не вижу, что тут такого чертовски смешного, Солнышко! — огрызается она. — А ты, — она говорит Гасу, — ты ешь свою овсянку! Гас бросает на нас всех взгляд, который говорит: «О, черт! Теперь она и за МНОЙ охотится! Огромное спасибо!» И у всех нас появляется желание смеяться. — Деб, — говорит Брайан, — Майкл был здесь сегодня утром? — Раньше, дорогой, — отвечает она, — намного раньше. — Почему? Я оставил ему пару сообщений, а он мне не перезвонил, — Брайан качает головой, — что это за хрень, что люди больше не отвечают на мои гребаные звонки? — О, это, наверное, вылетело у него из головы, милый, — пренебрежительно говорит Деб, — Майкл очень занят в магазине. И эта история с Дэвидом перевернула его с ног на голову. Я бы хотела, чтобы Дэвид и его сын никогда не возвращались в Питтсбург! Я имею в виду, что мне нравится Дэвид, но Майкл и Бен только начали снова встречаться, когда Дэвид появляется ни с того ни с сего и снова начинает приставать к Майклу. Мило с ним разговаривает и все такое дерьмо. Мы уже прошли через этот бардак, и Майклу это сейчас не нужно! — Да, — соглашается Брайан, — по меньшей мере, неподходящее время. Майкл сказал мне, что у них с Беном было что-то вроде ссоры. Полагаю, что это тоже было связано с Дэвидом. — Майкл был… на моем открытии в Музее Уорхола с доктором Камероном, — нерешительно предлагаю я, — и Бен был там. Вероятно, именно об этом они и спорили. Конечно, я ничего не говорю о том, что произошло в магазине Майкла. О том, как Майкл распекал меня, а Бен пытался быть со мной милым. Потому что я знаю, что это часть их проблемы. Бен был зол на то, как Майкл обращался со мной. Бен пытался быть со мной милым. Но… но у Майкла была веская причина сказать то, что он сказал. Очень веская причина. Но Майкл ничего не сказал Брайану. По крайней мере, ничего такого, что я мог бы сказать. Может быть, Майкл не знает как сказать. Или, может быть, он думает, что не его дело говорить ему об этом. Потому что сам я не могу сказать Брайану. Я… я знаю, что должен. Мне это нужно. Мы партнеры! Но я не могу. Как я могу рассказать ему о… о том, что произошло между мной и Диланом. Что сделал Дилан. И то, что я сделал, тоже. Я чувствую себя так, словно наковальня висит над моей головой на одной ниточке. Одно неверное слово, и она свалится на меня, раздавив в лепешку. Чем больше я думаю об этом, тем больше нервничаю, и тогда моя правая рука начинает дрожать. Я пытаюсь поднять свою кофейную чашку, но моя рука не работает. — Осторожнее, Солнышко, — говорит Брайан, когда я проливаю немного кофе на стол. Брайан берет салфетку и вытирает его, — ты создаешь еще больший беспорядок, чем Гас. — Извини, — говорю я, отодвигая чашку, — не пора ли ехать в больницу? Это может быть нашим последним шансом увидеть ребенка до того, как мы уедем в Лос-Анджелес. — Хорошо, — говорит Брайан, кладя немного денег на стол, а затем собирая вещи Гаса, — но сначала я хочу сделать небольшой крюк. — Крюк? Куда? — В магазин, — говорит Брайан, вставая и помогая Гасу надеть пальто, — мне нужно поговорить с Майклом прежде чем мы уедем, и, похоже, единственный способ это сделать — загнать его в угол в его гребаной Крепости Одиночества! В магазин. Магазин Майкла. Где у нас произошла наша конфронтация. Последнее место в мире, куда я хочу поехать. — Брайан… подожди! — говорю я. — Разве мы не должны поехать прямо в больницу? Я имею в виду, Линдси ждет, что мы привезем Гаса сегодня утром навестит свою младшую сестру. Брайан пожимает плечами. — Час ничего не изменит, Джастин. И мне нужно поговорить с Майклом. Мне нужно выяснить, какого хрена он избегал меня последние пару дней. А потом Брайан смотрит прямо на меня. Как будто хочет загнать в угол и меня тоже. Задать мне миллион вопросов о том, почему я избегал его все это время. Почему я не отвечал на его звонки. О том, почему я не поехал в «Спрингхерст». Обо… обо всем. — Пойдем, — наконец говорит Брайан, — сейчас же. Я должен следовать за ним. Это выбор, который я сделал давным-давно. Следовать за Брайаном, куда бы он ни пошел. В «Красном плаще» тихо. Только пара студентов колледжа роются на полках, в то время как Майкл сидит за своим фиолетовым «имаком», хмуро глядя на экран. Но когда он видит, как Брайан входит в дверь, его лицо светится так же ярко, как у Гаса, когда тот видит Брайана. Так же, как и мое загорается по той же самой причине. — Брайан! восклицает он. — И Гас! Затем Майкл видит меня, и его лицо застывает в каменной маске. Брайан подходит и легонько целует Майкла. — Твой гребаный телефон сломан, Майки? Почему ты не перезванивал мне? Губы Майкла плотно сжаты. — Я был занят с Дэвидом и Хэнком. Ты же знаешь, как это бывает, Брайан. Майкл разговаривает с Брайаном, но смотрит мимо него. Смотрит прямо на меня. Он действительно чертовски ненавидит меня. — Нет, слава Богу! — фыркает Брайан. — Я не знаю, каково это — проводить свободное время с доктором Дейвом и его Порождением Зла, и не хочу этого знать. Но это не оправдание тому, что ты меня бросил. Ты же знаешь, Майкл, что завтра мы должны уехать в Лос-Анджелес. — Я знаю, — Майкл опускает голову, — я думал, что ты и… Джастин хотели бы провести немного свободного времени друг с другом. То, как Майкл произносит мое имя — это так холодно. Как будто это грязное слово. А для Майкла — это ругательство. — Не волнуйся, Майки, этого у нас будет предостаточно! — Брайан усмехается. — Но у меня всегда есть время для тебя, — Брайан делает паузу, — ты ничего не собираешься сказать Джастину? Карие глаза Майкла пронзают меня насквозь. — Привет, Джастин, — говорит он, как будто встретил незнакомца. Брайан закатывает глаза. — Господи! Вся эта тоска из-за гребаного комикса. И люди говорят, что я — королева драмы! А теперь, мальчики, поцелуйтесь и помиритесь. Но никто из нас не двигается. И ничего не говорит. Мы только пристально смотрим друг на друга, оба цепляемся за то, что мы знаем. И что никто из нас не может сказать Брайану. Он внимательно наблюдает за нами. Он знает, что проблема между нами — это нечто большее, чем «творческие разногласия» из-за комикса. Но Брайан как будто взвешивает, действительно ли он хочет знать правду или будет продолжать притворяться, что все в порядке. О том, хочет ли он форсировать этот вопрос. О том, выйдет ли все это дерьмо прямо здесь. Прямо сейчас. Я больше не могу этого выносить ни минуты. Оглядываю магазин, и мне кажется, что стены смыкаются вокруг меня. И то, как Майкл смотрит на меня. Как будто он хочет моей смерти на холодном цементе. Я знаю, Майкл прав. Там мое место. Я его заслуживаю. Чувствую, как в моей голове начинается пульсация. Мой шрам как будто горит. Как будто рана все еще сырая и кровоточит. — Брайан, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос не сорвался, — почему бы мне не взять Гаса на небольшую прогулку? Подышать свежим воздухом? Брайан смотрит на меня так, словно пытается заглянуть глубоко внутрь. Затем он смотрит на Майкла. Пытаясь понять. Пытаясь во всем разобраться. Но он видит, что мне нужно убраться оттуда. — Конечно, — говорит он, — Гас немного беспокойный. Эй, Гас? Ты хочешь пойти погулять с Джастином? — Да! — восклицает Гас. — С Дастином! — Хорошо, Солнышко, — говорит Брайан, — он весь твой. Мы выходим из магазина Майкла, Гас крепко держит меня за руку. Может быть, мы просто обойдем квартал. Может быть, к тому времени Брайан закончит разговор с Майклом. Может быть, Майкл расскажет Брайану о том, что он видел. Что он знает. Или то, что Майкл думает, что он знает. Но этого было бы достаточно. Достаточно, чтобы полностью уничтожить… — Привет, Джас. Я поднимаю глаза и внезапно перестаю дышать. — Уходи, Дилан, — шиплю я, когда, наконец, снова обретаю голос, — оставь меня в покое! Я же сказал тебе, что не хочу с тобой разговаривать. Не хочу тебя видеть. Я хочу, чтобы ты держался от меня подальше. И я, блядь, серьезно говорю это! Но Дилан только ухмыляется мне. — Я вижу, Кинни снова нанял тебя нянькой, Джас. Ты же знаешь, у него есть деньги. Он может позволить себе нанять настоящую няню. Или таскать его ребенка повсюду входит в твои должностные обязанности? — Пошел на хуй, Дилан, — выдыхаю я. Я тащу Гаса за собой по тротуару, подальше от магазина Майкла. Все, что мне нужно, чтобы Майкл выглянул в окно и увидел, как я стою на тротуаре с Диланом Берком. — Ой! — Гас вскрикивает. — Дастин, прекрати! — Прости, Гас, — я останавливаюсь и опускаюсь на колени рядом с ним, — я повредил тебе руку? Мне так жаль! Нижняя губа Гаса дрожит. Он кусает ее, но мне все равно. Я крепко прижимаю Гаса к себе, успокаивая его. Затем поднимаю его и несу, успокаивая на ходу. Но Дилан продолжает следовать за нами. Прямо по моим пятам. Он смеется надо мной. Гребаный мудак! — Кинни в этом магазине получает информацию от своего приятеля по комиксам? Того, кто, кажется, думает, что мы трахаемся? Я останавливаюсь и оборачиваюсь. — Заткнись к черту, Дилан! И я уже говорил тебе — отвали от нас! — Иди своей дорогой! — громко повторяет Гас. Он хмуро смотрит на Дилана. Он так похож на Брайана, когда у Брайан такой строгий вид, что мое сердце скатывается набок. — Иди своей дорогой, Дин! — Я тебе не нравлюсь, не так ли, малыш? — говорит Дилан, корча Гасу гримасу в ответ. — Давай же! Мы приятели, верно? В тот раз нам было весело в лофте, не так ли? — Это была ошибка! — говорю я Дилану. — Я никогда не должен был позволять тебе приходить в лофт, пока у меня был Гас. Это был полный пиздец. Я сам виноват. Но Дилан пожимает плечами. — Кому какое дело? Это всего лишь место. Это не какой-то священный храм Брайана, блядь, Кинни! — Дилан наклоняется и шепчет. — Я не знаю, почему мы не можем трахаться в его большой кровати. Она была сделана специально, чтобы трахаться. Под этими голубыми огнями. Множество парней трахались в этой постели. Это не какой-то «алтарь» твоей драгоценной любви к Кинни! Или его любви к тебе! — Дилан хихикает. — Вот это смех! Сколько раз он трахался в этой постели? С парнями, имена которых он даже не потрудился узнать? Сотни? Тысячи? Так что не притворяйся, что ТЫ для него что-то особенное. Потому что ты знаешь лучше, что это не так, Джас. Где-то глубоко внутри меня рождается холод. Часть меня верит в то, что Дилан говорит о Брайане. Потому что большая часть того, что он говорит, правда. Все эти парни за все эти годы. Так много парней. Так много трахов. Чертовски много трахов. Что заставляет меня думать, что я чем-то отличаюсь? Но не сейчас. Уже нет. Больше года в этой постели не было никого, кроме меня и Брайана. До тех пор, пока он не уехал в Лос-Анджелес. Поэтому Дилан ошибается. Теперь это НАША кровать. Не только Брайана, но и моя тоже. Потому что мы партнеры. Неважно, что говорит Дилан. Неважно, что кто-то говорит. Или что кто-нибудь подумает. — Послушай, — говорит Дилан почти угрожающим тоном, — то, что имя этого ублюдка написано на твоей задница не означает, что ты принадлежишь ему, Джастин. Это чушь собачья! Потому что я был там первым. И не забывай об этом! Я недоверчиво смотрю на Дилана. — ГДЕ ты был первым? Мы никогда ничего не делали, когда были детьми, Дилан! Мы пару раз поцеловались и несколько раз коснулись членов друг друга — и это все! Так что не делай это таким важным. Потому что это ЧУШЬ СОБАЧЬЯ! Полное гребаное дерьмо! Дилан фыркает. — У тебя свои воспоминания, Джас… а у меня свои. Верь во что хочешь. — Верь? ВЕРЬ? — мое лицо становится ярко-красным. Это так типично для гребаных интеллектуальных игр Дилана. — Брайан был моим первым любовником, Дилан! Точка! Я не знаю, что «помнишь», но это неправда! Дилан не отвечает на этот вопрос. Потому что он не может ответить на этот вопрос. Он хочет заявить на меня права, но это ничтожно. Бессмысленно. Я чувствую, как рука Гаса сжимает мою. Он наблюдает за мной и Диланом, слушая, как мы спорим. Он всего лишь малыш, но я все равно не хочу, чтобы он это слышал. Как будто Брайан стоит здесь в миниатюре, впитывая все это. — Нам нужно вернуться в магазин, — говорю я, оборачиваясь, — мы с Брайаном должны закончить собирать вещи. Мы завтра уезжаем в Лос-Анджелес. — Продался за поездку на вручение «Оскара», да? — Дилан сплевывает. — Ну, я не могу конкурировать с этим. У меня нет денег или славы, которых ты, кажется, жаждешь, Джас. Я всего лишь люблю тебя, вот и все! — Ты? Любишь меня? — я чуть не задыхаюсь от этого. — Это самая забавная вещь, которую я когда-либо слышал в своей жизни, Дилан! Единственный способ, которым ты мог затащить меня в постель, это… напоить меня и накачать наркотиком. Вот что ты сделал. В противном случае, забудь об этом! — Ты просто хотел меня, — хрипло шепчет Дилан, — ты так сильно хотел меня! И ты все еще хочешь меня. Ты хочешь меня прямо сию минуту! — Единственное, чего я хочу, это уйти подальше от тебя, Дилан. Мы с Гасом возвращаемся к Майклу в магазин. Я больше никогда не хочу тебя видеть. Так что не звони мне и не приходи больше. Никогда! — Ты еще вернешься! — Дилан кричит нам вслед. — Кинни облажается! Вот увидишь. Он всегда лажает! И затем ты прибежишь обратно. Потому что он никогда не изменится! Он не может измениться! И он никогда никого не полюбит, кроме себя! Попомни мои слова, Джас. Это правда, даже если ты не хочешь ее слышать! — Пошел на хуй, — кричу я ему в ответ. А потом я шепчу, — пошел на хуй, Дилан. Хрен тебе. *** Мне тяжело дышать, пока мы с Брайаном не высаживаемся из самолета в Чикаго и не оказываемся на нашем Транс-Коне авиакомпании «Эйруэйз» в Лос-Анджелес. Брайан откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Все бортпроводники — мужчины и женщины — заискивали перед ним, но теперь они отступают и оставляют его — нас — в покое. Брайан дремлет около часа, пока я молча наблюдаю за ним. Молча, пока мы летим над страной. Подальше от Питтсбурга. Прочь от всего, что я хочу забыть. Брайан похудел, и его волосы немного длинноваты и растрепаны, но он все равно выглядит потрясающе. Такой чертовски красивый. Я всегда думаю, что Брайан выглядит потрясающе, но сегодня это особенно верно. На его лице легкая улыбка. Он счастлив. По-настоящему счастлив. А почему бы и нет? Ребенок, Чарити, прекрасен. Гас был в восторге от возможности провести время со своим папой. Линдси отлично перенесла кесарево сечение. И даже Мелани умудрялась не быть полной сукой, пока он был там. Но есть еще Майкл. Я до сих пор не знаю, что они сказали друг другу в магазине. Может быть, и обо мне. Или, может быть, это было связано с Майклом и его запутанной личной жизнью с доктором Дейвом и Беном, я не знаю. Но Брайан, похоже, потом не сердился на меня. Он казался… в порядке. Более чем в порядке. Потому что мы вернулись в лофт и занимались любовью всю ночь. Не трахались. Занимались любовью. Я знаю разницу. Эта разница во всем. Потому что я люблю Брайана. Я влюбился с того момента, как увидел его, и всегда буду любить. Ничто никогда не изменит этого. Ничто. Брайан шевелится, зевает и пару раз моргает, глядя на меня. — Привет, Солнышко, — говорит он, — мы уже миновали Скалистые горы? — Не знаю, — признаюсь я, — я не смотрел в окно. Я смотрел на кое-что другое. Получше Скалистых гор. — Фильмы в полете всегда обрезаются, — сообщает он мне с ухмылкой, — так что не беспокойся. Киваю и делаю несколько глубоких вдохов. Я притворялся, что слушаю какую-то музыку, но теперь снимаю наушники. Брайан наблюдает за мной. Он слушает. Он хочет знать. Но я не могу сказать то, что снова и снова репетировал в своей голове. — Итак, — говорит он наконец, — ты хочешь поговорить об этом? Я отвожу взгляд. Он должен это заметить. Как я всегда отворачиваюсь от его пытливых глаз. — Поговорить о чем? — Что бы ты ни сказал, Джастин, — я смотрю на руки Брайана. Он крепко сжимает ими колени, — для начала о том, что произошло между тобой и Майклом. Или… о том, почему ты не отвечал на мои звонки все это время? О том, почему ты не позвонил, чтобы сообщить мне, что не приедешь в «Спрингхерст»? — Я сказал, что сожалею об этом, Брайан, — шепчу я. Пожалуйста, не спрашивай меня об этом! Боже, Брайан! Не спрашивай СЕЙЧАС! — Я помню, что ты это сказал, — его руки сжимаются и разжимаются. Они прекрасны. Сильные, но в тоже время хрупкие, — Джастин, я не собираюсь давить на тебя по этому поводу. Я… я знаю, что ты испытывал сильный стресс из-за выставки в Музее Уорхола. И твои занятия. Все дерьмо, связанное с моим лечением. Это очень большая ответственность. — Но я обещал, Брайан, — отвечаю я, — я сказал доктору Горовицу, что я твой партнер. Сказал ему, что буду там ради тебя, когда… когда ты нуждался во мне. Но… но я… я… — Все в порядке, — говорит он, — я сказал, что все в порядке, когда вошел в больницу и увидел тебя там. И я это и имел в виду. В тот момент я понял, что я лю… — и Брайан делает паузу, — что я заботился о тебе. Что я хотел, чтобы ты был там. Это было все, что имело значение. Он не сказал «Я люблю тебя». Он собирался сказать это — и остановился. Я сам сделал это. Это моя вина. Брайан уже отстраняется. Отступает, чтобы защитить себя. От меня. И я его не виню. Но я хочу услышать эти слова прямо сейчас. Мне так чертовски нужно услышать эти слова! — Я люблю тебя, Брайан, — говорю я тихо, но твердо, — пожалуйста, поверь в это. Потому что это правда. И ты прав — остальное неважно. Брайан кивает. — Я знаю, что ты хочешь. И я… я пытаюсь, Джастин. Пытаюсь заставить все это работать. Мы вместе и я не собираюсь возвращаться в «Спрингхерст». С этого момента я буду двигаться только вперед. МЫ будем двигаться только вперед. Больше никакой ерунды, верно? Палубы очищены. Ничто из того, что произошло в прошлом, не имеет значения. Только то, что произойдет в будущем. Верно? — Верно, — отвечаю я. И я действительно надеюсь, что это может быть правдой. Я протягиваю руку и беру его за руку. Один из мужчин-стюард подходит к нам и спрашивает, не хотим ли мы чего-нибудь выпить. Я прошу кока-колу. Обычно Брайан пьет «Абсолют» со льдом, пока летит. Он говорит, что прозрачный ликер вызывает меньше головной боли на большой высоте, и если бы кто-нибудь знал об этом, то это был бы Брайан. — Не могли бы вы принести мне, пожалуйста, горячей воды? — спрашивает он. Стюард выглядит озадаченным, но приносит Брайану кастрюлю с кипятком и чашку. И Брайан, к моему удивлению, достает из своего портфеля квадратик фольги. На мгновение я думаю, что это презерватив, но это травяной чай. Брайан разрывает его зубами и макает пакетик чая в кастрюлю. Затем он насыпает в чашку около пяти пакетиков сахара и заливает его чаем. — Брайан Кинни — Чайная леди! Я смеюсь от восторга. — Леди с пакетиками ЧАЯ, — поправляет он, — я официально без члена? — Нет, — шепчу я, — никогда. Это то, чем ты никогда не станешь. Он пожимает плечами. — Никогда не знаешь наверняка, Джастин. Может быть, однажды я даже стану стариком, — Брайан морщится, как будто пытается представить это, — с гребаным насосом для члена! — Я думал, твоя мантра была «Надеюсь, я умру до того, как состарюсь»? И я не улыбаюсь, когда говорю это, потому что знаю, что Брайан думает о старости. О том, что больше не молод, не красив и не совершенен. — Но… я могу понадобиться Гасу, когда он вырастет, — тихо говорит Брайан, — и… Чарити. И ей, возможно, я понадоблюсь… когда-нибудь. Ей может понадобиться ее отец, даже если он сломленный старый ублюдок. И… может быть, старость — это еще не конец света. Пока ты не один. Брайан смотрит на меня. Это не утверждение. Это вопрос. Вопрос ко мне. — Ты не будешь один, Брайан, — я едва могу дышать, — ты будешь не один. — Откуда ты знаешь? Он спрашивает меня серьезно. — Просто я знаю. Это все, что мне нужно сказать. Брайан потягивает свой травяной чай, и я кладу голову ему на плечо. Теперь я закрываю глаза. Чувствую, как мы двигаемся в пространстве высоко над землей. Двигаемся вперед. Я не буду отступать. Только вперед. Мы оба. — Мы приземлимся в Лос-Анджелесе примерно через час, — говорит Брайан, — «Сахарная гора». Это будет настоящий цирк. Вручение «Оскара» обещает быть трудным. Мое первое настоящее испытание, — Брайан берет меня за руку и переплетает свои пальцы с моими, — я не хочу облажаться. Помоги мне не облажаться, Джастин. — Ты этого не сделаешь, Брайан, — обещаю я, — все будет идеально. Я открываю глаза и улыбаюсь ему. Он кладет свое лицо рядом с моим, и я чувствую запах мятного чая в его теплом дыхании. — Абсолютно идеально. *** «Теперь ты говоришь, что уходишь из дома Потому что ты хочешь побыть одна. Разве не забавно, что ты почувствуешь Когда ты узнаешь, что это реально? О, жить на сахарной горе С зазывалами и цветными воздушными шарами, Тебе не может быть двадцати лет на сахарной горе Хотя ты не думаешь, что уходишь оттуда слишком рано, Ты уходишь оттуда слишком рано.» Нил Янг* *Нил Пе́рсиваль Янг (англ. Neil Percival Young; 12 ноября 1945, Торонто) — канадский певец и автор песен, гитарист, режиссёр нескольких фильмов. Музыкальную карьеру начал в 1960-х годах, основал группу Buffalo Springfield, был участником супергруппы Crosby, Stills, Nash & Young. Выпустил более тридцати студийных альбомов, часть из них — с рок-группой Crazy Horse. Характерными признаками музыки Янга является своеобразный стиль игры на гитаре и высокий тенор исполнителя.