Квир-реалии

Глава пятьдесят пятая МНОЖЕСТВО Краткое содержание: С Днем Рождения, Брай! Питтсбург/"Спрингхерст», апрель 2003 года. Джастин «Я посмотрел в твои глаза, Они мне много чего рассказали Я уже знал. Ты никогда ничего не чувствовал, Так скоро забывается Все, что ты делаешь. Более, чем словами Я пытался сказать тебе, Чем больше я пытался, Тем больше терпел неудачу. Я бы не позволил себе поверить, Что ты можешь сбиться с пути, И я был бы рядом с тобой, Что бы они ни говорили, Я думал, что буду с тобой До моего смертного дня, До моего смертного дня…» *** В четверг Эммет повез меня в центр города за покупками. — Иногда тебе нужно вырваться из своей колеи, куколка, — сказал он, — торговый центр шикарный, а Либерти-Авеню — сказочная, но чтобы по-настоящему ощутить шум и суету нашей городской страны чудес, тебе нужно отправиться в центр города! — Спасибо, Эм, — говорю я. Эммет замечательный. Он остался со мной в лофте после того, как привез меня из «Вавилона» во вторник вечером, а затем снова остался прошлой ночью. Он понял, что мне снятся кошмары, и не хотел, чтобы я был один. Я действительно не знаю, как бы пережил последние две ночи, если бы он не был здесь, чтобы составить мне компанию. Единственная проблема в том, что Эм так же настойчив, как Тим Рейли, когда дело доходит до того, чтобы заставить меня пойти к гребаному психиатру. Я знаю, что встречи Брайана с доктором Горовицем в «Спрингхерсте» помогают ему, но… но я не могу говорить ни с одним из них. Мать пыталась отвести меня к гребаному психотерапевту, тратящему впустую время, когда впервые узнала, что я гей, а потом меня заставили поговорить с одним из них в больнице после того, как меня избили. К черту это! Со мной все в порядке! Мне не нужно «излечиваться» от того, что я гей, и мне не нужен кто-то, кто исправит мое самомнение только потому, что гребаный Крис Хоббс ударил меня битой по голове. Пока мы едем в центр города и ищем место для парковки джипа, я задаюсь вопросом, помнит ли Эммет, какой сегодня день. Тридцать второй день рождения Брайана. Всего пару недель назад я планировал, что ему куплю и как мы это отпразднуем. Теперь мы даже не разговариваем. Кто, черт возьми, знает, сможем ли мы когда-нибудь снова поговорить друг с другом? Или увидимся ли снова. Об этом трудно думать. О том, что я никогда больше не увижу Брайана. Никогда больше не прикоснусь к нему. Никогда больше не поцелую его. Это то, чего, как думал, я хотел — оставить Брайана и жить своей собственной жизнью. Но это трудно. Труднее, чем я себе представлял. Но действительно ли это то, чего я хочу? Хочу ли я жить без Брайана? Или я просто вел себя как глупая королева драмы из-за Брайана и Джимми на вечеринке «Ярмарки тщеславия»? Трахаться для Брайана бессмысленно. Я знаю это. Всегда это знал. Тим пытался мне это сказать, и Майкл тоже. Многие люди говорили мне об этом, но я не хотел слушать всех этих других людей. Потому что думал, что смогу изменить Брайана. Думал, он готов отказаться от своего гребаного образа жизни, чтобы доставить мне удовольствие. Наверное, я был неправ. Но был ли я неправ, бросив его? Разве это неправильно — хотеть партнера, который хочет только тебя? Партнера, который только… только тебя любит? Разве не это значит любовь? Вот что я думал. И вот как я пострадал. Поэтому я пошел и разыграл шлюху. Позволил, блядь, использовать себя половине парней в «Вавилоне». Блестящий ход, Тейлор. Очень яркий. Это лучший способ показать Брайану, как сильно ты хочешь быть моногамным. За исключением того, что я не был моногамным, когда был еще с Брайаном. Из-за Дилана. Потому что… из-за… Черт! Моя гребаная голова снова болит. — Ты в порядке, милый? — спрашивает Эм, нежно касаясь моей руки. — Конечно, — отвечаю я, отводя взгляд, — что может случиться? Он странно смотрит на меня, но не говорит ни слова. Я припарковываю джип на стоянке, и мы прогуливаемся по Стрипу, старому складскому району, который сейчас переполнен модными ресторанами, художественными галереями и магазинами. Галерея Сидни Блума, где Линдси работала неполный рабочий день до того, как занялась благотворительностью, находится здесь. Эмметт ведет меня в обалденный магазин одежды на Смоллман-стрит. Королевы розничной торговли, которые там работают, приветствуют его как старого друга, которым он, я думаю, и является. Все знают Эммета, или же Фетча Диксона. — В последнее время я не видел тебя на «Дрочи на работе», — говорит Эммету одна из королев, — Фетч на пенсии? — О, я сократил количество часов, дорогая, — объясняет ЭмЭ, — подумываю о том, чтобы заняться новым делом. То, что делается в интернете может быстро надоесть. Эмметт не упоминает, что они с Тедом почти не разговаривают в эти дни. Думаю, что именно это больше связано с планами Эма по смене карьеры, чем что-то еще. — Чем еще ты думаешь заняться, Эм? — спрашиваю я, когда мы выходим из магазина. Он так много знает о моде, что мог бы открыть свой собственный магазин одежды, но для этого нужны деньги, а у Эма их нет. — Ну, — говорит он, — я разговаривал с Виком, и он предложил нам вдвоем начать кейтеринговый бизнес. Вику скучно, и сейчас он чувствует себя намного лучше, поэтому ищет, чем бы себя занять и заодно немного подзаработать. Вик знает все о еде, от супа до орехов, а я знаю все о том, как устраивать вечеринки, от ношения подносов до парковки автомобилей, поэтому мы решили объединить наши ресурсы! Я впечатлен. — Это отличная идея, Эм. Правда. — Ну, спасибо тебе, милый! — улыбается он. — Дайте мне знать, как только захочешь спланировать эксклюзивное мероприятие. И дай знать матери тоже. В загородном клубе всегда устраиваются модные вечеринки. Я качаю головой. — Мама очень занята своими клиентами по недвижимости, поэтому сомневаюсь, что в ближайшее время у нее будут какие-либо экстравагантные вечеринки. Но у нее есть друзья, которые могли бы. У тебя есть визитка или флаер, чтобы я ей передал? Она может передать это другим. — Это хорошая идея! — восклицает Эмметт. — Нам нужна реклама для нашего нового предприятия. Мне лучше поговорить об этом с Виком. Еще понадобится название для бизнеса. Что-нибудь милое и остроумное, но не слишком банальное. Мы должны пойти в тот сказочный маленький магазин канцелярских товаров, понимаешь, о чем я? И посмотреть, что у них есть. Мне понадобятся распечатанные визитки и меню. И постеры! Спасибо за идею, дорогой. — Конечно, — говорю я, — с удовольствием, Эм. Мы идем по улице в сторону центра города, и Эмметт теперь говорит со скоростью мили в минуту о бизнесе общественного питания. Почему у меня такое чувство, что еще пять минут назад это была всего лишь смутная идея в его мозгу, но теперь это дело всей его жизни? Впереди нас находится старое здание медицинского офиса. И я вижу мать Брайана, выходящую из него. Я не мог обознаться. Она с молодой женщиной с каштановыми волосами. У обоих кислые выражения на лицах. Мы с Эмметтом подходим ближе. Теперь я точно уверен, что это миссис Кинни. Я встречался с ней только один раз, и то при менее чем благоприятных обстоятельствах. Она пришла в лофт, когда мы с Брайаном трахались, и принесла торт, чтобы поблагодарить сына за то, что он сводил ее в церковь. Затем, как идиот, я вышел и выдал Брайана его собственной матери. Клянусь, я не хотел! Но это случилось, и она разозлилась. Именно тогда она сказала Брайану, что он отправится в ад. Милая леди. Брайан делал вид, что для него это не имеет значения, но я знаю, что это имело значение. Он стал очень тихим и в ту ночь не спал допоздна, пил прямо из бутылки «Джек Дэниэлс», сидя на диване и уставившись в пространство. Я чувствовал себя так, блядь, плохо из-за этого! Хотел пойти в дом миссис Кинни и поговорить с ней. Объяснить ей все. Объяснить, что у нас с Брайаном отношения. Что он замечательный человек, и что я действительно люблю его. После этого я много ночей пролежал в постели, думая о том, что бы я ей сказал. Как бы я ей все это объяснил. Как бы защищал Брайана. Я так, блядь, сильно хотел это сделать, но, конечно, так и не сделал. Брайан убил бы меня. Мы с Эмметтом добираемся до здания, в то время как миссис Кинни и молодая женщина все еще стоят там, о чем-то споря. Это, должно быть, сестра Брайана — стерва Клэр. Она похожа на стерву. Ее лицо искажено, как будто учуяла что-то плохое. А еще есть мать Брайана. Вблизи миссис Кинни выглядит намного старше, чем я помню. Старая и печальная. Брайан говорит, что она пьяница, так что, может быть, поэтому она выглядит намного старше. Но даже сейчас видно, что она была красива в молодости. Линдси давным-давно сказала мне, что оба родителя Брайана были привлекательны, когда были моложе. Она помнит, что Джек был настоящим дамским угодником, красивым, обаятельным и забавным. По крайней мере, так было, когда он не был пьян. Или, может быть, только с другими людьми он был таким очаровательным. Может быть, он показывал свою уродливую, ненавистную сторону только собственной семье. Особенно своему единственному сыну. Но я художник, а художник должен смотреть не только на поверхность. Ты ищешь кости под кожей. Основную структуру формы. Ты пытаешься увидеть всю картину целиком. Всю эту историю. И я вижу некогда красивую женщину, которая теперь ожесточена, одинока и очень, очень печальна. Женщину, которая, вероятно, очень любила своего сына давным-давно, но стала настолько жесткой и осуждающей, что не может видеть реальность своего собственного ребенка. Я помню, как Брайан устроил большой ужин в «Папагано» почти год назад. Он пригласил мать и хотел подарить ей дорогое жемчужное ожерелье. Но она так и не появилась. Помню, как ему было больно от этого. И что он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, как ему было больно. Но я знал. Я его раскусил. Мне всегда удавалось читать Брайана. Это была потеря для его матери. Потому что она не могла видеть его красоту. Его доброту. Не могла позволить себе увидеть, что Брайан сделал для стольких людей. Всех людей, которым он помогал и которых любил. Или о том, что он сделал для меня. Да, для меня. Или как сильно он любил меня. Мои глаза наполняются слезами, но я не хочу, чтобы кто-нибудь видел. Останавливаюсь на тротуаре и отворачиваюсь от Эммета. Подальше от миссис Кинни и ее дочери, которые сейчас идут по улице, все еще споря. Подальше от всех. Какого хрена я наделал? Кем я стал? ЭТО мое будущее? Стать похожим на мать Брайана? Не в состоянии признать, что я люблю кого-то, потому что он не соответствует моим ожиданиям о том, каким он должен быть? О том, как он должен себя вести? Все эти гребаные условия, которые ты ставишь любви. Вот что ставит меня в затруднительное положение. Не Брайан, а я сам. Мои собственные ожидания и условия. Вот что загнало меня в этот темный угол, откуда я не могу выбраться. Совсем как Джоан Кинни. Но Брайан никогда не ставил условий своей любви. Никогда. Когда он отдает свое сердце, он делает это, не накладывая ограничений на свои эмоции. К черту его дерьмовую философию! Значит, Брайан не верит в любовь, только в трах? Это никогда не было правдой! И это все еще неправда. Никто не знает этого лучше меня. Так как же, черт возьми, я мог позволить себе забыть об этом? — Эммет, — спрашиваю я его, — ты не возражаешь, если я отвезу тебя домой прямо сейчас? Эм наклоняет голову ко мне. — Вовсе нет, милый. Есть что-то, что ты должен сделать? — Может быть, Эм, — отвечаю я, — кое-что, о чем я должен подумать. Что-то очень важное. *** Брайан  — Что вы об этом думаете, Бобби Джин? — спрашивает Сильвия. Вот и все. Теперь эта чертова женщина будет болтать в течение двадцати минут. Я ненавижу Группу. Ненавижу это. Говорить с кучей незнакомых людей о своих «чувствах» — это моя идея пытки. Я лучше отправлю пизду Мелани Маркус в ад, чем буду пять секунд сидеть на групповой терапии. Но вот я здесь. — Мне грустно, — вздыхает Бобби Джин, ее круглое лицо полно фальшивой озабоченности, — думаю, что жена Дона ошибается, подавая на развод, когда он все еще находится в реабилитационном центре. Это подло и несправедливо по отношению к Дону. — Мне плевать, — бормочет Дон, — старая сука. — Давай, Донни! — говорит Глория, поглаживая свои светлые волосы. Она всегда возится со своими волосами. — Ты знаешь, что злишься, и мы знаем, что ты злишься. Тебе позволено злиться! — Я не злюсь, — пожимает плечами Дон, — мне все равно, что, черт возьми, она делает. — Как вы относитесь к тому, что сказала Бобби Джин и что ответил Дон, Брайан? — спрашивает меня Сильвия. Господи! Почему она должна спрашивать у меня мое гребаное мнение? Я просто сижу здесь, занимаюсь своими мыслями и жду, когда закончится эта сессия. Играю с маленьким сердечком, которое висит у меня на шее. Надо бы его снять, но… я не могу. Пока не могу. — Если ему все равно, то почему мне должно быть не все равно? — пожимаю плечами я, скрещивая руки на груди. Это, блядь, бессмысленно. — Это его жена. — Почему вы чувствуете, что Дону все равно, Брайан? — Сильвия тычет пальцем. Невероятно. — Может быть, потому, что он сказал, что ему все равно! — срываюсь я. — Неужели никто не слышит? — Я слышу, что Донни сказал, что ему все равно, но это не значит, что ему ДЕЙСТВИТЕЛЬНО все равно, — настаивает Глория, — потому что я чувствую, что ему не все равно. Я чувствую, что ему больно. Он просто не хочет признаваться, как сильно ему больно. — Господи Иисусе, — выдыхаю я, — отношения — это чушь собачья! Они заканчиваются, и всем на это наплевать! Это случается, и это не трагедия. Просто отпусти это. Ты продолжаешь свою паршивую, жалкую жизнь, а он… Я имею в виду, она продолжает жить своей жизнью. Такова реальность. И ты ничего не можешь с этим поделать. — Я чувствую, что ты блокируешь свои чувства, Брайан, — говорит Бобби Джин. Это такое дерьмо! Ты должен начинать все с «Я чувствую». Чувствуй, чувствуй, чувствуй. Чушь, чушь, чушь собачья! Я не испытываю особых чувств ни к чему сейчас. — Я чувствую, что ты чувствуешь, что Дону больно, но ты не хочешь этого говорить, потому что тебе тоже было больно. — Просто отвали, — говорю я женщине. — Брайан, — резко говорит Сильвия, — вы знаете правила Группы. Пожалуйста, извинитесь перед Бобби Джин. Но я молчу. Я не извиняюсь, потому что мне не хочется извиняться. И не жалею, что послал эту суку на хуй, и не буду лгать этим людям. — Брайан! — говорит Сильвия, повышая голос. — Вы тоже отвалите, Сильвия, — говорю я, вставая, — с меня хватит этого дерьма! — Сядьте, Брайан, — приказывает Сильвия, — группа еще не закончилась. Я уже собираюсь обсудить это с ней, когда Люси, одна из других консультантов, влетает в комнату, ее глаза вылезают из орбит. Она наклоняется и отчаянно шепчет Сильвии на ухо. Затем они оба поворачиваются и смотрят на меня, открыв рты. Это чертовски пугает меня. — Что? — что-то не так, я знаю это. Что-то случилось. Что-то плохое. — Что? Скажите мне, черт возьми! Что-то случилось с Джастином? — требую я. Сильвия встает. — Нет, Брайан. Ни с кем ничего не случилось. У вас посетитель. В приемной. — Кто это? — подозрительно спрашиваю я. Это не может быть Майки, который не связывался со мной со времени своего последнего прерванного визита, и если бы это был Джастин, то Сильвия просто сказала бы об этом. — Он ждет вас! — визжит Люси. — У стойки регистрации! — Иду, — говорю я. Выхожу из комнаты. Я рад уйти. Больше никакой группы для меня, клянусь. Я уйду отсюда, только когда Горовиц позволит, но отказываюсь снова ходить в Группу. Это гребаная трата времени. Я вижу группу людей, стоящих в приемной. Они разговаривают и смеются, что странно. Обычно на стойке регистрации довольно тихо. Тогда я понимаю, из-за чего весь этот гребаный шум. Из-за кого весь сыр-бор. Я так ошеломлен, что просто стою как идиот и моргаю. Что мне следует сделать, так это убежать. Быстро. — Брай! — кричит он. — Человек часа! С днем рождения, приятель! Все люди — консультанты, медсестры, пациенты — отступают и таращатся на меня. Но я не двигаюсь. Итак, Джимми приехал ко мне. Он прыгает по истертой плитке и хватает меня в огромные медвежьи объятия. — Брай! Ты рад меня видеть? — Какого хрена ты здесь делаешь? — это все, что я могу сказать, убирая его руки с моих плеч. — Как ты нашел это место? — Ради Бога, Брай! — ухмыляется он. — Я Джимми! Я могу узнать все, что угодно, если действительно захочу! — затем он поворачивается к собравшейся толпе. — Разве этот парень не очарователен? Он так рад меня видеть, что потерял дар речи! — Я не потерял дар речи, Джимми, — говорю я. Появляются Сильвия, Люси и все члены моей Группы. Похоже, что практически все население «Спрингхерста», включая доктора Мейсона, сейчас находится в приемной, чтобы взглянуть на Джимми Харди, двукратного лауреата премии Оскар и «Соседского мальчика Америки». И Джимми это нравится. Он не любит ничего больше, чем преклонение. Купается во внимании, которое получает от людей, узнающих его. Любящих его. Заискивающих, блядь, перед ним. — Мистер Харди! Можно мне ваш автограф? — ахает одна женщина — у нее сейчас начнется паническая атака. — Может быть, позже, моя дорогая, — мягко говорит Джимми. Он вцепился в меня и не отпускает, как бы я ни пытался освободиться, — я здесь, чтобы увидеть моего хорошего приятеля, Брая. Нам есть о чем поговорить, не так ли, здоровяк? — Нет, — говорю я прямо. — Что за шутник! — Джимми визжит. — Я поймаю вас позже, хорошо? Где мы можем немного уединиться, Брай? Но я просто стою на месте. Мне будет хреново, если я отведу Джимми в свою комнату. — Комната Брайана там, внизу! — говорит Глория, услужливо указывая. Спасибо, сука! — Коридор А. Номер 3. — Спасибо, дорогая, — говорит Джимми, злобно глядя на Глорию, пока она не падает в приступе хихиканья. — Брось, Брай. Нам нужно поговорить. Сейчас же! Бесполезно спорить с ним перед всем «Спрингхерстом», поэтому я увожу его. Дальше по коридору А. Это плохо. Но что, черт возьми, я могу сделать прямо сейчас? Джимми есть Джимми. С Джимми никогда не бывает хорошо. Так почему же я веду его в свою комнату и закрываю за нами дверь? *** Джастин Когда я возвращаюсь в лофт, на автоответчике есть сообщение. Это от Дориана. Я пару раз говорил с ним о своем музыкальном видео. Когда мы были в Лос-Анджелесе на церемонии вручения «Оскара», Брайан попросил Дориана дать мне совет, и хотя он занятой парень, он периодически звонил мне. Конечно, только потому, что Брайан попросил его об этом. Но он был действительно полезен. Говорил мне, какое оборудование мне понадобится, как выстраивать кадры. Насчет освещения. Что-то в этом роде. Сначала я собирался вообще отменить видео. Но уже попросил некоторых людей из Кинопрограммы стать частью моей съемочной группы, и они отказали другим людям, просившим быть в их команде, поэтому я чувствовал себя обязанным провести съемки. Знаю, что большинство моей команды делают это только потому, что я сказал, что Брайан будет в главной роли, и они хотели работать с настоящей кинозвездой. Сейчас я должен сказать им, что Брайана не будет в моем видео. И я не знаю, кто, черт возьми, займет его место. — Джастин, — раздается из автоответчика резкий британский акцент Дориана, — я в Нью-Йорке, занимаюсь кое-какой подготовкой к «Красной реке», поэтому решил остановиться и повидаться с Брайаном, прежде чем вернусь на Западное побережье. Я подумал, что мог бы встретиться с тобой в Питтсбурге и поехать с тобой и твоей командой в четверг — семнадцатого. Я помню, что в следующие выходные ты планируешь снимать, поэтому я бы с удовольствием понаблюдал и, возможно, дал тебе несколько советов, если это позволено. Это должно быть довольно интересно. То есть, если ты не возражаешь? В конце концов, это твой проект. Пожалуйста, перезвони мне. Я в «Парамаунте». Дориан продиктовал номер телефона и отключился. Мне жаль, что я вообще решил снять это видео. Это стремительно выходит из-под моего гребаного контроля, и на данный момент уже поздно отменять его. Я не могу бросить свою команду, и Дориан едет. Уверен, что Брайан сделает все, чтобы мое видео было хорошим, но это уже слишком. Я сажусь на диван и пытаюсь думать. Насчет Брайана. Насчет видео. Насчет Дилана. О моей испорченной жизни. Но в основном о Брайане. Увидев миссис Кинни и сестру Брайана на улице, я действительно был потрясен. Это напомнило мне обо всем дерьме, через которое Брайан прошел в своей жизни, и обо всем багаже, от которого ему пришлось избавиться, чтобы позволить себе чувствовать что-либо. Обо всех стенах, которые он годами возводил, только чтобы защитить себя. И как он пытается открыться. И как я ушел от Брайана после того, как пообещал доктору Горовицу, что буду рядом с ним. После того, как доктор Горовиц сказал мне, что, по его мнению, я слишком молод для таких отношений, и я утверждал, что он ошибается. Тот Я мог бы справиться с этим, хотя и знал, что это будет трудно. Даже после того, как Брайан сказал мне, что любит меня. Показал мне, что любит миллионом способов. Но я все испортил. Я прикладываю руку ко лбу. У меня снова болит голова. Эммет говорит, что я должен пойти к неврологу и пройти обследование, но я чертовски устал от докторов. Надоело, что все твердят о том, что мне нужен психотерапевт. Просто меня тошнит от людей, которые говорят мне, что я должен делать. Меня тошнит от самого себя и моих гребаных глупых решений. Неправильного выбора. Надоело «обезболивание» в задней комнате. Я становлюсь точно таким же, каким был Брайан раньше. Блокирую эмоции, потому что не могу с ними справиться. Потому что я их боюсь. Боюсь того, чего хочу. Боюсь, что мне причинят боль. Боюсь… всего. Боюсь рискнуть с Брайаном. Боюсь того, как это тяжело. Боюсь того, как тяжело это может быть в будущем. Но будущее без Брайана… выглядит еще хуже. Оно выглядит пустым. Думаю о том, какой стала моя жизнь с тех пор, как я ушел от Брайана. Пустой. Я хотел выбросить Брайана из головы. Из своего сердца. Но он все еще там. Он всегда будет рядом. Все время. Я не могу от него избавиться, но и его у меня тоже больше нет. Но еще не слишком поздно. Сегодня день рождения Брайана. Это дает мне повод позвонить. Чтобы проверить, чувствует ли он ко мне то же самое. Хочет ли он меня все еще. Для нас еще не слишком поздно! Я знаю, что это так! И беру трубку. *** Брайан  — Джимми, — осторожно говорю я, — я ценю твое предложение, но… — я останавливаюсь. Джимми улыбается мне. Эта гребаная Улыбка Джимми Харди. — Нет, на самом деле, я не ценю этого. Честно говоря, Джимми, ты, блядь, сумасшедший. — Я не сумасшедший, Брай, — говорит он. Он лежит на моей кровати, чувствуя себя как дома. Но ненадолго. Потому что он здесь не останется, — я здесь, потому что наконец-то точно знаю, чего хочу. И это ты. Будь моим партнером. — Да, ты так и сказал. Я все ще стою. Последнее, что я хочу, это сидеть рядом с Джимми на кровати. Я стоял все то время, пока Джимми давал мне свою подачу. Вот что это такое — подача. Не предложение или соблазнение, а бизнес. Деловая сделка. Я содрогаюсь, когда думаю, что именно так он, должно быть, сделал предложение Тесс. Потому что Джимми в глубине души холоден. Бездушен. И я думаю о том, каким я был до того, как встретил Джастина. С пустой душой. Совсем как Джимми. Но я изменился. Действительно, по-настоящему изменился. Вот почему я никогда не смог бы стать партнером Джимми. Никогда не соглашусь на эту дерьмовую сделку. Давным-давно я, возможно, сделал бы это, возможно, даже приветствовал бы это. Но не сейчас. Ни за что. — Проблема в том, Джимми, что я не хочу быть твоим партнером, — говорю я ему, — я не хочу жить с тобой. Я не люблю тебя. В данный момент ты мне даже не особенно нравишься. Да, мы трахались. Это в прошлом. С тех пор произошло много дерьма. Со мной многое случилось. Мне нужно понять, что я хочу делать со своей жизнью и своим будущим. Но я знаю, что мое будущее не с тобой. — Но оно может быть, Брай, — Джимми встает и подходит, чтобы обнять меня, но я уклоняюсь от него, — я хочу, чтобы ты подумал об этом. Это будет грандиозно! МЫ идем к величию! Посмотри, что мы уже сделали вместе. Сняли «Олимпийца»! У меня есть планы, приятель. Так много планов. — Рон снял «Олимпийца», — напоминаю я Джимми, — только не ты. Только не я. Рон. Я пытался быть партнером Рона, но это не сработало, — я сглатываю, — а я любил Рона. Я пытался с Джастином, но и это не сработало. И… и я любил его даже больше, чем Рона. Намного больше. Я не хочу быть твоим партнером, Джимми. Или чьим-то еще партнером. Я не могу этого сделать. С этим я покончил. Точка. — Но ты мог бы научиться любить меня, Брай, — говорит Джимми. Он все еще подает, — твоя карьера будет такой же, как у меня, золотой! Я не хочу ничего плохого! Я знаю, что это правильно. Доверься мне. Но я отодвигаюсь. Джимми прижимается ко мне, и у него встает. И я тоже тверд. Я чертовски возбужден. У меня ни с кем не было секса с тех пор, как Джастин бросил меня в Лос-Анджелесе, и я не собираюсь нарушать свой тщательно охраняемый целибат с Джимми, независимо от того, как сильно мой член этого хочет. — Сдавайся, Джимми. Я не куплюсь, и никто другой тоже не купится. Ты бы совершил карьерное самоубийство. Но Джимми просто улыбается мне. — Я зарегистрировался в той маленькой гостинице в городе. Давай поужинаем и отпразднуем твой день рождения. Потом ты можешь поехать со мной в гостиницу, и мы поговорим об этом еще немного. После того, как ты немного поешь, выпьешь вина и получишь возможность расслабиться со мной, ты, возможно, увидишь все по-другому. Что скажешь, Брай? Я фыркаю. — Я не могу пить вино, Джимми! Я здесь на гребаной реабилитации! И я не останусь с тобой в гостинице. Я ем в столовой, как все. Если ты хочешь присоединиться ко мне и ко всему «Спрингхерсту», тогда будь моим гостем. Джимми снова садится на кровать. — Конечно, Брай. Я бы с удовольствием поел в столовой. Как скажешь. Я протягиваю руку и проверяю свой мобильный телефон. Я жду звонка от Дориана. Но есть только краткое сообщение от Линдси, в котором она поздравляет меня с днем рождения. От Дориана ничего. Или от… кого-нибудь еще. Чертов бесполезный телефон. Я кладу эту штуку в ящик стола. — Я собираюсь принять душ. А потом мы пойдем ужинать. Потом ты вернешься в свою комнату в гостинице, а завтра отправишься домой. Один. Хорошо, Джимми? Но он только улыбается той самой Улыбкой Джимми Харди. *** Джастин Я слышу, как мурлычет мобильный Брайана. Один. Два. Но он переходит на голосовую почту. Он всегда переходит на гребаную голосовую почту! Я не оставляю сообщений. Поэтому снова набираю номер телефона Брайана. Если он там, ему придется ответить. Я надеюсь. Пока он звонит, я тереблю браслет раба, который Брайан купил для меня в Лондоне. Закрываю глаза и так ясно вспоминаю тот день. Солнце и парк. Продавцы на тротуаре. Я был так счастлив в тот день. Мы оба были. Снова голосовая почта. Мне нужно услышать голос Брайана. Мне нужно с ним поговорить. Сказать ему, что я сожалею. Спроси его сожалеет ли он. — Алло! — произносит странно знакомый голос. — Если вы хотите поговорить с именинником, он в душе. Алло? Поговорите со мной! Это Джимми. Голос Джимми, без сомнения. Он там. В «Спрингхерсте». С Брайаном. — Считаю раз, считаю два! — Джимми щебечет. — Если это неправильный номер, то повесьте трубку. Но если вы хотите поговорить с Браем, можете передать мне сообщение. Я скажу ему, когда он выйдет из ванной. Я вешаю трубку. Опоздал. Слишком, блядь, поздно. История моей жалкой жизни. Брайан вне досягаемости. Навсегда. Он пошел дальше. С Джимми Харди. Чертов Джимми! Но я получил то, что хотел. Окончательно. Уйму времени для себя. Много свободы. Брайан потерян. Теперь мне осталось только научиться жить своей жизнью без него. *** «Раньше я думал, что моя жизнь Часто была пустой, Одинокое пространство, которое нужно заполнить. Ты причинил мне еще большую боль, Чем я когда-либо мог себе представить, Ты заставил мой мир остановиться. И в этой тишине Была свобода Я никогда не чувствовал этого раньше. Я бы не позволил себе поверить, Что ты можешь заблудиться, И я был бы рядом с тобой, Что бы они ни говорили, Я думал, что буду с тобой до конца своих дней. До моего смертного дня, До моего смертного дня, До моего смертного дня, Множество…» Сара МакЛахлан* *Са́ра Энн Макла́хлан — канадская певица, автор песен, лауреат премии Грэмми. Она известна эмоциональными звуками своих баллад. Самые популярные композиции «Adia», «Angel», «Building a Mystery», «I Will Remember You», «Possession». Диски певицы разошлись по миру тиражом в более 40 млн копий. Самый продаваемый альбом — Surfacing принес Саре известность и признание: три премии Грэмми и 8 Juno Awards.