Квир-реалии

Глава шестьдесят четвертая Я ДУМАЮ, ЧТО СЕГОДНЯ БУДЕТ ДОЖДЬ Краткое содержание: Брайан строит планы. Питтсбург/"Спрингхерст», апрель 2003 года. Брайан «Разбитые окна и пустые коридоры, Бледная мертвая луна в сером небе. Человеческая доброта переполняет, И я думаю, что сегодня будет дождь. Пугала, одетые по последнему слову моды, Застывшие улыбки, чтобы прогнать любовь. Человеческая доброта переполняет, И я думаю, что сегодня будет дождь. Одиноко, одиноко. Жестяная банка у моих ног, Я думаю, что вышвырну ее на улицу. Вот как надо обращаться с другом…» *** Шестьдесят семь часов и четырнадцать минут. Пятнадцать минут. Шестнадцать. Слишком, блядь, долго, чтобы быть трезвым. В ту минуту, когда я уехал из «Спрингхерста», я должен был направиться в ближайший гребаный бар. Или найти ближайшую баню, даже если бы мне пришлось ехать в Буффало, чтобы найти ее. Буффало. Есть ли у них в Буффало бани? У них там вообще есть педики? Должны быть. Мы везде. И если где-то есть педик — где угодно — я могу его найти. И трахнуть его. Это то, что я должен был сделать. Шестидесятисемичасовой запой. Я бы сейчас просто проснулся. А может, и нет. Может быть, я никогда не проснусь. Это, блядь, имеет значение? Но я не сплю. Я жив. И я трезв. Вместо этого я вернулся в Питтс. Вернулся в лофт. Вернулся к… Какого хрена я трезвый? Какого хрена я не под кайфом? Не понимаю. Я все еще мог пойти и напиться. Мне потребовалось бы десять минут, чтобы найти наркоту. Пять минут, чтобы найти выпивку. Две минуты, чтобы найти кусок задницы. Одна минута, чтобы отправить последние четыре месяца прямиком в ад. Тогда я мог бы начать все сначала. Или мог бы просто пойти дальше. Чего за последние три с половиной года не происходило. Никогда. Не происходило. Покинув Дом счастья Линдси и Мел, я некоторое время ездил по окрестностям. Проезжал мимо всех моих старых любимых мест. «Вуди». «Вавилон». Бани. Старый кинотеатр, который теперь превратился в автостоянку. Парк, где я всегда мог найти кого-нибудь, кто отсосал бы мне. Здание, где до сих пор скрывается «Райдер Ассошиэйтс». Рестораны, куда я обычно водил своих клиентов. Мой любимый магазин одежды. Я даже проехал мимо ПИФА. Видел, как студенты прогуливались по кампусу, но отвел взгляд. Я не хотел его видеть. Как будто я его увижу. Как будто он был бы там в субботу днем, когда гребаное солнце светило посреди апрельского неба. Странно вести джип. Как будто это больше не мое. Наверное, это так и есть. Что ж, скоро его не будет. Все это скоро исчезнет. Часть прошлого. Может быть, именно это я и делал — прощался с прошлым. До свидания. Я припарковал джип и прошелся взад и вперед по Либерти-Авеню, чувствуя себя гребаным призраком. Люди видели меня, но они только смотрели. Никто меня не остановил. Никто не произнес ни слова. Я заключен в лед. Они не могут приблизиться ко мне. Потом отправился в «Вавилон». Что делать в таком месте, как «Вавилон», когда не можешь пить, не можешь кайфовать и не можешь трахаться? И не хочешь танцевать. К черту танцы. Больше никогда. Какой в этом был бы смысл? Я слышал шепот. Они хотели, чтобы я их услышал. Не предложения. Ничего конкретного. Просто слова. Имена. Образы. Подплывают ко мне в тяжелом воздухе. Джастин. В задней комнате. Дилан Берк. Брайан Кинни. Облажался. Так облажался. Это, блядь, забавно. Охуенно смешно! Было бы намного проще, если бы я действительно был обдолбан. Если все было не так ясно. Но все ясно. Наконец, один из барменов наклоняется ко мне через стойку. Он был горячим. Я трахнул его однажды в задней комнате. — Хочешь, как обычно, Брайан? — спросил он, как будто я вообще никуда не уезжал. Как обычно. Что у меня бывает обычно? Больше нет ничего обычного. — Нет, — сказал я, — информация. Вот чего я хочу. — Информация? — нахмурился он. — Какого рода информация? Он знал, что я хотел услышать, просто не хотел быть тем, кто скажет это. Я уставился на него сверху вниз. Но он отошел от меня на другой конец бара. Поэтому я пошел в заднюю комнату, чтобы посмотреть самому. Брайан, блядь, Кинни возвращается в свои владения. Его маленькое грязное королевство. На место преступления. Так знакомо. Этот запах. Этот жар. Я почувствовал, как мой член дернулся. В конце концов, тело всегда предает вас. Когда я бродил по задней комнате, ко мне потянулись руки. Манили меня, как темная, жестокая сирена. Касались моих рук. Моих волос. Моего члена. Но все они были незнакомцами. Никаких признаков… Его там не было. Конечно нет. Зачем ему быть здесь, когда он знает, что я в городе? Он знает, что я приду сюда. Куда же еще? Он и этот самодовольный ублюдок вместе где-то в другом месте. Не здесь. Но, по крайней мере, они не трахаются у меня в лофте. В моей… Нет, не в моей гребаной постели. Никогда их там не было! Но в пятницу вечером я спал на диване. И в субботу вечером. И прошлой ночью тоже. Я не мог заставить себя лечь в эту кровать. Глупо, я знаю. Но не мог. Я вышел из задней комнаты. В последний раз. Еще одно прощание. Прощайте, верные заляпанные спермой полы! Вот тогда-то я и увидел Теодора. Он был с кучей наркоманов. Вы можете определить наркомана по остекленевшим глазам. Вялой, приоткрытой улыбке. Тот твинк, которого он трахал некоторое время назад — Блейк — он тоже был там, висел на руке Теда. Теодор выглядел ужасно. Худой и истощенный. Его гребаные волосы начали редеть. Не может быть более жалкого парня. — Брайан, — пробормотал он, — что ты здесь делаешь? — Я ищу не тебя, — резко сказал я. Знаю, это прозвучало подло, но мне плевать на Теда. Если он присел на кристалл, тогда он более безнадежен, чем я думал. Но я не такой. Я, блядь, не безнадежное дело. Вот тогда-то я и понял это, глядя на Теда. Видя, что он катится вниз. Один раз неудачник, всегда неудачник. Это так легко мог быть я. ЭТО был я. Но Я не неудачник. Я зашел слишком далеко, черт возьми. Пережил слишком много, черт возьми. Смогу и это пережить. Знаю, что смогу. Я не позволю выпивке, или наркотикам, или задней комнате снова погубить меня. И не позволю Джастину одолеть меня. Я, блядь, не позволю! Тед уставился на меня налитыми кровью глазами. — Ищешь Джастина? — заблеял он. — Эммет сказал тебе, чем он занимается? Неужели Майкл? Джастин всегда был таким чертовски самоуверенным! Однажды он избил меня в закусочной. Ты знал об этом? Сокрушительный удар! Вот что это было! Маленькая Блондинка Верхом на хуе защищает Большого Плохого Волка! Ну и пошел он к черту! — Заткнись, нахуй, Тед, — предупредил я его. Но это бесполезно. Он реально не слышит меня сквозь кристалл. Он не слышит никого и ничего. — Спроси Эммета, если мне не веришь! — пробормотал Тед, вытирая рукавом сопли. — Спроси скольким парням твой идеальный мальчик позволил трахать себя на днях! И этот ублюдок Блейк и другие нарики захихикали. Я мог бы убить Теда прямо тогда, но какой в этом был бы смысл? Он сам убивает себя. Ему не нужно, чтобы я помогал. Так что пусть он это сделает. Я ушел. Ушел из «Вавилона». Сердечное прощание. Потом я пошел домой, сел на пол лофта и уставился в темноту. Пялился до тех пор, пока, наконец, не забрался на диван и не заснул. Проснулся я только в воскресенье днем. Вечером я отправился на поиски Эммета. Его было нетрудно найти. Он был в «Вуди», где же еще? Я сказал ему, чтобы он держал свой гребаный рот на замке. Я высказал ему все. А потом ушел. Еще одно прощание. Все почти сделано. Осталось позаботиться еще о нескольких свободных концах. Вот почему я сижу здесь в джипе в девять утра и жду на этой стоянке. Чтобы… Вижу, как она подъезжает и выходит из машины. Она выглядит очень умной и деловой в сизо-сером костюме, в руках стильный портфель. Это хорошо, потому что все дело в бизнесе. Только бизнес. Она идет в офис агентства недвижимости Крамера. Я следую за ней внутрь, в вестибюль. — Дженнифер. Она оборачивается, широко раскрыв глаза. — Брайан! Ты меня напугал! — Прости. Я не хотел тебя напугать. За столом секретарша и два других агента по недвижимости навострили уши. — Мы можем пойти в твой кабинет и поговорить? — Конечно, — кивает она. К ней возвращается самообладание. Это хорошо. Мы оба должны быть спокойны. Сдержаны. Именно этого я и хочу. Дженнифер ведет меня в свой кабинет и закрывает дверь. Это небольшой офис, но она сделала его своим собственным. Синие занавески на окне и картина на стене. Это одна из акварелей Джастина. Я узнаю его стиль немедленно. У нее на столе несколько фотографий Джастина и его младшей сестры в рамках. Джастин, когда ему было около двеннадцати, его волосы были почти белокурыми, и еще одна более поздняя фотография. Он улыбается на них обоих. — Пожалуйста, присаживайся, Брайан, — говорит она, садясь за свой стол, — я рада, что ты пришел навестить меня. Потому что знаю, что ты и Джастин… Но я поднимаю руку, чтобы остановить ее. — Нет никаких «я и Джастин». Это правда. Я уверен, что Джастин сказал тебе что-то вроде страшилки о моем поведении в пятницу вечером. Что ж, все, что он сказал, правда. Но я… я не ожидал, что все взорвется у меня перед носом прямо там, прямо тогда. Думаю, мне следовало ожидать этого, но я не обратил на это достаточного внимания. — Джастин ничего не рассказывал мне о том, что ты сделал или сказал, Брайан, — медленно произносит Дженнифер, — я знаю, что-то произошло между вами, но Джастин не говорит об этом. Честно говоря, он почти не покидал своей комнаты с тех пор, как он появился у моего дома в пятницу вечером на такси. — Тогда это не имеет значения, — говорю я, — что бы Джастин ни решил тебе сказать, это правда. Если он хочет обвинить меня, все в порядке. Я гребаный мудак, и в конце концов это всегда моя вина, так что к черту все это. Но я здесь не поэтому, — я достаю из кармана запечатанный конверт, — я забыл, что это последняя неделя занятий в ПИФА, пока Линдси не напомнила мне. Джастин ушел, не взяв с собой компьютер и вещи из своей студии. Уверен, что они понадобятся ему для его выпускных проектов, или экзаменов, или чего-то еще, — я положил конверт на стол и подтолкнул его к ней, — там ключи и коды от здания. Я только прошу, чтобы он позвонил заранее или оставил сообщение, когда приедет за своими вещами. Таким образом, я смогу убраться оттуда к черту, пока он не закончит. Дженнифер берет конверт и взвешивает его в руке. Внутри не так уж много, кроме целой жизни, которой теперь не существует. Затем она смотрит на меня, ее глаза полны беспокойства. — Брайан, это действительно необходимо? — Да, — говорю я более резко, чем намеревался. Поэтому я делаю глубокий вдох и говорю более мягко, — я имею в виду, это необходимо для меня. В лофте все еще есть кое-что из его одежды и книг. Я разберусь с этим и упакую все, и он сможет забрать позже. Я буду рыться во всем своем барахле, но мне нужно немного времени, чтобы это сделать. Но это не займет много времени, я обещаю. Что подводит меня ко второй части того, почему я здесь. — Вторая часть? — Дженнифер моргает. — Я хочу, чтобы ты составила опись моего здания. Когда оно будет продано, ты должна получить с него хорошие комиссионные. Окрестности вокруг Фуллера и Тремонта раньше были паршивыми, но теперь это модное место для жизни. Недвижимость по соседству процветает, как ты, несомненно, знаешь. Дженнифер выглядит почти такой же удивленной, как и Линдси, когда я сказал ей об этом. — Ты хочешь продать свое здание? Но почему? — Потому что я планирую навсегда уехать из Питтсбурга и хочу, чтобы деньги были переданы в доверительное управление Гасу и младенцу. Зданию около пятидесяти лет, но оно в хорошем состоянии. Первый этаж пуст, второй сдан в аренду — у парня еще около восьми месяцев аренды, я думаю. На третьем этаже находится… находилась студия Джастина. Мой лофт на верхнем этаже. Я также оставлю бОльшую часть мебели. Мне она не понадобится в Лос-Анджелесе, я только что отремонтировал дом. Улыбаюсь иронии судьбы. Я переделал бильярдную в художественную студию. Велел им вставить большие окна и световые люки, чтобы помещение было наполнено светом. Может быть, я займусь живописью и получу от этого какую-то пользу. — Брайан, я… — начинает она. Но я быстро встаю. Мне нужно уйти прямо сейчас, если я собираюсь вовремя попасть на следующую встречу. — Это все. Если ты собираешься начать показывать его прямо сейчас, дай мне знать. Чем скорее, тем лучше. Я планирую пробыть в городе всего две недели или около того, просто чтобы все закончить. После этого тебе никогда не придется снова видеть мое лицо, если только ты не купишь билет на один из моих фильмов! Я замолкаю, но она только смотрит на меня. У нее такой же ошеломленный взгляд, как у Джастина, когда он не может придумать, что сказать. Это должно быть наследственное. — Это должно было быть шуткой. Видимо шутка не удалась. Составь контракт, и я заеду завтра и подпишу его. Спасибо. Я протягиваю ей руку, чтобы она пожала ее, и тогда я смогу убраться к чертовой матери отсюда. Дженнифер медленно встает. Но она не берет меня за руку. Вместо этого она пристально смотрит мне в лицо, как будто пытается прочитать мои мысли. Пытается понять, когда все пошло не так. — Брайан, вам с Джастином нужно поговорить друг с другом. Нет, я не собираюсь обсуждать это с матерью Джастина. Ни за что, блядь! — Я пришел сюда не за этим, — говорю я ей, стиснув зубы, — это бизнес. Если ты не хочешь заниматься продажей, так и скажи. Но не пытайся играть в консультанта по вопросам брака, Дженнифер. Для этого уже слишком поздно. Джастин принял свое решение, и я пытаюсь его принять. Но это не значит, что я хочу это обсуждать. — Брайан, — говорит она более решительно, — Джастин не принимал никакого «решения», о котором я знаю! Но если все это из-за того Дилана… Я закрыл глаза. Чувствую, что меня вот-вот вырвет. Но мне удается удержать свой желудок в узде. — Дженнифер, тебе следовало бы спросить об этом Джастина, а не меня. Я только пытаюсь выбраться из этого к чертовой матери не сходя с ума, черт возьми! Я всего лишь пытаюсь сохранить хоть немного своего поруганного достоинства, — мой голос падает почти до шепота, — если еще осталось хоть какое-то достоинство, которое можно спасти. Но я уверен, что тебе понравится этот Дилан. Он именно то, чего ты всегда хотела для своего сына. Чего все хотели для Джастина! Дилан молод. Он горячий. И он не тянет за собой послужной список плохого поведения длиною с мой член! Он — то, чего хочет Джастин и что нужно Джастину. А что мне нужно прямо сейчас… это уйти. Я вылетаю из ее офиса и выхожу за дверь «Крамер Риэлти», Дженнифер кричит мне вслед, когда я ухожу. Но я не обращаю на нее внимания. Я и так уже сказал слишком много, черт возьми! Сажусь в джип и выезжаю со стоянки, чуть не врезавшись при этом в гребаный внедорожник. У меня такое чувство, что Дженнифер не согласится на эту работу. Мне придется позвонить Синтии и попросить ее найти мне другого агента по недвижимости. Очень жаль. Это здание продадут не за три цента. Если она не хочет получить отличные комиссионные, это ее собственная гребаная проблема. А у меня есть другие проблемы, с которыми нужно разобраться самому. *** — Как вы думаете, почему вы оставались трезвым, Брайан? — спрашивает он. Я пожимаю плечами. — Откуда, черт возьми, мне знать? — Не уклоняйтесь от ответа, — требует доктор Горовиц, — ответьте. Глаза Горовица похожи на чертовы лазеры, сверлящие меня. — Потому что я должен, — отвечаю я, — я должен… или я, блядь, умру, — я думаю о том, как увидел Теда в «Вавилоне» в субботу вечером. Его пустые глаза, — я закончу тем, что стану неудачником. Жалким неудачником. Но я не неудачник, — я смотрю доку прямо в глаза, — я еще не все потерял. И не собираюсь терять. Я не могу позволить этим ублюдкам победить. — Каким ублюдкам? — спрашивает. он. — Тем, кто хочет увидеть, как я потерплю неудачу. Тем, кто ничего так не хотел бы, как видеть меня одного. Обдолбанного и бездумно танцующего всю свою жизнь в каком-нибудь клубе. Не в состоянии измениться. Не в состоянии двигаться вперед. Неспособного быть никем, кроме «Брайана, ебаного, Кинни». Это значит быть жалким неудачником. Это значит быть неспособным понять, когда пришло время… повзрослеть и стать мужчиной, — я замолкаю, почти не в силах продолжать. Но я должен, — чтобы знать, кто я и кем я действительно хочу быть. И не закончить так, как мой старик. Сожалея в конце о каждом выборе, который он когда-либо делал в своей жалкой жизни. Умирать нелюбимым и практически одиноким. — И это значит, что вы хотите жить? — тихо спрашивает Горовиц. — Вы видите для себя будущее? — Да, — признаю я, — я, блядь, чертовски хочу жить. Теперь у меня двое детей. Я хочу быть рядом с ними. Я хочу видеть как они вырастут. И не хочу, чтобы они думали обо мне так, как я думаю о своем собственном отце, только вспоминая все болезненные моменты. Только вспоминая, как я не хотел идти по его стопам, и почти закончил тем, что сделал именно это. — А как насчет вашего партнера? — Горовиц ничего не упустит — просто не захочет. — Он принял свое решение. Вы поняли это раньше меня, док. Мне нужно полагаться на себя, а не на Джастина. Я никогда не мог оправдать его ожиданий. Так что для него лучше найти будущее с кем-то, кто даст ему то, что он ищет. И если это тот новый парень — этот Дилан Берк — то он должен пойти на это. — Но он причинил вам боль, Брайан, — говорит Горовиц. — Ну и хрен с ним! — фыркаю я. — Но я тоже причинил ему боль. Причинял ему боль так много гребаных раз. Я не могу вернуться и стереть ошибки, док. Эти ошибки складываются. Джастин, очевидно, достиг критической точки и, наконец, сдался. И я не виню его за это. — Но вы все еще злитесь на него. Джулиус Горовиц утверждает чертовски очевидное! — Он солгал мне, — осторожно отвечаю я. Я не хочу унижать его перед доктором, — он использовал меня. Он хотел иметь все сразу. Он хотел своего нового парня, но он также хотел того, что я мог ему дать. Мой лофт. Мой джип… Моя… моя слава, я думаю. Должно быть, он был так доволен собой, что справлялся с этим так долго. Вот что меня злит. И причиняет боль. Больше, чем Джастин, трахающий — или трахающийся — с кем-то другим. Это всего лишь секс. Дело в том, что я ему доверял. Я… я сказал ему, что люблю его… и он использовал это против меня. Он рассчитывал, что я полюблю его, чтобы он мог предать меня. Вот чего я никогда не смогу простить. Горовиц хмурится. — Вы уверены, что он именно это и сделал? Вы уверены, что все произошло именно так? — Конечно, — Горовиц должен был быть гребаным адвокатом! Он задает слишком много вопросов, — это и произошло. И я купился на это. Я бы, наверное, все еще покупался на это, если бы не наткнулся на ебаря Джастина, который находился у меня в лофте, готовый к «романтическому» вечеру. Свечи. Вино. Даже цветы. Поговорим о чувствах, как чертов долбоеб! Они оба играли со мной, док. А я не позволю с собой играть. — Вы сели и поговорили обо всем этом с Джастином, Брайан? — Горовиц постукивает пальцем по столу. Он делает это, когда в чем-то сомневается. Тук-тук. Тук-тук. — Он признался, что именно это и происходило? Он объяснил, почему он это сделал? Я пожимаю плечами:. — Мы поговорили. Как бы. Я был очень расстроен, и Джастин тоже. Но он не отрицал того, что я мог видеть своими собственными глазами. Он никогда этого не отрицал. Я все время думаю о розах, которые послал ему. И как он их выбросил. Все эти выходные в коттедже был притворством. Гребаный обман. И настоящая причина, по которой он не хотел видеть меня в музее Уорхола. Он сказал мне, что это потому, что он не хотел, чтобы я узурпировал его момент славы. И это причинило мне боль, хотя я это понимал. Но причина была совсем не в этом. Это было потому, что там должен был быть Дилан Берк. Потому что он хотел разделить этот момент с кем-то другим. Потому что он влюблен в другого. — Я не могу заставить Джастина любить меня, если он больше не любит, — говорю я, — так же, как Рон не мог заставить меня любить его, когда я его не любил. Я пытался, но у меня ничего не вышло. Было бы намного проще, если бы я мог любить его и только его. Но я не мог отпустить Джастина. Не мог забыть о Джастине. Если бы я смог это сделать… Может быть, теперь все было бы по-другому. Может быть, Рон был бы еще жив. Но я не могу вернуться и изменить прошлое. И не могу забыть, что я тогда чувствовал. И я не могу воскрешать мертвых. Единственное, что я могу сделать — это двигаться вперед. — И как вы это делаете, Брайан? Горовиц перестает постукивать пальцем по столу. Слава Богу. Это заставляло меня чертовски нервничать. — Собираюсь навсегда уехать из Питтсбурга. Я выставляю свое здание на продажу. Вероятно, отдам джип Майклу. Если только его любовник Дэвид позволит ему это. Старый добрый доктор Дейв ненавидит меня до чертиков. В ином случае я его продам. У меня есть свой дом в Лос-Анджелесе — дом Рона. Буду жить там. Снимусь в «Красной реке». Потом я решу, что делать дальше. У меня есть сценарий, который я хочу спродюсировать. Мой друг Дориан заинтересован в том, чтобы стать режиссером. Малобюджетная, независимая картина. После этого — кто знает? Я мог бы поехать в Лондон и провести там некоторое время. Посмотрим, что получится. — Звучит немного случайно, Брайан, — говорит Горовиц. — Такова природа актерской игры, док, — сообщаю я ему, — ты плывешь по течению. «Олимпиец» был критическим успехом, и это принесло некоторые деньги, но это не был блокбастер. Я не Джимми Харди, который может сам выписать себе премию. И я открытый гей. Это не совсем плюс для актера. Но я выживу. Если «Красная река» станет огромным хитом, это может все изменить. Но я ни на что не рассчитываю. — А как насчет отношений? У Горовица невозмутимое лицо. — Я покончил с этим, — заявляю я, — никаких бойфрендов, никаких партнеров, никаких обязательств. Я не могу больше подбирать случайные трахи, потому что все они попадут прямиком в гребаные таблоиды. Но всегда будут парни, которых я смогу трахнуть. Трах-приятели, которые знают счет. Парни, которые не побегут к прессе рассказать все. Может быть, однажды я найду кого-нибудь, кто… — я останавливаюсь. Все, что я вижу, это Джастин. Джастин. Джастин. Джастин, — к кому у меня могут быть какие-то чувства. Но не сейчас. Я не могу рисковать, черт возьми. Мне нужно привыкнуть снова быть самой собой. Но я могу это сделать. Со мной все будет в порядке. Горовиц молчит, наблюдая за мной. Затем он вздыхает и смотрит на часы. — Я думаю, Брайан, наше время истекло. И вам предстоит долгая дорога обратно в Питтсбург. Он встает, и я встаю вместе с ним. Я чувствую себя неловко. Как будто здесь тоже заканчивается что-то важное. Горовиц говорит мне, что я действительно закончил с реабилитацией. Теперь все зависит от меня. — Спасибо, док, — я беру его за руку, — могу я вернуться? Я имею в виду, если мне это понадобится? — Вы знаете ответ на этот вопрос, — говорит он, крепко сжимая мою руку, — всегда помните, что нет такой вещи, как «последний шанс». Вы всегда можете помочь себе. Всегда есть еще одна возможность все исправить, Брайан. И я имею в виду не только вашу трезвость. Знаю, что он имеет в виду Джастина… любовь. Но я не могу думать об этом сейчас. Я могу принимать это только изо дня в день. От минуты к минуте. Я выхожу из «Спрингхерста». Я смотрю на небо. Я думаю, что будет дождь. *** «Яркие передо мной знаки умоляют меня: Помогите нуждающимся и покажите им путь. Человеческая доброта переполняет, И я думаю, что сегодня будет дождь. Одиноко, так одиноко. Жестяная банка у моих ног, Я думаю, что вышвырну ее на улицу. Вот как надо обращаться с другом. Яркие передо мной знаки умоляют меня: Помогите нуждающимся и покажите им путь. Человеческая доброта переполняет, И я думаю, что сегодня будет дождь. Рэнди Ньюман* *Рэндалл Стюарт Ньюман (родился 28 ноября 1943, Лос-Анджелес) — американский певец, автор песен, аранжировщик и композитор, известный своим стилем пения с южным влиянием, ранними под влиянием американы песнями (часто с едкими или сатирическими текстами) и различной музыкой к фильмам.