Квир-реалии

Глава семьдесят вторая ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ОТЛИЧНО Краткое содержание: Правда может ранить и исцелять. Питтсбург, май 2003 года. Джастин «Птицы в вышине, вы знаете, что я чувствую! Солнце в небесах, ты знаешь, что я чувствую! Тростники, колышащиеся на ветру, вы знаете, что я чувствую! Это новый рассвет, Это новый день, Это новая жизнь Для меня, И я чувствую себя отлично! Рыба в море, ты знаешь, что я чувствую! Свободное течение реки, ты знаешь, что я чувствую! Деревья в цвете, вы знаете, что я чувствую! Это новый рассвет, Это новый день, Это новая жизнь Для меня, И я чувствую себя отлично!..» *** — Привет! Почему ты так долго? — спрашивает Брайан, когда я вхожу, — вижу, что он распаковывает свою одежду из картонных коробок и готовится к завтрашнему приезду Гаса. — Ну, где ты предпочитаешь поужинать сегодня вечером? В «Анджело» или в «Тосканских садах»? Мне нравится пицца в «Анджело», но я знаю, что тебе больше нравится паста в «Тосканских садах». Я ничего не говорю. Что, черт возьми, я могу сказать? Как я могу хотя бы начать рассказывать Брайану, в чем дело? Но я должен. Он смотрит на меня и хмурится. Потом он подходит и обнимает меня. — Что не так? Что случилось в ПИФА? Я был так взволнован тем, что Музей Уорхола хочет купить мою гравюру с Эмом, и новой выставкой в галерее Остина, что мне не терпелось вернуться домой и рассказать Брайану. Но после разговора с Маршаллом все, чего я хочу — это спрятать свое лицо. Как я мог быть таким, блядь, глупым? Если у меня обнаружится венерическая болезнь и я передам ее Брайану, не знаю, что, черт возьми, я буду делать! Наверное, спрыгну с крыши. Пытаюсь что-то сказать, но вместо этого начинаю кашлять. У меня пересыхает в горле. Оно начинает пульсировать. Как это назвал Маршалл? Гортанная гонорея. Звучит так уродливо. Болезнь в моем горле. Болезнь, которую передал мне Дилан. Когда мы с Брайаном начали ходить развлекаться, он впервые повел меня в бани Либерти. Это было страшно и волнующе одновременно. Я чувствовал, что Брайан наконец-то обращается со мной как с мужчиной. Как с равным. «Следуй моему примеру, — сказал он мне, когда мы сняли одежду и положили ее в шкафчик, — смотри на парней внимательно. Избегайте очевидных троллей и отморозков. Но даже если парень кажется сексуальным, не лезь ни во что очертя голову. У тебя есть весь вечер, чтобы осмотреться и найти кого-нибудь приличного, так что не торопись. У тебя начнет развиваться шестое чувство в отношении сексуальных партнеров. Иногда парень выглядит нормально, но у тебя плохое предчувствие на его счет — иди за этим чувством и убирайся от него так быстро, как только сможешь. И никогда не верь парню на слово, когда он говорит, что он чист. Позволь мне повторить это — НИКОГДА НЕ ВЕРЬ ПАРНЮ НА СЛОВО. Точка. Есть уроды, которые получают удовольствие от лжи о своем ВИЧ-статусе. Они заверят тебя, что с ними все в порядке, и попытаются уговорить позволить им трахнуть тебя без презерватива. Если это произойдет, найди менеджера и дай ему знать, чтобы он мог вышвырнуть этого придурка вон. Но есть и другие болезни, и ты должен знать о них. Всегда хорошенько смотри на член парня. Если на нем есть язвы, или он плохо пахнет, или просто кажется неправильным, скорее всего, так оно и есть. Будь бдительным и думай, что делаешь.» Каждый раз, когда мы ходили в баню или секс-клуб, Брайан всегда присматривал за мной. Он всегда стоял рядом, проверяя, все ли со мной в порядке, что презервативы на месте. Не позволял никому другому трахать меня. Не позволял мне отсасывать у кого-то еще. Никогда не позволял ничему выходить из-под контроля. Но с Диланом я позволил всему выйти из-под контроля. Я не контролировал себя. Позволял событиям происходить и никогда не думал о последствиях. Я заблокировал все возможные эмоциональные и психологические последствия и позволил Дилану взять ответственность на себя. И я никогда не задумывался о физических последствиях. Пока Дилан пользовался презервативом, я думал, что это безопасно. И я не могу даже думать обо всех тех парнях в задней комнате… Я зажмуриваюсь, проклиная себя. Брайан подводит меня к дивану и усаживает. Затем он достает из холодильника бутылку воды и заставляет меня сделать большой глоток. Приятно ее пить. Круто. Но мое горло все еще горит, и больно глотать. — Ты виделся с Маршаллом? — спрашивает Брайан, садясь рядом со мной. Я киваю. — С ним все в порядке? Я качаю головой. — Нет. Это он и хотел мне сказать. С ним не все в порядке, Брайан. И, вероятно, со мной тоже. — Что это значит? — нажимает Брайан. — Почему ты не в порядке? Ты что, наткнулся там на этого гребаного Дилана? — Нет, я не видел Дилана, — я беру Брайана за руку, и наши пальцы переплетаются. Может быть, в последний раз, — но это касается его. И меня тоже. И Маршалла. И, очевидно, кучи других парней, имен которых я даже не знаю. Я начинаю смеяться, но это истерический смех. В конце концов, настоящий смех — это надо мной. — Помнишь, о чем мы разговаривали прошлой ночью? — спрашивает Брайан. — Да, — отвечаю я, едва в состоянии говорить. — Я вижу, что что-то не так, так что не бойся сказать мне, — говорит Брайан так, как будто он действительно это имеет в виду, — нет ничего, что мы не могли бы сказать друг другу, верно? Разве мы не договорились об этом? Я не буду закрываться от тебя, а ты не бросишь меня. Это была сделка, помнишь? Мы пожали друг другу руки. — Я помню, — отвечаю я. Так и должно быть. Мы должны доверять друг другу, иначе все эти отношения бессмысленны. И даже если Брайан взбесится и вышвырнет меня, даже если он никогда не сможет простить меня за это, я должен это сделать. Дело больше не в том, чего я хочу, а в том, как правильно поступить. Поэтому я рассказываю ему все. То, что Маршалл сказал о Дилане и о нем. О Дилане и Итане. Дилане и Уэйде. Дилане и Алане Рэйе. Дилане и паре парней из его бейсбольной команды. И насчет гонореи. О том, что мне нужно сходить к врачу, чтобы пройти обследование. И Брайану тоже. Брайан слушает молча, его лицо бесстрастно. Несколько раз я вижу, как уголки его рта подергиваются, как будто он собирается что-то сказать, но он этого не делает. Он только слушает. Его неподвижность пугает меня. Я чувствую, как за этим пустым лицом вырастает стена эмоций. И боюсь, что это обрушится на меня, как только я закончу говорить. — Мне нужно завтра первым делом отправиться в Медицинский центр, — заключаю я, — Маршалл туда уже сходил. Ему нужно было сделать укол… Но Брайан перебивает меня. — Однократная инъекция 125 миллиграммов антибиотика цефтриаксона в мышцу, обычно в задницу, с последующим наблюдением через неделю. И не трахаться, не отсасывать и не валять дурака, пока все не прояснится. Это все? — Думаю, да, — выдыхаю я, — я не знаю названия… того, что нужно вколоть. Брайан внезапно встает и подходит к своему столу. Он хватает свой Palm Pilot, который лежит рядом с его компьютером, и что-то проверяет. Затем берет трубку и набирает номер. — Адам? Это Брайан Кинни… Да, это было давно. Лос-Анджелес великолепен, но когда дело доходит до определенных вещей, никто не может сравниться с тобой… Знаю, я просто милая болтушка… Послушай, ты можешь втиснуть меня завтра утром? На самом деле нас будет двое. Да, и мой партнер тоже. Похоже на триппер… Не читай мне гребаную лекцию, Адам. Я знаю… Знаю! Ты прав. Мне следует быть более осторожным. Но я большой мальчик, и такие вещи случаются. Завтра в девять? Я ценю это. Мы будем. И спасибо, — Брайан вешает трубку и возвращается на диван, — давай позвоним в «Анджело» и попросим доставить пиццу. Не думаю, что ты в настроении идти куда-нибудь ужинать. Как обычно? Сосиски, лук и зеленый перец? Или ты хочешь попробовать что-то другое? Я смотрю на него с недоверием. — Это все, что ты можешь сказать, Брайан? Какую я хочу пиццу? Я только что сказал тебе, что, возможно, заразил тебя гребаной венерической болезнью! — Да, я слышал тебя. А завтра в девять утра мы оба будем в кабинете выдающегося уролога доктора Адама Бернштейна, ведущего врача-клинициста Гей-Питтсбурга. Мы с ним старые друзья — с профессиональной точки зрения, конечно, — Брайан кашляет и поднимает брови, — он знает мой член почти так же хорошо, как и ты, Солнышко. Я продолжаю смотреть на него. — Ты не расстроен? — спрашиваю я. — Вообще? — Да, я расстроен, — отвечает он, — я бы хотел взять этого идиота Дилана Берка и завязать его паршивый член узлом, чтобы он не мог засунуть его куда-нибудь еще, пока он жив. И я расстроен тем, что ты подхватил триппер таким неприятным способом — не то чтобы существует способ со вкусом заразиться гонореей. Его нет. Но ты мужчина, Джастин, гей. А это значит, что время от времени ты будешь что-то получать. Что-то мерзкое. И я тоже. Будь счастлив, что это не что-то худшее, — Брайан кладет руку мне на плечо и сжимает его, — волшебный шприц доктора Бернштейна вылечит нас обоих в одно мгновение. Но для тебя и меня следующая неделя будет строго платонической. За одно это я бы с удовольствием набил морду мистеру Берку. Однако, если он действительно распространил свою радость так широко, как предполагает твой друг Маршалл, то мне, возможно, вообще не придется бить его по лицу. Должно быть много других парней, стоящих в очереди, чтобы сделать это за меня. Это все, что мне нужно услышать. Брайан не собирается меня вышвыривать. Он не собирается вышвыривать меня на обочину. Он даже не злится на меня — он злится на Дилана! Облегчение накрывает меня волной, и, к своему ужасу, я не выдерживаю. Но мне плевать. Мне кажется, что я держал все внутри в течение нескольких недель, но теперь я отпустил все это. И Брайан не отворачивается. Раньше я притворялся, что никогда не плакал, потому что казалось, что Брайану неловко от такого открытого проявления эмоций. Поэтому я притворялся, что это была аллергия, или скрывал, или ждал, пока останусь один, а затем отпускал себя. Но теперь я знаю, что Брайан тоже может показывать свои эмоции. В этом нет ничего постыдного. Для любого из нас. Брайан садится рядом со мной на диван и обнимает меня. И это все, что он делает. Потому что это то, что мне нужно сейчас, и он это знает. Обнимает и гладит по волосам, пока я рыдаю у него на плече. Я видел, как он делал это с Гасом, когда ему нужно было утешение. И теперь он делает это для меня. — Я… я бы хотел как обычно, — говорю я наконец, — колбаса, лук и зеленый перец. Брайан кивает и возвращается к телефону, чтобы сделать заказ. В этой ужасной ситуации он точно знает, что нужно делать. Ведет себя так, будто все совершенно нормально. Спасая меня от необходимости умолять остаться в лофте. Чтобы казалось, что это его гребаная идея. Он знает, что я сейчас не хочу никого видеть, даже незнакомых людей в ресторане. Он это знает. Он знает меня. Включает какую-то музыку. Билли Холидей. Когда я вернулся в лофт, заметил по компакт-дискам, сложенным у стереосистемы, что Брайан в последнее время слушает много джаза. Майлз Дэвис. Джон Колтрейн. Телониус Монах. Билли Холидей. По вечерам, вместо того чтобы включить телек и позволить ему бездумно работать, он ставит один из этих компакт-дисков. Сначала я не был уверен, нравится ли мне такая музыка, или действует на нервы. Особенно Билли Холидей. Ее голос странный, иногда он резкий или даже фальшивый, но он действует на тебя. Я спросил Брайана, почему она ему нравится, и он сказал, что красота ее голоса заключается в его несовершенстве. Это несовершенство делало ее настоящей. Вот и все, на самом деле. Несовершенство — это реальность. Наши отношения не идеальны, Брайан не идеален, и, видит Бог, я не идеален. Но это реально. Это странная реальность. И какая-то странная красота. Приезжает пицца, и я съедаю ее, но не много. Я не голоден. Брайан не пытается заставить меня есть. Он все понимает. Он тоже не особо голоден. Мы вдвоем сидим на диване и весь вечер слушаем музыку. Руки Брайана обнимают меня, и он ничего не говорит. В этот момент ему не нужно ничего говорить. У нас будет достаточно времени, чтобы поговорить позже. Вся оставшаяся жизнь. Я надеюсь. *** Последнее, что я помню прошлой ночью — это как я лежал на диване, положив голову на колени Брайана. Но просыпаюсь в постели, так что Брайан, должно быть, перенес меня где-то посреди ночи. Тихо пищит будильник. — Привет. Вставай, — шепчет он, — у нас назначена встреча на девять. Да, к врачу. Брайан берет меня за руку и вытаскивает из постели в душ. Но это не похоже на большинство утр. Здесь нет никакой игры. Никакого траха, когда горячая вода каскадом льется на нас. Вместо этого все почти торжественно. Брайан нежно намыливает мне спину, затем проводит пальцами по моим мокрым волосам. Мы ополаскиваемся, и Брайан выходит первым, протягивая мне полотенце. — С тобой все в порядке? — спрашивает он. Я могу только кивнуть. Брайан не утруждает себя бритьем и надевает старые джинсы с простой темной футболкой. Я следую его примеру и одеваюсь небрежно, так как нам придется раздеваться только в кабинете врача. Он также достает одни из дюжины своих дорогих солнцезащитных очков и кладет их в задний карман. Затем Брайан удивляет меня, открывая ящик своего комода и доставая бейсболку «Пираты». Брайан никогда не носит головных уборов. Он надевает ее и, скорчив гримасу, смотрит на себя в зеркало. — Что это за бейсболка? — спрашиваю я. — На всякий случай, — говорит он. Тогда я все понимаю. Невзрачная одежда. Солнцезащитные очки. Дурацкая бейсболка. Он не хочет, чтобы его узнали, когда он пойдет к самому печально известному врачу Питтсбурга по ЗППП. Разве это не был бы отличный заголовок в «Нэшнл Инкуайрер» — «Брайан Кинни лечит триппер!»? — Хочешь что-нибудь? — спрашивает Брайан. — Думаю, да. Брайан снова лезет в ящик и достает кепку индейцев. Я надеваю ее на макушку и смотрюсь в зеркало. Брайан все еще выглядит точь-в-точь как Брайан Кинни, в бейсболке или без. И я все еще выгляжу как я, но в слишком маленькой бейсболке. Мы оба выглядим нелепо, но какого хрена? В джипе Брайан возится с радио, наконец-то заканчивая какой-то утренней программой новостей на NPR. Голоса репортеров заполняют неловкую тишину. В основном это военные новости, что кажется подходящим, потому что все мое гребаное тело в смятении. Брайан даже не спросил меня, хочу ли я чего-нибудь на завтрак, потому что ответ был очевиден — я бы просто выблевал все обратно. Движение в центре города интенсивное, но мы въезжаем на стоянку без пяти минут девять. Это одно из новых медицинских зданий, все из темного стекла, с большим атриумом, заполненным деревьями и растениями. В лифте, поднимающемся на шестой этаж, Брайан держит меня за руку. В приемной доктора Бернштейна еще только два человека — старик и женщина гораздо моложе, с ним. Ни один из них даже не взглянул на нас. Медсестра за стеклом немедленно проводит нас через дверь в смотровую. Она вручает каждому из нас по планшету с бланками для заполнения. — Какая у вас страховая компания? — спрашивает она Брайана. — Я плачу наличными, — говорит Брайан, — за нас обоих. Женщина кивает и оставляет нас одних. Я заполняю бланки в оцепенении. Все стандартные вопросы о детских болезнях, прививках. Ваша главная жалоба. Затем вопрос, который останавливает меня на полпути. Перечислите всех своих сексуальных партнеров за последний год. Дерьмо. Я смотрю, как Брайан пишет. Он не поднимает на меня глаз. Брайан — это первое имя, которое я пишу. Потом Дилан. Моя рука дрожит, когда я записываю имя Рона. Но Рон мертв. Я вычеркиваю его. А как насчет парней, которые трахали меня в задней комнате? Я не знаю, кто они были. Даже если бы узнал их лица, я не знаю их имен. Я роняю ручку на пол. — Блядь. Брайан поднимает его и возвращает мне. — Заполните форму как можно точнее, — говорит он, читая мои мысли, — это все, что ты можешь сделать. И что я могу сделать. Почему все это так хреново? Так не должно быть. Медсестра возвращается и забирает планшеты, оставляя нас сидеть вместе в смотровой. — Ты хочешь, чтобы я вышел из комнаты, когда войдет доктор? — спрашивает Брайан. — Нет! — кричу я. — Не оставляй меня одного! Вот тогда я понимаю, что вот-вот полностью потеряю контроль. — Джастин, — тихо говорит Брайан, сжимая мою руку, — здесь не из-за чего волноваться. Возможно, для тебя это в первый раз, но я гарантирую, что не в последний. Не буду вдаваться в подробности того, сколько раз я ездил в клинику Адама Бернштейна с триппером. Насколько я знаю, у Майкла это было по крайней мере три раза. Эммет и Тед — они оба проделывали этот путь несколько раз. Как и почти каждый парень на Либерти-Авеню, если они будут честны в этом. И много натуралов тоже. Дерьмо случается. Лечись и двигайся дальше. — Это больше никогда со мной не случится, — клянусь я, — никогда! — Значит, ты полностью бросаешь трахаться? — насмешливо спрашивает Брайан. — Потому что, если ты планируешь трахать меня в будущем, это может случиться снова. Ты знаешь, что я почти одержим идеей быть в безопасности, но все равно время от времени что-то подбираю. Это не значит, что я перестану трахаться. Я просто постараюсь быть предельно осторожным. И ты тоже должен быть таким. Но ты не можешь завернуться в пластик и никогда не выходить из дома. Жизнь не стоит того, чтобы жить, если ты на самом деле ею не живешь, а жить — значит рисковать. И это включает в себя секс. — Я не хочу проходить через это снова! — говорю я ему. — Если я… я заразил тебя болезнью… — И я мог бы заразить тебя в любое время, — прямо заявляет Брайан, — я мог бы заразить тебя гонореей в первый раз, когда мы трахнулись. Или сифилисом. Или что-то в этом роде. Презерватив жизненно важен для защиты от ВИЧ, но и он не является абсолютно надежным. У меня кровь стынет в жилах. — Ты думаешь, что у Дилана… может быть все, что угодно… еще? Я даже не могу сказать, что у меня на уме. Потому что я также думаю обо всех тех безликих парнях в задней комнате… — Не знаю, — говорит Брайан, его лицо серьезно, — но я хочу, чтобы Адам так же сделал тест на ВИЧ вместе с ЗППП, так что мы скоро это выясним. В палату входит другая медсестра и берет кровь, сначала у Брайана, потом у меня. Затем она дает каждому из нас по чашке с пронумерованной этикеткой для анализа мочи. Она выходит из комнаты. Брайан деловито наполняет свою чашку, но мне приходится труднее. Я так чертовски нервничаю. Но мне удается выдать достаточно для образца. Брайан открывает дверь и протягивает ей две чашки. И мы ждем. — Сколько времени потребуется, чтобы… выяснить это? — спрашиваю я. — Я попрошу Адама поторопиться с результатами, но мы все равно сдадим анализы сегодня. Таким образом, нам не придется возвращаться на следующей неделе, — Брайан бросает взгляд на настенные часы, — такое чувство, что мы сидим здесь уже несколько часов, но еще даже нет десяти. Забавно, как восприятие времени искажается, когда чего-то ждешь. Кстати, Линдси должна была подвезти Гаса сегодня днем, после садика. То есть, если ты все еще хочешь, чтобы он приехал на выходные? — Конечно, я хочу, чтобы он приехал! — говорю я. — Больше, чем когда-либо. Я хочу, чтобы эти выходные были… нормальными. Только ты, я и Гас, — я сглатываю, — он… он ничего не может поймать, правда? — Нет! — твердо говорит Брайан. — Ты все еще веришь, что можешь получить триппер от сиденья унитаза, Солнышко? Не беспокойся о Гасе, — он делает паузу, — но давай не будем рассказывать девочкам об этом маленьком визите. Могу себе представить, какую вонь поднимет Мелани, если узнает, что меня лечили от венерического заболевания! — Меня тоже, — добавляю я. — Да, но она не будет держать на тебя зла, — напоминает мне Брайан, — а Линдси сделает то чертовски разочарованное лицо, которое показывает, когда я не оправдываю ее ожиданий. Что происходит большую часть времени. Так что давай просто будем держать это при себе. Брайан щелкает бейсболкой, которую держал на коленях. — Ты же на самом деле не думаешь, что эта бейсболка — какая-то маскировка, правда? — спрашиваю я. — Нет, но она заставляет меня чувствовать, что я инкогнито, — Брайан поднимает брови, — мы оба выглядим довольно глупо, надев их. Я уже собираюсь язвительно ответить, когда открывается дверь и входит доктор Бернштейн. Я сразу понимаю, что он бывший трах Брайана. Он точно в «типе» Брайана — высокий, темноволосый, широкоплечий, с волевым лицом, которое на самом деле не очень красивое, но все равно сексуальное. — Ну, Брайан, давно не виделись, — говорит доктор, садясь на маленький табурет и кладя несколько папок на стойку. Затем он поворачивается ко мне, — а вы мистер Тейлор? — Джастин Тейлор, — прохрипел я. Мое горло все еще болит как сумасшедшее. Он открывает одну из папок и делает в ней пометку. — Итак, джентльмены, — продолжает он, — вы двое думаете, что у вас могут возникнуть небольшие проблемы? — Да, — говорит Брайан, прежде чем я успеваю ответить, — похоже на гонорею. Я хочу, чтобы ты сделал все три мазка. И все обычные тесты. ВИЧ тоже. Доктор Бернштейн кивает и открывает другую папку, что-то читая. — Когда был твой последний тест на ВИЧ, Брайан? — В январе, — говорит он, — я был в реабилитационном центре для наркоманов, и тогда они его сделали. Я был отрицателен. Доктор поворачивается ко мне. — А ваш последний тест на ВИЧ? — Больше года назад, — шепчу я. Я едва могу говорить, — все было в порядке. — Вам следует делать его каждые шесть месяцев, — резко говорит доктор Бернштейн, — особенно если вы занимаетесь сексом с несколькими партнерами. — Он знает, — перебивает Брайан, — это была ошибка, Адам. В основном это моя ошибка. Ошибки случаются. — А ошибки могут быть смертельными, Брайан, — сурово отвечает доктор, — я думал, что ты будешь более осторожным, когда дело касается здоровья твоего партнера. Одно дело валять дурака, когда думаешь только о себе, и совсем другое — занести инфекцию домой к своему любовнику. — Но Брайан не… — пытаюсь сказать я. Но Брайан протягивает руку и касается моей руки, заставляя меня замолчать. — Этого больше не повторится, — говорит Брайан, — уверяю тебя. — Тогда считайте это тревожным звонком — для вас обоих, — доктор Бернштейн начинает что-то готовить у стойки. Длинные ватные тампоны и пластиковые контейнеры для культур, — кто хочет быть первым? — спрашивает он. — Я, — говорит Брайан, ловя мой взгляд и кивая. Он встает и расстегивает джинсы. Доктор берет мазок из его горла, затем с кончика члена, а затем из задницы. Я вздрагиваю, но Брайан даже не моргает. — А теперь, мистер Тейлор. Доктор Бернштейн улыбается мне, но я неуверенно встаю. Это так чертовски унизительно! Когда я наклоняюсь, чтобы доктор мог засунуть тампон мне в задницу, Брайан берет меня за руку. — Прости, Солнышко, — шепчет он, — это закончится через несколько минут, и тогда все будет в порядке. И когда доктор заканчивает, он выбрасывает свои латексные перчатки в мусорное ведро, затем подходит к раковине и моет руки. — Хочешь лечение от гонореи прямо сейчас, Брайан? — Да, — говорит Брайан, — лучше быть в безопасности и все сделать, пока мы здесь. — Хорошо, — доктор Бернштейн берет свои папки, — медсестра придет, чтобы сделать вам уколы. Ты знаешь правила. Никаких сексуальных контактов, пока вы не пройдете обследование примерно через неделю, чтобы убедиться, что все в порядке. Вы оба ДОЛЖНЫ как можно скорее связаться со всеми своими сексуальными партнерами, чтобы они могли пройти тестирование — никаких оправданий. Все, что происходит в моем офисе, конфиденциально. Однако вы также понимаете, что если какой-либо из тестов окажется положительным, я должен сообщить о ЗППП в Департамент общественного здравоохранения? — Мы знаем, — отвечает Брайан, — ты можешь провести тесты в эти выходные, Адам? Мы уезжаем в Лос-Анджелес на следующей неделе, и хотели бы узнать результаты как можно скорее. Тогда сможем пройти обследование там, и я попрошу моего терапевта прислать тебе отчеты о последующих действиях. Доктор Бернштейн делает еще одну пометку в одной из папок. — Это было бы прекрасно. Но я серьезно, Брайан, не позволяй этому случиться снова. И вы тоже будьте осторожны, мистер Тейлор. Удачи, джентльмены, — говорит он и выходит, закрыв за собой дверь. Я поворачиваюсь к Брайану. — Почему ты позволил ему думать, что заразил меня? — требую я. — Потому что это пиздец, Брайан! — В чем разница? — Брайан пожимает плечами. — Это то, чего он ожидал. У меня это уже было раньше. Я шлюха с Либерти-Авеню, — он медленно улыбается, — кроме того, я не хочу, чтобы какой-нибудь твинк изображал меня. — Было неправильно позволять ему думать, что это ты виноват! — настаиваю я. Но я не добавляю, что я тоже чертовски мало сделал, чтобы исправить неправильное представление доктора. — Послушай, — говорит Брайан, глядя мне прямо в глаза, — мы оба несем ответственность, но я старше и должен быть мудрее. Да, мы оба знаем, что это ложь, но позволь мне принять удар на себя. В следующий раз все это будет твое, хорошо? Так что давай забудем об этом и пойдем дальше. Входит медсестра и делает каждому из нас укол в ягодицу. Это больно, но эта боль пройдет. И все это испытание тоже пройдет. Но я не могу не сравнить то, как Брайан справился с этим, с реакцией Дилана. Маршалл говорит, что Дилан просто все отрицал и отказывался признать, что он мог заразить кого-либо. Мы надеваем бейсболки, а Брайан надевает еще и солнцезащитные очки, когда выходим из кабинета доктора Бернштейна. Брайан все еще выглядит точь-в-точь как помятый, небритый Брайан Кинни в темных очках и бейсболке, но какого черта. Он все равно кажется мне самым красивым. Самая красивая, блядь, вещь в мире! Мы выходим на улицу в солнечное майское утро. Может быть, это психологическое, но мое горло больше не болит. Я снова могу дышать. И я вдруг проголодался. Очень проголодался. Брайан обнимает меня за плечи, когда мы возвращаемся к джипу. На самом деле, я чувствую себя чертовски хорошо. *** «Стрекозы в солнечный день, Вы понимаете, разве нет? Бабочки летом в цветенье, Вы понимаете. Спите спокойно, как настанет закат. День вчерашний так не важен, Ведь сегодня — Мой день. Звезды горят и поймут меня, Лес сменит наряд и поймёт меня. Ах, эта свобода Знакома ли вам? Это новый рассвет, Это новый день, Это новая жизнь Для меня И я чувствую себя отлично.» Энтони Ньюли/Лесли Брикасс* *Лесли Брикасс — британский поэт, композитор, либреттист. Сотрудничал со многими авторами, особенно часто с Энтони Ньюли и Джоном Барри. Энтони Джордж Ньюли — британский киноактёр, певец, автор песен. Добился успеха как исполнитель рок-н-ролла, театральный и киноактёр.