Темные небеса

Без всякого сомнения, за ним снова следили. Курай ощущал чужой взгляд снаружи почти постоянно, поэтому приходилось из-под барьера не показываться. Уже через два-три дня после ухода дракона он знал, что и в этот раз все получилось (его бы способности к зачатию да какой-нибудь омеге, мечтающей о большой семье), а значит, предстоят тяжелые дни. Паук успел отправить в пропасть убитого льва (в другое время это был бы вполне подходящий альфа, но до Тяньлуна ему было далеко), и вскоре снова ощутил чужое присутствие. На этот раз соглядатай был осторожнее и умнее, прятался лучше. Курай не сразу смог его вычислить, потому что тот скрывался изо всех сил и очень профессионально. Но он не был настолько хитер, чтобы обмануть паука. Это снова был лис, вероятнее всего, тот же самый. Кто-то следил за Тяньлуном, вероятно, и надеялся воспользоваться им, Кураем, как слабым местом или ради шантажа. Скорее всего, это самые вероятные причины. Как всегда, все очень не вовремя. К счастью, у паука имелись возможности для маневра даже в состоянии глухой осады горного убежища. Жаль что вскоре его, очевидно, придется сменить: это место ему нравилось. Курай пару раз показался, надеясь выманить шпиона на себя, и это помогло как минимум отловить образ его ауры: теперь найти его где угодно не составит труда. Однако сперва ему требовалось решить проблему, возникшую внизу. Когда Курай занимал пустующее и давно заброшенное святилище в расположенной в лесу деревне, он даже пожалел, что все выходит так просто. Практически сам позвал себе приключений. Сейчас там объявился какой-то святой угодник, который сходу сообразил, что святилище занимает вовсе не дивное крылатое божество, как считают селяне, а тварь из глубокой Тьмы под его личиной. Он разрушил двойника-кугуцу прежде, чем Курай успел что-то предпринять, и теперь убеждал жителей, что все это время они жертвовали и обращались с мольбами к темной силе. Поскольку это был опытный и широко известный бродячий святоша, многие ему верили, так что тут требовался тонкий подход. Создать нового кугуцу было не сложно, но сразу поражать им противника было бы грубо. Курай, досадуя, что с каждым днем беременности ему сложнее двигаться и концентрироваться, принялся за дело. Сперва он просто демонстрировал слабое свечение в покинутом святилище, когда поблизости оказывались селяне. Слух об этом пополз по деревне в течение пары часов. За это время вокруг собралась небольшая группа наиболее преданных ему верующих, в основном состоящая из тех, кому Курай успел помочь. Ну то есть как помочь: в большинстве своем он сам создал им проблемы, а потом блистательно решил их. Разве что у одного старика просто так лишай вытравил, но это же лишай, это просто мерзко. Женщина, сына которой Курай сперва отправил в глубокий сон на несколько дней и вылечил после молитвы и пожертвования в святилище, особенно усердно рыдала и просила прощения за нападение на «божество», с нее он и решил начать. Бедняжка чуть не умерла от восторга, когда ощутила божественное прикосновение к своей голове и увидела светящийся образ с распахнутыми крыльями. — Не печалься, — сказал ласковый голос. — Я слышу каждого, кто обращается ко мне и не исчезну, пока есть те, кто во мне нуждаются. После этого женщина сразу почувствовала себя очень хорошо, будто помолодела и излечилась от болей в суставах, которые ее донимали уже много лет. Следом преклонил колени пожилой мужчина, потерявший руку и глаз в стычке с бандитами, и недостающие части вдруг вернулись к нему, став даже лучше, чем прежде. Женщина, язык которой несколько лет назад был отрезан за лжесвидетельство, и с тех пор обивала пороги всех встречных храмов и святилищ, вымаливая прощение, вдруг обрела способность говорить. Почти все, кто пришли поклониться в разоренное святилище, излечились от своих хворей или хотя бы избавились от печалей и навязчивых мыслей. А у одной старушки, которая молилась у себя дома, нашелся кувшин с остатками масла, который та безуспешно искала с самой зимы. Слух о чудесах, творящихся в деревне, дошел до святоши достаточно поздно (Курай позаботился об этом, заранее отправив к нему детей дровосека с просьбой помочь папе после столкновения с демоническим тигром в лесу), но тот без промедления поспешил к святилищу, где застал фанатично настроенных селян, позади которых сиял и благостно улыбался крылатый силуэт божества. Схватка получилась кровавой и быстрой: взбешенные жители, вооруженные только сельхозинвентарем, зарубили и разорвали и бедолагу-священника, и его глуповатых учеников. Всех троих похоронили в простой яме за оградой деревни, но Курай распорядился поставить памятный камень и возжигать курения, чтобы души (особенно беспокойная душа этого святоши) не тревожили живых более. Эта в целом очень простая операция так утомила его, что пришлось просто лечь спать, как обычному смертному. Кугуцу охраняли его сон, потому что барьер держался на честном слове. Живот уже сделался тяжелым и сильно мешал; нужно было как можно скорее решить что-то с этим лисом-шпионом, пока Курай еще в состоянии соображать: во время родов он не сможет защитить себя от хоть сколько-нибудь сильного противника. Однако тот вел себя осторожно и на рожон не лез. «Раз двойники его не заинтересовали, нужно сделать все наоборот. Лисы чувствительны к запахам, как и мерзкие собаки. Пусть подойдет ближе, тогда получится самое простое. Пусть он захочет посмотреть, что случилось…» Курай затаился в своем храме, вообще практически не двигаясь. Он убрал всех кугуцу, погасил большинство светильников и спрятал собственную ауру за курением из красной магнолии и цветов древесной лилии. Притвориться смертельно больным было легко, особенно сейчас: до родов осталось совсем немного, и лежать получалось лучше всего. Курай даже дышал с трудом, так что он с комфортом устроился за дырявым барьером и стал ждать гостя. Лис, похоже, попался опытный, потому что подбирался медленно и осторожно, все время принюхиваясь. Пришлось даже стащить немного запаха роженицы из деревни, раскровившейся и умершей в родах, чтобы выглядеть правдоподобно. Фокус себя оправдал: лис почуял только умирающего в родах омегу, а потому подошел совсем близко. Курай наблюдал из-под опущенных ресниц, как тот обходит храм вокруг, прислушивается, осторожно сует нос в дверь. Какое-то время он неподвижно стоял за ширмой, считая дыхание. Тут уж Курай расстарался, дыша как тяжелобольной, не забывая при этом похрипывать и покрываться испариной. Лис двигался бесшумно, подходя ближе; благодаря иллюзии в неверном свете слабой масляной лампы ему казалось, что под лежащим омегой расползается зловеще темная лужа крови. Он так верил собственным органам чувств, которые подвели его одновременно. Курай просто выдохнул густое облако яда, едва лис склонился над ним, а после наблюдал за его агонией. — Кто послал тебя? Кто твой хозяин? Лис не ответил, держась за горло и безуспешно пытаясь хлебнуть воздуха. Он скончался от паралича дыхания всего через несколько минут. Курай сбросил его тело в глубокую впадину, где жили кислотные слизни, которые жрали любые мягкие ткани, а кости растворяли своей слизью практически бесследно. С утра стоило обыскать окрестности, посмотреть, не осталось ли где барахла этого парня… но не вышло. Утром он уже с трудом шевелился: беременность вступила в финальную фазу, и ближайшие дня три-четыре до самых родов Курай был обречен на жизнь недвижимости. Время тянулось бесконечно долго, и тут не помогали ни чтение вслух, ни изучение карт местности, ни построение хитрых многоходовок. Курай лежал, считал вдохи и поглаживал шкатулку Тяньлуна, прижимая ее к груди над раздавшимся животом. — Скоро все закончится и я позову тебя, дракон. Я скучаю по твоему мощному телу. Из-за тебя теперь все время хочется еще. Всего несколько дней… и я, Курай, снова стану нормальным. Мы скоро увидимся.