Плюс один

      Дурные мысли, особенно из-за боязни возможных действий отца, стали посещать реже — помог Донхэ. Джено не знает, кого благодарить за такого ангела-хранителя, который доставал его из разной степени дерьма, помогал, учил и бескорыстно любил, как собственного сына. Если говорить честно, Джено считает, что все хорошее в нем только от мамы и бесконечно доброго влияния дяди.       Посещение психотерапевта, о котором так настойчиво твердили Донхэ и Марк, тоже дало плоды, правда, без сонливости из-за выписанных препаратов не обошлось. Но спокойствие за этот месяц Джено почти ощутил. Вместе с постоянным изучающим взглядом настырного студента, который не оставлял в покое мысли Ли после случившегося. Напрягает похлеще свинцовой головы и ухудшившейся концентрации.       Джено знает, насколько он привлекателен и каким влиянием обладает. Его совершенно не удивило возбужденное воодушевление некоторых студенток и студентов, их неумелые попытки флирта и привлечения внимания, особенно активные в первый месяц его преподавательской деятельности. Джено был к этому готов, и он знает, как с этим справляться. Но Ли оказывается совершенно безоружен перед внимательными глазами студента, сидящего на третьем ряду в аудитории.       Сначала этот взгляд (скорее, его обладатель и тот факт, что он в курсе о приступах панических атак) жутко нервирует. Позже Ли смиряется и даже веселится от вечно следующих за ним оленьих глаз. Джемин совершенно не старается их отвести. Если его заметить — продолжит смотреть нагло в упор, с интересом и нескрываемым любопытством, будто специально дразнится. Сейчас же Джено чувствует подвох, прежде всего, от своей реакции на карие омуты, прожигающие его насквозь.       Сегодняшняя игра в гляделки мешает Джено читать лекцию о концепциях правопонимания и наглядных примерах каждой. И сто процентов помешает вести занятие у подгруппы, где учится Джемин. Но что-то цепляющее в том, как смотрит младший, заставляет Джено отвечать на взгляды, поддаваясь на провокацию каждый раз. Есть в этом какой-то азарт, и отрицать свою ответную заинтересованность Джено больше не собирается.       — Напоминаю своей группе, что жду от вас выполненные задания. Закончим на сегодня.       Джено вовсе не удивляется, когда в тишине опустевшей аудитории наконец-то слышит шаги. Подняв глаза от экрана ноутбука, Джено видит робко улыбающегося Джемина. Появляется шальная мысль: надо было самому оставить студента после занятия под каким-нибудь глупым предлогом.       — У тебя вопросы по лекции или по заданию, Джемин? — в аудитории тихо настолько, что мягкий смешок младшего звенит в воздухе. Он очарователен в своей аккуратности.       — Я хотел задать вам несколько личный вопрос, но…       — Спрашивай, — на выдохе говорит Джено, складывая бумаги и макбук в кожаный мягкий портфель. Ли снова не удивлён формулировке просьбы, а ещё кажется, что На от него не отстанет, если не ответить.       — Вы же больше не практикующий адвокат, да?       — Да. На то есть личные причины.       — Они связаны с той панической атакой?       — В том числе, Джемин, — Джено смотрит на своего студента, изогнув бровь в удивлении — откуда столько наблюдательности и способности создавать ассоциативные связи, — именно поэтому я ушёл на пике карьеры и нашёл утешение в обучении слишком любопытных. Я удовлетворил твой интерес?       Джемин лишь пожимает плечами, смеясь, а у Джено земля из-под ног уходит из-за смешка с хрипотцой.       — Если честно, то нет. Но по заданию вопросы у меня тоже есть.       В голове Джено загораются слова «ты об этом пожалеешь», мигает красная лампочка и гудит сирена тревоги. И конечно же, эти сигналы он игнорирует.       — У тебя сейчас перерыв? — Джемин кивает, отчего небрежно уложенные набок чёрные пряди волос спадают ему на глаза. Он зачесывает их назад левой рукой, и Джено подвисает. В самом буквальном смысле. — Пойдем в кофейню, там объясню.       В кофейне при кампусе Джено вслух ужасается при виде стакана двойного эспрессо, а Джемин язвит про соответствие чайного меню заведению, где пьют кофе.       — На грубость нарываешься, — в данный момент Ли не отказывает себе в удовольствии изучать младшего. В какой-то степени дорвался — на занятиях сильно не поразглядываешь, во время панической атаки тем более. Открытое лицо с обманчиво мягкими чертами и хитрым взглядом, острые ключицы, скрытые за v-образным вырезом футболки. Синеватая венка, обвивающая предплечье правой руки, спускается на запястье, откуда расходится сеточкой к пальцам. Завлекает. На другой руке Джено замечает розовое золото часов — именно эта деталь заставляет его ухмыльнуться сильнее.       — Максимум, на который я могу от вас нарваться, сонсэнним, это минус балл, — Джемин с наглой улыбкой делает глоток горячего кофе, а Джено даже не хочет придумывать ответ на очередную колкость.

***

      К счастью для Джено, или наоборот, к сожалению, то был не последний их совместный перерыв. Каждый понедельник и четверг Джемин на протяжении всего занятия в упор смотрел на лектора, в конце лекции улыбался своим друзьям, обещая присоединиться к ним позже, ждал, когда аудитория опустеет полностью, и с яркой нахальной ухмылкой спускался со своего места к столу Джено, чтобы после они пошли в кофейню рядом с университетом и провели там все время до начала следующего занятия. Для обоих это стало привычным и даже естественным.       Джено слукавит, если скажет, что не ждет начала перерыва. Или что не ждет вечерних сообщений от Джемина с жалобами на старого философа-маразматика — тут сложно не согласиться, Ли сам у него учился. Он ждет их случайных встреч в коридорах, в кафетерии, во дворе университета, ждет их встреч после занятий, которые стали повторяться всё чаще. Джено вообще за последние два месяца поплыл от странного чувства эйфории, которое приходит к нему каждый раз, когда он вспоминает своего студента.       Джемин красивый. Настолько безумно красивый, насколько умный. И здесь Ли не берет в расчёт его академические успехи, Джемин умный сам по себе. Интересный, у него тысяча и одно хобби, и, кажется, он может поддержать любой разговор. Кроме обсуждения философии, но тут Джено, опять же, согласен на все сто: от неё ни одной положительной эмоции. Джемин тихий, хитрый и осторожный, но наглый и самоуверенный до беспредела, если это его сфера интересов, и он знает, что победит (интересно, он настоял проводить тогда, потому что сразу понял, что не откажут?).       Ли почти принимает истинную причину своих постоянных мыслей про младшего — он хочет его во всех известных смыслах. Но действовать открыто себе не разрешает. Множество "но" и противоречий мешают, а Джено, как ответственный взрослый, вполне способен противостоять неуместным плотским желаниям, предвидя бесчисленные неприятные последствия. Смотреть можно, думать, фантазировать, заигрывать и отвечать на его флирт можно. Трогать нельзя. По крайней мере, активно и на территории университета. Он почти с этим справляется — касается Джемина осторожно, по-дружески, в рамках нормы, или случайно, но каждый раз ошпаривается о кипящую лаву. Джемин иногда этим пользуется и дразнит специально. Установившийся за эти два месяца баланс не нарушают оба, испытывая терпение друг друга. Очень заметно, что от странного чувства эйфории поплыл не только Джено, и его это эгоистично радует.       — То есть, ты влюбился в парня, у которого преподаешь? И это тот самый, из-за которого я тогда твою тачку перегонял? — Марк смотрит строго и даже недоверчиво. — То есть, реально влюблён? Но ничего не делаешь? И он тоже?       — Ну да, — Джено не испугало, как быстро и громко он это сказал, и как мало он думал перед ответом (не думал совсем).       — М-да… Антидепрессанты дали странные побочки, бро.       — О, отъебись, — беззлобно отвечает Джено, — как там поживает Юта-хён? — Марк краснеет, съеживается и опрокидывает шот со скоростью звука, пряча за рюмкой просьбу сходить куда-то. Джено смеется от моментальной реакции друга, выпивая свой Б-52. Почему-то идея смешать алкоголь и таблетки не кажется такой уж плохой.       Музыка в баре приятная, достаточно ритмичная и громкая, чтобы возникло желание лениво танцевать, прижимаясь к кому-то конкретному (кому-то, кто готовится к коллоквиуму по философии) бёдрами весьма недвусмысленно. Шоты в крови расплавились, обожгли грудь теплом, а зажатая в тисках голова резко стала невесомой, все вокруг стало слишком лёгким. Выйдя на улицу, Джено затягивается ментоловой сигаретой, фокусируя взгляд на экране телефона в попытке написать Джемину сообщение, как вдруг возникают уведомления о пропущенных звонках от дяди и новый входящий.       — Я надеюсь, что у тебя дома нет ничего такого, что может вызвать вопросы? — Донхэ говорит быстро, стальные ноты беспокойства и раздраженности сквозят в речи. — Где ты сейчас?       Алкоголь моментально испаряется, его приятный эффект сменяется мощной лавиной головной боли. Мысли в голове запутанные, каждая новая догадка только хуже предыдущей, и сменяют они друг друга нечеткими кадрами. Джено потряхивает. Только, блять, не снова.       — Что случилось? — он не узнает свой сиплый дрожащий голос.       — Случился твой папа, Джено. Чем быстрее окажешься дома, тем лучше. Я приеду к тебе как только смогу.       Джено не помнит, как оказывается в своей квартире. Обрывками сознания понимает, что действовал на автопилоте. Открыв ящик прикроватной тумбочки, он нашел там два прозрачных пакетика и, на всякий случай, отправил их сухое зелёное содержимое в унитаз, после перепрятал флэшку с настоящими документами компании отца. Громко раздавшийся дверной звонок неприятно пробивает током насквозь. На ватных ногах Джено подходит к двери, на экране домофона видя своего дядю.       — У нас очень большие проблемы, Джено.