Плюс один

      — Что ты делаешь? — Джемин скользит рукой по напряжённой шее Джено и немного, совсем малость, завидует кончиками его волос, что постоянно касаются бархата кожи. Ли всё-таки отрезал «патлы», которые так безумно подходили его образу горячего преподавателя права. Не то чтобы студенты расстроились, но вот сам Джемин скучал по ощущению шёлка, сжатого в собственный кулак. Пальцы покалывает желанием. Всё тело, если честно.       — Работаю.       — О, дела больших серьёзных дядек, понимаю, — шутливо проговаривает младший.       У них давно ничего не было. Последний раз был в начале зимы, и Джемин сходит с ума. Буквально не выносит этого напряжения. Джено во всю погрузился в работу, сеансы с психотерапевтом, борьбу с никотиновой зависимостью, походы в спортивный зал и вот эту бестолковую рутину «осознанной жизни». Наверняка какую-то пустоту внутри себя он все ещё ощущает и старается заполнить её всеми доступными способами. По мнению Джемина, есть еще масса. Совместных. Но у самого дела не лучше: Тэиль выжимает все соки из своих подчинённых, потому что нужно повысить процент раскрываемости, разобраться наконец с одним висяком и обязательно раскрыть дело о коррупции, куда же без этого.       Как раз в начале зимы Джено узнал, что родители Джемина скептически и сквозь пальцы приняли тот факт, что тот связал свою жизнь с мужчиной, да ещё и тем самым несносным адвокатом дьявола Ли Джено. Они дистанцировались, переключив всё внимание на старшего сына Гунмёна и его детей. Общение стало холодным, и без того редкие встречи — безличностными, с разговорами о погоде и делах в министерстве. И деньги странным образом перестали поступать на его счёт в банке. Джено загрызала совесть, ведь это он причина, по которой Джемин стал не только нерукопожатен, но и лишился определённой стабильности в будущем. Язва внутри снова начала кровить и грозилась прорваться максимально глубоко, ещё и задев что-то рядом. Он честно старался не подавать вида и думать, что всё так или иначе образуется. Само или при сторонней помощи, но сойдёт на нет, ведь Джемин, его Джемин — прекрасный, умный, добрый и самый лучший, не заслужил такого отношения к себе от родителей. Тема родных, доверия и неоправданных надежд для Джено незакрытый гештальт. Это сжирает заживо.       — Рано или поздно, но ты закончишь работу на сегодня, Джен, — осторожно начинает Джемин. — Мы могли бы, ну, знаешь, сделать что-то вместе…       — Что?       — Сыграть в покер, посмотреть фильм, погулять, выпить чая, поспать, сходить в магазин, принять душ вместе… Да хоть вычесать кота! Вариантов масса, на самом деле.       Ли ощущает только зубную боль от своих собственных мыслей и давления в несколько тысяч атмосфер от тишины в ответ на все слова младшего.       — С тобой опять что-то происходит. — Усталый взгляд иссиня чёрных глаз мужчины падает на сложенные в защитно-оборонительном замке руки на груди Джемина. Тот настроен слишком решительно, что читается в острых углах всех его движений.       Он опёрся о жёсткий край деревянного стола бёдрами, заполняя своей серьёзной аурой всю комнату, а телом — добрую половину рабочего пространства на столе. Джено ласково проводит пальцами по не скрытой тканью шорт коже. Бархатной, горячей, медово сладкой на вкус коже. Касание обжигает обоих.       — Не происходит ничего, о чем тебе стоило бы волноваться, малыш. — Его левая рука ложится симметрично правой. Мышцы бедер младшего напрягаются на доли секунды.       — Издеваешься?       — Почему же? — Ладони забираются под шорты, нежно щекоча кожу, а колесики рабочего кресла бесшумно двигаются по паркету левее — ближе к Джемину.       — Потому что Донхэ рассказал мне о твоём очередном личностном кризисе из-за того, что мой дед перестал зачислять доллары на мой трастовый счёт. С вероятностью в девяносто девять процентов, трахаться мы перестали именно поэтому. Ты считаешь себя виноватым и недостойным меня, ну, и вся вот эта чушь, которой ты страдаешь уже два месяца.       Это было попадание в яблочко, в десятку и точно в цель. За спокойным выражением лица Джено однозначно скрывается буря, если не стихийный эквивалент армагеддона. На совершенно точно уяснил для себя одно: он не откажется от того, кого любит так сильно, не из-за чёртовых денег. Никогда. Джемин гоняет по кругу только одну мысль — он был воспитан не шантажом, а значит такова судьба. Что-то, так или иначе, тогда или в будущем, но послужило бы причиной для разлада.       — Окей. — Хрипло и басовито начинает Ли. — Ты прав. Но это не чушь. Это твоё будущее—       — Я не вижу будущего для себя без тебя. Давай закончим на этом. — Джемин резко перебивает Джено. — Я не хочу слышать от тебя этот бред, и отказываться от тебя я точно не собираюсь. Зато собираюсь вытрахать из тебя эту хуйню.       — Кресло не выдержит нас, Джемин. — Несерьёзно, больше в шутку, отвечает Джено, понимая, что разделить юмор с ним не готовы. Черти разжигают пламя, что невозможно потушить, в глазах напротив.       — Стол — да. — Пожимает плечами младший.       — Я люблю тебя. — Звучит на выдохе, вместе с которым выходят все ненужные сомнения, накручивания, неясные междометия и бесформенные многоточия. Он справится. Они справятся со всем рука об руку и в тесных объятиях друг друга.       Целовать так нежно и требовательно, чувствовать нужду и жажду в ответ на каждое свое движение. Делить на двоих между поцелуями смех, воздух, как воздушную сладкую вату, и неописуемость момента — счастье. Руки, оплетающие торс, который незаметно для обоих лишился растянутой домашней рубашки. Касания, полные вожделения до судорог и самой чистой любви.       — Как ты хочешь? — Джено оставляет пархающие поцелуи за ухом.       — Мне кажется, — с предыханием отвечает Джемин, — всё весьма определённо в данный момент. Действуй, я готов.       Запрокинув голову к потолку, втянув воздух через расцелованные до яркого алого губы, На привстает, чтобы спустить с себя шорты. Джено понимает, как слаб и безвластен перед демоном младшего. Даже сейчас, такой открытый, безупречный в своей уверенности и абсолютно точно не ведомый.       — Наша задача не испортить твои бестолковые бумаги.       — Плевать на них, — Джено рычит и мешкается в попытке раздеть себя, в чем не совсем преуспевает. Джемин смеётся от чужого нетерпения и помогает. К чему были эти два месяца?       — Итак. — Положив руки на широкие молочные плечи мужчины, а ноги скрестив на его талии, говорит Джемин. Он с ума готов сойти от контраста, который создаёт цвет кожи Джено с его собственной.       — Итак. — Каждый раз Джено чувствует себя глупым подростком, когда На смотрит на него так.       — Я слишком великодушен к тебе. — Лукавая улыбка тает в поцелуе, который превращается в укус.       — Я готов вымаливать прощение.             В подтверждение своим словам, Джено направляет руку Джемина к паху. Движения слабые, дразнящие, но так быстро отправляющие в нирвану, что земля вот-вот уплывет из-под ног. Сердце трепещется как загнанное, воздуха не хватает, и каждое скольжение ладони только выбивает кислород. Чем ближе он к нему, тем больше глубина пропасти, в которой хочется раствориться. Затеряться на ближайшую вечность вместе. Так хотеть кого-то казалось нереальным, но Джемин удивительно осторожно и одновременно напористо доказал, что так бывает. Сделал это правдой. Внутри него слишком горячо, слишком узко, слишком влажно, слишком-слишком.       — Заставь меня кричать, Джено. — Безумный, какой же он бесбашенный и дикий.       — Не дразни меня. — Хриплый шёпот безвольного подчинения теряется в собственном стоне.       Джемин дразнит, издевается, сам задаёт рваный ритм, от которого чувствует только распирающий огонь, но продолжает и продолжает. Извивается, шипит, кусает шею до синяков и царапает плечи, насаживаясь глубже. Сбивает своё дыхание, а лихорадочный румянец с щёк акварелью растекается по шее и мускулистой груди. Джемин смотрит прямо в глаза, держит подбородок Джено в своей крепкой хватке, не разрешая даже помыслить о том, чтобы отвести взгляд. Он подаётся вперёд всем телом и стонет. Боже, как же красиво и правильно стон ломает его голос. Джено чувствует, знает — это не предел. Двигается навстречу, заставляя, как На того и хотел. Сжимает руки на его талии, вбиваясь сильнее с каждым толчком. Джено готов кончить от одного вида Джемина, закатившего глаза. Он старается поймать ртом воздух через новый хриплый стон, когда ладонь Джено ложится на шею и сдавливает её, сжимая руку сильнее. Это ощущается как благословление: громкие шлепки кожи о кожу, хлюпающие пошлые звуки, зрачки, затопившие тёмную радужку, волосы в полном беспорядке, влажными прядями свисающие вниз. Последний толчок заставляет испытать внутри фейерверк, прошибающий каждую клеточку тела. Джено кончает внутрь, чувствует доводящую до изнеможения послеоргазменную дрожь, но продолжает двигаться. Джемин улыбается довольно, добившись своего, ощущая касание руки к головке своего члена. Без преувеличения, вид младшего сейчас подлинное искусство. Сокровище, которое Джено прячет ото всех, а одна мысль о потере доводит до панического страха. Больше никаких сомнений быть не может. Джемин срывается почти на рык и мягко выгибает спину в удовольствии, когда чувствует движение в себе снова. Теперь уже медленные, убаюканные в сытой неге, осторожные ласки. Джено доводит его лениво, растягивая момент. Шепчет на ухо слова о любви, целует щеки, лоб, нос, губы, спускается к шее, слышит запредельный пульс и томный всхлип, вибрирующий и резонирующий внутри.       Поцелуи становятся еще спокойнее и нежнее, разум проясняется, а горячее мгновение назад семя на животе начинает стягивать и холодить кожу. Джено отстраняется от сладких губ, собирает двумя пальцами белесые капли, чтобы заставить Джемина слизать их. Зрелище, провоцирующее второй раунд, и, боже, Джемин прекрасно знает, как именно действует на Джено. Честно говоря, он этим пользуется.       — Люблю тебя.

***

      — У тебя непозволительно довольная рожа, профессор. И ты пахнешь сексом. — Марк говорит это, не скрывая лица ехидствующей гиены. В последние месяцы их встречи стали редкими — загруженность на работе и обязанности «осознанных взрослых» настигают, как обычно, не в то время и не в том месте.       — Завали.       — Как скажешь. — Марк поднимает ладони в примирительном жесте, хотя продолжает смеяться. — Кстати, я не говорил, но мы с Ютой съезжаемся…