***
У каждого в жизни есть такой момент, когда все краски мира словно потухают. Жизнь приобретает сероватый оттенок. Свет, тревожно мигнув, тут же потухает. А все остальное, что происходит рядом, вокруг, с другими людьми, все их радости и хорошие мгновения - на все это тоже никто не обращает внимания. Такое и случилось с Мефом, когда он только вступил в комнату, при этом ощутив нечто тревожное. На столе листал белый лист бумаги, который сначала показался чистым, но при ближайшем рассмотрении было обнаружено, что на нем что-то выведено круглым почерком Дафны. Буслаев любил этот почерк. Буквы были ровные, не большие и не маленькие и написанные с какой-то любовью, что позволяло без труда все различать. Даже когда страж торопилась, почерк не переставал быть понятным, хотя и менялся слегка, становясь уже не столь прекрасным. Буквы Мефа, когда тот торопился, скакали из стороны в сторону, были острые и какие-то слишком узкие, что не позволяло их отличить. Спокойно же Буслаев писать не мог - у столь энергичной личности просто не было и свободной минуты времени, поэтому самые важные рефераты он и то писал на бегу, кое-как. "Мефодий! - гласило письмо, с первой строки приобретая официальный характер. Мой дорогой Меф... Пишу тебе в надежде, что ты поймешь меня и простишь, не называя мой поступок недостойным для стража света. Раз уж письмо мое прощальное, а значит мы с тобой никогда более не увидимся, позволю себе быть откровенной. С той самой первой минуты, когда ты фактически спас меня от меча Арея, я поняла, что тебя ждет в этой жизни нечто великое, возвышенное. Тогда я, со свойственной всем молодым стражам наивностью полагала, что миссией твоей будет служение свету, но, увы... Не могу сказать, что ты безнадежен. За то время, что я жила рядом с тобой, ты сильно изменился в лучшую сторону. Пусть я и была никудышным стражем света, я видела зарождающийся свет в тебе, но искры эти были такими маленькими, что, казалось, не способны были возрасти до костра. Прости, Меф, если эта правда окажется для тебя слишком горькой. Каждый человек создан светом, и каждый может им стать, но у некоторых такой шанс больше. Тебе же предстоит огромный, полный заманчивых предложений и кочек путь, который ты бы мог пройти, будь у тебя стимул. Думаю, раньше этим стимулом была я... Меф перестал читать и сглотнул. "Прощальное письмо", "буду откровенна" и "стимулом была я" - отрывки фраз крутились в памяти, но не могли стать цельной, самостоятельной мыслью. Буслаев читал и не понимал, о чем ему пишет Дафна, какие тайны ему раскрывает. Девушка ушла отсюда давно. Меф принюхался и практически не почувствовал запаха. Обоняние всегда было у него развито, но обоняние другое, неправильное. Для него запах духов был практически ничем, он не обращал не это внимание, зато чувствовал ауры. Разные люди могут пахнуть одинаково только из-за того, что пользуются одними и теми же духами, но у аур запахи всегда разные. Меф еще раз втянул воздух и вернулся к чтению. Я желаю тебе только добра. Иди к свету, Меф, прошу тебя, потому что это и есть свой путь. Каким бы он тернистым не был - прошу тебя, ты только иди, не поворачиваясь назад. Иди не ради кого-то, а для себя, не упрямься, считая, что так ты пойдешь у меня на поводу. У меня, предавшей тебя! Полюбить светлому стражу очень сложно. Он переживает, думает: правильному ли человеку он отдал сердце? Поэтому не могу сказать, что ты понравился мне сразу, вообще не могу сказать, полюбила ли я тебя сама или это была магия моих крыльев. Одно знаю - я тебя и правда очень сильно любила и любила бы до сих пор, но... Помнишь, я говорила тебе, что если ты предашь меня, я умру. Признаюсь, в первые годы, когда рядом с тобой появилась Ната, я боялась этого предательства, но потом поняла, что ты меня и правда любишь всем сердцем. Тем больнее мне тебе признаваться и тебе понять и принять эту новость. Моя любовь была ненастоящей. Искусственной. Магической. Меня в тебя влюбили мои крылья, которые я накинула на тебя, стремясь спасти твою жизнь. Скорее всего, я могла бы полюбить тебя потом, позже по-настоящему, но сейчас я этого уже не могу. Моя связь с крыльями утеряна, я больше не страж и вообще непонятно кто, у меня слишком много проблем... Я говорю неправильные слова. Я не должна так, понимаю, но я изменилась вместе со своей магией. Я светлая, но теперь я одиночка и не ощущаю, что за мною стоит огромная сила. Прости меня, Меф, если сможешь. Я ощущаю себя грязной от того, что предала тебя, но и по-другому просто не могу. Не ищи меня, не стоит - я не вернусь. Найди лучше свою спутницу жизни, ту, что проведет тебя в свету. И прошу тебя - не ошибись, теперь даже падение вниз для тебя будет больнее. Прости! Прощай. И навсегда... Когда-то твоя, Дафна.***
Пожалуй, зря Дафна дала такой совет. Промолчи она совсем и напиши, что просто ушла - разлюбила, была вынуждена или по другой причине - Меф бы пошел дальше, не опуская головы, стараясь доказать себе, что сможет выжить и без Дафны. Но девушка написала другое, и Буслаев повернул назад. Он не задумывался над тем, что делает, просто шел куда-то. Быстро потемнело, заморосил противный дождик и все прохожие сразу куда-то делись, спеша скрыться. Казалось, что стоит конец октября, а не мая, когда дни становятся длиннее, а погода теплее. Меф садился в метро, выходил и садился на автобус, а через несколько минут и оттуда выскакивал, едва впереди показывалась остановка, и вновь спускался под землю, туда, где Тартар становится ближе. Он ничего не чувствовал, но все равно хотел оказаться там, в кипящем чане, чтобы кричать от боли и хотя бы как-нибудь придти в чувство. Мрак снова стал столь заманчив, что Буслаев и забыл о существовании света. Часа через два заныли ноги, и Меф опустился не первую попавшуюся скамейку и позволил себе оглядеться. Он был в самом центре, недалеко от Большой Дмитровки и сам не понимал, как сюда добрался. Контора мрака звала его, притягивала к себе магнитом и опутывала своими сетями, не желая отдавать свету, и Буслаев, не предпринимая даже попыток вырваться из этой ловушки, двинулся к дому номер тринадцать. Он был все такой же. Обтянутый строительными лесами, с мало заметными рунами на двери и пятым измерением внутри - здание вызвало в Мефе волнение и трепет, которые бывают тогда, когда люди возвращаются в родные и многое для них значащие места. Долго не решаясь войти, Меф провел ладонью по ручке, поглядел на горящие черным руны, огляделся вокруг в поисках нежелательных свидетелей его падения, и уверенно толкнул дверь. В приемной было пусто, а тишину нарушало лишь журчание фонтана с вином, который здесь стоял просто так, для роскоши и украшения. На столе лежала открытая коробка из-под конфет, в которой лежала лишь одна единственная сладость, надкусанная Улитой. Меф понюхал - конфеты явно были с ликером, хотя коробка и утверждала, что они имеют шоколадную начинку. - Добрый вечер, синьор помидор! - раздался сзади голос. - Хотя, возможно, и не совсем добрый. Спутать этого человека было невозможно. Буслаев резко повернулся и оказался рядом с Ареем, при этом остро ощутив, какой он ничтожный. Барон был такой высокий, что Меф по сравнению с ним казался карликом. Буслаев сглотнул. - Я... - сказал он. - Правильно. Я, ты, мы, они - все это местоимения, как сказала бы Улита. Наследник мрака подумал было, что Улита так никогда не сказала бы, но промолчал, считая, что не стоит злить Арея. Он давно не тренировался с мечом - Даф это не нравилось, - поэтому вряд ли смог бы сейчас хоть как-нибудь противостоять своему учители. - Можешь не рассказывать, синьор помидор, - тише и серьезнее продолжил Арей, щелчком пальцев поворачивая портрет Лигула, а заодно и всех бонз мрака к стене. - Я понимаю: светлая бросила, что делать не знаешь. - Не смейте! - прошипел Меф, сжимая руки в кулаки. - Молодец, верный, - похвалили Арей. - Только сейчас тебе это мало чем поможет - запустила тебя твоя светлая, а тут нужны постоянные тренировки. Иначе тебя даже сотый мечник с легкостью укокошит, а твоя замечательная головка будет украшать кабинет Лигула. Страж мрака просто не мог не уколоть Мефа побольнее, чтобы тот понял, что потерял, когда ушел. Мефу же напротив, нужны были поддержка и участие, которые, возможно, хоть какие-нибудь проявили бы Улита или хотя бы Эссиорх, пойди Буслаев сейчас именно к нему. "А Даф поняла бы!" - мелькнула было мысль и пропала, не желая напоминать Мефодию о его ране. - А где Улите пропадает, интересно? - задумчиво спросил он сам да себя, но Арей понял все буквально и ответил. - У Эссиорха своего, где же еще! Этого увлечения своей секретарши Арей не понимал. Он мог простить ей еще поход ночной клуб с курьером, но любить стража света, по его мнению, было самым ужасным. То, что он сам когда-то любил ангела, пусть это и была обычная, не наделенная магическими способностями женщина, барон мрака забывал, хотя и продолжал любить неожиданно объявившуюся дочь. - Твоя комната не занята, - через некоторое время произнес он. - Надеюсь, ты еще не забыл, где она находится.