Долгая дорога домой

Тринадцать дней до Рождества Когда я только вернулся из Исландии и встретил Гермиону, я был зол на весь мир, но больше всего на себя самого. За то, что не смог догадаться. За то, что меня обвели вокруг пальца, как сопливого школьника. Грейнджер тогда была для меня по меньшей мере исчадием ада. Я представлял, как она смотрела на меня все это время этим своим сострадательным взглядом. Как обсуждала все это со своими недоумками друзьями. Даже на секс со мной решилась, настолько жалко я выглядел. Я лелеял ненависть в своей голове, зарывая себя только глубже. Она писала мне эти чертовы письма почти каждый день, но любое из них непременно подвергалось сожжению. Даже знать не хотел, что она еще может мне сказать, как оправдаться. Но дни шли, и моя рука с куском пергамента, подписанным ее аккуратным почерком, зависала над оранжевыми языками пламени в камине все дольше. Я начал сомневаться. Начал вспоминать. Не знаю, зачем рассказал обо всем Нарциссе. Мне просто нужно было поделиться хоть с кем-нибудь. Реакция моей матери оказалась неожиданной. Она сказала, что не вправе указывать мне, с кем общаться, хотя тон ее говорил об обратном. Сказала, что война закончилась, но роду Малфоев больше тысячи лет и ничего не сможет изменить наших традиций. Какая же все это чушь. Мать даже познакомила меня с дочерью своей подруги из Италии. Пару раз появился с ней в Косом переулке. Симпатичная, но абсолютно пустоголовая девица. Я был на грани, но так и не успел открыть ни одного письма. Она перестала писать ровно через три недели. Двадцать одно послание, которое я не прочту уже никогда. Хотел бы я знать, что творилось тогда в ее умной головке. Я сильно обидел ее, и мне было тошно от себя самого и собственного поведения. Моя ненависть ослабевала, а тоска вытесняла собой все остальные чувства. Я вернулся, но не мог найти себе места. Две недели — ничтожно маленький срок. И кто-то может сказать, что я сам себе все выдумал. Некоторые курортные романы длятся куда дольше, но забываются молниеносно в череде будничных дней. Но я знал, что все это случилось с нами не просто так. Не понимаю, откуда эта мысль появилась в моей голове. Я не любил Гермиону тогда, еще нет. Но каждая часть меня тянулась к ней несмотря на все, что она сделала. Да и я тоже был хорош, не стоит списывать мое поведение со счетов. Нагрубил ей, наорал. В то время я дорожил лишь своими чувствами. Не думаю, что что-то сильно изменилось с тех пор. Но каждый раз, засыпая, я больше не видел перед собой безликую девушку Грейс с вьющимися волосами. Это всегда была она. Из моих фантазий на меня всегда смотрели глаза Гермионы Грейнджер. Она перестала писать, а я медленно начал сходить с ума от одиночества. Пару раз я встречался с бывшими однокурсниками в Дырявом котле. Блейз, Тео, Панси. Но общих тем для разговоров у нас так и не нашлось. Я выпал из жизни на два года, добровольно запершись в палате на сраном краю света. Ни один из них не пытался найти меня. Ни один не написал гребаной строчки, чтобы выяснить, не сдох ли я. Помню ее глаза в ту нашу встречу в Гайд-парке, как сейчас. То, как слезы застыли на ее ресницах, а обида сковала горло. В наш последний вечер в Хебне она говорила, что я особенный для нее, а я верил. И верю до сих пор. Лишь она смогла показать мне, что можно наслаждаться жизнью даже будучи слепым калекой. Что кто-то может отчаянно нуждаться в тебе. Что ты можешь влюбиться. Эта девушка сделала для меня столько, что мне не расплатиться с ней до конца своих дней. Голова раскалывается так, будто я осушил две бутылки огневиски вчерашним вечером, но я даже не пил, и это обидно. Выгляжу помятым. Этой ночью мне не удалось уснуть. Каждый раз, закрывая глаза, я прокручивал нашу встречу в парке. Это так удивительно и парадоксально, что люди, которые встречались, которые делили быт и вместе спали, становятся абсолютно чужими друг другу. Дальше, чем любой из незнакомцев, которых ты можешь встретить на улицах Лондона. Вытаскиваю из чемодана свежую рубашку и разглаживаю ее с помощью заклинания. На часах без пятнадцати три, но я никак не могу заставить себя собраться. Номер, в который меня поселили, оказался даже хуже, чем я мог себе представить. Стоит сказать спасибо, что здесь хотя бы нет клопов. Хотя, возможно, еще не вечер. Не был в Косом переулке десять лет. Я давно уже взрослый мужчина, но почему-то чувствую себя до боли уязвимым. Будто все провалы, что случались со мной, написаны у меня на лбу и каждый сможет увидеть это, ткнуть пальцем. Не сумел удержать любимую девушку, не смог сохранить семью, остался совсем один. Все, что есть в моей жизни, — это работа. Я прихожу в свой отдел раньше остальных, как только уборщик начинает греметь ключами, а ухожу позже всех. Спустя четыре года испытательного срока мне позволили брать работу на дом, хоть так и не принято. А теперь я получил отпуск, самый длинный за всю свою взрослую осознанную жизнь, и понимаю, что не справляюсь. Мыслей столько, что кричать охота. А после встречи с Гермионой их стало еще больше. Обычно я работаю до полуночи, таков мой распорядок дня, а в свой единственный выходной могу пропустить пару бокалов пива с Аленом. Но этот самый распорядок нарушен, и мой мозг уже вот-вот готов вскипеть от количества воспоминаний, сомнений и вопросов: а что было бы, если... Но история не знает сослагательного наклонения. Все мои поступки и решения привели меня к тому, что я имею на сегодняшний день. И если бы я мог, то исправил бы многое. Но я не могу. Стрелка на часах приближается к трем, и мне срочно нужно выходить. Гоблины терпеть не могут опозданий. Накидываю пальто и сбегаю вниз по лестнице на первый этаж. Девица за стойкой регистрации впивается в меня глазами. Уже понял, что до меня у них не было ни одного постояльца в выглаженной одежде. Это чистый притон. Захожу за угол здания и трансгрессирую к входу в Косой переулок. Никогда не заходил сюда с этой стороны. Обычно мы с отцом или мамой пользовались большим камином в нашей гостиной, чтобы перенестись сразу в лавку Горбина. Старик рассыпался перед нами в любезностях и едва не целовал носки отцовских ботинок из драконьей кожи. Люциусу всегда нравилось подобное. А сам я позже пользовался камином в Дырявом котле. Стою перед стеной с кирпичной кладкой и вспоминаю движения палочкой, знакомые каждому волшебнику Лондона с детства. Рука начинает подрагивать. Отмахиваюсь от ненужных мыслей и произношу заклинание. Мне просто нужно завершить дела в Гринготтсе, а после я уберусь отсюда. Из Дырявого котла доносится гомон по меньшей мере нескольких десятков голосов. Пахнет специями и свежесваренным пивом. Я даже улыбаюсь, потому что ничего здесь не меняется. Все так же, как и в мой первый визит. Так же, как в последний. Возможно, стоит задержаться здесь подольше и выпить пинту пива или стакан огневиски после встречи с гоблинами. Все лучше, чем сидеть в прокуренном номере дешевого мотеля. Я выхожу на улицу и снова вижу знакомые с детства магазины, уже украшенные к предстоящему празднику. Всюду еловые ветки, безумные гирлянды и иллюминация. Магазин братьев Уизли — теперь только одного брата — горит ярче всех, а вокруг него толпа ребятишек. Никогда бы не подумал, что хоть у кого-то из этого рыжего семейства есть коммерческая жилка. Быстрым шагом направляюсь в сторону банка. Даже если кто-то из знакомых и крутится неподалеку, я не горю желанием их видеть. Наши пути давно разошлись, а школьная дружба закончилась сразу после моего преждевременного отъезда из Хогвартса. А было ли это дружбой когда-то? Упорно смотрю себе под ноги, игнорируя крики зазывал из местных магазинов. Возможно, я возьму что-то в лавке с сувенирами для Алена. Какой-нибудь глупый стеклянный шар с одной из главных достопримечательностей Лондона. Ален на два года старше меня, но он обожает подобную чепуху. Добираюсь до места за несколько минут и распахиваю тяжелую дубовую дверь. В Гринготтсе стоит почти гробовая тишина, как и всегда. Гоблины сидят на своих местах за высокими стойками. Взвешивают драгоценные камни, отсчитывают купюры. Предпраздничная суета явно обошла их стороной. — Мистер Малфой, — обращается ко мне старший гоблин с крючковатым носом. — Добрый день, вы опоздали. Стараюсь изо всех сил, чтобы не закатить глаза. Сейчас 15:01. Сраные педанты. — Прошу, проходите, — он указывает рукой в сторону отдельного кабинета для особых клиентов. Большая часть сейфов нижнего уровня принадлежит семьям Малфой и Блэк, и теперь они перешли по наследству мне. В хранилище Беллатрисы я не был ни разу, хоть и вступил в права наследования через полгода после окончания войны. Я знаю, что на ее счетах астрономические суммы, но большую часть денег я уже потратил, отдавая семейному адвокату распоряжения о щедрых переводах благотворительным организациям Франции. Не хочу иметь ничего общего с этими деньгами. — Ознакомьтесь с документами. Я присаживаюсь в глубокое кожаное кресло, пока гоблин протягивает мне стопку свитков. Безучастно пробегаюсь глазами по перечню вкладов, артефактов и драгоценных камней. Деньги, акции, фамильные украшения — все это интересует меня меньше всего. Ставлю подпись на первом пергаменте и замечаю краем глаза, как гоблин косится на меня с неодобрением. Хмыкаю себе под нос. Должно быть, он решил, что я должен провести в этом кресле гребаную вечность. — Передача такого особняка, как Малфой-мэнор, дело серьезное, — глубокомысленно заявляет гоблин, и моя рука замирает над следующим документом. — Не стоит торопиться. — Уверен, вы все сделали правильно, — сухо отвечаю я и расписываюсь. Дело не в моей беспечности, просто я прекрасно знаю — гоблины ни за что в жизни не допустят в важном документе даже помарки. Они проверяют все по меньшей мере несколько десятков раз перед отдачей пакета клиенту. А значит, мне нет смысла тратить свое время, перепроверяя за ними. — Готово, — протягиваю свои подписанные экземпляры и поднимаюсь с места. — Сколько времени это может занять? Кроме подписи документов от меня требуется личное присутствие во время передачи ключей от хранилищ моей семьи. Я помню это, потому что вступал в права на наследство Беллы, а процедуры здесь не меняются столетиями. — На оформление всех документов потребуется около десяти дней, — говорит гоблин, и я хмурюсь. — Мы сделаем все, чтобы ускорить процесс для одного из представителей самого древнего рода, — он склоняет голову вниз лишь на дюйм, будто боится, что переломится, если нагнется чуть ниже или покажет немного больше уважения. Понятия не имею, зачем гоблины все еще делают это из раза в раз. Совершенно очевидно, что они терпеть не могут волшебников, как и остальных живых существ, а люди никогда не перестанут приносить им свои деньги, потому что это самое надежное место во всей Англии. Можно было давно отказаться от этих никому не нужных вымученных жестов. — Спасибо, — киваю в ответ. Впервые вижу, как слегка смягчается лицо подобного существа. Хотя, возможно, он просто рад, что я наконец уношу отсюда свою задницу. — У меня есть еще кое-что для вас, мистер Малфой, — говорит он и подходит к ряду сейфов у стены. Я изгибаю бровь. Почему нельзя было дать на подпись сразу все документы? Но он поворачивает ключ и достает металлическую коробку. Драгоценные камни на ней переливаются под светом нескольких десятков зажженных свечей, и я отдаленно узнаю в этом предмете шкатулку своей матери. — Миссис Малфой просила передать вам это лично. Я забираю ее у гоблина, верчу в руках и не понимаю, почему мать выделила именно этот предмет. Хотя украшения всегда были ее страстью. Возможно, она хотела бы, чтобы я подарил их своей второй жене. Сомневаюсь, что когда-то вновь заведу семью. Я смотрю на сапфиры и изумруды на крышке, на выгравированные инициалы и вспоминаю, как эта самая шкатулка стояла на ее туалетном столике. В детстве я часто любил просто сидеть позади нее и наблюдать в отражении зеркала, как мама надевает какие-то серьги или расчесывает волосы. Она была очень красивой. Уменьшаю шкатулку заклинанием и засовываю во внутренний карман пальто. Дело сделано, теперь остается лишь ждать. Выхожу на улицу и тут же окунаюсь обратно в шумную жизнь Косого переулка. После тишины Гринготтса такой контраст резко бьет по барабанным перепонкам. Я думал, что возвращение в Лондон станет для меня чем-то вроде билета в прошлое. Пройтись по знакомым с детства улочкам, посидеть в чайной неподалеку, вновь вернуться во времена моей юности. На деле же чувствую себя некомфортно, будто жизнь проходит мимо меня. По факту так оно и есть. В Лондоне я совсем один, как и во Франции. Не собираюсь жалеть себя или заниматься еще какой-то херней в этом духе, просто… просто я думал, все будет иначе. Я иду мимо ярких витрин и шумных толп волшебников, но мысли мои далеко отсюда. Не сразу замечаю среди десятков людей один хрупкий, застывший силуэт. Мое сердце падает вниз, когда я узнаю в нем Гермиону. Руки моментально потеют, а дыхание перехватывает. Как я мог решить, что больше не столкнусь с ней? Волшебный Лондон очень маленький. Она стоит на месте, нервно кусая губу, пока я медленно направляюсь к ней. Было бы глупо с моей стороны сделать вид, что я ее не заметил. К тому же я слишком сильно хочу еще раз услышать ее голос. С опозданием вспоминаю наш вчерашний диалог. Она работает в Министерстве за несколько кварталов отсюда, что ей делать в такое время посреди Косого переулка? Подхожу ближе и замечаю темные круги под ее глазами, которых совершенно точно не было еще вчера. В голове появляется шальная мысль: а что, если она не спала всю ночь так же, как и я после нашей встречи? Что, если пришла сюда только ради меня? Быстро отметаю этот вздор. У нее есть жених, а прошлое должно оставаться прошлым. Вдыхаю полной грудью и натягиваю непринужденную улыбку на лицо, будто встретил обычного старого знакомого. — И снова привет, — говорю я. — Здравствуй, Драко, — она улыбается мне в ответ, а я не могу не думать о том, что мне чертовски нравится, когда именно ее губы произносят мое имя. На меня это всегда действовало по-особенному. — Я здесь… просто… Она теряется и бегает взглядом по прохожим, игнорируя меня, а я отчаянно хочу посмотреть ей в глаза. — Обеденный перерыв? — помогаю я. Время почти четыре, и обед давно окончен, а Грейнджер не из тех, кто нарушает правила без видимой на то причины. Но я не хочу смущать ее. Не хочу, чтобы она снова исчезла, как вчера. Как десять лет назад. Сам не знаю, зачем цепляюсь за эти жалкие крохи ее внимания. Чувствую себя ничтожеством. — Да, верно, — выдыхает с улыбкой она, и я не могу не заметить, как опускаются ее плечи от облегчения. — Уладил дела в банке? — Да, — киваю. — Подписал все необходимые документы. Гоблины говорят, что оформление займет около десяти дней. Потом я уеду обратно. Ее губы сжимаются в тонкую линию. Она всегда делает так, когда недовольна. Грейнджер может даже не знать об этом незначительном жесте, но я успел выучить все ее повадки наизусть за те шесть месяцев, что мы были вместе. — Это хорошо, — с воодушевлением говорит она. В ее тоне слышна фальшь, или это я выдаю желаемое за действительное. — Должно быть, Астории не очень нравится оставаться одной в предпраздничные дни. Ее большие карие глаза смотрят на меня в ожидании ответа, а я лишь свожу брови к переносице. Старый трюк, Грейнджер. Но мне становится до ужаса приятно, что она интересуется мной, хоть и в весьма завуалированной форме. Всегда думал, что ей больше подошел бы Слизерин. — Меня никто не ждет, Гермиона, — говорю серьезно и сразу же мысленно бью себя по лбу, потому что в ее глазах появляется намек на жалость. — Мы разошлись с Асторией три года назад, обоюдно. Не было никаких драм. Знаю, что мать позаботилась о том, чтобы о нашей с Асторией помолвке стало известно всей магической Европе. Каждое утро перед свадьбой я получал от нее по почте газетные вырезки из различных изданий с нашими изображениями. Конечно же, она приложила все усилия и немало галлеонов, чтобы новость о разводе замяли. Это случилось за несколько месяцев до смерти отца. Тогда ей еще было важно чужое мнение и статус семьи Малфой в глазах общественности. — Извини, — опускает глаза она. — Мне не следовало лезть не в свое дело. — Ты, кажется, шла на обед? — спрашиваю я и указываю на дверь в соседнюю кофейню. — Может, посидим поболтаем? Пытаюсь выглядеть непринужденно и всей душой надеюсь, что мой голос не звучит умоляюще. Она вновь закусывает губу и выглядит как-то виновато. — Нет, — качает головой она, и внутри меня что-то обрывается. — Нет, прости. Мне правда пора. Я и так задержалась. — Хорошо, — стою и киваю головой, словно заводная игрушка, как будто ничего другого не умею. — Да. Ничего страшного. — Ну, пока? — ее фраза больше похожа на вопрос, нежели на утверждение, и я судорожно ищу в голове нужные слова, чтобы она задержалась еще хоть на пару минут. Но молчание затягивается, а нужных слов все не находится. — Пока, — побежденно произношу я. Не хочу думать, что это последний раз в моей жизни, когда я вижу ее. Она улыбается уголком губ, но улыбка эта совершенно не касается ее глаз. Наблюдаю, как она разворачивается на своих небольших каблучках и удаляется от меня все больше. Приталенное пальто облегает ее стройную фигуру, а я просто стою и позволяю этому случиться. Как и всегда. Я просто идиот. — Гермиона, — ее имя вырывается из моего рта быстрее, чем я успеваю это обдумать. Черт. Черт. Черт. Черт. — Да? — она тут же оборачивается, как будто ждала именно этого. — Не хочешь поужинать сегодня? — спрашиваю с надеждой. Я вновь сокращаю расстояние между нами, чтобы не кричать через всю улицу, словно умалишенный. — Ничего такого, — быстро оправдываюсь я, угадывая ее замешательство. — Просто посидим, как старые друзья. Мы никогда не были друзьями, и она это прекрасно знает, поэтому безошибочно распознает мою ложь с первых секунд. Я вижу это в ее глазах. — Даже не знаю… — она сомневается, но это не окончательное нет. — Можешь взять с собой Криса, — предлагаю зачем-то. Не знаю, откуда во мне взялось столько тяги к мазохизму. Не представляю, как выдержу целый вечер в компании этого придурка. Конечно, вряд ли он такой уж недоумок, как представляется мне. Гермиона не выбрала бы себе в пару какого-то кретина. Наверняка Крис добрый, заботливый, понимающий и бла-бла-бла. Но никто не запретит мне называть его последними словами в собственной голове. Я просто хочу увидеть ее еще хотя бы раз. — Сегодня никак не выйдет, — отвечает Гермиона. Чувствую себя назойливым ослом. — Может быть, завтра? Мне кажется, что в этот момент у меня будто открывается второе дыхание. Плевать на Криса. Я смотрю на нее и понимаю, что безумно скучал. Как будто я вновь обрел то, чего мне так не хватало все эти годы. — Отлично, — отвечаю, широко улыбаясь. Даже не пытаюсь скрыть, что чертовски рад ее согласию. — В семь? — Да, в семь подходит, — робко кивает она. — Я забронирую столик в нашем… — осекаюсь на полуслове. Я чуть было все не испортил. — В ресторане на Риджент-стрит. Тебе прислать адрес? — Нет, я помню его. — Киваю ей в ответ, а мое сердце бешено бьется в груди. — До завтра, Драко, — говорит она. — До завтра, Гермиона. Не помню, как добрался до мотеля, но мне кажется, я подпрыгивал и улыбался, словно идиот. Двенадцать дней до Рождества

Soundtrack Patience, Take that

Расправляю лацканы на своем лучшем костюме, кажется, в сотый раз. Сейчас только половина седьмого, но я уже здесь. Сижу за накрытым на три персоны столом в одном из лучших ресторанов маггловского Лондона. Это Гермиона показала мне его. Вообще-то, я очень много узнал о мире магглов за те полгода, что мы были вместе. Она водила меня на выставки и в Королевский театр. Угощала горячим шоколадом из бумажных стаканчиков и заставляла часами морозить задницу на лавочках Гайд-парка. Нарцисса никогда не одобряла такого моего времяпрепровождения. Как-то раз Грейнджер даже удалось затащить меня в кино. В Хебне мне было плевать, где и как я смогу провести с ней время, я все равно ничего не видел. Но поход в маггловский кинотеатр мне запомнился, и это правда. Как сейчас помню, что мы смотрели фильм «Зеленая миля». Он мне понравился, даже очень. Настолько, что я долго не мог прийти в себя. Придирчиво осматриваю карту вин под пристальным наблюдением местного сомелье. Пусть это звучит по-детски, но я хочу впечатлить ее, хочу утереть этому Крису нос. Понятия не имею, сколько он зарабатывает, да и это никогда не было первостепенным для Гермионы, просто, наверное, таковы мужчины. Хочу, чтобы этот вечер ей запомнился. Заказываю бутылку красного вина, оно не самое дорогое, но ей никогда не нравилось белое. Сомелье кивает, показывая, что одобряет мой выбор. Мерлин, да ему лучше не знать, что в винах я разбираюсь во сто крат лучше, чем он. Хотел было заказать ее любимый ростбиф, но я понятия не имею, что предпочитает ее кавалер. Поэтому просто жду и стараюсь не считать минуты. На столах белые выглаженные скатерти в пол, и как удачно, что они могут скрыть мои ноги, нервно отбивающие ритм по полу. Не волновался так тысячу лет. Ни к какому свиданию я не готовился так, как к этому. Мысленно поправляю себя, что это не свидание вовсе. Так, встреча старых знакомых, еще и жених Гермионы будет здесь… Сам не знаю, чего жду от этого вечера. Хотел провести его весело, но мне будет больно в любом случае. Я знаю это. Я к этому готов. Оборачиваюсь каждый раз, когда звякает колокольчик на входной двери. Черт. Нужно было сесть лицом ко входу. До семи еще целых пятнадцать минут, но я вижу знакомое лицо на пороге ресторана. Мое сердце начинает учащенно биться оттого, что она одна. Гермиона без своего жениха, но, возможно, он просто задерживается. Тут же вскакиваю, привлекая к себе внимание всех гостей. Плевать. Гермиона переминается с ноги на ногу, оглядывая ресторан, а недотепа портье все никак не подходит к ней, чтобы помочь снять пальто. Выхожу из-за столика и направляюсь к ней. — Привет, — говорю я, легко касаясь ее плеч. Швейцар уже мнется где-то неподалеку, но я могу все сделать сам. Мне не нужна его помощь. — Привет, — отвечает Гермиона. — Я сегодня рано. Она улыбается мне, а я застываю, пока швейцар едва не вырывает из моих рук ее пальто. Ну что за олух. Сегодня она в платье. Оно синее, бархатное. Полностью скрывает ее руки до запястий, опускается ниже колен. Но мне все равно нравится. Нарцисса была не права. Эта девушка может выглядеть аристократично. Может выглядеть так, как ей самой того захочется. Я делаю жест в сторону нашего столика и бесстыдно наблюдаю за тугой тканью, которая обтягивает ее задницу. Гермиона немного краснеет, постоянно заправляет прядь волос за ухо. Низкая прическа, открывающая ее шею, выглядит прекрасно. Но мне больше нравится, когда ее кудри распущены. Но, конечно же, никому нет дела до моего мнения. Отодвигаю для нее стул и радуюсь несчастным пятнадцати минутам, которые нам удастся провести наедине, только вдвоем. — Крис не сможет прийти, — говорит она. В этот момент я задерживаю дыхание. — У него работа, — она делает неопределенный жест рукой в воздухе. Мне кажется, мои щеки начинают пылать. — Что ж… — начинаю я. Что сказать? На языке вертится лишь фраза, что я чертовски этому рад, но это вряд ли сможет разрядить обстановку или вызвать улыбку на ее лице. Она сидит напротив, а я просто наблюдаю за ней через стол, пока официант наполняет наши бокалы. — Я могу подавать закуску или подождать, пока к вам присоединятся? — спрашивает он, указывая на пустую тарелку сбоку от Гермионы. — Нет, — качаю головой. — Никого больше не будет. Надеюсь, она не поняла, с каким облегчением звучал мой голос. Я перебираю в руках салфетку, не зная, с чего начать. Я мог бы просидеть весь вечер просто наблюдая за ней. За тем, как она поедает свои любимые блюда и пьет вино. То, что творится сейчас в моей голове, можно охарактеризовать одним простым словом «пиздец». Я не должен вот так пялиться. — Нам так и не удалось нормально поговорить в прошлый раз, — легко улыбается она. — Рассказывай, как ты жил все это время. Тебе нравится во Франции? — Да, — вру я, отвечая быстрее, чем следовало. — Мне там очень нравится. Ты ведь знаешь, что в Англии я не смог бы получить работу, которую хочу. Обхожу острые углы как могу. Дело вовсе не в работе. Спусковым крючком к моему отъезду стала наша с ней последняя ссора. Я продолжал бы биться лбом о глухую стену, пока не расшиб его в кровь, если бы у нас с ней был шанс. — Значит, это было правильным решением, — говорит она. Я так не считаю. — Наверно, — нет смысла выворачивать душу наизнанку. Она пришла, но десять лет слишком долгий срок. Она кивает, крутит в пальцах хрупкую ножку хрустального бокала, а после делает большой глоток, и я наливаю еще. — Не надо, — качает головой Гермиона и смеется. — Я совсем не умею пить, ты ведь помнишь. Как бы тебе не пришлось нести меня до дома на руках. — Я не против, — отвечаю серьезно, и она перестает улыбаться. Прочищаю горло и пытаюсь перевести тему. — Со мной не случилось ничего интересного за эти десять лет, на самом деле, — говорю легко, чтобы она не чувствовала себя некомфортно в моей компании. — А вот ты — совсем другое дело. Практически министр магии, — я повышаю тон на последней фразе, показывая всю значимость происходящего, а она смущенно улыбается. — Как так вышло? Гермиона немного расслабляется, пускаясь в рассуждения и рассказы о министерских проектах, которые ей удалось воплотить в жизнь. О том, сколько она работала, сколько усилий приложила, чтобы добиться такого положения. Конечно же, она не задирает нос, это не в ее стиле, но из раза в раз я поражаюсь, сколько сил и огня в этой хрупкой девушке. Официант приносит закуски, но оба их игнорируем. Мне нравится слушать ее, всегда нравилось. Тому, с какой страстью она рассказывает о своей работе, мог бы позавидовать любой. Гермиона Грейнджер никогда не сдается, она добивается того, чего хочет, любой ценой. — Вот уже три года я работаю непосредственно с Кингсли. Он говорит, у меня неплохие шансы на следующих выборах, хотя я не уверена. Такого молодого министра магии не было за всю историю Британии. — Я думаю, ты сможешь нарушить этот порядок, — отвечаю с улыбкой. Это не лесть, я действительно так считаю. Бутылка вина почти опустела, и я жестом заказываю вторую, пока Гермиона пытается протестовать. Но она быстро сдается, и официант вновь наполняет наши бокалы. Однажды мы сидели в этом же самом ресторане, когда нам было по двадцать, и под струящейся тканью скатерти я трогал ее колено. Она краснела точно так же, как и сейчас, улыбалась и цеплялась пальцами за мою ладонь. Я почти забываю, что это всего лишь «дружеский» вечер, просто любуюсь ей, пока она не упоминает о своем женихе. О том, что ему не нравится то, насколько усердно она работает. — Вы давно вместе? — спрашиваю. Не уверен, что действительно хочу знать ответ, но мне нужно что-то спросить, чтобы не наступило неловкое молчание и она не засобиралась домой. — Почти три года, — говорит Гермиона. — Он очень хороший. Вы могли бы подружиться. Это вряд ли. Чувствую тупую боль где-то в грудной клетке. Она сошлась с ним примерно в то же время, когда я разошелся с Асторией. Если бы не моя подписка о невыезде, я смог бы вернуться, смог бы найти ее. Но тогда я почти об этом не думал. Как мог пытался забыть Лондон, мою прежнюю жизнь и все, что с этим связано, включая ее. Сейчас-то я понимаю, что это было гребаной ошибкой, но уже слишком поздно. Мне стоило увидеть ее глаза всего один раз, чтобы все эти воспоминания и былые чувства вернулись вновь. Тогда мы были слишком молоды, вспыльчивы и горды. Слишком уперты, чтобы извиниться друг перед другом или написать хотя бы строчку. Есть ошибки, что невозможно исправить, даже если ты их осознал. Хотя нет. Я писал. Сорок восемь писем, на которые я так и не получил ответа. — И когда вы женитесь? — спрашиваю. — Через месяц, — отвечает Гермиона. — Четырнадцатого января. Торжество будет совсем скромное, мне не нравится вся эта помпезность. Я сглатываю ком в горле, образовавшийся по неизвестной мне причине. Вижу на ее тонком пальце простое помолвочное кольцо. С сарказмом замечаю про себя, что пара бутылок вина, что мы выпили сегодня, стоит в разы дороже. Какой в этом чертов смысл? Я мог бы приобрести весь их гребаный винный погреб на те деньги, что у меня есть. Вот только все это ей не нужно. Официант продолжает кружить вокруг нас, а мне лишь хочется, чтобы меня оставили в покое. — Могу порекомендовать вам рыбу, сегодня она просто отменная. Гермиона открывает рот, но я обрываю ее, даже не дав начать. — Мы будем ваш фирменный ростбиф. — Официант кивает, и я замечаю краем глаза, как она улыбается. — Я угадал? — спрашиваю, когда он отходит от нашего столика. — Считаешь, я все такая же скучная и предсказуемая? — с вызовом и обворожительной ухмылкой на губах спрашивает Гермиона. — Десять лет — долгий срок. Может, я сильно изменилась за это время. — Считаю, ты все такая же красавица, какой была десять лет назад, — говорю совершенно искренне, но что-то неуловимо меняется в ее лице. — Мне, наверное, пора, — она отодвигает стул и резко начинает собираться, а я вдруг паникую. — Гермиона? — я нагибаюсь через стол и кладу ладонь на ее предплечье, а она одергивает руку. — Я что-то сказал не так? Извини, если… — Все это неправильно, — она качает головой, стискивая в руках свою дамскую сумочку. — Мне не стоило приходить. Это нечестно по отношению к Крису и… — Но он же не смог прийти, — недоумевающе пожимаю плечами. К чему вся эта драма? — Мы ведь только разговариваем, не делаем ничего предосудительного. Если тебе неприятны мои комплименты, я просто заткнусь, — пытаюсь выдавить из себя улыбку и перевести все в шутку. — Правда, Гермиона. Она выглядит потерянной. Румянец на щеках и блеск ее глаз от нескольких бокалов вина проходят молниеносно. — Я не сказала Крису, что встречаюсь с тобой, — подавленно говорит она. Ее слова действуют на меня словно гром среди ясного неба. И я должен радоваться, но не могу, потому что она расстроена. Она собой недовольна, ей плохо. — Почему? — не могу не спросить. — Не знаю, я… — она растерянно смотрит по сторонам, пытаясь подобрать подходящие слова. — Не знаю, почему я так сделала. Извини, наверное, я перебрала. Мне лучше уйти. Гермиона вовсе не пьяна. И ее решение не говорить ничего своему жениху было принято задолго до нашей встречи, но я не хочу на нее давить. — Послушай, — пытаюсь в последний раз и убираю свою ладонь подальше, чтобы Гермиона не решила, что я нарушаю ее личные границы. — Мы ведь не чужие друг другу люди, мы не виделись десять лет. Ты… — я запинаюсь и краснею перед ней, словно школьник, но мне необходимо сказать ей то, что собирался. Хоть я и должен был сделать это еще много лет назад. — Ты спасла меня. Именно ты стала той, кого я должен благодарить за все, что имею сейчас. Мне… мне жаль, что это случилось с нами, но я не хочу, чтобы ты уходила. Она задумчиво смотрит в мои глаза, а я выпаливаю все на одном дыхании, чтобы не потерять решительность и не отступить в самый последний момент. Я поступал так слишком часто в своей жизни. — Я не пытаюсь нарушать твои границы. Но, я думаю, мы могли бы стать друзьями. — Она глядит недоверчиво, и я сам перестаю верить в ту чушь, которую несу. — В конце концов, я здесь всего на девять дней, а после снова исчезну из твоей жизни и перестану тебе докучать. Даже приглашение на свадьбу не буду выпрашивать, — нагло ухмыляюсь и вижу, что она начинает робко улыбаться в ответ. У меня получилось. В этот самый момент официант ставит перед нами горячее. В кои-то веки он вовремя. Обстановка немного разряжается, и Гермиона откладывает свою сумочку, за которую цеплялась, словно за спасательный круг, последние десять минут нашего разговора. Она с нескрываемым обожанием смотрит на ломтики ростбифа, и я не сдерживаю смешок. Знаю ее от и до. Остаток ужина проходит в разговорах на отвлеченные темы. Я выбираю самые безопасные, старательно обхожу острые углы и любые упоминания о наших неудавшихся отношениях. Интересуюсь у нее о Поттере и остальных наших бывших сокурсниках, хоть мне и абсолютно плевать на это. Гермиона говорит, что сейчас у нее на первом месте работа. Отношения с семьей Уизли как-то разладились после ее расставания с Роном. Не то чтобы она ругалась с ними, просто общение стало натянутым и немного неловким для всех них. Мне это чертовски знакомо. Поттер все также живет с Уизлеттой, у них уже двое детей. Кто бы мог подумать. — Мама открыла небольшую кондитерскую на углу возле их нового дома, — говорит Гермиона. — Из Суррея родители переехали семь лет назад и теперь живут в Уилтшире. — Помню ее тыквенные пирожки, — смеюсь я. — У Джин настоящий талант. Много отдал бы, чтобы попробовать их еще раз, — говорю без всякой задней мысли, но Гермиона прищуривается, как будто что-то замышляет. — Ты ведь остановился в мэноре? — спрашивает она. Прочищаю горло и судорожно ищу в голове правдоподобное оправдание, чтобы не выглядеть жалким — с чего это вдруг я решил променять огромный особняк своей семьи на жалкое подобие маггловского отеля. — Нет. На самом деле, нет, — качаю головой я. — Я остановился в маггловском Лондоне, в отеле. У меня есть некоторые дела в центре, и так было проще. Она не выглядит убежденной, потому что это самая настоящая чушь, и я мысленно бью себя по лбу за ту ересь, что несу. Да и дел у меня никаких нет вовсе. — О-о, — протягивает она. — Но в любом случае раз уж у тебя осталось девять дней в Лондоне, ты смог бы посетить мамино кафе. Я тебя приглашаю, — с мягкой улыбкой говорит Гермиона. — Думаю, Джин будет рада тебя видеть. Если у тебя, конечно, найдется свободное время. — Конечно, — быстро соглашаюсь я, не веря своему счастью. — Я тоже буду рад с ней повидаться. Мне нечем заняться в Лондоне оставшиеся полторы недели, и я не намерен упускать шанс увидеться с Гермионой хотя бы еще один раз. Да и Джин Грейнджер вызывает у меня только теплые воспоминания, надо признать. У меня были хорошие отношения с родителями Гермионы в те полгода, что мы встречались. Чего не скажешь о моих родных. — Отлично, — широко улыбается Гермиона. Кажется, она совсем расслабилась в моей компании, поняв, что я не буду предпринимать никаких шагов, чтобы скомпрометировать ее перед женихом. — Предлагаю отправиться туда послезавтра. В субботу мама как раз печет свой фирменный торт. Я улыбаюсь ей в ответ и поднимаю свой бокал, будто она только что произнесла какой-то тост. На душе тепло и как-то грустно одновременно. Мне просто нужно время. Нужно немного терпения, чтобы вновь пережить встречу с удивительной девушкой по имени Гермиона Грейнджер.