×××
Лютика разбудил сильный удар в голень. У него не было времени ни на что другое, кроме вырвавшегося визга, после чего его сразу же поставили на ноги и вытащили из камеры. Он пытался понять, где находится, и рассмотреть хоть какие-нибудь подсказки, чтобы понять, что это за место, но ничего не заметил. Просто холодные каменные стены и темные коридоры, уходящие в разные стороны, да факелы, отбрасывающие длинные тени. Они вошли в небольшую круглую комнату, в центре которой стоят стул, а рядом — стол. У Лютика перехватило дыхание, когда он увидел, что лежало на столе. Всевозможные лезвия, крючки, ножи, плоскогубцы и другие мерзкие на вид инструменты. Лютика подтащили к стулу, быстро привязав его ноги и руки. Затем все, кроме человека, походящего на аристократа, покинули комнату, оставив их наедине. Мужчина обогнул сидящего барда – как волк, кружащий вокруг своей добычи. Лютик почувствовал, как страх расползается по его телу, наполняя его ледяным ужасом от и до. — Знаешь, я мог бы заставить тебя петь твои сладкие песенки прямо сейчас, если бы захотел. Но теперь, когда мы одни, я должен признаться, что сначала хотел бы немного повеселиться. Лютик не сдержал всхлипа, и мужчина протянул руку, чтобы погладить его по щеке. Лютик не посмел отшатнуться. Он стиснул зубы и позволил ему прикоснуться к себе. Рука мужчины была гладкой, словно голос. — Не волнуйся, мой милый, я разрежу тебя очень красиво. Я отлично владею клинками, — сказал он и взял со стола нож, показав его Лютику. — Нет, нет. Пожалуйста, просто спросите, что хотите. Не нужно пробовать это на мне, я буду петь. — сердцебиение Лютика отдавалось в его глотке. — Да, будешь, — ответил мужчина и почти влюбленно посмотрел на барда. На секунду у Лютика появилась надежда, пока на лице мужчины не расползалась уродливая улыбка, когда он наклонился к уху Лютика. От его дыхания волосы на шее барда встали дыбом. — Но сначала я хочу посмотреть, как ты извиваешься. Лютик забился, пытаясь вырваться из своих пут, но это было бесполезно. Не было никакой возможности убежать от лезвия, которое снова и снова разрезало его кожу. В какой-то момент мужчина подумал, что Лютик, по его мнению, извивается недостаточно сильно, и стал вырезать куски кожи с его рук. Это дало ему желаемую реакцию: Лютик пронзительно кричал, лишаясь своей кожи. Когда пытки подошли к концу, Лютик дрожал и плакал в полном беспорядке. — Ты очень красив, когда плачешь. Не могу дождаться, когда заставлю тебя сделать это снова, — сказал мужчина и постучал в дверь. В комнату вошли двое и перетащили Лютика обратно в камеру. Он плакал, пока не провалился в сон, выбившись из сил.×××
На следующее утро, когда за ним пришли, он попытался сопротивляться. — Нет, нет, нет, пожалуйста, я могу заплатить вам, я скажу все, что вам нужно, пожалуйста, просто отпустите меня! Его похитители рассмеялись ему в лицо. — Теперь ты не такой дерзкий, когда рядом нет этого урода, за которым ты мог спрятаться. Урод? Они имеют в виду?.. Конечно. Лютика снова отвели к тому чудовищному человеку, и когда его снова привязали к стулу, оставив их наедине, тот заговорил: — Где Геральт из Ривии? Имя обрушилось на Лютика будто настоящий физический удар и угодило прямо в середину его сердца. Он не произносил этого имени полгода, и у него была на то веская причина. Было слишком больно. Но, конечно же, этого ублюдка это не волновало. — Так это все… — Лютику пришлось взять себя в руки, чтобы продолжить, — из-за Геральта? Мужчина явно забавлялся происходящим. — Ну, не все, но большая часть. Так где он? — Я не знаю, я не пересекался с ним уже шесть месяцев. — Ц-ц. Я думал, что мы с тобой начали строить доверительные отношения. Какой я глупый. Похоже, над тобой нужно еще немного поработать, — он развернулся к столу с инструментами, которые преследовали Лютика в кошмарах. — Эй, я серьезно! Я давно его видел, я не знаю, где он! — Ты — бард Белого Волка. Все это знают. — Я был когда-то! Все кончено. — Твои слова — оскорбление для меня, дорогой Юлиан. Ты действительно думаешь, что я поверю в то, что вы с ведьмаком путешествовали вместе десятилетиями, и только сейчас, когда я поймал тебя, вы больше не вместе? Если тебе необходимо лгать, по крайней мере убедись, что твоя ложь правдоподобна. Заурядная ложь выводит меня из себя. А ты не хочешь видеть меня в гневе, друг мой. — Я не лгу. Мы… мы поссорились и разошлись в разные стороны. — О, черт, ты все же сделал это, Юлиан. Ты разозлил меня, — мужчина поднял плоскогубцы со стола. — Нет, пожалуйста, мне жаль, я не хотел, не хотел вас злить. Мне жаль. Я… я… пожалуйста, не надо, пожалуйста. Я сказал бы, если б знал! Пожалуйста, я бы сказал, вы должны мне поверить! — Дело в том, что я не верю. Мужчина улыбнулся, поднося плоскогубцы к большому пальцу руки барда, не медля вырывая тому ноготь. Лютик завопил.×××
Дни начали сливаться воедино, и вскоре Лютик потерял им счет. У него осталось всего два ногтя на пальцах рук, которые этот человек не трогал, когда занимался им. Иногда у того были иные планы. Как вчера, когда он приказал своим людям повеселиться с Лютиком. Точнее, с Юлианом, как он его называл. Лютик ненавидел то, как тот произносил его имя — как будто бард полностью принадлежал ему. Его люди повеселились. Лютик старался изо всех сил не думать об этом, но он все еще ощущал их руки на себе и следы, что они оставили на его теле: синяки и ожоги. Ему оставалось только дрожать на холодном каменном полу, будучи обнаженным — его раздели до гола. Но сначала они заставили его… О, Мелитэле, они заставили его обмочиться прямо под себя, ползая и… У Лютика перехватило дыхание, и он почувствовал пелену слез на глазах. У него не было сил думать об этом. Он не хотел это вспоминать, но было уже поздно. «Они лишат меня всего. Раз за разом, пока от меня ничего не останется», — подумал Лютик, задыхаясь от слез. Он никогда раньше не хотел умирать. Он любил жизнь. Жизнь была его величайшим вдохновением и искусством, а искусство — жизнью. Но в этой темноте он больше не может найти света. Никакого искусства. Никакой жизни. Это не жизнь. Но и не смерть, а намного хуже. Не видно ни конца мучениям, ни надежды на спасение. Вот почему Лютик молил богов о конце. Не о счастливом, нет, он давно потерял в него веру. Просто о конце всего этого – завершении его страданий смертью. Лютик перестал есть. Он пытался воплотить свое желание, чтобы смерть забрала его из этого ужасного места. Но это не осталось незамеченным. Ему пообещали вырвать все ногти на его ногах, если он не будет есть. Лютик не мог сопротивляться. Он просто не мог. Ему пришлось поесть, совсем немного. В следующий раз, когда Лютика отдали на растерзание — ему сломали пальцы, а затем велели играть на лютне. Когда он не смог — его снова избили под грубые насмешки. После этого Лютик молился еще отчаяннее. Казалось, единственными, кто слышал его молитвы, которые он шептал себе под нос – были двое мышей, которые регулярно навещали Лютика из-за часто остававшейся еды на его тарелке. Лютик заметил, что зрелище употребляющих пищу мышей странно его успокаивает. Они смотрели на него своими милыми глазками-бусинками, хватая еду крошечными лапками, будто маленькие человечки. Однажды Лютик обнаружил себя разговаривающим с грызунами. В дальнем уголке своего сознания, которое все еще цеплялось за здравый смысл, он услышал голос: разговаривать с мышами — безумие. Лютик подавил эту мысль. В месте, подобном этому, он имеет полное право быть немного сумасшедшим. Когда грызуны стали практически ручными, Лютик осторожно поднес их к своей щеке, чтобы почувствовать мягкость их меха и бешеное биение их маленьких сердец. И это вовсе не показалось ему безумием.×××
Крики эхом разносились по замку или где бы то ни был заключен Лютик. Вопли и стоны боли на этот раз принадлежали не ему — в этом месте находились и другие люди, которых подвергали пыткам. Эти звуки вызывали у Лютика тошноту каждый раз; и как только они начинались, тот закрывал уши руками и напевал первую пришедшую в голову песню, в попытках заглушить их. Грубые руки в мгновение подняли его с места: его отчасти несли, отчасти тащили к его мучителю. Ступни Лютика были обожжены, поэтому в действительности он не мог ходить самостоятельно. Руки барда подняли над его головой и привязали к веревке, прикрепленной к потолку. Лютик почувствовал, как слезы текут по его лицу, стоило ему встать на свои травмированные ноги. — Ах, я еще даже не начал, а ты уже плачешь. Ты такой хороший, Юлиан. Лютик молчал. Он абсолютно ничего не мог сказать, что бы заставило этого человека остановиться. Он уже знал это. — Сегодня я проснулся с нестерпимым желанием выпороть мужчину. Никто не может исполнить мои желания лучше, чем ты, мой дорогой Юлиан. Я подумал, что мог бы задать пару вопросов, пока мы с тобой заняты делом. Так все и началось. — Где он? — Я не знаю. Взмах. Удар. — Где он? — Я не знаю! Удар. — Где он? — Я не знаю, я правда не зн… Удар. — Где он? Удары продолжались и продолжались. Ноги Лютика подкосились от боли и тяжести — теперь в вертикальном положении его удерживали только связанные над головой руки. Его спина горела огнем; кровь с нее стекала вниз по ягодицам и ногам барда. Лютик сказал «я не знаю» всеми известными ему способами, но мужчина нисколько не посчитал это удовлетворительным. Он снова спросил: — Где он? — Здесь, — донесся низкий, рычащий голос. У Лютика не было никаких сил, чтобы поднять голову. В любом случае, он знал, что это все не реально. Он уже не раз слышал всевозможные голоса, когда его пытали — включая Геральта. Лютик услышал булькающий звук — что-то новое, но он не хотел знать, что послужило его источником. Он не сулил ничего хорошего. В этом месте не было абсолютно ничего хорошего. Лучше было не смотреть. В один момент его руки были освобождены от сковывающих пут; кто-то подхватил его, прежде чем Лютик успел упасть на пол. Обратно в камеру. Что ж, по крайней мере, это было облегчением, хоть и небольшим. В камере он в безопасности. — Эй, — раздался голос Геральта. Почему он не оставит его в покое? Было больно слышать его. Лютик чувствовал, как боль пронизывает каждую клетку не только его тела, но и его души.