×××
Геральт раздул ноздри, как только его обоняния коснулась целая какофония запахов: всевозможные телесные жидкости, грязь и кровь, ужас отчаявшихся людей, резкий привкус страха и сладкий — безумия. Среди этого отвращения он почувствовал и знакомый запах. Обнажив свой стальной меч, он выбил дверь Аардом, не позволяя ни одной живой душе замедлить его, пока не отыскал источник этого запаха. Геральту захотелось завыть в голос, когда он увидел Лютика. Его спина была буквально разодрана до мяса; сам он был в полуобморочном состоянии, не в силах даже стоять. Геральт осторожно освободил его от веревок и поднял на руки. Он был таким легким — словно птичка. Грудную клетку Геральта разрывало от боли. — Мне так жаль. Прости меня. За всё. Мне так жаль. — Геральт не мог заставить себя заткнуться, извиняясь снова и снова. Он даже не знал, слышит ли его Лютик, но в любом случае он должен был сказать это. Эти слова так долго крутились у него в голове, что теперь, когда Лютик наконец-то рядом с ним, они просто слетали с его губ, словно мантра. Трисс телепортировалась как раз в тот момент, когда Геральт вынес Лютика из главных ворот. Он подозвал Плотву свистом и жестом велел Трисс взять ее за поводья. Все вместе они прошли через портал и оказались в спальне чародейки. — Клади его сюда, на живот, — Трисс указала ему на свою кровать. Геральт подчинился не сразу. Он прижимал Лютика к себе, вдыхая его личный сладковатый аромат, который сейчас был испорчен запахом крови и боли. Он не хотел отпускать его. — Геральт, ему нужна медицинская помощь как можно скорее. Отведи Плотву в стойло. Потом можешь зайти, но не смей отвлекать меня, пока я работаю. Геральт опустил Лютика на кровать так осторожно, как только мог. Он хотел остаться и держать Лютика за руку, пока ему приходится проходить через все это; он хотел зачесать назад потные пряди волос, прилипшие к его лбу; он хотел накрыть его своим телом, чтобы любой, кто посмел бы снова причинить Лютику боль, сначала должен был вонзить клинок в Геральта. — Вон, сейчас же, — повторила Трисс, и ведьмак подчинился. Когда Геральт вернулся (он достаточно долго стоял, обняв Плотву за шею, пытаясь усмирить свое дыхание и сердцебиение), Трисс заканчивала с последними ранами от хлыста. — Вот. С этим всё. Я передохну немного и займусь его остальными ранами. Заметив выражение лица Геральта, она мягко добавила: — Он будет в порядке. — Хм.×××
Когда Геральт обратил внимание на сломанные пальцы Лютика — он тут же взвыл, упав на колени возле кровати. Он обхватил эти некогда красивые, умелые руки своими, и заскулил. — Пожалуйста. Трисс, пожалуйста, скажи, что ты можешь это исправить. Если… он больше не сможет играть… Зараза! Трисс снова закусила нижнюю губу. Плохой знак. — Я постараюсь, но не могу ничего тебе обещать. Сращивать сломанные кости намного сложнее, чем залечивать раны. Трисс снова выставила Геральта на улицу, указав, что не сможет сосредоточиться, когда ведьмак в буквальном смысле дышит ей в затылок. Геральт вернулся к стойлу, чтобы уделить Плотве должное внимание: он расчесал и заплел ей гриву, почистил копыта и поводья. Когда закончились дела, которые могли бы его отвлечь, Геральт сел прямо на стог сена и стал слушать успокаивающее дыхание своей лошади. Трисс направилась за Геральтом, как только закончила, но не успела даже подойти к стойлам — тот уже мчался ей навстречу, уловив своим острым ведьмачьим слухом шаги, когда чародейка вышла из своей комнаты. — Спасибо. Спасибо, — прошептал Геральт, увидев работу Трисс. Тонкие пальцы Лютика теперь не были искривленными от переломов. Они выглядели практически так же, как и раньше, не считая шрамов в тех местах, где сломанные кости разорвали плоть и кожу. — Матрас и одеяло на полу для тебя. Я посплю в комнате для гостей. Прежде чем Трисс покинула комнату, Геральт обхватил ее руки в попытке понять, как отблагодарить ее. Слов в данном случае казалось ему недостаточно. Трисс мягко освободила свои руки из рук Геральта. — Я знаю. Доброй ночи, Геральт.×××
Было около полудня, когда Лютик пришел в себя. Первое, что он увидел — спящего ведьмака, развалившегося на стуле возле его кровати. Лютик позволил стону вырваться из своих уст; Геральт проснулся моментально. — Геральт. Это правда ты. — Лютик поморщился, услышав свой хриплый голос. Он слегка откашлялся. — Я думал, у меня галлюцинации. Геральту пришлось несколько раз тяжело сглотнуть, прежде чем он смог совладать со своим голосом. — Это я. Лютик. Прости меня. За то, что я сказал. Я не имел это в виду. — А выглядело всё совсем наоборот. — тон Лютика не казался обвиняющим, скорее усталым. И все же Геральт почувствовал, как боль расползается по его венам. — Я знаю. И мне жаль. Я никогда… не должен был… Прости меня. — Геральту не хватало смелости посмотреть Лютику в глаза. Он уставился на свои колени и продолжил: — Я пойму, если ты больше не захочешь, чтобы я был рядом, но я не мог оставить тебя там. Теперь ты в безопасности. Я могу уйти, если это то, чего ты хочешь. Трисс позаботится о тебе, пока ты не встанешь на ноги. Геральт заткнулся в ожидании слов, которые боялся услышать все это время. Оставь меня в покое. Убирайся. Я больше никогда в жизни не хочу тебя видеть. — Хорошо. Геральт перестал рассматривать свои коленки и поднял голову. — Что? — Хорошо. Я принимаю твои извинения. — Почему? — Геральт выглядел ошеломленным. Лютик вздохнул. — Ну что я могу сказать? У меня доброе сердце. Я никогда не умел долго злиться. И не могу видеть тебя таким… расстроенным. По правде говоря, я никогда не переставал любить тебя, хоть и пытался убедить себя в обратном. И Геральт, я ведь думал, — он перешел на шепот, — что умру там. Я надеялся, что умру. Теперь же, когда мне снова дарована моя жизнь, я не стану тратить и секунды на жалкое злорадство. Геральт не имел ни малейшего представления, что ответить, поэтому просто взял руку Лютика в свои и поднес ее к губам, оставляя на коже барда поцелуй. Лютик улыбнулся и похлопал по месту рядом с собой. Геральт переместился с максимальной осторожностью, чтобы не задеть ни один из многочисленных синяков барда, и устроился на кровати. — Геральт. — Хмм? — Ты не мог бы обнять меня? Пожалуйста? Геральт почувствовал, как собственные глаза защипало от подступающих слез, и притянул Лютика к себе. Как же он скучал по этому: по успокаивающему весу тела Лютика на своей груди; по его запаху, щекочущему нос; по звуку легких вдохов, которые Лютик делал, когда расслаблялся. Геральт был глупцом, самым настоящим глупцом, позволив этому человеку уйти. Он больше никогда в жизни его не отпустит. Они провели весь день в спальне Трисс. Геральт запечатлел каждую часть тела Лютика нежными поцелуями, бормоча извинения за извинениями поверх его кожи. Лютик не мешал. Он понимал, что Геральту это нужно. В конце концов, они оба плакали в объятиях друг друга. Геральт — потому что стал свидетелем всех тех мучений, через которые Лютику пришлось пройти; он видел все следы жестокости, оставленные на коже барда. И Лютик — потому что давно убил в себе надежду на нежные прикосновения к своему телу. Как хорошо вновь чувствовать любовь и заботу. Как ласковы губы его воина на его коже. Громкое урчание донеслось из живота Лютика, и Геральт пришел в ужас. — Я забыл тебя накормить. — Геральт, я не какой-то там птенец, нуждающийся в мамочке-наседке, — забавлялся Лютик. Он скучал по некой нелепости Геральта. Он скучал по всему, что касалось Геральта. — Ты такой худой. Я не должен был забывать о еде. Жди здесь, — сказал Геральт, выходя из спальни. Лютик вздохнул. Он влюблен в идиота.×××
Когда Геральт вернулся с подносом еды, Лютика в комнате не было. Пустая кровать, пустой стул. Паника охватила сознание Геральта, мешая и без того лихорадочным мыслям собраться в кучу. Они снова забрали его. Нет, он ушел сам, потому что в действительности так и не простил тебя. Геральт стряхнул с себя наваждение, уловив звук, доносящийся из-под туалетного столика Трисс. Лютик прятался, прижимая свои колени к груди и раскачиваясь взад-вперед. Стоило Геральту опуститься на корточки, как его взгляд встретился с небесно-голубыми глазами, полными слез. — Геральт! Они придут за мной. Они заберут меня. Пожалуйста, Геральт, пожалуйста, не отдавай им меня. Пожалуйста! Я больше не вынесу этого. Сердце Геральта раскололось на части и окаменело одновременно. Он потянулся к Лютику, и тот доверчиво перебрался на него, вцепившись ему в руки. — Пожалуйста, не дай им забрать меня. Пожалуйста, Геральт. Геральт поднял Лютика на руки и уселся на стул, стащив с кровати одеяло, которым укрыл их обоих. Он обнял барда, давая ему негласное позволение; Лютик разрыдался, уткнувшись ведьмаку в грудь. — Ты в безопасности, — шептал Геральт ему на ухо снова и снова, пока Лютик не начал успокаиваться. — Это не так. Они приходят за мной по ночам. У Геральта не нашлось никаких утешений, чтобы опровергнуть эти слова, поэтому он ответил так, как умел — сжал Лютика крепче в своих объятиях.×××
Они действительно приходили за ним по ночам. В те ночи, когда они посещали сны Лютика, Геральт всегда просыпался первым. Он просыпался от бешеного сердцебиения Лютика и невнятных просьб, слетающих с его губ. Лютик извивался и пинался во сне, отгоняя своих невидимых мучителей. Геральт чувствовал запах его пота, которым пропитывалась ночная рубашка барда. Иногда кошмары заканчивались, и Лютик продолжал спать, так и не проснувшись. Иногда Геральту приходилось его будить. Иногда Лютик подрывался с кровати, крича или плача; иногда — все вместе. Были ночи, когда он не узнавал Геральта с пробуждением, пытаясь от него отбиться и убежать. В такие ночи Геральту приходится удерживать его, применяя силу, чтобы тот не сломал себе шею, бросившись к лестнице, или не выбежал из дома прямо в ночной рубашке. После таких ночей у них обоих появлялись темные круги под глазами. Трисс никак это не комментировала, лишь заваривала им восстанавливающий чай. Геральт быстро понял, что воспоминания преследуют Лютика не только по ночам, но и днем. Случай с туалетным столиком Трисс был только началом. Бывали дни, когда Лютик был настолько апатичен, что Геральт даже не мог уговорить его встать с постели. Его не интересовало абсолютно ничего — даже свежие сахарные пирожные, которые Геральт приносил с рынка. Раньше Лютик их обожал. Геральт обратился с советом к Трисс, и они пришли к выводу, что что-то знакомое и дорогое сердцу Лютика может помочь. Ведьмак потратил свои последние монеты, чтобы купить лютню. — Вот. Я бы с радостью послушал, как ты играешь, — сказал Геральт, протягиваю инструмент Лютику. Геральт говорил правду. Раньше он никогда бы не признался, что ему нравится музыка Лютика, но теперь, после всего, что с ним произошло — он не станет молчать. Теперь он мог бы признаться ему во многом. Он ожидал «ага, я так и знал» или всплеска радости на лице Лютика, но получил совершенно противоположное. — Ты хочешь, чтобы я сыграл? Чем? Вот этим? — Лютик пошевелил своими пальцами, — Этими гребанными бесполезными… я не мог играть… там. Я не мог играть. Не могу и сейчас. Я не просил лютню. Зачем ты принес её, зачем… Сердитая тирада в итоге переросла в рыдания — Лютик был на грани истерики. — Я не могу играть, не могу, — продолжал шептать он сквозь всхлипы. Его глаза стали стеклянными, и Геральт с отчаянием осознал, что Лютик говорит не с ним, а с самим собой. Геральт убрал лютню в сторону, а затем мягко, но решительно положил руки Лютику на плечи, заставляя того встретиться с ним взглядом. — Ты не обязан делать что-то, если не хочешь. Понял? — Не обязан? — Нет. — Геральт раскрыл объятия, и Лютик сделал шаг вперед, позволив ведьмаку прижать себя к его груди. Они стояли так довольно-таки долго: достаточно, чтобы Лютик пришел в себя и вернулся мыслями в настоящее. Высвободившись из объятий Геральта, он одарил его улыбкой, подмигнув, и у Геральта защемило сердце. Это… тот Лютик. Настоящий. Но даже после этого Лютик не позволил своему взгляду скользнуть по лютне на полу, и Геральт, заметив это, вынес её из комнаты. Сначала он думал пустить инструмент на дрова, но потом что-то щелкнуло у него в голове, и ведьмак спрятал лютню в шкафу с принадлежностями для уборки. На всякий случай. Еще бывали дни, когда Лютик не переносил прикосновений к себе. Даже от Геральта. Ведьмак был растерян и потрясен, выискивая причины в себе и своем отношении к Лютику, пока Трисс не удалось его вразумить. — Геральт, не все в мире крутится вокруг тебя. Прекращай хандрить и просто помоги ему справиться с этим. — Но он не позволяет мне касаться себя. — Ну и дурак же ты. Есть много разных способов помощи. Например, можешь выслушать его или просто быть рядом, когда он нуждается в этом. Не дави на него, позволь ему принимать собственные решения. Позволь ему потянуться к тебе первым. И поверь, когда это случится, ты будешь счастлив, что оказался рядом и не позволил собственной жалости взять над тобой верх. Трисс, конечно же, была права. В тот день, когда Лютик снова почувствовал отвращение к прикосновениям, Геральт сделал все возможное, чтобы придать комнате более уютный вид. Он убрал все лишнее и ненужное, а затем проветрил помещение, запустив внутрь свежий и приятный воздух. Внизу он расстелил меховые шкуры, чтобы Лютику более не приходилось прикасаться ступнями к холодному полу, который напоминал ему о камере. Днем Геральт раздвинул шторы нараспашку, позволяя солнечному свету заливать комнату, а вечером зажег десятки свечей, чтобы не впускать темноту. Он приготовил суп, который Лютик мог съесть без проблем для своего пищеварения. К ночи Геральт взбил подушки и достал все одеяла, что были в доме, чтобы сделать Лютику своеобразное гнездо на кровати, где тот мог спрятаться. Он также занял у Трисс немного монет, чтобы купить несколько книг, которые теперь читал Лютику, когда тот не мог уснуть. Иногда требовалось всего пара часов, иногда день, а иногда — несколько дней, чтобы Лютик снова чувствовал себя в безопасности. Но как бы долго он не выносил прикосновений к себе — в конце концов это проходило. В конечном итоге его руки оказывались на шее и талии Геральта, а нежные поцелуи покрывали ведьмачье лицо.