Секреты пустых коридоров

      После своего заявления Баш оставил меня в замешательстве. Он согласился на брак, потому что я хотела этого? Думал ли он о собственных желаниях в тот момент? Что-то мне подсказывало, что ответ был отрицательным.       Через несколько минут после осознания меня охватила паника. Я тут же позвала фрейлин в свои покои, чтобы распорядиться о плане действий на завтра. Девушки, уже готовые отойти ко сну, пришли ко мне в ночных сорочках и халатах.       — Спланировать свадьбу за одну ночь? — опешила Грир. — Вы сумасшедшие. Оба.       — Я знаю, что это невозможно, но…       — Я не говорила, что это невозможно, — перебила меня Грир. — Я лишь сказала, что вы сумасшедшие.       Капелька юмора от светловолосой вселила в меня надежду. Она тут же повеселела от предстоящего ей задания и принялась раздавать девушкам указания: предупредить поворов, выбрать блюда, украсить тронный зал, рассадить гостей, выбрать букет, сообщить новость всем, как можно скорее… Грир всегда была хороша в планировании праздников; я знала, что могу положиться на неё.       — И самое главное — платье, — заключила фрейлина. — Хоть его и начали шить сразу после помолвки, оно ещё не готово. Завтра с утра, мы посмотрим на его состояние, а пока, Ваше Величество, примите ванну, как собирались, и ложитесь спать.       Я тут же начала говорить, что не смогу уснуть и что должна помочь им, но мои возражения не имели никакого эффекта. Девушки пообещали позаботиться обо всем, пока я отдыхала.       Ванна уже успела остыть, поэтому я попросила наполнить её снова. Мысли в горячей воде плавились, как и кожа. Внутри всё дрожало то ли от холода, то ли от волнения.       Я надеялась, что короля Баш оповестил о радостной новости сам, и мне не нужно было волноваться хотя бы об этом. Может это было ошибкой? Может не нужно было принимать такое решение в порыве гнева? Эмоции овладели Себастьяном в тот момент, и я была уверена, что сейчас он жалел о сказанном. Однако отказаться от своих слов он уже не мог — механизм был запущен.       Замок просыпался: за дверью слышались шаги снующих туда сюда слуг и тихие разговоры. Наверняка они проклинали спонтанных королевских особ, решивших поднять всех на уши и заставить работать среди ночи. Шум становился всё громче и громче, словно замок стал набитым разъярёнными пчёлами ульем. Чтобы хоть как-то заглушить звуки и мысли, я погрузилась в воду с головой, выпуская маленькие пузырьки воздуха на поверхность.       Здесь было тихо. Здесь было безопасно. Время растягивалось, как карамель, и плыло, извиваясь, вместе с моими волосами туда, куда напрявляла вода. Она была свободна в своих действиях и желаниях. Никто не был способен приручить океан, тревожный и яростный, своевольный и захватывающий дух в своем великолепии. Я же в свою очередь не могла контролировать даже то, чего хочу. За меня решили, что я хочу Англию. За меня решили, что я хочу свадьбу. За меня решили, что я не хочу свадьбу. Откуда они могли знать, если даже я не знала?       Из моей жизни вырвали смысл, как страницы книги, которые являлись ключевыми к её пониманию. Вряд ли я смогла бы когда-нибудь восполнить эту утрату.       Воздух в лёгких кончился, сердце замедлило свой стук. Мне не хотелось возвращаться. Что если я просто не вынырну? Что если я перестану существовать прямо здесь и сейчас, закончу этот поток боли, направляемый на Баша… Всё, что я делала теперь, — ранила, единственного человека, до которого мне было дело.       Моё тело в отличие от разума хотело жить: оно посылало в мозг приказ вынырнуть, но я силой воли держалась под водой. Голову начала сдавливать тупая боль. Неосознанно открывшиеся для вдоха губы впустили внутрь воду, что заставило меня резко вынырнуть. Я зашлась в диком кашле, выплевывая воду из лёгких, может даже вместе с ними.       — Черт! Грёбаный… — выругалась я, злясь на свою слабость и не представляя продолжения этой фразы.       Это бы не помогло. Моё самоубийство оставило бы Шотландию без правителя и стало бы причиной войны. Все запомнили бы меня, как слабую девочку, которую не волновал её долг перед страной, которая не смогла пережить потери первой любви, которая не смогла отомстить за него. Пусть моё сердце кровоточит, я найду силы выдавить из него ещё немного крови и размазать её по лицу Елизаветы. Таков будет план на мою полыхающую адским пламенем недолгую вечность.       В день свадьбы во дворце царил полнейший беспорядок.       — Я проснулась с утра и узнала, что мой сын женится сегодня. Как это понимать? — Диана спрашивала Генриха, который явно не слушал её.       Её недовольство было естественно. Королевские свадьбы планировались неделями, даже месяцами, но не за одну ночь. Она, как мать, хотела лучшего для своего сына. Что ж, как жаль, что для её сына была всего лишь я.       Мы втроём наблюдали, как слуги украшали тронный зал для празднования. Само же венчание планировалось провести в Соборе Парижской Богоматери, как мне сообщили несколькими минутами ранее.       — Мария?       Диана хотела получить ответ хотя бы от меня.       — Ваш сын обладает довольно непредсказуемым характером, миледи.       Кажется, мои слова её удовлетворили, потому что она хитро улыбнулась, сказав, что это хорошая черта для правителя. Было видно, как её переполняла гордость за сына и счастье от его скорейшего восхождения на престол. Наша свадьба лишь увеличивала его шансы.       Краем глаза я поймала силуэт жениха у входа в зал. Моё желание поговорить и спокойно обсудить с ним эту ситуацию было велико, но Диана де Пуатье, тут же спохватилась и буквально вытолкала его за дверь, повторяя что-то о плохой примете.       Видимо, сегодня я увижу жениха только стоящим у алтаря. Всё это казалось неправильным. Он не должен был делать это только ради меня. Моя уверенность в том, что я была готова идти по головам и битым сердцам ради мести, пропадала, когда на кону стояло сердце Баша.       Грир, закончив раздавать указания слугам, отвела меня в покои, так как нужно было разобраться с платьем.       Силуэт темноволосой девушки в отражении казался мне далёким. Моя мать была бы рада наконец увидеть меня в белом. Я написала ей письмо сегодня утром, но она ни за что бы не успела приехать во время.       Незаконченное платье даже сейчас выглядело достойно. Белое кружево открывало мою шею и плечи; широкие рукава сбегали до самого пола, смешиваясь с пышным подолом. Фрейлины осыпали меня комплиментами, при этом зажимая ткань тут и там, исправляя силуэт. Лола взяла на себя хлопоты по поводу моего наряда, обещая проконтролировать портных.       — Мария, Вы прекрасны, — восхищённо произнесла Кенна. — Дофин потеряет голову от Вашей красоты.       — О, Боже… Баш… — вдруг вспомнила Грир с выражением истинного ужаса на лице. — Нужно проверить, что он наденет на церемонию.       — Я думаю, Диана уже позаботилась об этом, — сказала Кенна, явно осуждая любовницу короля.       — Диана? — скептически произнесла Грир. — Вы помните каким он был на помолвке? Она снова увешает его золотом, как новогоднюю ёлку, и они с Марией совсем не будут сочетаться!       Серьёзность, с которой Грир воспринимала это, развеселила меня. Услышав мой смех, фрейлины тоже повеселели.       Неожиданный стук в дверь заставил нас замолчать. Вошла молодая девушка, поклонилась, и слова полились из неё мягким уверенным потоком.       — Простите, Ваше Величество, что прерываю. Меня прислала Диана де Пуатье, чтобы помочь Вам в приготовлениях и служить столько, сколько Вы посчитаете нужным.       Можете считать меня Вашим свадебным подарком от леди Дианы.       Девушка держалась прямо, а кончик подбородка был слишком высоко для прислуги. Я начала медленно двигаться к ней, осматривая. Она же замерла, словно ожидала пощёчины за дерзость, но не опустила взгляда и не выдавала страха.       — Как тебя зовут? — спросила я.       — Моник Анна Елизавета Робер, — сказала она, смотря прямо перед собой. — Но Ваше Величество может звать меня, как пожелает.       — Какое имя тебе нравится?       — Все зовут меня Лиса, Ваше Величество.       В ней была гордость, присущая придворным особам, и я не могла понять почему. Она стояла передо мной в старом блеклом платье, но казалось, будто на ней должны были быть дорогие французские ткани. Девушка была красива вне всяких сомнений. При дворе такую сразу бы выдали замуж, как только бы она достигла приемлемого возраста.       — Хорошо, — наконец сказала я, надеясь разобраться с этим позже. — Ты поможешь леди Грир, Лиса. Выполняй её указания, как мои собственные.       Девушка низко поклонилась, даже не пошатнувшись, как делали все слуги, если нагинались ниже обычного, и ушла вместе с Грир к Себастьяну.       Великолепно! Теперь, когда Екатерины не было в замке, Диана решила поиграть в паука, плетущего интриги и сети для своей добычи, подослав ко мне шпионку. Теперь она будет в курсе всех событий между мной, Башем и Англией.       Минуты ожидания то тянулись, то бежали, забирая мой рассудок своей переменчивостью. Неожиданно для самой себя я уже оказалась в карете на пути в собор. Ладони стали совсем скользкими и пропитали солёным потом ленту на букете из последних осенних гортензий. Волнение извивалось в животе и поднималось к горлу тошнотой.       Тёмные угловатые формы Собора Парижской Богоматери приобрели более дружелюбный вид в моих глазах теперь, когда они были залиты солнечными лучами. Возможно, одной из причин было то, что из-за яркого солнца, невозможно было увидеть уродливых горгулий на стенах и башнях. Это хорошо. Их искаженные ужасом лица — совсем не то, что мне нужно было сейчас.       Фрейлины, облаченные в нежно голубой, уже ждали меня у входа. Лола поправила мой шлейф и накинула фату на лицо, пока Грир отправляла девочек с голубыми и фиолетовыми лепестками гортензий в зал с гостями. Подруги ушли первыми, оставив меня наедине со звенящей пустотой в голове.       Этот день был наполнен делами и тревогой, но когда я увидела Баша, ждущего меня у алтаря, я наконец с облегчением выдохнула. Весь день я переживала и билась в отрицании, но сейчас я была уверена — всё так, как должно было случиться. Я ожидала, что буду думать о Франциске, о том, что это он должен был стоять у алтаря и ждать меня, но в мыслях царило всеобъемлющее безразличное спокойствие.       К удивлению, я не запуталась в подолах платья, проделывая свой путь под восхищённым взглядом Себастьяна, который был одет скромно, но со вкусом, за что спасибо Грир. Я отметила это тихим комплиментом, когда он подал мне руку, чтобы я поднялась по ступенькам.       — Мне не затмить Вас, — тихо сказал он.       Архиепископ начал церемонию, громогласно читая молитву. Его слова отлетали от серых стен, врезаясь в уши присутствующих. И мы стояли на коленях, когда он благославлял нас. И мы поставили свои подписи, когда он подал нам документ. И мы надели на руки обручальные кольца. И моё сердце было пусто.       Себастьян аккуратным движением руки приподнял мой подбородок, заставив посмотреть ему в глаза. Не знаю зачем, но я попыталась улыбнуться. Тень улыбки тронула его губы наверное, лишь из вежливости ко мне, и взгляд немного смягчился. Поцелуй вышел, к удивлению, нежным.       Оглушающий шум ликующей толпы в зале сменился гнетущей тишиной в нашей карете. Мы остались заперты в небольшом пространстве, некоторое время находясь под давлением паники и неловкости, но у обоих не было смелости заговорить или хотя бы посмотреть друг на друга.       — Что ж… — его тихий голос громом нарушил молчание. — Мы теперь женаты. Надеюсь, Вы счастливы.       Я не посмела отреагировать на подобное заявление. Слова извинений застряли где-то между легкими и языком, не найдя выхода. Было уже слишком поздно для этого. Чувствовать его тяжелый выжигающий взгляд на себе было почти невыносимо, но я не поддалась желанию повернуться и не одарила Себастьяна своим сожалением.       Наши хмурые лица однозначно контрастировали с общим настроением праздника. Винные бочки открывались с завидной скоростью, заставляя слуг бегать быстрее, чтобы угодить каждому. Кто-то в толпе крикнул «Горько!», но, к счастью, его реплика была слишком тихой, чтобы все гости поддержали её.       Мы с Себастьяном сидели во главе стола, принимая поздравления и наблюдая за тем, как приличное застолье медленно скатывалось в безумие. Люди всё больше напивались, позволяя себе говорить громче и откровеннее. Один из шведских лордов вышел вперед и поднял тост за дофина и дофину Франции. Все повторили за ним тост, и в следующую секунду бокалы шведской делегации полетели на пол, что заставило меня вздрогнуть от неожиданности. Очевидно, это был их обычай и выражение уважения, которое встретило одобрение в глазах дофина.       Себастьян выпил до дна очередной бокал и налил ещё, тогда как я не брала ни капли в рот. Для приличия я лишь ковырялась в тарелке, пытаясь немного поесть.       — Вам нужно выпить, иначе будут говорить, что Вы уже беременны.       Его первая фраза после инцидента в карете.       Как грубо. Хотя в последнее время для Дофина такое отношение ко мне стало обыденностью. В его голове был полнейший беспорядок, пусть мои намерения и были чисты, если, конечно, помыслы о мести можно считать эталоном безгрешного разума. Однако его бесцеремонность задевала меня, и я не могла это так оставить. Обида пробралась из недр моей раненной души к языку и вылилась в ядовитые слова.       — А Вам, Дофин, нужно прекратить налегать на вино, если Вы хотите быть в состоянии исполнить супружеский долг в первую брачную ночь.       Мои слова заставили Баша застыть в раздумии на пару секунд. Раздражение брало верх во мне. Я понимала, что мы оба нервничали перед тем, что предстояло. И возможно, алкоголь действительно был хорошей идеей.       — Отдайте мне.       Я недовольно забрала бокал из рук мужа и опустошила его в один глоток, игнорируя его немое возмущение.       — Что ж, раз мы говорим об этом… Я должен задать Вам вопрос, — серьёзность его тона насторожила меня. — Мне нужно знать, были ли Вы с Франциском?       Вопрос, пропитанный недоверием. Втоптав в пыльное дно мыслей свою неугомонную гордость, я всё же нашла в себе способность, ответить без острот или негодования.       — Нет, я не была с Вашим братом как женщина. Союз наших стран был слишком шатким, я не могла рисковать.       Так нагло я ещё не врала в глаза Себастьяну никогда. Я не была с Франциском, но причина была другой. Где-то на задворках моих мыслей обжигающим огнем снова возникло осознание, которое я подавляла и пыталась заткнуть любыми способами.       — Вы не должны были бросаться в этот омут с горячей головой, — вдруг сказала я с непонятно откуда взявшейся нежностью в голосе. — Теперь Вы будете винить меня в своем несчастье всю жизнь.       Секунда замешательства, и Себастьян уже заглядывал в моё лицо, пытаясь найти мои глаза.       — Мария, я знал, на что шёл. К тому же, мне, как будущему королю, в любом случае светил бы брак не по любви с незнакомкой. Вас я хотя бы знаю с детства.       — Может кто-то другой был бы лучше? Покорнее? Без лишней короны на голове.       Баш чуть ли не рассмеялся.       — Думаете, меня беспокоит Ваша покорность? Или Ваша корона? Если отбросить ненужные эмоции… Я не могу представить никого лучше Вас на этом месте.       Эти слова стоили ему много сил, я была уверена. Его смелость забыть о боли и гордости и хоть раз сказать правду поразила меня.       — Однако Вашей любви недостаточно чтобы закрыть глаза на всё, что я сделала с Вашей жизнью.       Я отчаянно искала ответ на лице Баша, так как сама не понимала, был ли это вопрос или скорее утверждение.       — Я ни в чем не виню Вас, Мария. Вы не могли знать… — сказал он довольно заученно.       Наш разговор был прерван очередным возгласом «Горько!», однако в этот раз уже вся толпа потребовала зрелищ. Их настойчивость нарастала и я с улыбкой всё же поднялась со стула, подавая руку Себастьяну, приглашая его в свои объятия. И я не знаю, как выглядел этот поцелуй со стороны, но, видимо, он показался нетрезвым придворным достаточным основанием для того, чтобы отправить нас на брачное ложе. Счастливые лица вытолкали нас из зала и сопровождали до наших новых покоев. Там нас уже ждали слуги, готовые помочь переодеться.       Лиса завела меня за ширму, ловко расшнуровала корсет и подала ночную сорочку. Я наконец вспомнила, что у меня всё же было сердце, потому что слышала, как оно неустанно колотилось в висках. Архиепископ бормотал благословения и молитвы. В нос забирался запах зажженых свеч и церковных благоуханий. Постепенно собрались незнакомые мне люди, растянувшись вереницей вдоль стен. Их шепот окутывал шею, будто сотня змей, с каждым вздохом становилось всё тяжелее дышать. Себастьян поймал мой испуганный взгляд, и я тут же попыталась улыбнуться, но он все понял.       — Все вон, — громко сказал он, смотря в мои удивлённые глаза.       — Но Ваше Высочество Дофин, — тут же спохватился священник, — на консумации должны быть свидетели, иначе брак объявят нелегитимным.       Секунда колебания и ясность снова озарила лицо дофина.       — Хорошо. Но только Вы, Архиепископ. Только ваше слово имеет вес. Все остальные вон!       Напоколебимая сталь в голосе Баша заставила содрогнуться даже меня, не то что придворных. Пожалуй, это был один из первых моментов, когда все поняли, что Себастьян однозначно был не таким как Франциск. Он не подчинялся правилам, если они его не устраивали.       Когда все, кроме архиепископа, вышли за дверь, Баш подошёл ко мне ближе.       — Простите, если я Вас напугал.       — Нет, всё в порядке, я благодарна Вам. Это большее, на что я могла бы рассчитывать.       Себастьян аккуратным движением заправил прядь моих волос за ухо и еле заметно провел линию от шеи вниз, по которой проследовали мурашки. Я шумно вздохнула, смотря в глаза своего мужа.       Так странно было теперь называть Себастьяна мужем даже в своей голове, когда любые мысли о нем я прятала в отдельную комнату в своем разуме, запертую на тысячу замков. Я была готова на брак с Франциском, потому что об этом мне твердили всю жизнь. Однако брак с его братом…       Он уложил меня на чистые простыни, пахнущие лавандой, и моё сердце окончательно потеряло ритм в своих метаниях по телу.       — Я слышу, как беспокойно твоё сердце, — неожиданно прошептал Баш.       Его переход на «ты» смутил меня ещё больше, хоть он имел полное право. В конце концов, мы лежим в одной постели как муж и жена.       — Прости, — так же тихо ответила я.       — Закрой глаза.       — Что? Зачем? — я была напугана, но думала, этого не видно за моей маской счастливой жены.       — Ты мне веришь?       Я помедлила, но в итоге кивнула, совершенно уверенная в своем ответе.       Тьма окутала меня, и я попыталась успокоить свое дыхание. Он спустил бретельки моей ночной сорочки, открывая заветные сантиметры кожи. Его губы касались меня везде: сперва на шее, потом на груди и дальше вниз. Это казалось волшебной пыткой. Каждый кусочек моего тела был исследован. Моя кожа горела от прикосновений, а разум рисовал картины, которые я не хотела вспоминать. Знакомое белокурое лицо всплыло в памяти, и это заставило меня испуганно распахнуть глаза.       — Закрой глаза, закрой глаза… — успокаивающе шептал голос, но я его не послушала.       — Я хочу видеть тебя.       Его лицо в моих руках. Взгляды полны нежности, как в последний раз. Он целовал меня, казалось целую вечность, имея полный контроль над моим податливым телом.       — Пожалуйста… — шепотом взмолилась я, обхватывая его бедра и выгинаясь в искушении.       Уверена, архиепископ тоже молился о скорейшем завершении этого жаркого действа. Баш снова нашел мои губы и остановился на минутку, тяжело дыша.       — Ты готова?       Услышав моё согласие среди возбужденных вздохов, он резко придвинул меня к себе за бедра, сорвав с моих губ удивленный вскрик. Я тихо рассмеялась от собственной глупости и от того, что сама не ожидала, что испугаюсь. Баш с улыбкой наклонился, накрывая моё тело, и стал целовать меня в шею, расслабляя мою бдительность, словно я была добычей, маленьким оленёнком, еле стоящим на ногах, который не знал, что после отвлечения внимания последует стрела. Неожиданно нижнюю часть живота пронзила боль, отступая волнами.       Мы были едины телом, но не душой. Каждый вздох, который он срывал с моих губ, был его. Безусловно. Но я всё же не позволяла себе забыться в его глазах, как однажды забывалась в глазах Франциска. Я не позволяла себе открыть ту комнату в своей голове, чтобы избежать наводнения.