Секреты пустых коридоров

АКТ II Искушение

      Холод пустой постели удивил меня с утра. После брачной ночи я ожидала проснуться рядом с мужем, но видимо, он решил освободить меня от необходимости разговаривать с ним сегодня. Я не обижалась, возможно, даже была немного рада этому. Хотелось бы избежать неловкости.       — Доброе утро, Ваше Величество! — звонкий голос вошедшей в покои Лисы окончательно разбудил меня.       До меня доходил запах свежеиспечённых булочек и жареных яиц. После многих дней голодовки во мне наконец проснулось неистовое чувство голода, тем не менее я только села на кровати, не в силах встать и подойти к столу.       — Где Себастьян? — спросила я вместо вопроса действительно интересовавшего меня в данный момент.       Это булочки с повидлом или простые? Надеюсь, с малиной. Запах горячего черного чая ударил в нос, и я чуть не потеряла сознание от голода.       — Ваш муж в кабинете короля, Ваше Величество, — Лиса, увидев мои страдания, переставила поднос на кровать, и я тут же принялась уплетать горячую еду. — Полагаю, они обсуждают сложившуюся обстановку на границе. Сегодня пришло письмо от графа Дюбуа, который руководит обороной.       Военный конфликт между Шотландией, Франций и Англией продолжал существовать, однако новость о нашей свадьбе должна была быстро дойти до Рима. Папа однозначно встанет на сторону Франции, особенно если я смогу быстро забеременеть.       — Это от Вашей матери, — Лиса подала мне письмо.       — Откуда ты знаешь это? Мой подозревающий прищур ввел её в ступор.       — На нём написано… — произнесла она, сомневаясь в моих умственных способностях.       — Нет, я имею в виду, откуда ты знаешь про письма, которые приходят королю, и что он обсуждает с Дофином? Ты подслушивала?       — Ваше Величество, — она начала так, будто собиралась объяснить ребенку что-то очевидное. — Диана де Пуатье подарила меня Вам не для того, что бы я носила Вам завтраки и помогала одеваться. Это, конечно, входит в мои обязанности, но не является их сутью. Я помогу Вам выжить при дворе, как помогала Диане последние два года.       Оказалось, моя свекровь послала её шпионить для меня, а не за мной. Хотя ничего не мешало ей работать на два фронта. Чувство недоверия и небезопасности снова обострилось. Я легко могла представить, как её вкрадчивый голос нашептывал влиятельным мужчинам идеи об убийствах и предательствах. Мягкость в её внешних чертах не была, однако, присуща её суждениям.       — Ты ведь не служанка или, по крайней мере, не всегда ей была?       До меня начало доходить.       — Я была леди, это правда, — призналась девушка, покорно склонив голову. — Мой отец угодил в немилость королеве Екатерине, она казнила его и сделала всю нашу семью придворными слугами.       — Да, звучит очень похоже на Екатерину, — согласилась я.       — Но когда я начала пытаться вернуть своё положение, я обнаружила свой великолепный талант шпиона, — улыбнулась она.       Оптимизма этой поцелованной солнем девушке не занимать.       — Видимо не настолько великолепный, чтобы вернуться наверх быстро.       Проигнорировав реакцию служанки на мою едкую рекарку, я открыла письмо матушки и узнала, что Шотландия даже без французских кораблей, разгромила английский флот с помощью гениальной тактики нового любовника моей матери, а Папа Римский теперь официально поддерживал мою претензию на английский престол. Это было хорошей новостью, которая всё же не согревала сердце.       Даже после замужества мои дни были так же одиноки и лишены смысла, как и до. Ожидание и терпение стали постоянными спутниками моей жалкой личности. Генрих хотел отправить войска в Англию как можно скорее, но в данный момент столкновение на границе отнимало много ресурсов. Сперва нужно было выгнать англичан из Франции.       — Мы должны отправить больше людей на границу, — сказала я Генриху, встретив его бессонный одобряющий взгляд.       — Мы не можем продолжать отправлять людей на смерть, — не смотря на меня, возразил Себастьян. — Вы оба думаете, что это достойная расплата, но наши войска терпят уже третье поражение.       — Елизавета слаба так же, как и мы, — уверенно сказал Генрих и продолжил ещё более вдохновлённо. — Мы вырвем Англию из её рук, мы освободим людей от протестантской чумы…       — Кроме прочего, солдаты помогут людям в восстановлении деревень, — перебила я, почувствовав, что Генрих свернул не туда. — А когда Папские войска достигнут Франции, у нас будет гарантированный шанс выиграть.       — Кроме прочего?.. Вы и правда готовы смотреть, как два королевства горят, ради Вашей глупой мести? — Баш теперь обращался ко мне. — Мария, которую я знал, никогда бы так не поступила.       Взгляд Себастьяна — упрек, политый разочарованием. Где-то на задворках разума его явно поджидало презрение, но он не мог или не хотел его показывать. Меня парализовал яд этих острых слов лишь на пару секунд, но я тут же нашла противоядие.       — Тогда англичане ещё не вырвали сердце из груди той девушки. И я уверена: Вы чувствуете то же самое.       — Не важно, что я чувствую, Мария, важно, что я думаю. И я думаю, что это суицид.       — Тогда придумай новую тактику, Себастьян, — вмешался король, которому явно уже наскучили наши препирания. — Тактику, благодаря которой мы победим. Это приказ.       Генрих распорядился о том, чтобы восемь дополнительных отрядов были отправлены на границу. Баш, звонко стукнув по столу, вылетел из кабинета нашего маленького совета.       После этого разговора дофин вернулся к своему обычному занятию — игнорированию моего существования. Не было ничего более странного, чем чувствовать ночью его присутствие в кровати и бояться сделать лишний вдох. Либо он приходил поздно, когда я уже спала, либо не приходил вообще, что было ещё унизительнее. Мысли о том, что у мужа всё же была любовница съедали последние рациональные клетки мозга, оставляя тараканов биться в конвульсиях. Мы отдалялись с каждым днём всё сильнее после единственной ночи близости, и мне было бы всё равно, если бы не требование матери поскорее забеременеть. Если бы собственные амбиции не душили мои эмоции.       Как некстати Диана тоже заинтересовалась нашей супружеской жизнью, постоянно спрашивая о наследнике, о его имени и образовании. Обычно я выпутывалась из неловких бесед с помощью фрейлин, но в последнее время моим единственным спасением стала Лиса.       Девушка была известна в замке под этой кличкой не только за свои роскошные рыжие волосы. Она была хорошим шпионом: я теперь знала всё про всех в стенах замка. Люди говорили о том, что Баш не достоин быть дофином, что король в последнее время плохо спал и находил удовольствие в мучении слуг, говорили о возвращении Екатерины из монастыря и ещё куче бесполезных сплетен. И я точно знала, что у Баша не было никого, кроме стола, заваленного бумагами, и требовательного отца. Да, из всей информации, что рассказывала Лиса, это казалось важнее всего в данный момент.       Мне было стыдно. Стыдно признаться самой себе, что я стала ловить каждое слово мужа на общих встречах с королем или в коридорах, словно он был Божьим сыном, сошедшим с небес. Я запоминала каждый жест, каждую чёрточку лица, мимолетную усмешку, движение бровей, только чтобы не забыть, как он выглядел и двигался. Это было вполне возможным, учитывая, что мы почти не виделись наедине и абсолютно точно не говорили друг другу ни слова. Молчание тяготило и набирало тяжесть с каждой секундой непрерванной тишины. Иногда я просыпалась в холодном поту от воспоминаний о Франциске, иногда от навязчивых снов о Себастьяне, но я никогда не могла спать спокойно.       Боже, подари мне покой, Боже…       К слову, моим новым хобби, чтобы не сойти с ума окончательно, стали походы к придворному алтарю, где стояла трехметровая статуя Иисуса, распятого на кресте. Здесь всегда догорали свечи, растекаясь воском по железной поверхности алтаря, но кто-то постоянно их менял и зажигал снова. Огонь ласкал взор, даря спокойствие на несколько тихих минут. Грандиозные истории, рассказываемые художниками икон, напротив смотрели на меня с осуждением. Они будто видели мою душу насквозь, презирая в ней самонадеянность, страх, грязные мысли и планы. Молиться за успешное исполнение греховного желания было бы двулично. Здесь меня привлекали не молитвы, а обволакивающая тишина, которая извивалась вокруг шеи, подбираясь всё ближе, сдавливая горло, выбивая из него куски воздуха.       Архиепископ как-то поймал меня за рассматриванием этой святыни.       — Выдающаяся работа, не так ли? — сказал он, неожиданно появившись рядом.       — Выдающийся человек.       Даже не смотря на собеседника, я почувствовала, как он нахмурился от моей наглости назвать Иисуса обычным человеком. Он страдал за грехи человечества, а люди прибили его к кресту. Правители похожи на Иисуса в своих стараниях ради людей, из-за которых недовольная толпа лишь поднимет обладателей кровавых венцов на вилы.       — Расскажи, что тебя гложет, дочь моя, — сказал архиепископ, пропустив негодование сквозь себя. — Ты давно не исповедовалась. Исповедь поможет облегчить душу.       Я не хотела делиться своими мыслями. Ничего личного, Архиепископ, но я лучше придержу свои секреты при себе. Мне хватало шпионов, снующих под носом, и я не могла давать кому-либо контроль над собой. Когда я шла по коридору, шлейф из шёпота и сотен взглядов всегда преследовал меня. Была бы моя воля, я бы отрезала всем сплетникам языки и выколола глаза, но в этом замке не было места для моих желаний.       Я хотела поговорить с Себастьяном, тем не менее он всегда находил отговорки для того, чтобы избегать меня. Это не поддавалось моему пониманию. Мужчина, который был влюблён в меня, который на нашей свадьбе клялся, что ни в чем не винил меня, всё ещё злился. Он не разделял наши с Генрихом взгляды на месть, но я не могла просто отказаться от этого ради него. Англия — всё, что у меня осталось, всё, что держало мой разум холодным и сосредоточенным.       Неожиданно для самой себя, я осознала, что присутствие Себастьяна стало для меня кислородом. Вдыхать его безразличные взгляды было лучше, чем дышать самым свежим горным воздухом. Меня влекло, необъяснимо тянуло к мужчине, которому, казалось вообще не нужна была моя компания. И чем сильнее он отталкивал меня, тем сильнее меня тянуло. И чем сильнее я сопротивлялась, тем мучительнее был каждый день под одной крышей с мужем.       Одной ночью он вернулся в покои, как обычно поздно, когда я уже была в кровати и страдала от бессонницы. Я закрыла глаза, притворившись, что спала. Дыхание было сложно держать под контролем, когда я слышала лязг металла его оружия о деревянную поверхность стола, шорох снимаемой одежды и скрип кровати. Я чувствовала тяжесть его тела так близко, но не смела коснуться. Мной завладело искушение снова почувствовать тепло его тела на своей коже. Воспоминания о брачной ночи затуманили разум, и я решила рискнуть. Перевернувшись к нему лицом, всё ещё притворяясь спящей, я поняла, что сантиметры холодных простыней создавали непреодолимую пропасть между нами. Худая рука осторожно потянулась к Башу, лежавшему на спине. Я медленно придвинула всё тело к нему так, что моя голова теперь покоилась на груди Себастьяна. Страх сделать лишнее движение сковал мышцы, ведь пока он думал, что я спала, нам не нужно было говорить об этом утром. Как вдруг нежный еле заметный поцелуй тронул мой лоб. Баш ничего не сказал, лишь подложил руку под мою голову, сильнее прижимая моё холодное тело к себе. Его объятия дарили умиротворение и чувство безопасности, что наконец позволило расслабиться в руках дорогого мне человека и забыться глубоким сном.       Меня чаще и чаще стали посещать мысли о нём. Он всегда был таким привлекательным? Неужели я никогда не замечала, как хорошо на нем сидят рубашки? Особенно когда он тренировался в бою на мечах и снимал их… Необъяснимое чувство вины заставляло кровь приливать к щекам.       — Я так больше не могу! — взмолилась я, вбежав в свои покои. Я надеялась найти укрытие от странного наваждения хотя бы здесь в компании Лисы.       — Всё, о чем я думаю, это он, — пояснила я служанке. — Он говорит, а я представляю, как его губы целуют мою шею.       Эти мысли и повторяющиеся сцены штурмовали мой мозг, высасывая последние силы думать здраво. Под кожей меня будто лихорадило: мелкие осколки стеклянного желания царапали вены, мышцы и сухожилия, не давая покоя ни на минуту.       — Значит, правду говорят, что Баш действительно хорош в постели, — сказала Лиса с хитрой улыбкой, вешая мои чистые платья в шкаф. — Одна ночь с ним свела Вас с ума!       — Эти легкомысленные девушки только и знают, как открывать рот. Реплика, вылетевшая из моего рта, меня саму удивила количеством презрения и яда по отношению к людям, которых я даже не знала.       — Ух, я бы не хотела оказаться на месте Вашего мужа. Столько ревности!       Лиса рассмеялась, пытаясь остудить мой пыл и направить эмоции в более позитивное русло.       — Нет никакой ревности! — взорвалась я. — Я просто хочу перестать постоянно думать, как его руки… сильные руки обхватывают мои бёдра…       Мой тон из решительного снова превратился в мечтательный, поэтому хлесткий удар по щеке не заставил себя ждать. Привычка, о которой я никому не рассказывала, вышла на свет в неподходящий момент, за что я тут же мысленно себя отругала.       — Вашу мать! Какого черта это было?       Выпученные глаза Лисы отрезвили меня. Мои тайные приёмы по выбиванию из себя эмоций были не очень здоровыми, я это прекрасно понимала, но они были действенными. Я не плакала с самых похорон, убеждая себя, что на это нет времени и что это было бесполезно, и каждый раз, когда слёзы вставали комом в горле, физическая боль отвлекала от душевной.       — Помогает сосредоточиться, — виновато проговорила я.       — Никогда больше так не делайте, — строго сказала служанка, и я почему-то в испуге замотала головой, не подчиняясь её воле.       — Я не могу, я не могу... — быстро заговорила я.       Удары по лицу были той соломинкой, что всё ещё держала меня на плаву. Если я позволю себе отдаться эмоциям и хоть на секунду спущу с них поводок, эти собаки сгрызут меня заживо.       — Вы не можете желать собственного мужа? — удивилась Лиса. — Да что не так с Вашей прекрасной маленькой головкой?       Я прекрасно знала, что не могла признаться ей. Себе. Нельзя было открывать ту дверь в голове, нельзя было выпускать то, что там таилось.       Очередной выдох чуть не сорвал с глаз пелену слёз и не прорвал плотину. Служанка долго вглядывалась в моё напряжённое лицо и видимо нашла ответ в испуганных глазах.       — Вы чувствуете вину, — это звучало как ответ, нежели вопрос. — Вы должны позволить себе жить дальше, Мария. Думаете, Франциск хотел бы, чтобы Вы корили себя до конца своих дней?       Она схватила меня за руки, заглядывая в душу, возможно, даже сопротивляясь порыву обнять меня. Неожиданно искренняя нежность от рыжеволосой умелицы плести интриги удивила меня. Неужели в ней было что-то кроме хитрости и цинизма?       — Но у меня такое чувство, будто…       — К черту вину, Мария! — перебила она меня. — К тому же, Вы не обязаны любить своего мужа, чтобы хотеть его тело. Любовь, на самом деле, — довольно спорный концепт. В монастыре такому не учат, Ваше Величество, но брак держится не на большой любви до гроба. Вы можете не испытывать ничего друг к другу, но хорошо проводить время в постели.       — Вы имеете в виду, что я должна…       — Трахнуть его, да, — с безэмоциональным лицом сказала Лиса, отчего мои щеки вспыхнули. — Тут же полегчает. Вам уже повезло, что между вами двумя есть сексуальное влечение. Не боритесь с ним, Мария, поддайтесь ему. Вы не пожалеете.       Последние фразы отчего-то звучали безумно соблазнительно, заставив меня прерывисто вдохнуть. Лиса почти прошептала их мне на ухо, ухмыляясь.       Её доводы быстро убедили меня, это странное желание имело лишь физическую природу. Мне нужно было решить две проблемы с помощью одного гениального решения. Матушка, две нации и Папа Римский ждали нашего наследника, а моё чувство постоянного стресса и тревожности требовало физического выхода, и оба эти вопроса имели один ответ. Секс.       Вечером я подготовила всё для идеального преступления. Свежие простыни пахли лавандой, теплый свет от десятка свечей и камина создавал интимную атмосферу. На столе стоял кувшин Бургундского вина, фруктовая тарелка с виноградом и запечённые яблоки с корицей. Я надела летнюю ночную сорочку, так как её более тонкий материал позволял видеть силуэт насквозь. Я накинула лишь халат сверху, и принялась ждать.       Прошёл час, не было и намека на появление мужа. В голову закралась мысль, что он решил снова оставить меня на ночь в одиночестве. Сон не беспокоил меня уже давно, и мне становилось скучно. Чтобы скрасить ожидание, я налила в один из бокалов немного вина и отпила, поморщившись.       Когда перевалило за полночь, я потягивала уже четвертый бокал, пока чувство острой несправедливости не поднялось из глубины моей раненой пьяной души.       Значит, такой будет моя жизнь? Проводить вечера в надежде, что явится мужчина, который, видимо, и не собирался приходить, было жалким, недостойным занятием.       Следующий бокал я опрокинула практически залпом и поняла, что стоять на ногах уже было невыполнимой задачей.       Но я была не просто женщиной, ждущей мужчину. Я была королевой. Я не должна была ждать, я должна была брать, что хотела, будь то чужестранный престол или собственный муж. Если я хотела мужчину, почему я не могла просто взять его? В конце концов, мужчины всегда поступали так с женщинами, никого не спрашивая.       — Вы не спите?       Его голос заставил меня вздрогнуть от неожиданности.       Всё это время я смотрела на огонь, витая в ожесточённых мечтах, теряясь в идеях. Даже не заметила, как снова оказалась на ногах напротив камина со спадающим с одного плеча халатом и полупустым бокалом в руке. Волосы наверняка были растрепаны, поэтому я попыталась пригладить их свободной рукой.       — Я ждала Вас, — сказала я, надеясь, что язык не подвёл меня. Себастьян прошел к письменному столу, откладывая какие-то документы.       — Вам не стоило.       Сухая фраза почти смогла отрезвить меня своей резкостью.       Как начать разговор? Я не знала, как даже подойти к нему, поэтому просто начала медленно приближаться шаг за шагом. Баш отвернулся, выкладывая на стол оружие.       — Чем Вы сегодня занимались?       Я пыталась разрядить обстановку.       — Слушал размышления отца в основном.       Неожиданно честный ответ.       — Боюсь, он начал терять рассудок.       Когда Баш обернулся, я была уже в полушаге от него. Поставив бокал на стол, я провела рукой по его спутавшимся волосам.       — Расскажите мне, — с нежностью, которой, я думала, во мне никогда не было, сказала я.       Себастьян прикрыл глаза от усталости, вбирая внутрь побольше воздуха. Он облокотился о стол, позволяя мне подойти ближе.       — Он помешался на завоевании Англии, но это не всё. У него в планах… Что Вы делаете?       Муж резко открыл глаза, ощущая, как мои руки скользнули вниз, расстегивая пару пуговиц на его дублете.       — Помогаю Вам готовиться ко сну, — невинно сказала я, пытаясь выглядеть трезвой. — Слуги уже давно спят.       — Вы не обязаны, — произнес он, перехватывая мои руки.       Взгляды пересеклись. До жаркого дыхания между нами можно было дотронуться. Пара секунд на раздумья. Я не выдержала и впилась в его губы настойчивым поцелуем. Он ответил. Пальцы сразу же бросились в неизведанную копну его темных волос. Я сбросила халат на пол.       — Не сто́ит. Вы пьяны.       Себастьян вдруг убрал мои руки резким движением, отходя от стола и оставляя меня восстанавливать дыхание. Я, как и Баш, прятала эмоции под маской так долго, что этот вечер стал последней каплей для нас обоих.       — Почему Вы отталкиваете меня? — почти шепотом начала я, набирая уверенности с каждым словом. — Я пытаюсь сблизиться с Вами, хотя бы поговорить нормально, а Вы лишь отвергаете меня. Вы ненавидите меня, не так ли?       Светлые искренние глаза пронзали моё тело.       — Я бы хотел Вас ненавидеть, Мария. Все было бы гораздо проще. Я уважаю Вас, а Вы меня, очевидно, нет.       — В чём Ваша чертова проблема?       Мне захотелось честного и четкого ответа, потому что эти намеки и полуправда на лезвии бритвы, готовые рухнуть в бездну вечной тишины, уже надоели.       — Вы знаете в чём. Вы невеста Франциска, и Вы всё ещё любите его.       — Я Ваша жена.       Как он мог всё ещё думать об этом?       — Вы были вынуждены стать моей женой ради Ваших игр и мести. Я будто достался Вам в наследство от умершего брата.       Призраки прошлого преследовали нас обоих. Услышав упоминание Франциска, я прикрыла глаза в неистовом желании изгнать мысли, вертевшиеся по кругу, забиравшие моё здравомыслие костлявой могильной рукой.       — Забудьте о Франциске, Себастьян… — протянула я, с досадой запрокидывая голову, будто эта тема мне наскучила.       — Забыть?! — перебил он меня, не веря своим ушам. — Как Вы смеете просить меня забыть его, когда всё, о чем думаете Вы, — это месть? Довольно лицемерно с Вашей стороны.       Он размахивал руками, пытаясь достучаться до меня если не словами, то жестами, однако нить понимания между нами оборвалась в тот момент, когда я увидела бледное лицо своего жениха в гробу из неотполированных досок.       — Я не лицемер, Баш, я правитель, — сталь в голосе разделяла моё решительное выражение лица. — От меня зависит будущее целого королевства. И от Вас тоже.       — Тогда извините меня, Ваше Величество, — в его обращении проскочила нотка сарказма, впившись занозой в мою щёку. — Мне жаль, что Вы вышли не за страну, а за простого человека. Возможно, для Вас счастье это пустой звук, то, чем можно поступиться ради чего-то большего, но я… Мне жаль, что меня растили как бастарда, и я не могу говорить с Вами на одном языке. Мне правда жаль!       Его неожиданный ироничный выпад поднял в моём затуманенном вином разуме яростную бурю, захлестывая последние трезвые части мозга волнами неистовства.       Тогда мне жаль, что он женился на Шотландии.       — Счастье? Какое счастье, Баш? О чем ты говоришь? — я была настолько в бешенстве, что не заметила, как перешла на «ты». — Никого не беспокоит наше чёртово счастье! Ты больше не простой человек. Ты вообще больше не человек для них. Ты лишь корона! Союзник! Тот, кто командует армией и рождает наследников! Ты теперь как я. Смирись с этим.       Я чувствовала, как слезы стали комом в горле, а в венах закипела кровь.       — Тебе не кажется, что это немного пессимистично? Твой взгляд на мир довольно депрессивен.       Себастьян вдруг сменил повышенный тон на более спокойный, но меня уже было не остановить.       — Прости, но ты был Дофином… Сколько? Пару месяцев? Я была королевой всю свою жизнь, я знаю о чём говорю.       — О, к черту это!       Вот он — настоящий Баш, скрытый под слоями вежливости и напускных чувств. Настоящий Баш, готовый послать всё к Дьяволу, когда его что-то не устраивало. Настоящий Баш, совершенно не готовый к своей новой судьбе.       — К черту? — я подавилась возмущением.       — Да, к черту! Почему мы вообще об этом говорим?       — Потому что, Баш! — я отчаянно всплеснула руками, пытаясь обличить в слова давно понятное чувство. — Потому что я готова к этому браку. А ты нет. Хочешь заняться сексом? Давай! Вон кровать!       Палец полетел в сторону так и не расправленной постели.       — Но ты этого не хочешь, — продолжила я, почти потеряв силы в этом споре. — Ты хочешь, что бы я любила тебя, а я…       Слова не посмели выйти из горла. Глаза, наполнившиеся слезами, кричали громче нас обоих о боли, о несправедливости, о муках, в которых пресмыкались наши души.       — Мы оба знаем, где лежит твоё сердце, Мэри. В могиле рядом с моим братом.       Себастьян вышел из покоев, хлопнув дверью. Я громко всхлипнула, пытаясь не заплакать. Ноги подгибались, не в силах больше держать моё пьяное тело, и я рухнула на колени, пряча лицо в ладонях, готовая поддаться истерике, но очередная пощёчина отрезвила меня. Мне понадобилось ещё два удара по щекам, чтобы успокоить дыхание. Стерев нахальную слезу, всё же упавшую с влажных ресниц, и насильно заглушив какие-либо мысли, я спокойно поднялась, выпила залпом ещё один полный бокал вина, задула свечи и легла спать.