О монстрах и людях

- Что-то давно не слышу от тебя эпичных историй о работе, - наблюдательно отмечает Янковский, высыпая третий пакетик сахара в американо. - Очень давно не слышу. Тебя уволили? Скажи мне прямо, я же всё равно узнаю. - Узнаешь, как же, - качает головой Тихон, вовсе не сомневаясь в его словах. Из года в год одна Сатана - Ваня оберегает его так, будто он не друг ему, а внебрачный ребёнок. - Тиша, - приятель тяжело и устало вздыхает. - Когда ты наконец отступишься от своей глупой гордости и начнёшь мне звонить в такие моменты? - Папа, мне не нужны твои деньги! - Тихон выбирает момент для шутки так, чтобы засмеялся Янковский непременно в свой кофе. - Да всё в порядке, не волнуйся. Я уже разобрался во всём. Теперь уволят меня только через мой труп. - Неужели ты нашёл дело, которое тебе по душе? - Ваня совершенно точно удивлён, хотя брови у него поднимаются довольно плавно. Он вообще весь такой - флегматичный, сдержанный и удивительно располагающий к себе, как универсальный пазл, с которым что угодно может комфортно соединиться. На эксцентричных современных художников, в кругах которых он без конца пропадает, он похож меньше, чем Тихон на балерину. - Нашёл, - кивает Тихон и ловит себя на мысли, что даже Диме об этом не говорил. Поэтому, наверное, позволяет себе сказать больше. - И не только дело. - Не только? - Ваня отрывается от кофе. - Не только. Янковский смотрит на него исподлобья, и Тихону кажется, будто каким-то образом он понимает, какой большой смысл умещается в этих словах. - В таком случае я очень рад за тебя. Тихон прячет улыбку в запястье, которым оставляет на лице одни усы, стирая те, что образовались из-за какао. Ему и вправду сложно объясняться в своих чувствах к новой работе. Это не просто источник заработка или способ себя занять. Ни одно дело прежде не вызывало у него такого активного и осознанного интереса. Журналистику он выбрал потому что гладиолус, доучился ради Вани и места в общаге, барменом работал из-за скидок на приличную выпивку и потому что нужно на что-то кушать, а за хобби своё считал привычку действовать окружающим на нервы. Тихон никогда не был сильно отягощён размышлениями о тщетности бытия или поиском смысла своего существования, просто как-то само собой выходило, что он плыл по течению, порой сильно отдающему блеском спиртного, и не подозревал, что всё может взять и в одночасье поменяться. С того момента, как Тихон начал работать на организацию сверхъестественной безопасности, с тех пор, как он узнал запах крови и погони, опасности и пьянящего счастья наблюдать, как замертво падает враг, с тех пор, как его поступки впервые за проведённые на Земле тридцать лет стали приносить кому-то пользу он впервые понял, что его жизнь наконец-то имеет смысл. Что-то значит. И он сам что-то значит. А ещё при других обстоятельствах он ни за что не познакомился бы с графом Горошко. Только чёрта помяни - Тихон как раз намеревается в ответ расспросить Ваню о его житье-бытье, но телефон, который он предусмотрительно положил перед собой на стол, разрывается требовательным звоном, а на экран выпрыгивает фотография Серёжи. - Ах ты ж блин, это по работе! - Тихон вскакивает с места, схватив своё какао и осушив кружку в три глотка, даже не обратив внимание на то, как злостно оно обожгло горло. - Извини, срочное дело! Увидимся позже, хорошо? Я тебя наберу! Пора отрабатывать фирменный милашно-виноватый взгляд Димы - Ваня, конечно же, не обидится на него, но Тихону стыдно до ужаса. По закону подлости так происходит всякий раз, когда Янковскому удаётся вырвать день для встречи из своего не менее плотного, чем у Тихона, графика. А более плотный представить себе сложно. Вампиры в День Обращения - не только очень сильные, но и абсолютно бессовестные твари, не признающие никаких расписаний, не видящие различий между ночью и днём. Один раз Серёжа позвонил ему, когда Тихон безмятежно спал, обнимая подушку и видя во сне, что это Эмилия Кларк. В другой раз он строил пирамиду из крышек от пивных бутылок, и его дрогнувшая рука обрушила произведение искусства, возводимое старательно в течение целого часа. А однажды Чеботарёв их обоих застал врасплох, когда они карабкались на старинный паровоз в музее железных дорог - как только Тихон осознал, что Серёжа видел все эти машины в живом и рабочем состоянии, он просто не смог устоять перед искушением немедленно притащить его туда в роли бесплатного экскурсовода. Отдыха и сна в жизни Тихона становится ещё меньше, и интенсивность рабочего расписания занимает в списке причин на это далеко не первое место. Тихон никогда не питал иллюзий насчёт того, что повышение на службе увеличивает лишь количество получаемых плюшек, но то, насколько усложнилась для него работа, превзошло все его заготовленные и возможные ожидания. Тихон был свято уверен, что повидал более чем достаточно агрессивных вампиров, не признающих никаких авторитетов и ограничений, вот только по сравнению с вампирами в День Обращения все, с кем он дрался раньше - детский сад, трусы на лямках. Нынешние его клиенты могли бы сравниться разве что с оголодавшей медведицей гризли, на глазах у которой убили её любимого медвежонка. Таких ребят ножичком не испугаешь, будь он хоть перочинным, хоть размером с хороший мачете. Когда в схватку с этими монстрами вступает Серёжа, Тихона не покидает чувство, что перед ним Годзилла сражается против Кинг-Конга, а он исподтишка пытается подсобить палкой. Лучшим в организации Тихон себя не считал, пока Дима ему об этом не сообщил, но всё-таки умениями своими вполне гордился, поэтому вынужденная пересадка обратно на скамью первоклашек заставила его растеряться. - Разум им затмевает жажда крови, - напоминает Тихону Серёжа, когда он делится с ним своей самокритикой. - Их можно победить тактикой, а не силой. В первый раз Тихон понимает этот совет слегка своеобразно, потому что особенно лютого вампира, которого Серёжа долго не может перебороть, пробует отвлечь импровизированной приманкой, порезав себе палец до появления крови. Почуяв манящий запах, вампир бросается на него с такой прытью, что не среагируй вовремя его напарник, прыгнув монстру на спину и переломав ему позвоночник с жутким хрустом, Тихон непременно свалился бы в кому или вовсе лишился жизни. - Из ума выжил?! - набрасывается на него Серёжа, белый, как полотно, и кидается перевязывать ему руку невесть откуда взявшимся платком, да так жёстко, будто у него кровь фонтаном бьёт. - Не вздумай повторять это снова! - Ты носовые платки носишь? - впечатлённый Тихон даже забывает пустить в ход все свои наспех состряпанные оправдания. - Привычка, - тушуется Серёжа, тут же сменяя гнев на милость. - Не переживай, он чистый. - Да я и не сомневался... На следующих рейдах приходится брать логикой, а не воспалённой и безбашенной хитростью. Искать закономерности в атаках врага, выучивать на тренировках новые техники боя, приёмы, уловки. Тихон запоздало вспоминает о том, что охотник-человек в отряде особого назначения задуман как помощник и телохранитель, а значит, его функция страхующая, а не ударная, и пытается приспособиться к новой роли. Ориентироваться приходится исключительно по ситуации - размеренное планирование предстоящей операции и работа в отряде особого назначения оказались плоскостями, которые пересекаются в природе реже, чем параллельные прямые. На то, чтобы составить на коленке или того хуже на бегу примерный план устранения очередного распоясавшегося убийцы очень часто уходит ровно то время, что они тратят на бег до этого самого монстра. Какое счастье, что они с Серёжей действительно безупречно друг друга понимают. Тихон с удивлением отмечает, что привычка умничать, командовать и раздражаться по мелочам, попортившая ему немало крови в предыдущих попытках найти себе напарника исчезла так легко, будто вообще никогда не была ему свойственна. Граф Горошко тоже быстро бросает в нём сомневаться. Он очень чутко прислушивается ко всему, что Тихон говорит, и даже не пытается давить своим огромным опытом, хотя право на это имел бы полное. Тихон же без всякого скрипа самолюбия признаёт, что ему есть, чему поучиться, и часто обращается к напарнику за советом, подсказкой или даже просьбой побыть его персональным гуру. Серёжа с большим энтузиазмом рассказывает Тихону обо всём, что узнал о вампирах за полторы сотни лет охоты на них, наставляет его и помогает ему. Ни дать ни взять Чеботарёв с косичкой - когда Тихон озвучивает ему эту ассоциацию, Серёжа прямо-таки расцветает от радости. - Я никогда прежде не обучал никого, - сознаётся он. - Рад, если выходит толково. Выходит на деле просто прекрасно, потому что к прогрессу в исполнении новых обязанностей Тихон продвигается семимильными шагами. - Я же говорил, что вы сработаетесь, - радуется своей проницательности непробиваемо оптимистичный Чеботарёв, когда получает очередные хорошие новости об их сотрудничестве. - Не знаю, правда, что бы делал, окажись всё иначе. Работать в паре с вампиром не каждому по плечу, и дело не только в разнице сил. Многие попросту испугались бы, и я не могу сказать, что совсем их не понимаю. Тихон хочет отметить, что порой его пробирает дрожь, когда он застаёт Горошко с термокружкой, но решает, что это мелочи жизни. Гораздо страшнее ему за тех, на кого Серёжа идёт боем. Тихон решительно не понимает, как все в этой конторе ещё не поумирали от гордости и счастья, что на их стороне такая сила. Наверное, потому что вследствие чрезмерной восторженности коллег граф Горошко охотился бы в одиночестве. - От него только и слышу, что о тебе, от тебя - о нём. Хвалите иногда и себя для разнообразия, - подкалывает Тихона Дима под конец новой содержательной беседы о том, какой Серёжа по сравнению со всеми вампирами мира Д'Артаньян, а потом грустно улыбается. - Если быть честным, я очень вам завидую. Никогда не любил бумажную работу. Лучше жизнью рисковать, чем тонуть в бюрократии. - Дим, ты лучший начальник, которого я когда-либо знал, - пробует утешить его Тихон, но душой не кривит. - Если ты уйдёшь с поста, у меня разобьётся сердце, а я за это разобью тебе ебало. Когда они оба перестают смеяться, Дима вздыхает. - Спасибо, Тиша. Только это правда не для меня. Сплю и вижу, как завяжу с генеральским чином. Если только найду того, кто мог бы заменить меня, с радостью опять займусь тем, чем занимался раньше. Тихон понимающе кивает. Случается, что люди, продвигаясь вверх по карьерной лестнице, осознают, что откусили слишком большой кусок, но бывает и так, что этот кусок оказывается попросту невкусным. - Серёжа будет рад, если ты вернёшься, - он сам не знает, зачем говорит это. А ещё смутно удивлён тому, что улыбка с трудом клеится к губам. Дима вскидывает брови, а потом и руки, как будто защищается. - Что ты, я даже не думал отбирать его у тебя! И кто просил его таким образом формулировать фразу? А Тихона кто просил глотать язык вместо того, чтобы возразить? Дима как в воду глядел, высказываясь о своём хорошем предчувствии. Они не просто привыкли друг к другу и сработались, но и очень быстро стали неразлучными приятелями. Когда Тихон делал активные поползновения в эту сторону в первое время, Серёжа пытался от него отмазаться, как от армии, вот только попробуй этот фокус с Тихоном провернуть, когда он вошёл в режим "цель вижу, в себя верю". Бастионы, возведённые графом Горошко, неизбежно рушились от его настойчивости, и в конце концов напарник сознался, что сопротивлялся исключительно из непривычки и смущения. Имей дело Тихон с кем угодно другим, он бы с удовольствием поулюлюкал на этот счёт, но с Серёжей у него не возникало такого желания - он был слишком рад, чтобы вредничать и паясничать. Тихон вообще не помнит, чтобы чьё-то ещё общество зажигало его, как гирлянду на новогодней ёлке, когда ему в последний раз хотелось видеть конкретного человека, а не искать себе развлечение, чтобы не скучать на встрече, кого ему хотелось не задирать, а заставлять улыбаться. Весь мир разом делается ярче, когда Серёжа если не рядом, то хотя бы в зоне досягаемости. Или в зоне действия сети. Номерами они обмениваются сразу же, в день первого рукопожатия. Тихон звонит Серёже, когда Дима их разлучает, давая перерывы в работе, и они висят на телефоне по несколько часов, как девочки-подростки, вызнавая друг о друге всё, что ещё не успели узнать, и делясь любыми мыслями, которые приходят в голову. Серёжа был крайне удивлён, когда узнал, что Тихон делит кров со своей бывшей любовью. Так и выразился - "с бывшей любовью", так что Тихон, как только перестаёт хвататься за живот от смеха, спешит пояснить, почему удивляться тут совершенно нечему. - Так я, в общем, всю ночь с этой розой в зубах и провалялся, - вздыхает он в трубку под конец истории, чувствуя свою старую боль и жуя бутерброд с колбасой. - Проснулся от того, что губу уколол. Она на меня даже не посмотрела. Тогда я понял, что нам лучше остаться друзьями, так она и то сначала главу закончила, а потом спросила, почему я так думаю, не случилось ли чего. До сих пор не знаю, нравился я ей вообще или она сама не поняла, зачем со мной замутила. - Конечно же, ты ей нравился, - отвечает Серёжа без колебаний. - Как ты можешь не нравиться? Она просто очень... необычная девушка. - Вот бы мне хоть раз кто-нибудь обычный понравился, - горюет Тихон. На самом деле он сильно льстит своей непутёвой жизни. Если не брать в расчёт эту историю, прекрасную и долбанутую, как сон в летнюю ночь, Тихон в очередной раз удивляется, как мало чего-то стоящего происходило с ним до того момента, как убийство участкового свело его с Чеботарёвым. Серёжа почему-то считает иначе - истории Тихона его очень увлекают и веселят. Те, например, что про армию - для двухсотлетнего вампира, заставшего все войны с начала девятнадцатого века, призывная служба и выкрашивание травы по приказу командира взвода из зелёного в тёмно-зелёный звучат как крайне неудачная шутка. Что же касается интереса Тихона к Серёже, его кто угодно признал бы обоснованным. Пользуясь любой удачной возможностью, он закидывает Горошко вопросами, как бомбардировщик ракетами стратегически важные объекты. - Значит, вампиры не пьянеют? - Нет. Выпить могут, но и только. - А едят что-то? - Только пьют кровь. - А спать вам надо? - Да. Легче днём, но и ночью неплохо. - Что насчёт секса? - Как у людей - если захочется, почему нет. - А зависимости от соцсетей? В голосе Серёжи слышна улыбка. - Всю зарядку смартфона трачу на тикток. - Вот же проныра ты, дед! Я этот тикток себе даже не скачивал! Когда Тихон не видит, как Серёжа смеётся, он воскрешает в памяти это зрелище. От него настроение делает резкий скачок вверх. - Чем ещё ты занимаешься в свои выходные? - продолжает свою викторину Тихон, когда узнаёт, на какие видео залипает в интернете парень, рождённый в конце восемнадцатого столетия после Рождества Христова. - Добывать пищу тебе не нужно, в гробу валяешься восемь часов, а всё остальное время? Музицируешь? Танцуешь мазурку? - Иногда, - отвечает Горошко с каким-то снисходительным умилением. - Я о музыке, а не о мазурке. Есть много разных способов занять время, но в основном я руковожу жизнью и работой музея. - Музея?! - Тихон давится чаем. - Да, музея, - повторяет Серёжа невозмутимо. - Только со школьной экскурсией ты туда попасть не сможешь. Чтобы посвятить его в свою тайну, в один из их общих выходных Серёжа приезжает к Тихону под окна на красивом раритетном автомобиле. Вроде мерседес, если судить по логотипу, но гуглом он оценивается как нечто, чему уже давно не пристало быть на ходу. Запрыгивая на переднее пассажирское сиденье, Тихон чувствует себя персонажем нуарного фильма. С ветерком в открытых настежь окнах они проворно лавируют в бурном потоке машин и достаточно быстро оказываются за городом. Где-то в районе Нового Петергофа Серёжа уходит с шоссе, сворачивает с одной просёлочной дороги на ещё более просёлочную другую и в конце концов выезжает прямиком к огромному дому, по виду которого можно с уверенностью сказать, что стоит на своём месте он с тех пор, как Пётр прорубил окно в Европу. Фасад его щеголяет огромным крыльцом с длинными белыми колоннами, окна всех трёх этажей сплошь в лепнине, а в высоком каменном заборе, окружающем территорию вокруг него, гнездятся тяжёлые чугунные ворота. Их круглые ручки, за которые Серёжа берётся, чтобы позволить автомобилю пробраться в свою обитель, украшены головами львов - таким образом, что желающий войти будто вкладывает ладони в их пасти. - Здесь я родился и вырос, - рассказывает Тихону Горошко, открывая перед ним мелодично скрипнувшие двери дома и пропуская в просторный холл. - Мне одному такой большой дом не нужен, продавать его я не хочу, так что решил найти ему достойное применение, - он загадочно улыбается, прежде чем объявить: - Добро пожаловать в единственный в нашей стране, а может, и во всём мире музей нашей профессии. Проникнуться смыслом его слов Тихону удаётся не сразу - он слишком занят тем, что без устали крутит головой, пожирая горящими глазами убранство из далёкого прошлого. Высоченные потолки, ковры с узорчатой строчкой, по которым совестно ходить в обуви, мебель, что может претендовать на место в музее культуры, стены, покрытые гобеленами. Даром что люстры электрические, но и они стилизованы под старину - вытянутые плафоны на изогнутых позолоченных лапках формой напоминают пламя свечей. Направленно Тихон историей никогда не увлекался, достопримечательности и антиквариат не вызывали у него щенячьего восторга, но понимание того, что его напарник, парень, который прикуривает с ним от одной зажигалки и возит его на машине под мурчащих из динамика Depeche Mode жил в этом доме, когда его стены ещё не впитали пыль прошедших столетий, вызывает эмоции, которые совершенно не поддаются описанию и охвату. Принадлежность Серёжи к другому времени и удивляет, и кажется до странности естественной. На фоне здешних классических декораций в чёрных джинсах, свитере строгого кроя, белой рубашке под ним и со своей извечной косичкой он смотрится очень гармонично. Надо бы исхитриться где-нибудь тут его щёлкнуть - Тихон привык присоединять фотографии людей к их телефонным номерам. Первую попытку его заснять Серёжа заметил, не оценил и стоял над душой, пока Тихон не удалил получившийся кадр, зато спустя всего пару дней сам потерял телефон в их общем кабинете и попросил Тихона сделать прозвон, чтобы побыстрее его найти. Телефон обнаружился прямо у Тихона под носом, а на экране - его фотография, которую он не помнил ни в одной из своих соцсетей. Да и как он мог сделать снимок без рук, которые были в тот момент заняты очередным отчётом? - Нормально, а! - с мстительным удовольствием наехал Тихон на Серёжу, от неожиданности прижавшего вновь обретённый гаджет к груди. - Сам меня сфоткал, а мне запрещал! Притвориться, что не замечает объектива ради всего-то одного щелчка камерой Серёжа не согласился даже в виде извинения за этот инцидент. Зато на совместное фото дал добро почти без боя. - Сегодня воскресенье, поэтому дом пустой, - рассказывает тем временем Серёжа, поднимаясь вместе с Тихоном на второй этаж, где, по его словам, располагаются экспонаты этого так называемого музея. Ступени у лестницы такие массивные, что даже Тихону с его ростом приходится высоко задирать колени. - Обычно здесь гораздо более людно. Этим местом занимаются вышедшие на пенсию сотрудники нашей организации, а ещё некоторые люди, пережившие нападение вампиров благодаря нам. Работы не так-то много - уход за экспонатами, уборка, ведение архива, а желающих помогать целый штат. Моя роль в основном сводится к тому, чтобы всё это контролировать. Тиша, - Горошко прерывается. - Да? - откликается тот как ни в чём не бывало, как будто не обогнал его ступеней на десять и не скатился обратно по перилам. Серёжа улыбается терпеливо. А может - или Тихону кажется? - просто тепло. - Постарайся не переломать себе ноги. Второй этаж целиком состоит из комнат, идущих одна за одной по ходу длинного коридора. Серёжа устраивает Тихону экскурсию в каждой, начиная с самой дальней, и до того наконец-то, как до жирафа, доходит, в каком особенном месте он оказался. Музей Серёжи обустроен не хуже, чем любой государственный - застеклённые витрины, манекены и макеты, рамы с картинами и фотографиями. История противостояния вампиров и людей, в которую то и дело посвящал Тихона Дима, оживает прямо у него на глазах. Один зал посвящён вампирам - под стеклом с подсветкой собраны поверия о них, упоминания в исторических документах, известные случаи столкновения с ними простых людей, а стены покрыты коллажами из снимков и картин. Одна витрина вызывает особенно неуютные чувства - там размещена настоящая окостеневшая челюсть с большущими клыками, а рядом с ней лежит пузырёк, наполненный мутной, давно превратившейся в камень жидкостью. - Вампирский яд, - подтверждает Серёжа самую очевидную догадку насчёт содержимого склянки. - Я получил его на охоте. Этому образцу уже около восьмидесяти лет. Давно думаю о том, чтобы заменить его новым, но пока не представилось случая. В следующей комнате собрано оружие, и разнообразия тут больше, чем у Чеботарёва на складе в штабе. Мечи, кинжалы, дротики, стрелы, разнокалиберные пули и всё, из чего ими можно было бы выстрелить. Некоторые предметы поражают воображение - так, например, Тихон долго не может отлипнуть от витрины, под стеклом которой угрожающе серебрится будто вовсе не потерявший остроты крюк. - Способ поймать вампира, если он убегает, - объясняет Серёжа назначение этого приспособления, заметив его интерес. - Надёжнее держать таким крюком, чем рукой. Тихон не может поспорить, но про себя поражается изощрённости и сообразительности своих предшественников. Третья комната похожа на читальный зал в библиотеке - здесь полно книг, подшивок старых газет, рассыпающихся от времени дневников, которые вели охотники далёкого прошлого. От некоторых остались только отдельные страницы, помещённые для лучшей сохранности не только под витрины, но и под дополнительные стёкла. - Круто, - искренне восхищается Тихон, напрягая зрение, чтобы разобрать чернильные строки через блики на защитных поверхностях. - Сколько времени ты убил, чтобы собрать всё это? - Много. Начал я ещё до Второй Мировой войны, - отвечает Серёжа, останавливаясь рядом с ним и пряча руки в карманы. Он ни одного предмета в этих залах не касается, даже манекенов, не спрятанных в стеклянные шкафы. Раз опыт нельзя пропить, к манерам, по всей видимости, это утверждение тоже относится, пусть даже вампиры никогда не пьянеют. В подписи к одному из особо дряхлых дневников Тихон внезапно замечает свою фамилию. Разобрать письмена на вышедшем из употребления языке непросто, но он старается, от гордости подбоченясь. - Серёжа, смотри, тут какой-то Жизневский! - тащит он напарника к экспонату - поделиться счастьем. - В родстве я с ним вряд ли состою, но выделываться буду! Когда с экскурсией покончено, они поднимаются на последний этаж огромного здания. К музею он уже отношения не имеет - большая часть комнат используется как склад или вовсе пустует, а в двух из них располагается сам Серёжа. Тихон не спрашивает, почему у него нет комнаты для гостей - совершенно очевидно, что всех его друзей можно было бы пересчитать по пальцам одной руки, да ещё и запас бы остался. Ему страшно интересно взглянуть на то, как выглядит комната напарника, но Горошко ведёт его в кабинет, когда-то давно принадлежавший его отцу и полужилой сейчас - всё-таки большую часть работы Серёжа делает в штабе у Чеботарёва. Здесь он просит Тихона подождать, пока найдёт какие-то печатные новостные сводки, которые давно обещал принести Диме, и ныряет с головой в слишком крепкий для двухсот лет жизни письменный стол, занимающий половину дальней стены. Тихон использует полученную возможность осмотреться. Видно, что Серёжа заботится об этом месте сам - кругом опрятно, но тонкий слой пыли на шкафах и толстых фолиантах в них выдаёт вечную занятость его брата по оружию. Кабинет небольшой и устроен аскетично: кроме личной библиотеки его прежнего хозяина и рабочего стола с бюро для хранения бумаг в нём помещается только диван. Стена над ним занята портретами, изображающими каких-то вельмож, знатных дам и генералов. На одном из них Тихон вдруг узнаёт Серёжу - на полотне он в точности такой же, как тот, что всего в двух шагах от него копошится в ящиках стола, только на коже у него нет белых пятен, щёки украшают бакенбарды, а поверх белой рубашки надет не свитер, а что-то другое. - Ничего себе, а ты похож, - признаёт Тихон, крутясь вокруг картины. - Тебе идёт этот... как его... - Фрак? - даже не повернув голову в его сторону, уточняет Серёжа. - Похоже на то. Надень как-нибудь, прикольно же. - Они уже давно вышли из моды, - Серёжа наконец выпрямляет спину, держа в руках нужный документ. - Но если тебе интересно, у меня есть похожий смокинг. Старый этикет до сих пор относительно популярен - например, для походов в театр. - Ты и по театрам шастаешь? - изумляется Тихон. По всей видимости вампиры всё-таки не нуждаются во сне. Серёжа кивает. - Если хочешь, пойдём вместе. - Чтоб я ещё что-то понимал в этом... - трусливо сдаёт назад Тихон. - Может, лучше на футбол? Серёжа оценивающе смотрит на него и вдруг прыскает, отвернувшись. - Пожалуй, на футбол я надену что-нибудь другое. За разговорами о смокингах Тихон вспоминает, что не держал сигарету в руках с самого утра. Серёжа ведёт его на балкон, выходящий на сторону, противоположную крыльцу. Получив долгожданную дозу никотина и любуясь преобразившимся миром, Тихон хвастливо выдыхает дым колечками. - Янковский удавился бы от зависти! - улыбается он, а в ответ на прищур глаз напротив добавляет: - Мой лучший друг без ума от искусства и всего такого, а тут у тебя... Ну, ты и сам понимаешь. Представить на этом балконе падающего в счастливый обморок Янковского проще, чем сделать затяжку, вот только этой мечте воплощение точно не светит. Как-то раз Тихон спросил Чеботарёва, может ли он рассказать правду о деле своей жизни самому близкому человеку из непричастных ко всему этому. Дима смерил его долгим взглядом, в котором явственно сквозила просьба не проверять его терпение на прочность вновь, и напомнил, что законное для всех охотников право посвятить в тайну одного избранного, способного о ней молчать, он уже истратил. - Боже, да Юле похер, хоть саму её спроси! - выл белугой Тихон, вымаливая прощение. - Твой поступок мог привести к непредсказуемым последствиям, - железно стоял на своём Дима. - Дождись, пока она окончательно забудет об этом, тогда поговорим. Тихон понимал, что непреклонность босса взялась не с потолка. За незнание значения слов "ответственность" и "секретность" он получил от Чеботарёва такую взбучку, что ещё неделю после этого ходил на цыпочках вокруг него, поджав уши, что физически не должно быть, по идее, возможно для человека. Вспоминая об этом, он принимает благоразумное решение не будить лихо, пока оно спит, и не упоминать больше о своём желании открыться Ване. Зудит оно, правда, как комариный укус, и совсем не даёт покоя. - Ладно, я даже рад, что не могу вас познакомить, - пытается Тихон выискать плюсы в этой препротивнейшей ситуации. - Вы бы так друг другу понравились, что забыли бы нахрен про меня. - Про тебя забудешь, Тиша, - Серёжа смешливо фыркает, смахивая с пальцев пепел за перила. - Ты же не только очень маленький, но ещё и совершенно бесшумный! Радуясь, что напросился на комплимент, Тихон закуривает вторую сигарету и упирает в перила согнутые в локтях руки, стараясь не сбить случайно кадки с цветами. Вид отсюда открывается роскошный - принадлежащая родовому имению Горошко территория кажется огромной, а ещё густо заселена старыми деревьями с мощными стволами и раскидистой листвой. Сперва Тихон думает, что всё окружённое каменной изгородью пространство занимает сад, но потом, приглядевшись, различает, что чуть впереди сплошная зелень слегка редеет. Напрячь глаза побуждает даже не расстояние, а то, чем заполнены эти промежутки. Тихон готов поклясться, что видит кресты, а ещё сооружения, сильно смахивающие на памятники и могильные камни. - Сколько веков будет твоему семейству? - спрашивает как бы невзначай Тихон. - До моего рождения - три столетия, и это только если считать годы жизни известных представителей, - отвечает Серёжа, задумчиво хмурясь. - А после меня - никого. Почему ты спрашиваешь? Тихон указывает сигаретой вперёд. - Кладбище как будто на целое войско. - Оно появилось здесь позже, чем последний член моей семьи был похоронен, - неожиданно возражает Серёжа. - Все они покоятся в семейном склепе, это традиция. - Тогда откуда столько крестов? - Тихон совсем сбивается с толку. Серёжа отталкивается ладонями от перил. - Пойдём. Сам посмотришь. Путь их лежит прямиком через сад. Растительность здесь красивая, но немного буйная - хоть ноги и не утопают по колено в траве, пышный рост кустов и деревьев не сдерживает фигурная стрижка, какую часто можно увидеть в подобных местах. Площадь сада оказывается ещё большей, чем кажется с высоты, в глубине густой листвы даже прячутся два пруда, соединённые между собой неширокой речушкой. Вода в них на удивление чистая, зеркалом повторяя всё вокруг в перевёрнутом виде. Серёжа объясняет Тихону, что эти водоёмы чистить не приходится - вода в них прибывает из-под земли и утекает тоже под землю. Кладбище отделено от сада невысокой и так же свободно растущей живой изгородью, а вход - пустой промежуток в сплошной зелёной полосе - охраняет мраморный ангел. Вместе с постаментом, на котором стоит, он ростом почти что с Тихона. Само кладбище действительно поражает размерами - места ему отведено едва ли не больше, чем всему саду вместе с домом. Несколько широких тропинок обиты камнем, остальные вытоптаны в низкорослой траве и расходятся во все стороны, ветвятся, подбираясь к могилам. Кажется, что среди здешних захоронений нет ни одного похожего - одни отделены тонкими заборчиками, у других лежат свежие цветы, третьи отмечены только деревянным крестом и ничем больше - но всех их роднит один общий знак. На каждой могильной плите, на каждом кресте - изображение луны, которую насквозь пронзает нож. Тихону хорошо знакома эта эмблема - он носит её на своём обшитом серебром удостоверении. - Неужели всё это охотники? - не верит своим глазам он, с новыми эмоциями охватывая взглядом кладбище. Серёжа молча кивает. Взгляд на некоторые надгробия заставляет сердце замедлить ход - между датой рождения и датой смерти интервал порой совсем невелик. Тридцать лет, сорок лет. Есть даже охотник, ушедший из жизни всего-то в двадцать два года. - Многие погибают на рейдах, другие - от последствий укуса, - Серёжа понижает голос, словно боится нарушить покой мертвецов. - Но есть и те, кто прожил долгую жизнь. Я знал многих из них, пусть и не достаточно близко. Все они были очень достойными и храбрыми людьми. Если охотник или его семья выражают такое желание, а также если он или она погибают внезапно, они всегда могут найти здесь последний приют. В отличие от сада тропинки на кладбище, могилы и надгробия выглядят ухоженными, точно кто-то занимается поддержанием здесь порядка днём и ночью. По всему видно, что Серёжа делает это от чистого сердца. Чем больше Тихон узнаёт его, тем сильнее убеждается в том, что пошёл бы за этим парнем в огонь и в воду. - Когда я благородно помру, - доверительно сообщает он другу. - Обещай, что место под каким-нибудь деревом здесь будет моим. Сможешь смотреть на меня со своего балкона и вспоминать о наших приключениях. Хочу мозолить тебе глаза, даже когда примерю белые тапочки. За исключением дня их знакомства этот раз стал первым, когда Серёжа даже не улыбнулся в ответ на его остроту. - Не спеши об этом думать, - голос у него серьёзный. Даже слишком. И по-прежнему тихий. - Береги свою жизнь. Что-то есть такое в его лице, из-за чего у Тихона пропадает желание отшутиться. На обратном пути у Серёжи в кармане вибрирует телефон, и он отстаёт, отвечая на звонок. Чтобы не слишком его обогнать, Тихон замедляется возле статуи ангела. В первый раз он не слишком её разглядывал, а теперь вдруг не без удивления понимает, что это женщина, причём очень молодая и красивая. Тот, кто вырезал её из камня, сделал это на совесть - проработаны даже пряди её заплетённых в косу волос и колечки кружева старомодного платья. Лицо у неё очень живое для библейской фигуры - в его чертах задумчивая безмятежность, а улыбается она так, будто вот-вот засмеётся. Одну свою руку девушка держит у сердца, вторая же расположена так, что при желании любой прохожий мог бы взяться за неё - или же, сев у ангела в ногах, прильнуть головой под её ладонь. Тихон уверен, что никогда в жизни не встречал похожих девушек, но её улыбка кажется ему неуловимо знакомой. Взгляд ангела обращён вперёд. Невозможно, чтобы у статуи были такие живые глаза, и всё-таки Тихону кажется, будто она и правда смотрит туда. Он оборачивается и видит точно напротив маленькое одноэтажное здание, наполовину укрытое ветвями растущих вокруг деревьев. Это словно миниатюрная копия серёжиного дома - белым окрашенные стены, колонны, лепнина. Нет только окон - с садом загадочную постройку соединяет одна лишь отлитая из металла дверь. Даже не уточняя об этом у Серёжи, Тихон уверен, что это и есть усыпальница его древнего рода. Напарник наконец нагоняет его, хоть и по-прежнему не отрывает от телефона глаз. Тихон собирается было уходить, но вдруг замечает надпись на каменной плите, служащей ангелу постаментом. Изящный наклонный шрифт вытесан тщательно, ювелирно, без единой трещины. Сколько бы ни прошло лет с тех пор, как здесь появился ангел, ветра, дожди и время не причинили этим словам никакого вреда. "Сильнее пустоты. Сильнее смерти". Тихон хочет спросить Серёжу о том, что значат эти слова, но в самый последний момент что-то заставляет его передумать, и сад они покидают молча. * Серёжа настаивает, что его долг как хозяина дома не оставить Тихона без обеда. С количеством фастфуда, которое едва ли может поместиться в живого человека (чем ближе курьер из службы доставки подъезжал к воротам особняка, тем больше у него становились глаза) они располагаются в просторной комнате на первом этаже, похожей на те, в которых в прежние века принимали гостей. Тихон делает вид, что увлечён едой, позволяя Серёже посчитать, что больше ему ни до чего нет дела, и украдкой наблюдает за ним - ему очень хочется уловить, вызывает ли у него родной дом хоть часть старых эмоций. А ещё ему до чёртиков интересно, что он прячет в своём медальоне. Серёжа частенько смотрит на него, раскрыв платиновые створки, когда думает, что Тихон этого не видит. Этот момент не исключение. Однако внезапно Тихона увлекает другой объект. Посреди комнаты, сверкая лакированными боками, стоит огромный рояль. - Ты умеешь на нём играть? - Тихон указывает на инструмент соломинкой картошки фри. Серёжа поднимает глаза не сразу, но, очнувшись, быстро спохватывается. - Конечно, умею. Тихон хватает одной рукой коробку с бургерами, а другой тянет за собой кресло, на котором сидел, и ползёт к роялю таким образом, вызывая, должно быть, пламенный гнев каждого, кто покоится в усыпальнице семьи Горошко. - Сыграешь мне что-нибудь? - просит он, призывно разместившись под боком у инструмента. - На твой вкус. Серёжа смотрит на него с сомнением, за которое его хочется треснуть. - Ты разбираешься в классической музыке? Тихон принимает позу оскорблённого достоинства. - Сделаю вид, что я этого не слышал. Серёжа в свою очередь делает вид, что верит ему на слово, и открывает крышку над клавишами, даже не садясь. Первые же звуки инструмента заставляют Тихона встрепенуться - музыка кажется знакомой. - О! Это же этот! - радостно предполагает он, но тут же расстраивается, потому что дальше процесс узнавания не идёт. Он беспомощно смотрит на чизбургер в надежде на ответ. - Этот... - Моцарт, - подсказывает Серёжа, улыбаясь сдержанно, но по нему видно, что не хохочет он только из-за того, что хорошо воспитан. Вторая попытка ещё больше огорчает - эту композицию Тихон слышит впервые в жизни. - Бетховен, - поясняет напарник. - Если Бетховен, сыграл бы Лунную сонату, - ворчит Тихон обиженно. - Её-то знают даже дети. На третий раз на улицу Тихона наконец-то приходит праздник. - Ура! Игорь Корнелюк! - оживляется он и мигом забывает про еду. - Играй, а я буду петь. - Ты поёшь? - Серёжа смотрит на него заинтересованно. - Я когда выпью, такие даю концерты! - хвастается Тихон. - Но сейчас мы и без этого обойдёмся. Очень быстро становится ясно, что неплохой дуэт они составляют не только в драках. На следующий день Чеботарёв застаёт в их общем кабинете Тихона, усердно матерящегося на гитару, которую он пытается настроить после того, как не смог толково взять аккорды на "Кукушку", и Серёжу, наблюдающего за его мучениями с ласковой, как у людоеда, улыбкой. - Ну что ты лыбишься, я же для тебя стараюсь! - возмущается Тихон его доброте. - Последний раз играл ещё в универе! "Солнце моё, взгляни на меня" ... - Где ты взял эту гитару? Тихо спиздил и ушёл называется "нашёл", да? - хихикает Дима в запястье. - "Моя ладонь превратилась в кулак"... - предупреждающе напевает Тихон, подбрякивая себе струнами как придётся. - Я же не сказал, что я против! - мгновенно меняет тактику Чеботарёв. - Ты только с автографом Шевчука на грифе поосторожнее, я за ним в очереди три часа стоял. - "И если есть порох, дай огня"... Да понял, понял, допеть только дай... Ну вот, палец порезал! Уберите вампира, никогда не мечтал сдохнуть ради искусства! Вампиру же в который раз приходится латать его боевые раны - теперь, правда, не носовым платком, а лейкопластырем. За полдня простоя в работе, ушедшего на то, чтобы вспомнить, как оно на самом деле играется и поётся, Дима устраивает Тихону выволочку и требует закрыть накопившуюся документацию по всем последним рейдам не позже, чем до окончания рабочего дня. Как будто и не просидел сам всё это время, уши развесив, с Серёжей и с ним. Когда Тихон приносит ему плоды своих кропотливых трудов, на дворе уже глубокая ночь. Горошко подло смылся ещё до наступления темноты - сослался на то, что в его возрасте зрение уже подводит, поэтому заставлять его корпеть над бумажками жестоко. Тихон так смеялся, что простил ему подкачавшую товарищескую солидарность. Пока Дима проверяет его отчёты, Тихон, чтобы убить время, тренирует меткость при помощи дротиков, бросая их в мишень позади стола начальника правее проекции его головы. Дротики эти, само собой, не похожи на те, что лежат под стеклом у Серёжи в музее, но наточены они на совесть, поэтому каждое попадание мимо размеченного кругляша оборачивается загнанным в стену куском металла. Тихон очень старается не мазать - скверная привычка его босса обвешивать бумажками все вертикальные поверхности распространяется и на пространство вокруг мишени. Уже второй раз дротик, пролетев по чуть скошенной траектории, вонзается в край фотографии, прикреплённой слева от неё. - Тиша, - не отрывая глаз от бумаг, терпеливо вздыхает Чеботарёв. - Ты мне рабочие материалы испортишь. Виновато косясь в его сторону, Тихон идёт исправлять оплошность. Аккуратно прижимая фотографию к стене, извлекает из неё дротик, планирует уже сделать хитрость и воткнуть его в центр мишени, но внезапно понимает, что взгляд, в отличие от своего маленького копья, от прямоугольной карточки так и не оторвал. Это кадр, сделанный на месте преступления - мёртвый мужчина лежит на земле, голова его запрокинута, глаза закрыты, а руки сложены на груди. Сама грудь разодрана до торчащих рёбер, горло тоже насквозь прогрызено, рубашка и волосы тёмные от крови. Ничего странного для охотника на вампиров, много раз видевшего их нападения, в этом мертвеце нет, если бы не одна деталь - в сложенных ладонях мужчина держит цветок, будто его уже уложили в гроб. Тихон поднимает голову. Соседние с этим кадром фотографии сделаны точно под копирку - на каждой из них похожий мертвец. Мужчины, женщины, старики, дети - в общей сложности их количество переваливает за сотню. Из материалов, посвящённых этому делу, собирается целая панорама, они занимают всё пространство за письменным столом и заползают на окно. Фотографии разных лет чередуются с некрологами, досье, протоколами вскрытия, газетными вырезками и даже распечатанными статьями из интернета. "Невидимый убийца снова прячется в тени", "Мёртвая тишина - шесть жертв, ни одного крика о помощи", "Искусство и смерть - Флорентийский монстр сошёл с книжных страниц?" и другое подобное остроумие придаёт и без того жуткой истории ещё более жуткий тон. - Что это за неуловимый Джо? - не сдержав при себе эмоций, привлекает Тихон внимание Чеботарёва. Дима не отрывает глаз от отчёта, но его взгляд, скользивший прежде по строчкам, останавливается, а пальцы, сжимающие бумагу, еле заметно вздрагивают. - Это единственное нераскрытое дело за всю историю нашей организации. Тихон отступает к столу спиной вперёд, упирается в его край отставленными назад ладонями и замирает в выжидающей позе. Догадавшись, что от объяснений ему не отделаться, Дима молча откладывает документы, поднимается и встаёт рядом с Тихоном так, что теперь они оба смотрят на подборку фактов о загадочном маньяке. - Всё началось в пятидесятые годы, - негромко начинает Чеботарёв. В глазах у него отражаются строчки газетных сводок. - Может быть, конечно, и раньше, но революция, войны, гражданские и внешние, не лучшим образом сказались в том числе и на нашей работе, поэтому к концу сороковых мы только начали оправляться от кризиса. Именно тогда в прессе стали впервые появляться упоминания странных насильственных смертей, очень непредсказуемых и при этом пугающе похожих. Мотива у того, кто делал это, как будто не было - жертв ничего не связывало между собой, а находили их в совершенно разных местах. Общей была только жестокость, с которой преступник с ними расправлялся, а ещё необычная привычка ухаживать за мёртвыми телами - придавать им естественную позу, закрывать глаза, иногда даже грязь счищать с их волос и лиц. И цветы, всегда цветы. Обезображенные трупы с цветами с руках. Дима прячет руки в карманы - он делает это только в тех случаях, когда не хочет показывать, что напуган. За всё время их знакомства Тихон всего два или три раза видел его таким. - Следствие довольно быстро объединило эти убийства в одно дело, но наша организация заинтересовалась им далеко не сразу, - продолжает босс. - В советское время совершалось предостаточно необычных и особо жестоких преступлений. Очевидных признаков того, что это делает вампир, сперва никто не замечал - они ведь могут и не кусать, выпивая кровь из ран, которые наносят, пока человек сопротивляется, а все эти случаи, к несчастью, относились к числу подобных. У всех жертв при вскрытии обнаруживалось малокровие, но попробуй определить его истинную причину, если человек умер от большого количества рваных ран. Ни одну из жертв не нашли живой, ни одного убийства не застали в момент совершения, никаких записей с камер и очевидцев не оставалось, никто ни разу даже не слышал криков о помощи. Всерьёз мы взяли это дело на рассмотрение, только когда стало ясно другое - собрав и изучив внимательно сведения о каждом случае, следователи установили, что эти убийства происходят строго раз в месяц, всегда в один и тот же день, в одни и те же часы. - Он делает всё это в День Обращения?! - Тихон не верит своим ушам. Чего-чего, а этого он совсем не ожидал услышать. Общего у этого маньяка с его нынешними клиентами было примерно столько же, сколько схожих черт у лета и зимы. - Да, одно это побудило нас наконец записать его в чёрный список, - мрачно подтверждает Дима. - Этот убийца идёт за Луной, в этом нет никаких сомнений, но в этом же и самая большая загадка. Не мне объяснять тебе, как ведут себя вампиры в День Обращения. Ими управляют инстинкты, они сильны, но хаотичны, они не думают о стратегии. Вампиры, которые демонстрируют свою силу таким образом, похожи на террористов - в их интересах уничтожить как можно больше людей, и то, что они теряют над собой контроль, для них средство достижения цели, а не помеха. Этот монстр совсем другой. Он планирует, выбирает место, выбирает жертв, рассчитывает их количество так, чтобы сделать всё тихо. Он ни разу не совершил ни одной ошибки. Он всегда знает, каков будет его следующий шаг, даже когда природа заставляет его потерять разум, как будто не зов крови ведёт его, а он направляет свою жажду на тех, кого хочет убить. Я не знаю, как ему это удаётся, никто из нас не знает, - Дима трёт пальцами переносицу, жмурясь, как будто все бессонные ночи, проведённые за попытками разгадать этот ребус, разом на него навалились. - Страх, который хочет внушить людям он, сильнее всего, потому что он управляем. Как если бы ураган мог думать, какой конкретно дом он вырвет из земли и поднимет в воздух. Природа защищает нас, лишая вампиров в День Обращения рассудка, но представь себе, что началось бы, найди они способ сохранять его хотя бы частично? Это был бы конец. На то, чтобы представить себе апокалипсис такого формата, у Тихона хватает профессионального стажа. Пока у вампиров нет контроля над силой, которую даёт им Луна, эта сила прорывается спонтанно, вот только какому милитаристу придёт в голову держать в коробках динамит, если он будет знать, как его взорвать? "Поверь мне, ты не хотел бы увидеть войну между вампирами и людьми". Должно быть, именно так и началась бы эта война. - Наше счастье, что этому парню, похоже, нравится быть уникальным, - Дима усмехается, но в этой усмешке холода больше, чем в январском ветре. - Его преступлениям уже десятки лет, и ни разу за всё это время не было обнаружено никаких признаков того, что у него есть сообщники. Иногда ни одного такого случая не встречается несколько месяцев. Иногда жертв очень много, но не больше того, что может натворить в свой День один вампир, оставаясь при этом незамеченным. В последние годы среди убитых сплошь преобладали те, кто в глазах даже самого доброго человека заслуживали того, что с ними сделали. А какое-то время назад он внезапно исчез, и на этот раз надолго - Рома тогда ещё не успел уйти на пенсию. Все обрадовались и решили, что с ним покончено - может, какой другой вампир схлестнулся с ним и убил его, может, он каким-то образом умер сам, это случается, хоть и почти нереально - вампирская сущность изо всех сил сопротивляется смерти. Но я не думаю, что он мёртв, - Дима вздыхает. Профессионализма в нём явно больше, чем веры в справедливый мир. - Я работал в уголовном розыске и знаю, что такое серийные убийцы. Я считаю, что он просто залёг на дно. И тогда, когда мы окончательно уверимся, что он уже не представляет угрозы, мы обязательно снова о нём услышим. Дима отворачивается, переводя взгляд мимо расклеенных по стеклу материалов на открытый участок окна, и Тихон вдруг явственно различает на его лице печать всего, чего он за всю свою жизнь навидался. Всех страшных кровавых преступлений. Всех трагедий. Всех поводов навсегда забыть о том, что такое спокойный сон. - Может, вам свежий взгляд нужен? - предлагает Тихон, не зная, какую ещё поддержку оказать другу. - Давай я всё это щёлкну и почитаю дома. Я не служил в полиции, но сериалов про ментов много смотрел, может, и соображу чего. Помогу. Ведь если мы с Серёжей найдём этого типа... - Я тебе, конечно, не запрещаю, Тиша, только это бессмысленно, - качает головой Дима. - Этим делом занимался Рома, потом занимался я, да и до сих пор, если уж на то пошло, никто не думает насовсем о нём забывать. Просто продвинуться в нём дальше хоть на шаг почти невозможно. Мы знаем всё, что должны о нём знать - почерк, манеру, точные сроки Дня Обращения. Не знаем только самого главного - где его искать, чтобы остановить. Это наш Ганнибал Лектер, Тиша - тот, кто всегда на шаг впереди. Тихон хочет сказать, что на каждого Лектера есть свой Грэм, но решает промолчать. Какой у него есть повод считать, что он чем-то поможет, если так много опытных охотников ломали над этим делом головы до седых волос? И вдруг в калейдоскопе бумаг, статей и фотографий одна вытянутая прямоугольная карточка притягивает его внимание. Такой же привычный документ для охотника на вампиров, как для криминалиста анализ отпечатков пальцев - шаблон с одним белым шаром в центре и восемью шарами поменьше, в разных пропорциях заштрихованными чёрным цветом и окружающими большой шар цепочкой, как бусы. Каждый из этих шаров, в свою очередь, очерчивает одинаковое количество цифр. На шаблоне, который Тихон рассматривает сейчас, один из шаров жирно обведён красной пастой, рядом с одной из цифр выведен большой восклицательный знак, а над ним обозначен временной интервал из двадцати четырёх часов. - Шестой день первой четверти до новолуния, - читает Тихон по фазовому календарю и чувствует, как медленно, но верно ползут вверх его брови. Его рука сама собой тянется снять карточку со стены, чтобы убедиться - он не ошибся. - Ого. Этому маньяку не повезло отрастить зубы в тот же день, что и Серёже. Уж что-что, а эту дату Тихон помнит прекрасно. В День Обращения Серёжа работать не может, а значит, этот день для его напарника - единственный гарантированный выходной за месяц. Беспредельно долгий и унылый выходной в одиночестве. - Нет, вовсе не в тот же, - немедленно спорит с ним Чеботарёв. - Присмотрись ко времени. Разница в несколько часов, но всё равно есть, а это существенно. Слушая его вполуха, Тихон никак не может заставить себя оторвать взгляд от изображений возрастающих и убывающих лун. Ком не сразу встаёт поперёк горла - он назревает медленно, провоцируя тошноту. Заметив его мучения, Дима забирает карточку из его непривычно слабых рук и кнопкой прикрепляет её обратно на пробковую доску, с силой надавливая пальцами на пластмассовую шляпку. - Послушай меня, Тиша, - Чеботарёв кладёт обе ладони ему на плечи. Очень редко он использует в разговоре этот жёсткий, не терпящий возражений тон. - Посмотри мне в глаза и запомни - это не Серёжа. Навсегда выброси из головы мысли о том, чтобы хоть в чём-то подозревать его. Тихон собирается сказать, что он последний человек на Земле, которому хотелось бы испытывать такие подозрения, но понимает, что это прозвучало бы нагло. Дима знает Серёжу много лет, и для него гораздо больнее было бы в нём усомниться. - Почему цветы? - спрашивает он, чтобы сменить тему. А голос, предатель, всё равно звучит как чужой. Дима отнимает руки от его плеч и возвращается на своё место. - Никто не знает, Тиша, - он задумчиво ровняет стопку бумаг кончиками пальцев. - Украшение. Насмешка. Призыв полюбоваться на его труды. У маньяков-людей нередко есть так называемая подпись - правда, обычно попроще, но есть и те, кто любят такой вот символизм. Среди вампиров я вижу такое впервые, но это ещё не максимум того, что он делал, чтобы привлечь внимание к своей индивидуальности, - Дима откидывается на стуле, чтобы снова увидеть панораму материалов. - Взгляни на фотографию левее от календаря. Сперва Тихон не понимает, о какой именно идёт речь, но потом замечает - среди похожих, как близнецы, снимков этот такой один. На фотографии запечатлено кладбище, точнее, его окраина - перспектива кадра уходит вглубь леса за частоколом кованого забора. На переднем плане три могилы, расположенные в ряд, и с первого взгляда очевидно, что работало над ними не похоронное бюро. Контуры земляных холмов неровные, ни оградок, ни памятников - только небольшие камни в проекциях голов покойников. - Трое наших охотников пропали без вести в прошлом году, - совсем тихим голосом поясняет Чеботарёв. - В шестой день первой четверти до новолуния - как раз в срок Дня Обращения нашего убийцы. Очень сильные, ценные люди, они едва ли не оказали бы всё возможное сопротивление. Они бы попробовали оставить нам подсказку. Мы ничего не нашли, кроме их тел, и то спустя полгода, и вот в таком виде, - босс улыбнулся - Тихон не мог даже представить, что можно так безрадостно улыбаться. - Он похоронил их, представляешь, Тиша? Как будто хотел показать, что бесполезно даже пытаться его найти. Тихон отходит к окну. Снаружи так темно, что между клочков газет и протоколов он видит не улицу, а своё отражение. За всё время, что они знакомы, Дима ни разу ему не лгал. Ни разу не ошибался. Можно ли надеяться, что этот случай - не исключение? Всё-таки за последние дни Тихон видел слишком много могил. * - Можно вопрос? - окликает Тихон Серёжу, когда промозглым серым утром они, замученные и потрёпанные, но живые тащатся, приваливаясь плечами друг к другу, к офису организации. - У тебя ещё есть вопросы, которые ты не задал? - иронично изгибает брови тот. - Да, - Тихон останавливается точно под табличкой "Курить запрещено" возле какого-то кинотеатра и щёлкает зажигалкой, одновременно протягивая вторую сигарету напарнику. - Как ты добился того, что никого не убиваешь? Ну, ты понимаешь, о чём я. В свой День. Пальцы Серёжи белеют до цвета сигареты, которую он стискивает с невольной силой. Он глубоко затягивается, потом медленно выдыхает, запрокинув голову, и Тихон на секунду забывает, какой задал вопрос, засматриваясь на движения его шеи. К тому, как много в его напарнике неуловимо нечеловеческого, он так и не привык. Тихон чувствует, будто под кожей у него скребутся насекомые. Плотоядные жуки, которые питаются мертвечиной. Ему не хочется думать, что он знает Серёжу. Ему хочется быть уверенным в этом. - Я не могу тебе ответить, - наконец говорит Серёжа тихо и хрипло от того, видимо, что глотнул дыма. - Достаточно того, чтобы ты знал - у меня есть способ стать безопасным. - "Спрячьте меня в бронированную камеру"? - усмехается Тихон, чтобы как-то ослабить напряжение в груди - голос, которым Серёжа отвечает ему, страшно неуютный. - Бронированная камера не поможет, - Горошко не отнимает глаз от сигареты в своей руке, как будто это она призвала его к ответу. - Жажда крови слишком сильна, могущество слишком велико. Чем старше вампир, чем больше он видел лун, тем тяжелее ему противостоять зову, - он поднимает голову, и Тихона холодок пробирает от его взгляда. - Если в мой День ты окажешься рядом, никто и ничто не сможет помешать мне убить тебя. Тихон обнаруживает, что в горле у него пересохло, и виной тому не сигарета, не ночь драк и погони. Они докуривают в тишине, нарушаемой только сухим шелестом листьев, бегущих от ветра по тротуару. По дорожкам кладбища далеко за городом, должно быть, гуляет этот же самый ветер. - Но ты знаешь способ. Тихон сам не ожидал, что заговорит. А твёрдости такой не ожидал от своего голоса тем более. Серёжа улыбается одним уголком губ так, будто его это поддержало. Тушит сигарету о край урны и прячет руки в карманы куртки. - Я знаю способ. Поверь мне, однажды я обязательно расскажу о нём тебе. Он идёт вперёд, а Тихон, кусая потухшую сигарету, смотрит ему в спину и чувствует, как в груди у него разгорается дикое возмущение от всего, что он напридумывал. Нашёл, конечно, на кого обвинения вешать. Серёже бы следовало сунуть его головой в эту самую урну. После всего, что он делал для людей с тех пор, когда не только Тихона, но даже его родителей в планах не было, он только сомнений в своей честности и заслужил. Дима верит Серёже. Тихон верит Серёже. Как глупо было бы закрыть глаза на всё, что он знает, на всё, что они пережили вместе из-за каких-то нелепых совпадений. Если уж Горошко не тот, за кого себя выдаёт, то мир, в котором они живут - место совсем безнадёжное. Тихон бросает окурок в урну и быстрым шагом догоняет Серёжу, чтобы снова пойти с ним в ногу. Нет. Он точно последний человек на Земле, кто станет испытывать к нему недоверие.