О монстрах и людях

- Гражданка Любовь Павловна Аксёнова, - монотонно зачитывает немолодой участковый. По его усталому лицу видно, что ему срочно не помешал бы энергетик или сон длительностью часов так в пятнадцать. - Тридцать один год, прописка городская. Вы кем ей приходитесь? - Какая ещё Лю... - не понимает Тихон, но быстро спохватывается. - А, да. Да, Любовь. Я её сосед, квартиру снимаем вместе. Усач записывает его паспортные данные, и Тихон засчитывает за собой достижение - хоть раз общается с полицией как свидетель, а не как дебошир. - Где вы были в момент происшествия? - продолжает допрос хмурый полицейский. - Здесь был, - бубнит Тихон. - Прямо здесь, да, подтвердить сможет куча кто - врачей местных спросите, медсестёр, кошку. Или камеры, тоже вариант. Если служитель закона и подвергает его слова сомнениям, вслух он об этом не говорит. Чёрт разберёт, подозревает он Тихона всерьёз или просто хочет отработать всех участников процессии, ворвавшейся три часа назад в приёмный покой. - У неё есть недоброжелатели? - не отрывая от протокола глаз, участковый ставит росчерки на полях, которые ленится заполнять. - Нет, - качает головой Тихон. - Настолько серьёзных точно нет. - А мотив желать ей зла можете предположить? Имущество, связи, деньги? - Нет, не могу. Она даже компьютер в кредит покупала. Тихону повезло, что расспрос с ним ведётся без использования детектора лжи. На каждое его "нет" прибор орал бы на всю Ивановскую. Участковый оставляет его в покое, сообщив, что позвонит, когда будет возбуждено уголовное дело. Тихон моментально о нём забывает - беспощадная совесть, ревностно ждавшая своего часа, обрушивается на него исполинской тяжестью. "Не выходи из комнаты, не совершай ошибку" - теперь Юля, должно быть, набьёт это где-нибудь на себе. Как раз на этот день она запланировала воплощение очередной надежды на публикацию своих писательских трудов. Выискала одно из немногих издательств, которое ещё не успело нажить девять жизней от смеха над её шедеврами, добилась аудиенции, готовилась к ней старательно и долго, каждый вечер загонялась на кухне, перечитывая распечатанные тексты снова и снова. В назначенный час, как видно, помчалась навстречу мечте, даже оделась как приличный человек. Накрасилась, волосы уложила. И вот к чему это привело. Ещё несколько невыносимо долгих минут Тихон беспокойно и бессмысленно трётся в дверях палаты, пока та наконец не открывается и не выпускает наружу врача. Тихон даже не удивляется тому, что принимает под свою опеку Юлю всё тот же Константин Юрьевич - на себе не раз испытал, какая награда достаётся за уникальные умения и знания. - Как она? - опережает Тихон его попытку хоть что-то сказать о состоянии пациентки, но в бестактности его обвинил бы, наверное, только совсем бессердечный человек. Гул в ушах и головокружение размыли границы времени - то ли в самом деле пару часов он мучался неизвестностью, то ли вечность. - Не скажу, что отделалась лёгким испугом, но жизни её ничто не угрожает, - тактично успокаивает его Хабенский. Даёт Тихону минутку на то, чтобы как следует вздохнуть с облегчением, и задумчиво протирает рукавом стёкла своих очков. - Вам не кажется это странным? Вы расследуете дело о загадочном и непредсказуемом монстре, а тем же вечером, как выходите на его след, нападению подвергается ваша знакомая. - Ну это уже совсем сказки, док, - пробует отмахнуться Тихон, хотя на душе у него скребут кошки. Эти тревожные мысли он усиленно гнал от себя все последние часы. - С чего вы взяли, что это связано? - Не просто связано, Тихон Игоревич, - доктор понижает голос - мимо идут две медсестры. - Я слишком недавно видел работу этого типа, чтобы с кем-то его перепутать. Оба нападения - его рук дело. Кивком головы он сманивает Тихона в угол, образованный поворотом коридора. Не совсем укромное место для обсуждения тем под статусом секретности, но всё лучше, чем без конца попадаться кому-нибудь под ноги. - Повреждена вся задняя поверхность шеи, - посвящает его в детали Хабенский. - Фотографии смотреть не советую, хоть вы, охотники, и не из слабонервных. Я очень надеюсь, что этот случай единичный, и ваш субъект не решил перейти на свежевание, а это только разминка в его новом увлечении. Тихон радуется про себя, что за целый день так ничего и не съел. Желчью тошнит не настолько активно. - Это ещё более интересный случай, чем тот, что мы наблюдали накануне, но интересен он не упражнениями в жестокости, - не щадит его Константин Юрьевич. - Гораздо примечательнее укусы - один на надплечье, другой на плече. - Разве укусы в его стиле? - хватается за спасительную соломинку Тихон. - Похоже, он был на пределе, - не ослабляет убеждённости Хабенский. - Слишком сильный голод, нестерпимая жажда крови. Он не мог получить много от того ранения, которое нанёс первым, хоть и пытался этим обойтись - точки кормления на поражённом участке я нашёл. Лично мне места, которое он выбрал для укусов, говорят о том, что ваш затейник изо всех сил пытался не задеть крупные сосуды. Убивать девочку в его планы не входило. Укушена и отравлена она была, но токсическое поражение, которое я обнаружил, остаточное. Такое я наблюдал у вас, когда вы были моим пациентом, - он наводит на Тихона пронзительный взгляд. - Именно это по-настоящему занятно. Для вашего спасения, поправьте меня, если я не прав, были предприняты определённые действия. От воспоминаний о благодетеле, который продлил ему жизнь, Тихон не сразу догадывается, что это означает. - Подождите. Хотите сказать... - Он удалил яд, - заканчивает за него врач. - Самостоятельно - из вот этой вот точки. Он показывает на себе - место, где линия воротника делит его плечо пополам. - Зачем? - полностью сбитый с толку, Тихон понимает, что этот вопрос в большей степени риторический. - Я бы побоялся превращения города в лабораторию с людьми в роли подопытных кроликов, но не хочу спешить с выводами, - Хабенский задумчиво крутит между большим и указательным пальцами ушко стетоскопа. - С первым нападением мне всё ясно, что же до второго... Я уже упомянул, что вы - ниточка, соединяющая эти две жертвы. Благодаря первой вы вышли на след преступника, вторая - ваша соседка и подруга. Интервал между нападениями незначительный. Ума не приложу, как можно сохранять способность к хладнокровному расчёту в День Обращения, но я бы предположил, что этот хищник хочет с вами поговорить. - Хочет что?! - Тихон давится своим шоком. - Когда хотят поговорить, рот используют по-другому! - Поставьте себя на его место, - пожимает плечами Константин Юрьевич. - Он ваша цель номер один, на его руках так много крови, что вы даже суд над ним не проведёте. Имея дело с серьёзным противником, не настроенным на переговоры, вполне логично разжиться козырем. У Тихона темнеет в глазах, и он поспешно закрывает их, чтобы не потерять равновесие. Вина мешает ему дышать, меняет состав воздуха, душит. Классический сюжет дурного кино - горе-сыщик настолько увлёкся поимкой злодея, что не предугадал его самый очевидный шаг. Юля раз в триллион лет высовывает нос из дома, узнать о её местонахождении в этот вечер можно было только от него. Говорил ли он с Серёжей об этом? С кем-то ведь точно должен был говорить. Может, это был и Горошко, Тихон ведь совсем не запомнил, о чём они болтали в его машине, слишком был занят тем, что терял разум от чувств. Болтун - находка для шпиона, как давно это было сказано гораздо более умными людьми? В его случае и того хуже. Шпион по крайней мере не всегда убийца. Тихону становится по-настоящему страшно. Если это манипуляция, значит, в состоянии изменённого сознания Серёжа вспомнил полученную заранее информацию, добрался до нужного места и напал на нужного человека. Напугал, усмирил свои инстинкты и скрылся. Как возможно провернуть такое в День Обращения? Если он сумел сделать это, на что ещё он может быть способен? Откуда он узнал, что они с Димой уже напали на след? Что именно Тихон ждёт сейчас сигнала, чтобы начать действовать? И какой же смысл во всех его поступках, если он использует свой развившийся самоконтроль для запугивания и шантажа? Так ли Тихон прав, когда пытается углядеть глубинную доброту в его мотивации? Так много вопросов и ни одного ответа. Мем смешной, ситуация - ничерта. - Между прочим, она пришла в себя, - возвращает его в реальность Константин Юрьевич так внезапно, что Тихон аж подскакивает. - Можете с ней пообщаться, сёстры не будут возражать. - Спасибо, док, - благодарит его Тихон от всего сердца. - За всё. А давайте я вам тоже диагноз поставлю? Не в службу, а в дружбу. Вас Дима наш покусал, когда вы вчера отвернулись. Симптомы очень характерные для знающего специалиста. - О чём вы? - Хабенский по какой-то непонятной логике слушает всё это с непроницаемо серьёзным лицом. - Без выходных работаете, - сочувствует ему Тихон. До чего же неловко разъяснять смысл собственной шутки. - Вы что пьёте? Скажите, я вам принесу. У вас один дёготь тут, а мёда - меньше ложки. - Я предпочитаю чай, - скептично, но добродушно улыбается врач. - Зелёный, с имбирём или мятой. - Ещё один трезвенник, - удручённо вздыхает Тихон. Свет в палате приглушён, горит только одна продолговатая лампа на стене за койкой. Юля часто моргает, как будто пытается узнать гостя, и Тихон испытывает желание засмеяться - с неё станется. От снисходительно-ласкового вздоха в груди оседает колотое стекло. Чтобы не протереть своими хождениями туда-сюда дырку в полу перед дверью в операционную, Тихон смотался в ближайший цветочный за приличным букетом, а потом подкупал обаянием, выдранными из этого же букета цветами и взятками занятых медсестёр, чтобы они доставили подарок в палату к Юле прямо вместе с ней самой. Милосердие, канонично свойственное их профессии, оказалось дамам не чуждо, и теперь этот слегка потрёпанный куст красовался у Пчёлкиной на прикроватной тумбе. - Привет, - Тихон улыбается через силу - с некоторых пор это стало неимоверно сложно. - Вот, - он указывает на вазу неловким, угловатым жестом. - Это от меня. Я знаю, что тебе пофиг на цветы, но я подумал, раз ты в больнице... Короче, может, маме своей отдашь, если тебе не надо. Вот умора - Юля ведь по сей день так и не удосужилась рассказать своей матери, что они перестали встречаться. Не из обиды за потерю, просто из лени. Голову можно дать на отсечение, кому за всю эту ситуацию та теперь будет ездить по мозгам. Тихон посочувствовал бы себе, не будь ему собственная судьба так поразительно безразлична. - Спасибо, - Юля отвечает на его улыбку слабой своей. Кажется с какого-то перепуга, будто ей не всё равно. - Как ты узнал, что я здесь? Из-за отравления ядом вампира мимика даётся ей с напряжением. Тихон не удивляется - он это состояние прекрасно знает. - Шатался неподалёку, увидел, как тебя привезли, - не тратит он время на изобретение правдоподобной легенды. Лжи во благо не существует, как говорит ему этот новый печальный опыт. Юля отстранённо кивает, отводя глаза. Сложно судить о том, поверила она или нет. - Что случилось? - возвращает её к теме Тихон. Чтобы до кучи не отдавить ей ничего, придвигает к её кровати стул. - Как ты умудрилась так достать редакторов, что они киллера на тебя наняли? На этот раз он не добивается даже намёка на улыбку. Глаза у Юли стеклянные от ужаса - так смотрят люди, которые не хотят, но не могут не верить в произошедший с ними кошмар. - Тиша, - Пчёлкина прикусывает губу, чтобы остановить идущую по ней дрожь. - Это... это был не человек. Тихон сцепляет руки в замок так крепко, что от пальцев на тыльных сторонах ладоней остаются следы. Голова вдруг становится очень тяжёлой и кренится вперёд. - Я не чокнутая, - неверно истолковав его реакцию, лихорадочно шепчет Пчёлкина. - Я бы не выдумала такое. Я... я не знаю, что это было. Какое-то... существо, очень злое и сильное. Понимаю, как это звучит... - Нормально звучит, - утешает её Тихон, поднимая глаза, чтобы она не сомневалась в его искренности. - Ты запомнила, как он выглядел? Юля смотрит насторожённо - не ожидала, как видно, такой готовности не подвергать сомнениям её слова. Мотает головой так, будто шея у неё в полном порядке, и тут же морщится от боли. - Я его вообще не видела, - признаётся она. - Он напал на меня сзади. Только одежду помню, чёрная была, и руки человеческие, кисти все в венах, но он точно был... другим. Такой сильный. Слишком сильный, - голос её сбивчивый, речь быстрая, точно она боится, что её начнут перебивать. - Разодрал мне шею, начал меня... кусать... - она крепко, до дрожи век, закрывает глаза. - Прямо зубами, и до этого - я чувствовала, как он дышит, и дёсна - тёплые, мокрые, - она прерывается, чтобы отдышаться. Тихону хочется взять её за руку, но этого он себе не позволяет. - А потом он... извинился передо мной. Шепнул что-то... вроде бы "Могло быть хуже". - Шепнул? - повторяет Тихон ошеломлённо. Юля кивает. - Ничего не помню после этого. Наверное, мне стало так больно, что я отключилась. Вот, значит, что на самом деле произошло. Это всё объясняет - непонятно только, плохи от этого их дела или наоборот. Хабенский не знал о том, что вампир говорил с жертвой, и посудил неверно. Вампиры в День Обращения не разговаривают с содержимым своей тарелки, какими бы крутыми ребятами они себя ни считали. Их враг не всесильный - это внушает надежду. Ему сложно было держать себя в руках, поэтому рана выглядит так. Он почти не пьёт кровь живых людей, раз в месяц - не регулярность даже для его жизни. Он не привык к ней. Одна капля сводит его с ума. Радоваться, однако, всё равно нечему. Возможности Серёжи не беспредельны, но вот решимость остановить тех, кто ставит ему в колёса палки становится предельно ясна. Если он очнулся, он уже знает о том, что потерял медальон. Знает о том, как потерял. Уверен он и в том, что Тихон, услышав о таком деле, ни за что не остался бы в стороне. А услышал бы он в любом случае - от босса. Тихон быстро, насколько может, достаёт телефон, открывает переписку с Чеботарёвым и негнущимися, ватными пальцами набирает: "Он знает, что мы знаем". - Тиша, - привлекает его внимание Пчёлкина, ожидаемо сбитая его поведением с толку. Тихон поднимает глаза - как видно, она пыталась, но не смогла справиться со слезами, потому что щёки у неё блестят. - Кто это мог быть? - Мой клиент, - устало, но незамедлительно отвечает Тихон. Вовремя вспоминается Булгаков - правду говорить, может, и не приятно, но однозначно очень легко. - В каком смысле? - шмыгая и глотая слёзы, Юля смотрит на него почти с осуждением. Должно быть, считает, что он опять в остроумии упражняется. Тихон был бы и рад посмеяться, если бы сохранил хоть какую-то тягу к юмору. - Юля, я ведь тебе говорил. Я охотник на вампиров. На этот раз он выкладывает ей всё в деталях - от поросшего мхом убийства участкового до сегодняшнего дня. Наплевать, что Дима взбесится. Того, что с ней случилось, Юле всё равно уже не забыть. Она узнала бы правду и без его участия. Только о Серёже он говорит уклончиво, осторожно. Ему кажется, что как только он произнесёт это имя, его наизнанку вывернет. - Прости меня, - унывает Тихон под конец рассказа. - Я не хотел подвергать тебя опасности. Представить себе не мог, что моя работа может на тебе вот так отразиться. - Ты не виноват, - пробует оправдать его Юля, но прерывается на приступ надсадного кашля. Тихон смотрит на неё, и сердце у него кровоточит. Не существует никаких "но", больше уж точно ни одного. Серёжа не просто заложник своей особенной силы. Если до этого его преступления и попытки искупить вину ещё шатали чаши весов, то теперь, покусившись на жизнь Юли, он перешёл черту. А Тихон, дурак, вздумал испытывать к нему какую-то жалость. Понять хотел, оправдание найти. Юля - вот кто действительно достоин сострадания и спасения. Беззащитный, ни в чём не повинный человек. Вот кто настоящая жертва. А хищник должен быть обезврежен. Обезврежен значит убит. Это его работа, которую он так любит. В которой он так хорош. Полтора года прошло. Ни разу за всё это лучшее в его жизни время он не мечтал всё-таки проснуться в том самом баре. Поздно начинать. - Я тогда подумала, что ты пошутил, - еле проговаривает Пчёлкина севшим голосом. - Ну, как обычно, ерунду какую-то выдумал. У Тихона наконец прорывается смех - вот те раз, она, оказывается, что-то даже думала о его рассказе. - Нет, Юль, - опровергает он логичное, впрочем, обвинение. - Я был серьёзен. А сейчас ещё больше серьёзен, так что слушай меня внимательно, - он наклоняется вперёд, упирая локти в колени, смотрит на подругу прямо. - Никуда больше не ходи одна. Ни продукты покупать, ни мусор выносить. Про редакции вообще забудь, в интернете с ними списывайся. Как отсюда выпустят, тоже сама не уходи, позвони мне. А если я вдруг трубку не возьму, набери вот этот номер. Это друг, он придумает, как тебя защитить. Ему можно верить. Под его диктовку Юля забивает в телефон номер Чеботарёва, а потом отнимает от экрана насмерть перепуганные глаза. - А почему ты можешь мне не ответить? Почти минута уходит у Тихона на разрешение этой дилеммы. В конце концов он решает, что и в этом случае лучше не врать. - Я перешёл дорогу кое-кому очень опасному, - понизив голос, сознаётся он. - Очень непредсказуемому и страшному типу. Я предполагаю, это он использовал тебя, чтобы мне угрожать. Я вот-вот встречусь с ним лицом к лицу. Честно говоря, не могу оценить свои шансы. - Тиша, не надо! - Юля пытается сесть в кровати, но совершает слишком резкое движение и скулит. Всплеска эмоций у неё, однако, хватает на сопротивление попытке Тихона уложить её обратно. Обнадёживающее открытие - хотя бы опасность для жизни может заставить эту девушку вовлечённо реагировать на окружающий мир. - Не беспокойся, - улыбается Тихон с беспечностью и силой, которые сам для себя ни за что бы не отыскал. - Я очень хороший охотник на вампиров. Я справлюсь. Я ещё даже не добежал до этого гада. Ты точно ничего больше не запомнила из его примет? Цвет одежды? На руках, может, было что-то - браслеты, часы? А какие волосы у него были, не смогла заметить? - Нет, - на этот раз Юля качает головой осторожно. - Руки... Рукава... Пальто, он был в чёрном пальто. Ну и... - И? - подбадривает её Тихон. - Это совсем бред, - ни к селу ни к городу оправдывается она. - Но голос мне показался знакомым. Как будто я уже его слышала, только не помню, где. Тихон закусывает губу. Он часто говорил с Серёжей по видеосвязи без наушников, и не раз в процессе Юля мелькала вокруг. Разумеется, она могла его слышать. Хотя бы один раз из ста она точно была погружена в свои мысли не до конца. - Ты запомнила его? - уточняет он. - Голос. Сможешь узнать, если услышишь его ещё раз? - Узнала бы, - у Юли мимические мышцы дрожат, когда она хмурится. - Но я не хочу снова с ним встречаться. - Тебе не придётся, - новую улыбку Тихон вымучивает. - Юль, - он собирает в кулак всю свою волю, говорит так, как будто надеется, что если эти заверения будут произнесены, у них появится больше шансов сбыться. - Всё будет хорошо. Я найду его. Он больше не навредит тебе. Он никому больше не навредит. На этот раз Юля находит силы, чтобы ответить ему улыбкой. - Ты сможешь сделать так, чтобы тебе он тоже не навредил? Ненадёжными обещаниями Тихон не разбрасывается. Выйдя из палаты, он делает вперёд по коридору не больше двух шагов. Останавливается, приваливаясь плечом к стене, и прячет лицо в дрожащие руки. Жизнь разделилась на "до" и "после" - слабо и слишком поверхностно сказано. Уродливое и больное "после" рассекло дорогое и ценное "до", как рана - огромная, гниющая и грозящая неминуемым заражением крови. Время, казалось бы, остановилось навсегда, как вдруг громкий взволнованный голос возвращает ему ход. - Тиша! До боли знакомый голос. Тихону кажется, будто он не ладони отнимает от лица, а достаёт из кобуры пистолет. Как Серёжа узнал, что он здесь, одному богу известно, но вот он, собственной персоной - стремительно приближается к нему, этакий грациозный ураган в распахнутом пальто, чудом уходит от столкновения с идущим навстречу сотрудником больницы, не успевшим среагировать на скорость его перемещений. Как торнадо, решивший не сносить попавшийся на пути объект. Всё тот же, живой и дышащий, будто и не ночной кошмар, не враг. С тем же лицом, глазами, улыбкой. Останавливается в каком-то шаге от него. Сияет, весь источая радость, нежность, облегчение, но одного беглого взгляда на него хватает, чтобы даже не начинать обманываться. В отворотах его рукавов увязли капли крови. К горлу подступает тошнота, к кончикам пальцев - импульсы: хватать, бить, сражаться. Чтобы сохранить спокойствие, Тихон прокусывает щёку изнутри до острого металлического привкуса. Нельзя сцепиться с ним здесь - во сколько это обойдётся свидетелей и случайных жертв? Мысли наперебой набирают громкость, заполонив голову роем обезумевших ос. Отвлечь его, потащить за собой, увести как можно дальше. Поговорить начистоту или просто заболтать, чтобы напасть в неожиданный момент? Определённо подобрать его нужно тщательно. Он умный и очень, очень быстрый, его бдительность не должна быть остра. Что сделать, чтобы не допустить этого? Проще пареной репы, подсказывает ему внутренний голос. Притворись веником, сделай вид, что ничего не знаешь. Разыграй всё того же влюблённого идиота. Изобрази, что рад ему. От того, в какие формулировки складываются планы дальнейших действий, тянет взвыть. - Какая муха вас с Димой укусила? - упрекает его тем временем Серёжа - тёплым-тёплым голосом вопреки показной строгости. - Что я должен думать, если ночью звоню вам обоим по десять раз и слышу только "перезвоните позже"? Тихон с удивлением выуживает телефон из внутреннего кармана куртки. Совсем забыл о его существовании, а ведь на беззвучный не ставил - вибрация, должно быть, слилась с его нервной трясучкой. Среди уведомлений Тихон видит эти самые пропущенные, новую попытку дозвониться и сообщение от Янковского и ещё одно - от Чеботарёва. Открывает последнее. Всего час назад босс отправил ему скрин - на нём непринятые входящие от их общего знакомого. Сопроводил подписью: "Он ищет тебя, будь начеку". - А вдруг мы на Фонтанке устроили совместный заплыв? - Тихон гасит экран кнопкой, изо всех сил стараясь притвориться беспечным. - Ты решил не мелочиться, поэтому сразу сюда полетел? - Запаниковал, - кается Серёжа виновато. Его искренность, свет его глаз гротексно сочетаются с кровью на тёмной ткани пальто. - Это первое очевидное место, которое пришло мне в голову после того, как я выяснил, что тебя нет дома. Ты напугал меня до смерти. Что ты здесь делаешь? - Долгая история, - уклоняется от ответа Тихон, с трудом сдерживая язвительное "а то ты сам не в курсе". - Как ты так быстро вернулся в город? - Долгая история, - Серёжа отвечает ему в тон будто бы не из вредности - именно в такой манере, глухо, нервно и скрытно он всегда говорил про свой День Обращения. - Я искал вас двоих не просто так. Я связываюсь с организацией через Диму, у меня есть информация для разведчиков. - Давай мне расскажешь, - охотливо вызывается Тихон. Вот и предлог поскорее сменить локацию, получите, распишитесь. - Только найдём более... подходящее место. Горошко отвечает ему понимающим взглядом, бегло косясь кругом и отмечая, что несмотря на поздний час вокруг них всё равно мелькают нежелательные слушатели. Больной колючий холод расползается у Тихона в груди - они словно планируют новое совместное дело, так, как сотню раз делали это прежде. В прошлой жизни, куда больше дороги нет. В той жизни Тихон, обходя Серёжу, чтобы повести его за собой, захотел бы взять его за руку - она не фонила бы для него угрозой, как руины Чернобыля. Насквозь промокшая куртка встречает новый удар - за то время, что Тихон скоротал под крышей, непогода только сильнее разыгралась. С курсом он импровизирует, держится до поры до времени широких проспектов, тайком оглядываясь вокруг в поисках подходящего закоулка. Шуршание дождя скрадывает звуки шагов, и Тихон, избегая поворачиваться спиной к Горошко, чётко контолирует свою скорость, чтобы оставаться вектором движения, но не обгонять ведомого. Очередная порция соли на свежие раны - с тех пор, как они признали друг друга напарниками, ни один из них не смотрел другому в спину, и то, что они держались бок о бок, было знаком союза, признание друг друга равными. Теперь - стратегическая необходимость. Спустя четверть часа на их пути попадается маленький сквер - тихий, тёмный и совершенно безлюдный, зажатый между старыми фабричными зданиями. Ночь поздняя, улицы кругом пустые, место укромное, уединённое. Никто им не помешает. И они никому, что куда более важно, не должны помешать. Они перекликаются кивками. Снова - как раньше. Ныряют под покров древесных крон, таких же старых, как те, что видели смерть серёжиной семьи. Каждый вдох, каждый шаг приближает Тихона к неизбежному. - Я подумал, ты до своего дома дойти захотел, - на удивление спокойно заговаривает Горошко. - Простуду схватишь такими темпами. Беспокоится, добрый какой. И не подозревает ничего ни на йоту. Тихон никогда бы не подумал, что ему придётся таким образом эксплуатировать накопленный кредит доверия. Тихон медлит, не смотрит в его сторону, блуждая взглядом от клумб, укутанных темнотой, до памятника автору каких-то выдающихся достижений. Достаёт телефон, не глядя сбрасывает дождевые капли вместе со всеми уведомлениями и заходит в мессенджер. Юля онлайн. Вот неутомимая душа - даже побывав на волосок от смерти строчит, как пить дать, какие-то очередные заметки. Быстро набрав ответ на сообщение, Тихон с болезненной нежностью обводит пальцем круглую иконку её аватара. Понимание того, что это изображение могло оказаться на надгробной плите, придаёт ему необходимых сил. - Тиша? - начинает волноваться Серёжа. - Зачем ты искал Диму? - игнорируя его предыдущую реплику, отвечает Тихон вопросом на вопрос. Он блокирует смартфон, убирает его и поворачивается к Серёже. Того такая резкость явно приводит в замешательство, но самообладания он не теряет. - Хотел рассказать о том, чему стал свидетелем прошлой ночью, - расстояние между ними позволяет ему не повышать голос. - Я обнаружил жертву вампира прямо напротив твоего дома. Вот так номер. Тихон от изумления чуть не роняет челюсть. Это что за финт? Игра на опережение? - Я не успел ничего предпринять, очень спешил, - вздыхает Серёжа тем временем. Подумать только, как умело изображает грусть и чувство вины! - Если бы я промедлил, он бы точно не выжил. Не знаю, был ли у него шанс. Он был жив, но покусан и явно отравлен. Я не смог оказать ему даже первую помощь. - Жив он, жив, - Тихон не успевает подумать, стоит ли спрятать подвох в ответе. Изворотливость противника впечатляет его до глубины души. - Правда? - Горошко неподдельно преображается - по крайней мере, раньше Тихон посудил бы именно так. - Ты уже это знаешь? - Знаю. Живее всех живых, интерьер у Димы в бункере портит. Хорошо бы там действительно были стены, достойные уверенности босса в их надёжности. - Очень хорошо, - облегчённо улыбается этот актёр без заслуженного "Оскара". - Дима тоже в курсе? Я боялся, что помощь опоздает. А когда не смог дозвониться вам двоим, ещё больше испугался. Подумал, что этот вампир мог напасть и на тебя. Нежность в его словах отдаёт отчаянием, и Тихон понимает - уже очень давно этот голос звучит в таких нотах, когда речь заходит о нём. Взглядом Серёжа то и дело окидывает его плечи в промокшей одежде, спрятанную под капюшоном голову. Внимательный, въедливо заботливый, будто согреть пытается своими глазами. Всего сутки назад это могло сделать Тихона счастливым. Сейчас - становится ударом. Прицельным ударом точно в брешь его крепкой брони. - Я знаю, что ты хочешь сказать, - Серёжа расценивает его горькую усмешку на свой лад. - Ты можешь постоять за себя, и я в тебе не сомневаюсь. Но это не заставит меня перестать беречь твою жизнь. - Очень трогательно, спасибо, - кривит рот Тихон. Вздумай кто сделать из этих слов выжимку, получил бы литр яда для медицинских целей. - Я, конечно, мастер вляпываться в интересные ситуации. Как тогда, с отравлением. К слову, а если бы ты не успел меня выручить? Если бы не остановил действие яда? Что бы ты предпочёл сделать? Позволить мне умереть или превратить в вампира? Серёжа вздрагивает так крупно, что волна его дрожи бежит к Тихону по воздуху, не перебитая даже дождём. - Не хочу и думать об этом, - он настаивает, а не отвечает, как будто и Тихону хочет внушить свою точку зрения. - С чего вдруг такие мысли? - Да так, - Тихон нарочито беззаботно пожимает плечами. - Этот похожий на мои семнадцать лет пацан сейчас как раз в сородича твоего превращается. Глаза у Серёжи буквально вылезают из орбит. На качественном притворстве он совершенно не экономит силы. - Что ты сказал? - Ты же меня прекрасно слышал, - не пасует в ответ Тихон. - В ваших рядах намечается пополнение. Настрой у Серёжи меняется полностью - из тревожно-насторожённого он становится сосредоточенным, жёстким, холодным и боевым. Тихон даже угадать не может, что происходит - ему побольше пыли пытаются напустить в глаза? - Дай мне телефон, - Серёжа призывно протягивает руку. - У тебя своего нет? - пробует сохранить непринуждённость Тихон. - Разрядился, пока я тебе звонил, - Серёжа только больше кипит нетерпением. - Тиша, скорее, медлить нельзя. Ты не представляешь, как это важно! - Мой тоже сдох, не судьба, - врёт Тихон, не теряя надежду выяснить, чему всё-таки подыгрывает. - Чего это я не представляю? - Тогда бежим в штаб, - упрямо гнёт своё Горошко. - Как же я сразу не догадался! Ведь я видел раны... В демонстративном недовольстве собой он решительно сметает со лба намокшую чёлку. - Я никуда с тобой не пойду, - платит ему Тихон той же монетой. - Пока не объяснишь мне, почему ты так взбеленился. - Я расскажу по пути, - Серёжа вовсю мобилизуется, отступает на пару шагов и стойко кренится в направлении выхода из сквера. - Это дело очень безнадёжное и долгое, но любая зацепка к нему - сокровище. Поверить не могу, что ты о нём не знаешь! Неужели Дима ни разу не упоминал при тебе Убийцу с цветами? - Убийцу с чем?! Реакция Тихона выходит естественной по не зависящим от него причинам. Тактика тактикой, а человеческий фактор никто не отменял. - Убийцу с цветами, - повторяет Горошко с безупречно непроницаемым лицом. - Так мы называли его, когда только установили связь между его жертвами. Вампир-невидимка, который в День Обращения охотится так, будто полностью владеет собой. Все признаки были налицо, как я сразу о нём не подумал! Я бы ни за что не потерял так много времени! Ещё мгновение, и он действительно снимется с места. И хотя бы в одном, но будет прав - терять время больше нельзя. Тихон на чём свет стоит ругает себя за недальновидность и поспешность. Ошибкой было рубить с плеча, приходить одному, тем более - неподготовленным. Посидел бы, выдохнул, продумал стратегию, отрепетировал реакции, хоть один сценарий их разговора попытался себе представить. С Димой посоветовался. Серёжа превосходит его не только в силе - тяпнув Юлю, он явно заранее спланировал, какую позицию займёт, когда посмотрит Тихону в глаза, и сейчас неуклонно следует этой траектории, раз за разом заставая его врасплох. Тихон же и вспоминать боялся о том, как глаза у него выглядят, не то что раздумывать, где взять смелости в них заглянуть. Он совсем не знает, что делать - как смотреть на Серёжу, слушать его, говорить с ним. Как дышать. Как следовать своему глупому, заведомо обречённому намерению разрешить эту жуткую головоломку. Вот только кто, если не он, может быть на это способен? - Так ты занимаешься этим делом? - уточняет Тихон. - Ты знаешь о нём! - простодушно до зубной боли оживляется Серёжа, но тут же приструняет себя до прежнего холодного настроя. - Конечно, я занимаюсь этим делом. С самого начала, как оно было открыто пятьдесят лет назад. - Умно, - ласково и невинно улыбается Тихон. - Затесаться в сыщики, выслеживать самого себя, чтобы сбивать со следа остальных. Чеботарёв тебя, проныра, страшно недооценивал. К чёрту уловки, к чёрту терпение, к чёрту попытки понять и простить. К чёрту чувства. Нет сил, нет права медлить. Где-то в отдалении проносится машина, на повороте её колёса взвизгивают, как раненый зверь. Серёжу не настраивает на нужный лад его доброжелательный тон, поэтому его лицо не сразу искажается недоумением. - Тиша? - он медленно делает шаг вперёд. Тихон, наоборот, отступает, вставив перед собой ладонь, будто щит. - Не подходи. Холод, принесённый порывом ветра, пробирается к коже через вымокшую одежду. Холодом наполнено расстояние между ними, холод Тихон вдыхает и выдыхает, изнывая от боли, делающей сердце дроблёным камнем. И всё же холод не такой ядовитый, как ложь. - За твою особую симпатию я действительно благодарен, - продолжает он, больше не улыбаясь. - Только выразил бы ты её каким-нибудь более полезным способом. Например, рассказал мне, как всё было на самом деле. Это меня и вправду порадовало бы после стольких месяцев вранья. Серёжа не мгновенно скидывает оцепенение, но сразу упрямится, продолжает держаться за роль без вины виноватого. - О чём ты говоришь? - Где ты был в прошедшие сутки? - у Тихона сушит горло - никогда не практиковался в допросах, а начинать приходится сразу со сложных задач. - У меня был День Обращения, - заявляет Серёжа с таким видом, будто это исчерпывающий ответ. - Ага, а ещё вторник, - Тихон понимает, что сильно переоценил свою стойкость. - Я не спрашиваю, какой был день, я спрашиваю, где ты был. Как ты умудрился споткнуться об эту твою "жертву нападения" так поздно? Зачем ошивался возле моего дома? Охранял мой сон? Большое спасибо. Когда в следующий раз будешь мне оказывать такую любезность, постарайся никого не укусить. - Я его не кусал, - напористо возражает обвиняемый. - Я нашёл его, когда он был уже без сознания. Тиша, с чего вдруг... - Без сознания, - перебивает его Тихон, зеркаля его же собственный оскорблённый тон. - Без сознания! Как тогда, скажи мне на милость, вот это оказалось в его руках? Он выуживает медальон из-под куртки и освобождает от него свою шею рывком, снова заставляя страдать и без того натерпевшийся подарок Вани. Металл бьёт его по кулаку, когда он выбрасывает руку вперёд. Серёжа поражённо ахает и рефлекторно подаётся навстречу своей драгоценности, но так же резко останавливается. - Забирай, потеряшка, - даёт добро Тихон, угрюмо усмехаясь. - Не стоит благодарностей. Теперь не стесняйся, говори. Как ты умудрялся так долго выходить сухим из воды при настолько очевидных уликах? Совпадение сроков, - он загибает пальцы. - Минимальное количество жертв. Цветы, захоронения - в точности то, что ты любишь делать. Никто в ус не дул, даже Чеботарёв, подумать только! Но на этот раз ты слишком уж страх потерял. Парень, похожий на меня, потом Юля. Ещё и вещичками своими разбрасываешься. - Что с Юлей? - выбирает Серёжа повод для показательного испуга, как бы невзначай игнорируя всё остальное. - Ты сам спрашивал, чего меня в больницу понесло, - Тихон это не произносит, а выплёвывает. - Только там можно оправиться от рандеву с тобой. - Тиша, - проговаривает Серёжа медленно, будто это имя способно его спасти, и снова пробует урезать расстояние между ними - медленно и опасливо, точно приближается к ощерившемуся зверю. - Пожалуйста, ты должен меня выслушать. Это какая-то ошибка. Это случайность. Я не знаю, что произошло с твоей соседкой, я не встречался с ней никогда в жизни. И этому человеку, который похож на тебя, я тоже не причинил никакого вреда. - Если под вредом понимать смерть - да, пожалуй, не причинил, - фыркает Тихон неприязненно, отступая на шаг и краем глаза следя за тем, чтобы не угодить в тупик. - Кончай изворачиваться. Твоя сила ушла, Серёжа, мы не так уж и неравны. Я могу заставить тебя говорить, но окажи мне услугу - будь хотя бы раз честным со мной. Из уважения к тому, что мы значили друг для друга. Не нужно быть гением, чтобы догадаться - с каждым сказанным словом он ступает всё дальше по очень тонком льду. Кто знает, как дорого ему обойдётся эта бравада. Крупные и тяжёлые капли рушатся на плечи, прибивают, точно гвозди, к земле. Собственная жизнь кажется на удивление переоценённой штукой, когда на другой чаше весов чужие, вот только достанет ли ему умений, чтобы противостоять сверхвампиру? А если хватит на него, то как быть с тем, кто был ему так дорог, так долго воплощал для него самоотверженность и честь? Грудная клетка у Тихона наполнена изнутри кровью, пролитой разбитым сердцем. Одной ярости мало, чтобы залечить подобные раны. - Поверь мне, я всё понимаю, - голос еле различим в шуме дождя, и Тихон не сразу понимает, что заговаривает сам. - Все эти цветы, погребения, анонимные звонки в скорую. Это не насмешка и не фишка твоего почерка. Это просьба о прощении, - веки кажутся такими тяжёлыми, что тянет закрыть глаза. То ли вода давит на них, то ли усталость. - Это значит, что тебе жаль. Что ты хочешь сделать для них что-то после того, как лишил их жизни. Вот только это ничего не меняет, Серёжа, ни для них, ни для меня. Дима говорил мне, что намерения имеют большое значение. Но твои намерения я не могу понять. Неужели потенциальные выжившие для тебя важнее, чем люди, которых ты стараешься не убивать, но убиваешь? Неужели я по-твоему достоин жизни больше, чем любой из них? Почему именно я твоё исключение? - вопросы сыпятся, будто камни. Рассекают кожу, оставляют гематомы. - Почему твоя человечность так барахлит, что ты готов напасть на мою подругу, лишь бы убрать меня со своей дороги? Схлестнуться с Серёжей в бою, думает Тихон, было бы и то не так безнадёжно, как выдержать сейчас его взгляд. Разгадывать эти путанные, как нити, сполохи эмоций. - Тиша, - Горошко упорно пытается надавить на него этой своей болезненно-острой нежностью, с которой происносит его имя. - Я не могу ответить на твои вопросы. Всё, что ты сказал, может быть правдой, но я не смогу ни опровергнуть это, ни подтвердить. Неужели ты думаешь, что никто ни разу не подозревал меня за все эти годы? Не замечал сходства между ним и мной? Не пытался доказать мою вину в его преступлениях из-за нескольких парадоксальных совпадений? Я не имею к этому вампиру никакого отношения, - он произносит это весомо, медленно, делая паузы и расставляя акценты, как будто хочет загипнотизировать голосом. - Это факт, который я давно доказал. Наши Дни даже не полностью совпадают, его время приходит гораздо раньше. Я не умею так контролировать себя и направлять, когда я опасен. Если бы я был на это способен, я бы не боялся твоей крови. - Не может он, как же, - цедит Тихон утомлённо. - Зато можешь полностью обезвредить себя, как по волшебству, когда тебе это нужно. - Это вовсе не навык, - спорит Серёжа. - Это... что-то вроде лекарства. Тиша, прошу тебя, не здесь... - Нет, здесь, - пресекает его попытки Тихон. - Здесь и сейчас. У нас с тобой нет пути назад. Серёжа, пожалуйста, - голос у него стихает, надламывается. - В самый последний раз я хочу дать тебе шанс. Я не угрожаю, я прошу. Посмотри на меня, - шепчет он умоляюще, мысленно костеря себя за слабость. - Пусть не вампир смотрит на человека, а ты посмотришь на меня. Объясни мне, что ты делаешь. Чего ты хочешь добиться. Как у тебя это получается, в чём причина твоих неудач. Расскажи мне всё, и я обещаю - я попытаюсь, - он артикулирует эту фразу, потому что челюсти сводит тяжёлая дрожь. - Попытаюсь поверить. Попытаюсь разобраться. Быть правильным охотником и понять тебя. А уже после этого мы с Димой вместе решим, что с тобой делать. И я сам решу, не добавляет Тихон вслух. Смирюсь с потерей, найду точку опоры. Налаженный механизм не должен заводиться через такую боль, точно пазы его заржавели и от каждого движения рвутся. Слезами не натачивают нож перед битвой. Серёжа молчит. Больше не сопротивляется. Не возвращает медальон на шею, стискивает в белых от напряжения пальцах, точно дружескую руку, необходимую ему для поддержки. Смотрит на него, как змея - не моргая. Ресницы его чернеют и тяжелеют от дождевой воды. - Я вернулся из-за медальона, - проговаривает он с усилием, точно не помнит, как пользоваться речью. - Я потерял его вчера вечером. Мы расстались, я переходил улицу, и кто-то налетел на меня из встречных прохожих, но людей было так много, а я всё ещё думал... о тебе, поэтому не заметил, что дальше шёл без него. Я обнаружил пропажу, только когда вернулся домой, и сразу же помчался обратно - знаю, что не должен был так рисковать, но это случилось со мной впервые, я совсем не мог ясно мыслить. Я почти добрался до твоего дома, но быстро забыл, что искал, потому что на соседней от твоей улице обнаружил его. Этого мужчину, - он улыбается как будто через страдания. - Кудрявого и высокого. Я испугался, что это ты, хотя запаха твоего не чувствовал. Мне было не до звонков Диме. Почти сразу я, конечно, понял, что ошибся, как только склонился его осмотреть, но что было в его ладонях, я не разглядел - мне хватило циферблата его наручных часов. Я увидел, что мой День вот-вот начнётся, и бросился бежать со всех ног. Я с трудом, но успел. Ты знаешь всё остальное. - Ничего я не знаю, - возражает Тихон негромко, но твёрдо. - Что ты делал потом? - Прятался, - отвечает Серёжа, не отводя глаз. - Все двадцать четыре часа. - Где? - В безопасном месте. - Для кого безопасном? - напирает Тихон. - Для людей, для тебя? - Это убежище меня уже выручало, - ещё раз повторяет Серёжа, а потом вдруг поражает: - Я был в штабе. - В штабе? - Тихон в ужасе таращится на него. - Совсем спятил?! - Я не успел бы вернуться домой вовремя, - защищается Серёжа. - Не бойся, не было ни малейшего шанса, чтобы кто-нибудь пострадал. Я заперся в нашем с тобой кабинете. Никто не бывает там, кроме Димы и нас. А Дима знал, что мы в этот день не появимся. - Почему ты ничего не сказал ему? Или мне? - справившись с потрясением, вновь переходит в наступление Тихон. - Не написал, не позвонил? Даже минуты было не найти, когда сидел за соседней дверью? - Я нашёл бы эту минуту, если бы догадался, как всё серьёзно, - объясняется Серёжа. - Но мой День приближался. Я не имел права медлить, я не думал ни о чём больше. - Ты всегда справлялся с этим Днём, - приводит Тихон его же прошлые заявления. - Почему не справился на этот раз? - Я не мог сделать это мгновенно, - не сдаётся Горошко. - У меня не было... средства, пока я не оказался в штабе. И я едва не опоздал. - Средства, как же, - Тихон раздражённо скрипит зубами. - Я устал носить лапшу на ушах. Дима верил в эту сказку, защищал тебя, когда я сказал ему, что это всё ты. Нет никакого средства, правда? Цепи же тебя не держат, ты сам сказал мне об этом, и бронированная камера тоже не помогает, зато штаб почему-то помочь способен! Ты обманывал Диму все эти годы, как обманываешь сейчас меня, но я тебе этого больше не позволю. Если есть то, что помогает тебе, почему я не имею права ничего об этом знать? Дождь всё не смолкает на фоне, как белый шум, только усиливая накал разыгравшегося между ними противостояния. Глаза Серёжи - сталь, его дух - непробиваемая стена. Тихон отчаивается, понимая, что зря уповал на шанс поступить по справедливости. Ему не заставить Серёжу говорить - тот явно в раздрае, в панике, но не смирён, непокорен, он бы скорее попытался сбежать или ринулся в атаку, но не открыл тайну, способную его оправдать. Тихон почти уверен в своей Пирровой победе. Ощупывает рукой пояс, к которому крепит нож. И вдруг Серёжа нарушает тишину. - Потому что это может убить меня. Тихон не успевает даже нахмурить брови, не успевает ничего подумать - поверить, засомневаться, испугаться, хотя бы один вопрос задать. Серёжа продолжает - тихо и монотонно, без эмоций, надрыва и боли, в тон угрюмому шелесту, с которым вода с неба расстилается по земле. - Я принимаю вампирский яд. Собираю его на охоте, когда подходит срок - достаточно для того, чтобы запасы не закончились в неподходящий момент. Яд другого вампира - единственное, кроме серебра, оружие против нас, уж в это тебе не должно быть трудно поверить. Я принимаю его и полностью лишаюсь сил, настолько, что даже День Обращения не может поднять меня на ноги. Я делаю это каждый раз, как приходит моё время, каждый месяц с того дня, как похоронил Матвея, и с тех пор ни разу ни на кого не нападал. Я храню большую часть запасов в своём поместье, но немного есть и в нашем кабинете - обычно я не позволяю себе так рисковать, но мне нужен план на случай, если что-то вдруг задержит меня в городе. Вот почему мне необходимо было оказаться в штабе. После того, как я принял яд, это место действительно стало безопасным - для всех, кто в нём находился, не зная о моём присутствии, и для меня. Двери с обыкновенным замком и всеобщего неведения было достаточно, чтобы я переждал эти сутки, а горожане могли жить спокойно, не бояться такого страшного существа, как я. Тихон выслушивает его молча, задумчиво и внимательно, запоминает каждое слово, точно песок впитывает воду. Может ли это быть ложью, выдумкой, уловкой? Очень маловероятно. В этом признании нет ничего нереального, в способе, который так долго был тайной - никакой магии, существование которой сложно было бы доказать. Тихон себе всю голову сломал, гадая, что же это может быть за способ, изобретал в уме фантастические варианты один другого невероятнее, а ответ оказался таким простым, был близко, как близки краски и контуры окружающего мира для человека со слабым зрением. Достаточно одного простого средства, чтобы вернуть его себе во всей полноте. Достаточно одного шага. - Как ты понял, что это работает? - спрашивает Тихон уже куда более беспристрастно и спокойно. - Случайно, - отзывается Серёжа - без принуждений и возражений, будто табу, наложенное на его губы, было только одно. - Я смутно упоминал об этом - я нашёл убийц моей семьи накануне моего первого Дня Обращения после смерти Матвея. Во время нашей схватки вампир, который убил Катю, укусил меня несколько раз. Его яда не хватило на то, чтобы помешать мне победить его, но как только я совершил свою месть, я понял, что повреждён очень серьёзно. Я совсем не ожидал, что это станет для меня спасением - когда Луна для меня взошла, я был обессилен настолько, что даже мучительный голод не привёл меня в чувство. От слабости мой разум мне подчинялся на какую-то толику - я осознавал, что время идёт, а я не проливаю невинную кровь. Спустя сутки я окончательно пришёл в себя и впервые с тех пор, как Матвей меня обратил, почувствовал счастье и облегчение. Я не забрал ни одну жизнь. И я узнал, что мне делать дальше. Серёжа улыбается - светло и воодушевлённо, будто вернулся назад во времени. От этой его улыбки иррационально теплеет в груди. - Это ещё одна причина, по которой я не давал себе передышек, - продолжает он свой рассказ. - Искал новых и новых вампиров - я забирал их яд, когда они умирали. Это часть живого существа, она недолго живёт без хозяина, так что мне нужно было всегда иметь возможность получить ещё. Мне везло - до того, как вампиры начали бояться охотников, они толком не скрывались, поэтому в противниках у меня не было недостатка. Этот способ помогал мне два столетия и не подвёл ни разу. - Если это так помогает, почему об этом знаешь только ты? - переборов слабость связок, осведомляется Тихон. - Не пробовал распространить информацию в нужных кругах? Разве не все "добрые" вампиры хотели бы становиться в свой День безобидными летучими мышатами? - Ты знаешь, как вампирский яд действует на человека, - взывает Серёжа к памяти его тела. - Представь то же самое, но умноженное в пятьдесят раз. Не каждый вампир сможет перенести без потерь даже один укус, не говоря уже о том, чтобы усмирять себя при помощи яда. Слишком опасно - каплей больше отмеренной дозы, и всё кончится мучительной смертью. Я сам много раз ошибался и был на грани. Редкие вампиры настолько сильно любят людей, чтобы добровольно идти на такие риски. - Бедняги. Медаль каждому на шею, - без сочувствия цокает языком Тихон. - Людям жизнь терять гораздо опаснее и больнее. - Я считаю так же, - кивает Серёжа, ничуть не оскорбившись его сарказмом. - Поэтому делаю то, что делаю. Тихон вспоминает ночь в госпитале, исступление нежности на его лице, когда Серёжа говорил о своём решении - смотреть на людей так, как он смотрел на свою младшую сестру, взять их под своё крыло, подарить им свою силу как защиту от тьмы. Видит вдруг ещё одно лицо, точно то же, но совсем иное - этот Серёжа младше, чем он сейчас, но на коже его печать страданий, преждевременно приносящая старость. Он усталый, изведённый, замученный пытками душевной и физической боли, но он поднимает голову к звёздам, свет которых пропустили сплошной дождь и скорбь, ещё только прирастающая к его коже. Он вернул себе потерянный покой. Сможет ли и Тихон последовать его примеру? - Почему ты не мог довериться мне? Это и вопрос, и укор, и просьба. Тихон кусает себя за язык - безразлично звучать было бы безвреднее. Будь проклято это желание открывать душу нараспашку. - Не ради себя, - Серёжа смотрит на него с горькой мольбой, будто действительно просит прощения. - Риск, на который я иду, не главная проблема в моём случае. Во время действия яда я бессилен не только всем во благо. Меня не раз выслеживали мои враги, группами или по одному - у многих вампиров между собой тесные узы. Ты сам не раз был этому свидетелем. Мне всегда удаётся отбиться, но если кто-то из них узнает, что я бываю уязвим, мне не поможет моя уникальная сила. Вот почему я просил Диму ничего тебе не рассказывать - обо всём знали бы уже трое, это целая толпа. Это ставит меня под удар, - он переводит дыхание, сделавшееся быстрым и рваным. - Мне страшно. Если меня не станет, вампиры, которые любят использовать День, чтобы охотиться на людей, больше не будут бояться того, что за ними непременно придут. Одни охотники не пугают их так, как кто-то вроде меня. Я не могу этого допустить. Я берегу свою жизнь любой ценой, потому что хочу продолжать то, что делаю, и надеюсь, что это спасёт как можно больше людей, которые действительно заслуживают жить. Понимаю, почему ты можешь мне не верить, - только теперь Серёжа позволяет голосу выдать свои чувства - он становится тихим, в унисон с дождём отдаёт дребезгом. - Ты имеешь на это право, если я недостаточно убедил тебя. И я не отрицаю, что я чудовище, а значит, мы с тобой никогда не сможем говорить на одном языке. Но я не делал этого. Я не убивал всех этих людей. Я не лгал Альянсу, не лгал Диме, и я никогда, ни за что не стал бы лгать тебе, строить какие-то планы против тебя. Я же говорил, что однажды ты всё узнаешь. Я бы сдержал своё обещание. Предать твоё доверие для меня хуже смерти. Тихон молчит. Говорить тяжело, думать - физически больно, даже с обычными процессами, свойственными живому человеку - дышать чуть чаще трупа, держать голову поднятой, ногами твёрдо стоять на земле - он и то справляется не без труда. С тем, чтобы ясно поглядеть на цепочку поводов, которые под ледяным дождём столкнули его в жестоком споре с любовью всей его жизни дело обстоит и вовсе плачевно. Как хочется послушать его - без сомнений, без подозрений, с чистым сердцем. Поверить ему, как раньше верил, просто потому что это он - любимый, знакомый, выученный наизусть. Не сомневаться, не искать подвох, не ждать удара исподтишка. Как может он обманывать таким образом? Ставить свою жизнь под угрозу ради того, чтобы уберечь людей от опасности - это ведь так на него похоже! Какими запутанными и нескладными выглядели обвинения, несмотря на все доводы, терзания и попытки задавить нежелание верить в худшее, какими чистыми и логичными кажутся его откровения в противовес! Тихон отрезвляет себя зубами, оставляющими очередную зарубку на внутренней стороне щеки. Нельзя поддаваться эмоциям - ни тем, что губят, ни тем, что разгоняют сплошную тьму. За ошибку придётся платить слишком большую цену, и даже не он станет тем, кому это дорого обойдётся. - Дай мне свой нож, - застаёт его врасплох Серёжа. Тихон моментально теряет сентиментальность и обрастает, как ёж, шипами. - Ты всерьёз думаешь, что я... - Зачем он мне, если у меня есть зубы? - резонно заявляет Горошко. - Это тебе понадобится оружие против меня. А я хочу тебе помочь. Пожалуйста, - он создаёт давление голосом. - Дай мне свой нож. Тихон колеблется, замерев в намёке на боевую стойку, но в конце концов уступает. Нож его прошёл с ним огонь и воду, отдавать его кому-то - всё равно что отсечь руку, но приходится наступить себе на горло. Вряд ли это очередной хитроумный план. Серёжа прав - нет страшнее клинка, чем сила, которой он обладает. Серёжа отвечает ему признательной улыбкой, а к рукоятке ножа прикасается так, будто это реликвия. Свободную руку опускает в карман пальто, но Тихон не успевает даже насторожиться, слишком быстро она снова оказывается на виду. Серёжа демонстрирует ему стеклянную колбу, очень похожую на ту, что он видел в "вампирской" комнате его музея. На дне её отражает свет ближайшего фонаря полоса жидкости слабого янтарного оттенка. - Чем сильнее вампир, тем и яд у него сильнее, - объясняет Горошко, двумя пальцами извлекая из горлышка колбы резиновую пробку. - Хозяина этого ты должен помнить - тот парень, который любил подраться с другими вампирами за жертв, прежде чем их убить. Здесь совсем мало, но этого хватит, - выставив вперёд обе руки, он заносит флакон над лезвием ножа - капля срывается с горлышка и расползается по металлу. - Даже если я вдруг обманываю тебя и задумал сопротивляться, ты обязательно нанесёшь мне хотя бы один удар - этого будет достаточно. Мой День только что завершился, я всё ещё ослаблен, ты же сможешь ослабить меня ещё больше. Я ничего не смогу сделать с тобой. Поступай, как считаешь нужным - запри меня, свяжи - до тех пор, пока тот юноша не обратится, не очнётся и не сможет сказать тебе о том, что это не я напал на него. Осталось меньше двенадцати часов. За это время я никому не успею навредить, даже если бы хотел. Пожалуйста, - он протягивает Тихону его нож обратно вперёд рукояткой, как ассистент - хирургу. - Я хочу доказать делом свои слова. Я пойду на любой риск, если ты сможешь снова поверить мне. Тихон замирает. Замешательство и растерянность мешают нервам воспроизвести даже импульс для движения руки навстречу предложенному решению. Вот он - момент истины, момент действия. Шаг, который всё расставит по своим местам. Самый важный шаг. Самый сложный. Хорош всё-таки из Тихона фаворит для Чеботарёва - это какой же смех, что из такого положения выход за него находит противник. Что ни говори, Серёжа - находка. Он был бы очень достойным, очень умным врагом. А союзником, если докажет своё, станет и вовсе бесценным. Тихон медлит. Принять его предложение - поставить в их прежней истории последнюю точку. Не придётся наносить ни одного удара, чтобы всё стало однозначным. Простым движением Тихон заявит - "я не верю ни одному твоему слову, ты - виновен, и мне нужен суд над тобой". Упасть в пропасть не так уж и страшно. Шагнуть добровольно - совсем другое дело. Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки? Крепка ли его рука после всего, сказанного этой ночью? Метания его прерывает прострелившая бок вибрация телефона. Тихон вздрагивает и хватается за карман, спешно вытаскивая гаджет наружу. Не будь ситуация настолько из ряда вон выходящей, Серёжа бы точно смотрел на него, как на идиота. Стоит ребром вопрос жизни и смерти, какие тут к чёртовой матери залипания в соцсети?! Однако ситуация самая что ни на есть из ряда вон выходящая, и Тихону не до размышлений о том, как он выглядит со стороны. Вода размазывается по экрану, мешая набирать ответы на сообщения, но он не останавливается, лихорадочно выискивая на сенсорной клавиатуре нужные символы и полагаясь большей частью на тактильную память. На вопрос жизни и смерти более чем необходимо найти ответ. Одно входящее. Второе. Хотя бы мгновенно приходящие оповещения не треплют ему истерзанные нервы. Недоумение и боль Серёжи становятся практически осязаемыми, молчание действует на вестибулярный аппарат не хуже атмосферного давления в горах, но вот устройство издаёт вибрацию в последний раз - и Тихон еле удерживается на месте от сокрушительного приступа головокружения. Это новый удар. Снова - решающий. Тот самый, что способен заново завести внезапно остановившееся сердце. Одеревеневшими пальцами Тихон находит значок записи аудиосообщения. Поднимает глаза на Серёжу, а телефон - на уровень губ. - Спасибо тебе, Юляш, - стараясь сохранять спокойствие, говорит он в динамик. - Спи, тебе отдыхать надо. Я скоро навещу тебя снова, но если вдруг я тебя достал, и ты хочешь побыть одна - скажи, я оставлю тебя в покое. Напишешь какой-нибудь роман про больничку. Советую присмотреться на эту тему к доктору Хабенскому, он, кажется, тебя курирует. Тихон делает паузу, набирает в лёгкие воздуха. Заканчивает отчётливо, точно выносит приговор. - Я не знаю, кто напал на тебя. Обещаю, я найду его. Обязательно найду. Снятие всех обвинений и освобождение из-под стражи. Приговор-оправдание. Губы его дрожат - на этот раз из дрожи пытается появиться на свет счастливая улыбка. Тихон принимает нож из руки Серёжи в свою - но только для того, чтобы швырнуть что есть силы, не глядя, на землю. Смартфон летит следом - пальцы словно обесточились. Его руки больше не способны держать оружие. Никакое. Вместо этого его руки заключают Серёжу в отчаянные объятия. - Тиша! - выдыхает изумленно Горошко, подбородком вжатый в его плечо и лишённый возможности шевельнуться. - Прости меня, - шепчет Тихон, запутавший пальцы в волосах на его затылке в попытках притянуть к себе ещё ближе, прижать теснее, сжавшийся, сгорбившийся сам, спрятавший лицо в вороте его пальто, собирающем на крохотные ворсинки его невольные слёзы. - Я испугался. Я так испугался! - всё своё сожаление, все пережитые мучения он вкладывает в эти слова. - Это не ты. Это не мог быть ты. Если сможешь, пожалуйста, прости меня. На погасшем в луже экране мелькают вкладки - мессенджер и открытый в нём диалог, файловое хранилище, диктофон. В отличие от совпадений и интуиции, факты имеют реальную силу. Тихон (2:21): Юляш, не спишь? Знаю, что тупой вопрос. Мне нужна твоя помощь. Юлия (2:22): Привет Что случилось? Тихон (2:24): Я файл скоро вышлю, послушаешь? Извини, что дохуя, но послушай до конца. Я всё объясню, как смогу, вообще всё, обещаю. Юлия (2:25): Ок, давай Тихон (2:26): Как послушаешь, сразу скажи. Тихон (2:57): убийцасмерти.mp3 Юлия (3:39): Тиша Что это такое? Тихон (3:40): Тебе всё было хорошо слышно? Юлия (3:40): Да Входящий звонок: отклонён в 3:42 Входящий звонок: отклонён в 3:43 Тихон (3:46): Юль, подожди, просто ответь. Этот голос ты слышала? Парня, который со мной говорит? Юлия (3:48): Когда? Юлия (3:48): А Юлия (3:49): Нет Тихон (3:50): Ты уверена? На сто процентов? Юлия (3:51): Уверена Будет очень жаль, если телефон существенно пострадает от кульбита по асфальту и падения в воду. Качество девайсов поражает - устройство записало их разговор с достаточной чёткостью и без помех даже через карман куртки и шум дождя. Серёжа не следил за его действиями и не заметил, как ещё до начала допроса с пристрастием Тихон обеспечил возможность опознать преступника для уже находящегося в сознании свидетеля. Пусть без последней части - про доверие, нож и готовность пойти на всё ради торжества правды - Юля слушала его голос достаточно долго, чтобы убедиться, что он ей не знаком. Недоразумение. Череда совпадений, сложившихся в ужасающую картину, не поверить которой было нельзя. И всё-таки это не он. Все они ошиблись - снова. Тихон никогда ещё не был так рад тому, что ошибался. Лёгкие снова дышат. Кожа чувствует влагу дождевых капель. Сердце стучит, набирая скорость, разогревается, рвётся к тому, кому было отдано. В ком не будет сомневаться больше никогда. Всего мгновение, продлившееся несколько столетий, нужно камню, чтобы ожить - Серёжа судорожно-крепко обнимает его в ответ. Тихон не видит лица, не слышит голоса. Но он чувствует - Серёжа улыбается. Эту радость взаимного узнавания, ясности и единения они делят на двоих. Серёжа принимает его раскаяние. Серёжа его прощает. Важнее чувства Тихон не испытывал, кажется, за всю свою жизнь. Объятия отогревают их, помогают прийти в себя. Острота боли и потерянной надежды перестаёт пилить шею. Оглушённый облегчением, Тихон, отстраняясь, не сразу понимает, как Серёжа близко. Как ничтожно оказалось между ними расстояние. Как только за одни жалкие сутки можно было отвыкнуть от того, какой он красивый? Эта красота достаётся Тихону пощёчиной, разгоняет отогретое сердцебиение до бешеного галопа. Он осторожно отводит ему за ухо прядь вымокшей чёлки, точно нарочно вновь упавшей Серёже на щёку в ожидании его руки. Пальцы соскальзывают вниз, ослабев, беглой лаской минуют иней белых пятен на подбородке. Веки и ресницы Серёжи трогает мягкая дрожь, но он не отводит глаз. В этих невероятных глазах вновь можно тонуть, а не высматривать хранимые душой кровавые тайны. И Тихон тонет, забывая обо всём. Что Серёжа видит сейчас перед собой, Тихон даже представить себе не может. Сложно осознать, что это он сам. Каким неотразимым нужно быть, чтобы на тебя смотрели такими влюблёнными глазами? Улыбались с такой теплотой? Искушает желание спасовать, смутиться, отвернуться. Тихон не отворачивается. Даже от волнения, которым так приятна любовь, он больше не может себе этого позволить. Глаза в глаза. Сердце к сердцу. Как и должно было быть. Непреодолимая, казалось бы, преграда между ними растаяла. Порывистое движение друг другу навстречу они совершают одновременно. Серёжа обнимает его за шею, а Тихон заключает в ладони его лицо. У Тихона было мало времени на то, чтобы вдоволь помечтать об их первом поцелуе, представить себе, каким он мог бы быть. Прекрасным и желанным - вот и все слова, что он успел подобрать. Он знал, что Серёжа идеален, ему не нужно было для этого никаких подтверждений. И он идеален - до восторженного внутреннего трепета, до дрожи в коленях. В каждом его прикосновении столько буйствующей энергии и силы, взятой за горло, сжатой в волевом кулаке, будто это не подобное человеку существо, а обнажённое сердце планеты, и это сводит с ума - он, такой могущественный и несокрушимый, такой осторожный, бережный, нежный с ним. Точно такой, каким Тихон его всегда знал. Такой, каким без памяти полюбил. Это идеально. Это ужасно мучительно. Каждое действие для Серёжи словно шаг Русалочки по земле на ногах, подаренный ведьмой. Усмиряя клокочущий в груди жар, Тихон ему подчиняется, перенимает его настроение, держит себя в руках, выверяя каждый вдох, каждый мельчайший жест. Каждую его реакцию чутко изучает. Не наседать. Не обеспокоить, не внушить тревоги. Не заставить бояться единственного существа, способного его напугать - самого себя. Тихон понимает - то, что происходит, для Серёжи не меньшая жертва, чем принять удар отравленным ножом. Это испытание. Это просьба о доверии. Тихон отвечает согласием. Тихон никогда в жизни так не обожал того, кого целовал. Пусть этот поцелуй останется в его памяти воплощением самой правильной, самой искренней любви. Любви, которая так велика, что могла бы отнять жизнь, если бы сама погибла. - Твоя жизнь в безопасности, - шепчет Серёжа ему в губы, обхватив его затылок ладонями. - Ты в безопасности. Я не охочусь за твоими близкими, я тебе не угрожаю. Я не причиню тебе боль ни косвенно, ни напрямую. Я бы умер, но не сделал этого. - Я верю тебе, - их дыхание смешивается - получив эти признания вместе с воздухом, Серёжа их точно никогда не забудет. - Я знаю тебя. Я люблю тебя. Тихон обнимает Серёжу снова, нависает плечами над ним, точно пытается своим телом укрыть его от дождя - и от всего зла, что пыталось их разлучить, но потерпело поражение.