О монстрах и людях

Тихон замирает, внутренне дрогнув, прежде чем перешагнуть порог собственного дома. Мало к чему и к кому привязывавшийся в жизни, это место он искренне полюбил - присутствие красноволосого домовёнка с ворохом бумажек и нескончаемым запасом растворимого кофе делало его уютным и тёплым. За время отсутствия её основной обитательницы квартира словно промёзла насквозь, осиротел и обесцветился каждый угол, зловещей стала прежде умиротворяющая тишина. Взгляд против воли цепляет детали, не позволяющие забыть о случившемся несчастье: небрежно разбросанные цветастые кеды, многочисленные куртки, в которые мерзлячка-соседка любила кутаться поверх свитеров даже жарким летом, комплект ключей с брелком от популярного издательства на тумбе - выросшей в коммуналке Пчёлкиной нелегко было взять за правило пользоваться ими регулярно. По собственной воле Тихон ни за что бы не вернулся сюда без неё - попросился перекантоваться у Вани или в штабе, побегал за рядовыми зубастиками, пока Дима не найдёт для отряда особого назначения новую задачу, не кормил бы день и ночь свою боль, заглушил её беготнёй и болтовнёй. Вот только убежище, тихий угол, чтобы залатать раны и перевести дух, достаточно уединённое и безопасное место этой ночью необходимо сильнее, чем попытка забыться. И необходимо оно в первую очередь не ему самому. - Тебе что, приглашение нужно? - ласково усмехается Тихон, обернувшись к Серёже, который как стоял за порогом, так и остался стоять. - Заходи, Дракула, гостем будешь. - Если ты о легендах, то нет, мне не нужно приглашение, - Серёжа улыбается ему в ответ с такой нежностью, что сердце болит. - А вот этикет никто не отменял. Тихон молча протягивает ему руку и в очередной раз беспощадно обмирает, ощущая прикосновение холодных пальцев к своим. Как только Серёжа оказывается не дальше, чем на шаг, снова заключает его в объятия. - Всё моё - твоё, - шепчет он ему в макушку, осторожно скользя ладонью по окаменевшим от напряжения плечам. - Даже эта дыра. К ней, правда, ещё долги за коммуналку прилагаются. Мой косяк. Тихий смех Серёжи забегает под его воротник дрожью. Под проливным дождём они оба промокли так, что хоть выжимай, поэтому Серёжа перезапускает свой сверхзаботливый режим и отправляет Тихона под горячий душ, моментально забывая, кто в доме хозяин. Хозяин в отместку поступает аналогичным образом, только высунув нос из ванной комнаты. Серёжа пробует отмазаться, заявляя, что ему не во что будет переодеваться, на что Тихон оперативно обыскивает все поверхности на своей половине жилья, которые использует в качестве шкафа, чтобы вскоре самодовольно презентовать ему решение проблемы. Он не сразу догадывается, во что ввязался, и на физически мучительное осознание того, что Серёжа примерит его одежду, уходит у него всё время, пока вода шумит в душевой, но это совсем не помогает подготовиться - стоит Горошко появиться на пороге его комнаты, как у него моментально вспыхивает лицо. Тихон выше ростом - попробуй найди человека, способного с ним по этому показателю остаться на равных - поэтому его штаны у Серёжи на щиколотках собираются в складки, а края футболки закрывают тазовые кости. Тихону кажется, что он на всю жизнь сохранит воспоминание об этом, как нечто бесценное. Понимая, что Чеботарёв ждёт от него новостей, Тихон шлёт ему краткое "Серёжа тут не при чём". Он должен бы сказать больше, объясниться, опровергнуть лично выдвинутые обвинения, но у него не хватает на это сил. Так много боли он пережил за этот день, так жестоко она его измотала. Так отчаянно кружится голова от любви, с новым пылом воспламенившей его изнутри. Тихон сам почти боится того, насколько необъятны его чувства. Они похожи на воды океана, окружившего его со всех сторон - ни дна, ни берега, ни спасения. Подумать только, весь его мир сутки напролёт прыгает с ног на голову и обратно, как безумный акробат, Юля лежит в больнице, самый опасный монстр в городе ошивается прямо у него под окнами, а у него внезапно откуда-то есть силы, чтобы чувствовать себя счастливым. Весь его мир сосредотачивается на серёжиных волосах, которые он сушит полотенцем, а потом бережно распутывает расчёской. Все табу кажутся стоящими того, чтобы их нарушить, все риски - оправданными. Даже если на кону и в самом деле его жизнь. Тихон едва не потерял всё, что любил. Должно быть, из-за этого его тянет теперь быть так близко к Серёже, как только возможно. Всегда знать, что он будет рядом. Не исчезнет, не уйдёт, не окажется незнакомцем. Это хуже и больнее, чем смерть. Серёжа осматривается в квартире так, будто представления о человеческих жилищах остались у него в рамках родного ему девятнадцатого века. Тихон не проверяет, но вполне готов согласиться с этой теорией - посиделки коллег по организации сверхъестественной безопасности явно проходили без его участия, а собственную прописку он так и не сменил за два столетия. Комната Тихона, правда, так себе гайд на тему "Как быть человеком в современном мире", на её описание вероятнее было бы наткнуться в разделе "Как быть долбоёбом". Даже шторы у него, и те не как у людей - одну половину окна закрывает ткань, другую жалюзи, бывшие одной из двух частей целой конструкции, которую обрадованный новшеством владелец сломал в первый же день. Проникающие в щели между полосками пластика отсветы фонарей делают комнату рябой. Тихон не включает свет - он уверен, что Серёжа и без того видит его превосходно, а сам суеверно боится того, что яркость красок вокруг разрушит их болезненную необходимость в защите друг друга. Заставит одуматься, отбросит назад - туда, где они были порознь, сомневались, боялись. Довольно страха. Довольно разлуки. Серёжу в комнате интересует буквально всё, каждая самая нелепая и бессмысленная безделушка. Он долго стоит у интерактивной карты мира, рассматривает флажки с футбольных матчей, на которых Тихону доводилось срывать голос, с умилением отмечает каждый предмет, используемый в качестве вешалки, приглядывается к полустёршейся надписи на кружке - что-то про работу, которую не тронут, а следом слезливая просьба не трогать в ответ. Расцветает улыбкой при виде фотографии, которую эта кружка подпирает - распечатанный кадр с ними двумя, добытый шантажом полгода назад. Берёт в руки маленький постер с радостным блином, призывающим полакомиться своими собратьями на фестивале - Тихон и сам себе не смог бы объяснить, какого лешего ему в тот день приспичило эту штуку стащить. Ещё и за клептоманию свою краснеть теперь приходится. - Ты очаровательный, - заявляет Серёжа вопреки всем возможным ожиданиям. Голос его будто не вздрагивает, а ломается. - Я люблю всё, что я о тебе знаю. Тихон вздыхает и улыбается - снисходительно в собственный адрес и благодарно в адрес Серёжи одновременно. Как говорится, найди себе того, кто будет радушно принимать все глупости, которые ты способен вытворить. Найди и не отпускай. Будь его воля, не отпускал бы и вовсе ни на минуту. Серёжа впервые протягивает к нему руки без побуждения с его стороны, и Тихон застывает на месте, позволяя коже обрасти сенсорами и жадно впитывать новые волнующие ощущения, достойно и чутко воспринять эту щедрость, отвоёванную для него в долгой внутренней борьбе. Отвечает тем же, сокращая расстояние между ними, которое так стремится заполнить холод. На кончиках пальцев искрит щекотка, будто сами его руки в восторге от того, что касаются плеч Серёжи, а собственные под его ладонями сводит ласковая дрожь. В объятиях они соединяются, как пазл, а недостающая часть сердца возвращается на своё место. - Ты передумал, правда? - шепчет Тихон Серёже на ухо, осторожно отводя с его шеи прядь волос. - Ты будешь моим? Серёжа ловит его ладонь в свою и подносит к губам, касаясь ими, как призрак, едва ощутимо. - Я твой уже очень давно. - Мой, - повторяет Тихон, не давая этому признанию исчезнуть. - Мой, мой, мой, - каждое слово - поцелуй. В щёку, в висок, в уголок век. Быстрые, рваные, прикоснулся - отпрянул. - А я твой. Как Серёжа реагирует на поцелуи - это что-то невероятное. Жмурится, улыбается и тихо смеётся не то от щекотки, не то от счастья, от дрожи мелко царапает его спину. Дышит взволнованно, часто. Он весь - натянутая струна, напряжённый от макушки до пяток, но и отзывчивый так же чутко, как были бы отзывчивы струны. Тихон всем телом резонирует с этой его болью, перехватывает на кожу дрожь, битым стеклом она сыпется в его лёгкие. Есть ли надежда, что однажды он по-другому будет реагировать на их взаимодействия? Доверится ли он Тихону? Доверится ли себе? Не страшно, думает Тихон. Не беда. Рим не за один день строился. Он хоть всю жизнь был готов ждать и меньшего. Серёжа совсем не хрупкий, но поднять его, подхватив под бёдра, удаётся с приятной лёгкостью. - Аккуратнее, - шепчет он Тихону в щёку, утыкаясь лбом ему в висок. - Не перегибай палку. А с порывом обхватить его шею руками всё равно не может справиться. - Ты со мной, - Тихон льнёт щекой к внутренней стороне его локтя. - Ты - это ты. Мне больше нечего бояться. И ты тоже ничего не бойся. Его бескомпромиссная уверенность сводит на нет весь запал Серёжи сопротивляться - настолько, что он сам наклоняется за новым поцелуем, очень чувственно отвечает его губам, путая пальцы у Тихона в волосах. Все его прикосновения жгучие и жадные, но выверенные, медленные, точно каждая частичка чужого тела заставляет его проверять себя на прочность. Это дразнит и изматывает, этого мало, но это стоит того, чтобы идти на жертвы. Будет стоить того, чтобы рискнуть чем угодно. До кровати рукой подать, но путь оказывается нелёгким - ноги гудят, точно поднимают тело вверх по лестнице. Головокружение, однако, странным образом играет на руку - уложить Серёжу на покрывало и забраться следом получается практически одним слитным движением. Тихон нависает над ним сверху, сокращает расстояние между ними, оперевшись на согнутые в локтях руки, а Серёжа действует с ним практически синхронно - принимает его обратно в свои объятия, уже во второй раз целует сам, пусть и на этот раз вновь с опаской, точно боится обжечь, снова мучает и опьяняет. Тихон отстраняет его, подцепив пальцами за подбородок, пропадает, ненасытно любуясь наизусть выученными чертами - острая линия носа, росчерки чёлки на лбу, тёплая темнота глаз, родинки на шее и на щеках. Почему даже самое обыкновенное в нём кажется красивым настолько, будто ни у кого больше в мире таких родинок быть не может? Тихон улыбается, и эта улыбка остаётся всюду у Серёжи на лице - лоб, веки, скулы, щёки, губы. С каждым поцелуем только крепнет жар в груди, каждая отданная капля любви восполняется целой волной. Серёжа почти не позволяет себе дышать - Тихон будто целует статую. Зато когда дышит - коротко, тихо, умоляюще-чувствительно - за это не жалко пожертвовать всей оставшейся жизнью. Серёжа касается его в ответ так, точно пробует привыкнуть к ледяной воде, по миллиметру погружая руку в прорубь. Сперва плечи, скрытые одеждой, потом шапка волос и только за ними - кожа. Дистанция и притяжение между ними похожи на магнетизм - сильная и стойкая тяга упрямо преодолевает вынужденое сопротивление. Чтобы ничего не разрушить и не испортить, Тихон тоже вынужден держать себя на цепи, глушить яростные порывы наброситься на него, как того требует огонь, проламывающий рёбра. Его руки будто и не его, такие они робкие, и губам он не позволяет желанной жадности. Это к лучшему, думает он - по крайней мере они с Серёжей в одной лодке. Даже это испытание он разделит с ним на двоих. Пальцы Тихона следуют контурам пятен-шрамов - осторожно, трепетно, спускаясь от тех, что у самых губ, на щёки и под подбородок. Серёжа явно нервничает, прячет лицо, отворачиваясь, но тем самым Тихону только помогает - так легче наклониться к нему и приникнуть губами к его шее в центр одной из белых отметин. Серёжа кусает губы, но не сдерживает трогательный тихий стон. - Как давно я хотел это сделать, - Тихон поднимается выше, чтобы признаться в этом ему в губы и насладиться дрожью его дыхания на своих в ответ. Они красивые, эти отметины, как красив сам Серёжа, особенные, как и всё, что касается его. Они кажутся следами света звёзд, но Тихон не забывает - клыки сделали его кожу такой, а не небеса. Тем пламеннее он льнёт к каждому белому островку губами - согреть, залечить, перекрыть боль, вшитую в его тело, своей безудержной нежностью. У Серёжи дыхание раненого, нестойкое, рваное, но в руках, притягивающих Тихона за шею ближе - благодарность за исцеление. - Вот увидишь, я всё исправлю, - шепчет Тихон, не прекращая его целовать, и вкладывает в эти слова всю любовь, от которой грозится разорваться сердце. - Для тебя. У тебя будет столько же счастливых дней, сколько было печальных. В перебоях между наплывами дрожи пытаясь касаться его в ответ, Серёжа находит на его шее какую-то точку, прикосновение к которой даёт по телу разряд тока, а перед глазами разрывается всплеском искр. - Ты уже сделал это, когда появился у меня, Тиша, - в надрывном шёпоте над ухом отчётливо слышна улыбка. - Я всю жизнь ждал тебя. Всю жизнь искал. Ворот у футболки, которую Тихон одолжил Серёже, удачно широкий и позволяет отвести ткань с его плеча, чтобы продолжить намеченную поцелуями траекторию. Даже на это Серёжа реагирует впечатлительно - тихо стонет, шумно выдыхает и сжимает пальцы на его спине, вот только после сразу вдруг отнимает руки и весь словно пытается отпрянуть от него, вжавшись спиной в постель. - Что с тобой? Не бойся, - Тихон тянется за ним, как привязанный, снова всего его накрывает своим телом. Находит его ладони, вцепившиеся в покрывало, и возвращает себе на плечи. - Пожалуйста, осторожно, - предостерегающе хмурится Серёжа. - Я очень легко могу сделать тебе больно. - Ты сделаешь мне больно, только если не обнимешь меня сейчас, - возражает Тихон, чудом не сгорев на месте от буквальности этого признания - "я такой чувствительный, что не смогу сдерживать себя". - Я люблю твои руки, - для подкрепления слов делом он с нежностью накрывает его ладони своими. - Они нужны мне. Серёжа перестаёт спорить, возвращает руки на его спину - от того, сколько дрожи сидит у него в локтевых сгибах, кажется, будто они тянулись туда сами собой вопреки его воле. Но он не изменяет себе, даже когда Тихон вновь приникает губами к его шее - к хрустальной вазе, принадлежащей самому императору, он и то, видит бог, прикасался бы с меньшей бережностью, как бы ни волновался от одного только дыхания на собственной коже. Тихон слишком пропадает, влюбляясь в каждую его реакцию, и не думает о том, как долго Серёжа согласится терпеть вынужденное бездействие, несмотря на все его очевидные плюсы. Когда Серёжа приподнимается под ним и сжимает его бёдра коленями, он только обнимает его крепче, сгорая от новых потрясающих ощущений, и совершенно не ждёт того, что спустя всего мгновение окажется рывком опрокинутым на спину. От резкой смены положения голова идёт кругом, и Тихон хватается за Серёжу, как за самую надёжную в мире опору. Находит себя в пространстве и тут же снова куда-то падает - глаза напротив, этот жгучий, пламенный, невероятный взгляд уничтожает под телом поверхность кровати и выбрасывает его в невесомость. Серьёзно? - поражается Тихон про себя. Его только что так накрыло по вине одного лишь взгляда? Что такими темпами дальше его ждёт? Стоит задаться этим вопросом, как накрывает повторно - он только наблюдает за руками, которые тянутся к его плечами и дрожат, точно делают что-то запретное, а когда они наконец прикасаться к нему, и вовсе спешит прикусить губу. - Какой же ты красивый, - говорит Серёжа шёпотом, будто это для него какое-то горе. - От красивого и слышу, - ехидничает Тихон, с трудом различая собственный голос от стука крови в висках. Заключает его лицо в ладони, гладит большими пальцами скулы. Серёжа опаляет его новым голодным взглядом, и Тихон уверен - губам, которые с улыбкой касаются его щёк, ожоги грозят без вариантов. Раскрытая ладонь обводит его шею, спускается на грудь, скользит к животу, гладит, изучая. Тихон никогда не считал себя чересчур чувствительным, но любое прикосновение Серёжи вызывает в нём просто невероятные эмоции, и теперь его черёд стать беспомощным - судорожно обнимать, умоляюще цепляться за чужую спину. Тихон никогда бы прежде не посчитал, что полное бессилие перед чем-то можно так любить. Так им наслаждаться. С такой радостью признавать. Серёжа не менее доверчиво уязвим перед ним, когда целует его, подцепив пальцами его подбородок, и стонет ему в губы, когда Тихон в ответ запускает пальцы в его волосы. Поцелуй этот долгий и горячий, он разгоняет и раскаляет биение их сердец, пока не соединяет наконец в одно целое, безумное, влюблённое, и Тихон уже видит перед глазами звёзды, как вдруг сладкое мгновение подходит к концу. Серёжа грустно улыбается ему и целует его в лоб. Отстраняется, поднимаясь. - Доброй ночи. Он пробует двинуться в сторону, но Тихон ему не позволяет - хватает его как клещами. - Стой, - отчаянно шепчет он. - Ты не всерьёз, правда? Разве сон не может подождать? Ты же сказал, что будешь моим. Мне есть, что рассказать о том, что я чувствую к тебе. - Я не могу сближаться с тобой настолько, - Серёжа качает головой, медленно гладя его по волосам. От тоски в его голосе холодно, как под внезапным дождём. - Поверь мне, я очень... хочу тебя, но я не менее сильно хочу твоей крови. Я могу сорваться в любую минуту. - Но ведь всё изменилось, - не желая сдаваться, настаивает Тихон. - Изменилось, разве нет? Неужели ты думаешь, что я побоюсь ещё хоть чего-то после того, что испытал за эти сутки? А ты сам? - Тиша, чудес не бывает, - грустно опровергает Серёжа его доводы. - Я не могу по волшебству стать более безвредным. Я всё ещё вампир. Нам не стоит... - Ты не причинишь мне вред. Не сможешь, - повторяет Тихон слова, услышанные когда-то от Чеботарёва. Осторожно приближает к себе Серёжу, положив ладони на его щёки. - Возьми меня. Прошу. Я тебя не боюсь. - Если бы я мог сам себя не бояться, - в голосе Серёжи горечь и мольба. - Ты не должен, - шепчет Тихон жарко и нежно. - Пожалуйста. Всё будет в порядке. Я уже сказал, что верю тебе. Я не заберу своих слов назад, - он привлекает Серёжу к себе, мягко, почти целомудренно касается его губ и добавляет, не отрываясь от него: - Ты сильный. Я не знаю никого, кто был бы таким же сильным, как ты, кто был бы больше достоин доверия, чем ты. Твоя жажда никогда не была сильнее тебя. Только ты один до сих пор этого не понимаешь. Разреши мне это доказать. Серёжа колеблется, но и не отодвигается настолько, чтобы не делить с ним на двоих каждый вдох. В его глазах боль, но вместе с тем безутешное желание - поверить, рискнуть, попытаться. - Если что-то пойдёт не так... Тихон берёт его за руку, переплетает их пальцы. Целует его кисть от костяшек до основания, каждым поцелуем подкрепляя свою веру в него. - Ты справишься, - утверждает он непреклонно. - Мы справимся. Разве может быть что-то, с чем мы не справимся вместе? Серёжа улыбается так тепло, будто правда согласен с ним. - Нет. Не может быть. Поблагодарив его за это решение долгим поцелуем, Тихон отрывается на мгновение от него, чтобы нахмуриться и задумчиво прикусить губу. - Разве что... - Что? - меняется в лице Серёжа. - Надеюсь, - рассуждает Тихон серьёзно, - у меня не очень плоская жопа. Я с этой работой за последний год отбил её раз пятьдесят. Горошко смеётся так, что едва не сваливается с кровати. * Открывая глаза на следующее утро, Тихон ждёт, что увидит парящие над головой перья из разорванных в клочья подушек. Вопреки его ожиданиям, комната нисколько не пострадала, разве что туман питерской серости выкрасил каждую поверхность. Серёжу он обнаруживает, едва повернув голову - тот спит, свободно раскинув руки, на второй половине кровати, и Тихон моментально стремится исправить создавшуюся несправедливость - подползает к нему вплотную, тепло приваливается ему под бок и перебрасывает руку через его грудь. Серёжа красивый во сне - его веки и лоб свободны от напряжённых морщин, ресницы мелко, нежно колышатся от спокойного, ровного дыхания, волосы мягкими волнами разбросаны по плечам и подушке. Тихон не хочет будить его, но поделать с собой ничего не может, целует сперва эти самые волосы, чтобы чуть сбавить температуру, с которой кипит в нём нежность, и прижимается губами к его шее почти сдержанно, осторожными медленными поцелуями поднимаясь за ухо. Серёжа вздрагивает, открывая глаза, и Тихону приходится укусить себе щёку изнутри, чтобы не завизжать от умиления - такой у него очаровательный сонно-расфокусированный взгляд. - Доброе утро, любовь моя, - Серёжа находит щёку Тихона своей ладонью, и Тихон, прикрыв глаза, жадно льнёт к ней в то же мгновение. - Почему у тебя такой хитрый вид? - Потому что ты очень красивый, - не медлит с ответом Тихон, подхватывая прядь его волос, чтобы погладить ею его плечо. - И я доволен тем, что ты мне такой достался. Строго говоря, гордиться ему нечем - если поставить на весы все их споры и аргументы, Серёжа сделал для их отношений куда больше, чем Тихон, это он из них двоих по-настоящему рисковал, открывался, подставлял себя под удар. Настало время наградить его за самоотверженность. Серёжа тихо смеётся от щекотки, отпихивая его руку, чтобы тут же поймать её в свою и поцеловать, извиняясь. - Который час? - он зевает в сгиб кисти и жмурится, а Тихон немедленно лезет чмокнуть его в висок за прелестные лучики-морщинки, которые расползлись по коже. - Я не смотрел, - признаётся Тихон, ловя его взволнованный выдох губами. - Только на тебя могу смотреть. - Это... не рационально с твоей стороны, - голос Серёжи срывается тихим несдержанным стоном, но крепнет вновь внушающим уважение усилием воли. - Разве сегодня у нас выходной? - Вот блин, - сокрушённо вздыхает Тихон. - Я же не тунеядец, совсем забыл! Вместо любой работы на свете он бы с радостью не вылезал из постели хоть до заката, занимаясь с Серёжей чем-нибудь таким же прекрасным, как прошлой ночью. Распространённое мнение о том, что вампиры холодные - такой же миф, как то, что они не выносят чеснок. Вампиры до чёртиков горячие, и Тихону кажется, будто часть этого жара навсегда осталась у него внутри, поселилась в нём, как огромное яркое солнце, чтобы дышать под его рёбрами, жить в его сердце, греть его и делать счастливым. Любая мысль не о Серёже на этом славном фоне даётся с таким трудом, будто совсем не может в голову влезть, как провод с не подходящим разъёмом не подключается к телефону. Тихон озадаченно трёт лоб. Работа - это как оно? Нужно встать, одеться, корочку свою найти? Причесаться, наверное, не будет лишним. Сколько задач, когда только глаза продрал, вот те раз. - Ничего не соображаю, - беспомощно улыбаясь, сознаётся Тихон. - Сейчас буду гуглить, как варить кофе. Что такое ты сделал со мной? - Прекрати задавать мне этот вопрос, - слишком тепло для выражаемого недовольства отзывается Серёжа. Ещё и краснеет, похититель сердец. - У меня уже на него аллергия. - У вампиров бывает аллергия? - потрепав его порозовевшую щёку, оживляется Тихон. Горошко обречённо улыбается и закатывает глаза. - Нет, не бывает. - Ну не ворчи, - Тихон затягивает его в примирительные объятия. - Я придурок, но я твой придурок. То, что он после этих слов окажется вжатым в кровать, предсказать не было никаких шансов. - Мой. Его губы накрывает тихий жадный рык. В том, чтобы любить двухсотлетнего вампира, определённо есть свои плюсы. Тихон отдаёт себе отчёт в том, по какому тонком льду он ходит. В каждом движении Серёжи он ощущает это - напряжение его воли, попытки одолеть рвущиеся из-под кожи первобытные силы. Тихон будто обнимает планету во время землетрясения. Отчего-то и в это чувство он без памяти влюблён. - Всё хорошо, всё в порядке, пожалуйста, продолжай, - шепчет Тихон в ненасытные губы, накрывая ладонями мелко вздрагивающие лопатки. Ночью это срабатывало на ура - ни разу он не почувствовал, что Серёжа может навредить ему. Он вообще чувствовал себя потрясающе - настолько, что головокружение не выветрилось даже долгим спокойным сном. Серёжа был прекрасен - тёплый, уверенный, идеальный. Тихон немало провёл за всю жизнь хороших ночей, но никогда прежде не мог себе представить, что от подобных воспоминаний можно так смущаться. Что только любовь ни делает с людьми. Серёжа - это нечто. Даже хорошо, что у него есть такой заземлитель, как вампирские инстинкты - Тихон боится себе представить, насколько быстро он прогорел бы до пепла под напором такой пламенной страсти. Невероятно даже то, как Серёжа сжимает ногами его бёдра, как обнимает - будто кто-то собирается отбирать Тихона у него - а когда пробирается ладонями под его футболку, Тихону с громадным сожалением приходится оборвать череду поцелуев, чтобы совсем не задохнуться от восторга. - Мне так хорошо с тобой, ты бы знал, - тратит он последний воздух в лёгких, крепко обнимая Серёжу обеими руками, а потом, не сдержавшись, ещё и ногами. Он успевает почувствовать, как Серёжа улыбается, отнимает его руки от своей спины и переплетает их пальцы, а потом неспешно, но всё равно неожиданно прижимает их к кровати по обе стороны от его головы, захватывая его в плен. - Расскажи мне об этом, - шёпот его отчётливее, чем гром. - Где ты этого нахватался, вчерашний девственник? - усмехается Тихон, не представляя, каким чудом у него ещё уши, накалившись, не отвалились. Серёжа окидывает его голодным и жарким взглядом. - Ты меня вдохновляешь. Тихон беспомощно улыбается, признавая свою слабость, прикрывает глаза, чтобы перевести дыхание. Высвобождает одну ладонь, чтобы уместить её у Серёжи под затылком и притянуть его к себе. Серёжа понимает этот жест по-своему и избегает его губ, приникнув горячим поцелуем к его шее где-то между основанием подбородка и кадыком. Тихон задыхается в очередной раз и стискивает в пальцах его волосах, чтобы тут же загладить вину более осторожными и нежными прикосновениями. Как Серёжа не позволяет себе быть несдержанным и поддаваться инстинктам, так и он должен брать с него пример. Серёжа посмеялся бы над ним, если бы подслушал его мысли - вампиру сделать больно не так просто, уж точно не в той же мере, на которую способен вампир, если себя не проконтролирует. Шутки шутками, но теперь Тихон по-настоящему понимает, как сильно рискует. Он принял это за прошедшую ночь, как новую миссию отряда особого назначения, новое испытание, требующее проявить себя. Испытания на пути к их общему счастью не пройдены - они только начинаются. Как скоро он сможет к этому привыкнуть? И к чему ещё придётся привыкать помимо того, что Серёжу он привлекает не только как романтический партнёр, но и как закуска? Каково это - любить вампира? Какое будущее их ждёт? Что думала об этом Катя, сестра Серёжи, когда принимала решение быть с Матвеем, чего бы это ей ни стоило? Сейчас Тихон не отказался бы от её совета. Вампиры как лебеди - одна пара на всю жизнь. Значит ли это, что Серёжа продолжит его любить даже после его смерти? Картина предстаёт перед его глазами как наяву - пасмурный день, шум вековых крон, Горошко в траурном чёрном костюме у ещё одного ангела в своём саду, кудрявого и с придурковатым выражением лица. Это легко себе представить, даже просто зная его характер, безо всякого учёта особенностей вампирский сущности. С учётом количества алкоголя, которое поглощает Тихон в повседневной жизни, ему вряд ли стоит рассчитывать на постижение секретов долголетия тибетских мудрецов, но даже если очень стараться жить долго, мало кто может похвастаться трёхзначным возрастом и крышей на положенном месте. Легко клясться в любви, обещая "до конца своих дней", но значит ли это хоть что-то, если в конце концов ему придётся оставить Серёжу одного? Нашёл время тяжёлыми думами грузиться, усмехается про себя Тихон, крепче обнимая Серёжу и стремясь прижаться к нему всем телом. Но когда горячие губы следуют точно по проекции сосудов, запертых под его кожей, раскаляют кровь до собственной температуры, роднят с собой, решение мучившей его проблемы вдруг приходит на ум, ясное, гениальное и простое. Тихон давит смешок под закушенной губой. Любовь к двухсотлетнему вампиру однозначно сводит с ума. Невозможное кажется возможным. Безумные фантазии становятся планами, как гипноз захватывают сознание. Если Серёжа вдруг не сдержит себя, так ли всё будет страшно, как им обоим представляется? - Я хочу всегда быть с тобой, - признаётся Тихон отчаянным шёпотом. - Обещаю, так и будет, - Серёжа поднимается поцеловать его в скулу, в лоб, в сомкнувшиеся дрогнувшие веки. - Нет, ты меня не понял, - Тихон кусает губы, чтобы не застонать. И не побояться продолжить говорить. - Всегда - значит всегда. Каждый день твоей жизни. Пожалуйста, обрати меня. Всё происходит так стремительно, что осознание к Тихону приходит с запозданием. Несколько секунд он осоловело хлопает глазами, не понимая, почему перед ними потолок вместо любимого лица, а потом медленно, как робот, принимает сидячее положение. Серёжу как ураганным ветром снесло. Мгновение - и он на противоположном конце кровати таращится на Тихона в полнейшем ужасе. - Прошу тебя, скажи, что ты шутишь, - выговаривает он с таким трудом, будто у него одеревенел язык. - Не обязательно прямо сейчас, - Тихон хотел было пошутить, что не добавлял к своему предложению "обычно я встаю в пять утра", но мудро рассудил, что хохмы лучше приберечь на другой случай, и говорит теперь спокойно и серьёзно. - Нужно подгадать день, Диме сказать, чтобы он спрятал меня в бункер от греха подальше. Ты и сам смог бы меня сдерживать, но я не хочу тебя бить. Даже если не буду соображать, что творю. - Ты сам себя вообще слышишь? - с нотками паники в голосе поражается Горошко. - По-твоему, это можно вот так просто планировать, как отдых на Кипре? - А почему бы нет? - ну уж за эту улыбку не Тихону себя винить. - Планирование - основа эффективного менеджмента! - Не смешно, - мрачно парирует Горошко. - Как эта мысль вообще могла прийти в твою голову? После всего, что ты узнал о вампирах? - в его глазах плещется блеск. - Обо мне? После того, как сам один раз был укушен и чудом выжил? - Но ведь я выжил, - подчёркивает Тихон. - А на этот раз всё будет по-другому. Мы всё продумаем, предусмотрим все риски. Серёжа, я не шучу, - он подползает к шуганувшемуся от него, как кот от огурца, несговорчивому любимому. - Это же логично по всем пунктам. Если ты ещё не догадался, я буду любить тебя всегда. Как ты в таком случае видишь наши отношения через пятьдесят лет? Я тоже хочу быть вечно молодым и красивым! - Не вижу ничего некрасивого в возрастных изменениях, - пробует показательно возмутиться Серёжа. - Да я тоже, но я не о том, - не поддаётся Тихон на его уловку. - Дико будет тебе, такому огурчику, ходить под ручку со старым пердуном. - Тиша, - гнёт своё Серёжа глухо и твёрдо, без тени улыбки на лице. - Послушай меня, пожалуйста. Забудь об этом раз и навсегда. Это ад. Кажется, что он готов весь сжаться, лишь бы не позволить больше к себе приблизиться, как будто любое движение Тихона в его сторону может увеличить угрозу для него напороться на вампирские зубы. Тихон молча протягивает к нему руку, отыскивает его ладонь и сжимает в своей. Серёжа крупно вздрагивает, но постепенно расслабляется, даже снова, пусть и не без опаски, начинает дышать. Заговаривает тихо, глядя не в глаза ему, а на их руки одна в другой. - Когда я стал вампиром, я уже потерял всех, кого любил, - голос у него монотонный, как дождь за окном. - Но если за что-то я и мог бы благодарить судьбу, так только за то, что они не увидели моего обращения. Останься моя семья в живых, я всё равно лишился бы их, всех до единого. Подумай о тех, кто тебе дорог. Если не откажешься от этой ужасной затеи, ты потеряешь намного больше, чем получишь. - Я получу тебя счастливым, - горячо и настойчиво шепчет Тихон. - Я избавлю тебя от страха. Как я могу потерять хоть что-то такое же значимое? Это невозможно. У меня близких-то не сильно много, - он расправляет свободную ладонь и загибает пальцы. - Чеботарёв и так вкусненький на вид, я привык уже, Юля живой смешнее, хоть ты убейся. Ваня... Да он на один зуб, не стоило бы даже тарелку доставать. Чего мне бояться? - Дело не только в физическом ощущении жажды, - терпеливо возражает ему Горошко. - В первую очередь твой образ мысли и твоя личность навсегда станут другими. Тяга к человеческой крови разлучит тебя с теми, кого ты любишь, даже если ты никогда не попробуешь ни одной капли - это не превратит тебя в вампира-вегетарианца и от твоей природы тебя не избавит. Ни на одного человека ты больше не посмотришь так, как прежде. Они все станут для тебя добычей, даже если ты будешь предан им всем сердцем, будешь готов отдать за них жизнь. Вы перестанете принадлежать одному виду, и это уже никогда не поменяется. И я сейчас говорю о каждом из обычных дней месяца, а уж в День Обращения... - он прерывается на продолжительный вздох. - Да, ты будешь об этом помнить. Не понимаю, почему самоконтроль теряется, а память после остаётся - возможно, так наша сущность не даёт нам забыть, кто мы на самом деле, указывает нам наше истинное место. Я не хочу, чтобы ты знал, как тяжело помнить об этом времени потери рассудка. Какие мысли и стремления разрывают на части каждые из этих двадцати четырёх часов, которые возвращаются снова и снова. Дни, которые их разделяют, летят, как секунды, а кошмар этот кажется вечным. Пожалуйста, пойми, - он стискивает руку Тихона в своей и поднимает на него глаза - в них усталость, бездонности которой позавидовала бы Марианская впадина. - Ты заплатишь за это решение всей своей жизнью. Если ты просишь это сделать меня, я не согласен. Мне твоя жизнь слишком дорога. - Серёжа, без обид, - Тихон не отводит взгляд, отвечает мягкой успокаивающей улыбкой. - Антирекламщик вампиризма из тебя паршивый. Какая разница, что ты не считаешь себя и людей одного поля ягодами - ты так много делаешь ради их защиты, так их любишь и уважаешь, что многим из них такому отношению к своему виду ещё учиться и учиться. Взять хотя бы твой музей и кладбище, твои стычки с другими зубастыми. Или вот я, например - ты же с меня сдуваешь пылинки, хотя я на голову тебя выше, ты спас мне жизнь, а такой ночи, как с тобой, у меня не было никогда и ни с кем. Хочешь сказать, ты думал только о том, как бы не сожрать меня? Совсем-совсем ни о чём больше? - Я думал о том, как сильно я тебя люблю, - Серёжа опускает глаза снова, но это, кажется, и к лучшему - мелькнувший в глубинах бездны свет мог бы и ослепить. - Ну вот и я о том же, - резюмирует Тихон довольно. - Молчу ещё про твой самоконтроль - это вообще достижение века. Что бы ты там ни рассказывал, но буквально каждая строчка твоей биографии - методичка, как можно жить вечно безопасно и с пользой для окружающих. Я хороший ученик, ты же знаешь, и у меня лучший из примеров перед глазами. Я буду совсем не хуже тебя. - Зачем тебе всё это? - Серёжа качает головой в недоумении. - Ты так хочешь жить вечно? - Почти уверен, что все люди этого хотят, - пожимает Тихон плечами. - Я пока не пробовал умирать, но почему-то не сомневаюсь, что мне это не понравится. А вот жить я очень люблю. Если бы возможность представилась, потянул бы подольше эту радость. В напоминание о том, почему у него к жизни такие симпатии, он тянется погладить Серёжу по волосам. - Твоя жизнь будет долгой и счастливой, - Серёжа задерживает его руку у своей щеки, прижимается губами к центру ладони. - Я позабочусь об этом. Но про обращение забудь. Я никогда не пойду на такое добровольно. - Ах ты осёл упрямый. Понравилось командовать? - Тихон с ухмылкой наблюдает за тем, как Горошко привычно закатывает глаза. - Не хочешь по-хорошему, значит, придётся тебя заставить. За прошедшую ночь по всей поверхности кровати образовалось штук десять вмятин, повторяющих контуры их спин, и Тихон с радостью пополняет этот рисунок ещё одной, в воспитательных целях подмяв Серёжу под себя и заблокировав ему руки и ноги, чтобы не вздумал сопротивляться. Серёжа если и пытается это делать, то только для вида, а потом с таким обожанием вздыхает и тянется ткнуться носом Тихону в щёку, что тот добровольно бросает роль плохого копа, позволяет себя обнять и сам чуть не скулит ему в шею от того, как ему нравится ощущать на себе эти руки. - Я не хочу оставлять тебя одного, - признаётся Тихон Серёже в губы, отводя с его щёк волосы и прижавшись лбом к его лбу. - У тебя и так огромное кладбище - неужели ты правда хочешь там видеть мою могилу? Честность срабатывает лучше любых рациональных доводов - Тихон успевает порезаться об ответный взгляд, прежде чем прикрыть глаза и ответить любимым губам. Целует его Серёжа так, будто делает это в последний раз в жизни. Как назло, наслаждаться этим поцелуем удаётся недолго - телефон Тихона, оставленный где-то в складках рубашки, брошенной на пол, привлекает внимание громкой вибрацией. Тихон пробует игнорировать проблему, надеясь, что она исчезнет - если это Ваня, он запросто позже перезвонит, однако звук, умолкнув один раз, немедленно идёт на второй заход. Тихон с сожалением разрывает поцелуй и прикладывает палец к губам Серёжи. - Запомни, на чём мы остановились, - улыбается он и тянется ласково ткнуться носом в его нос, прежде чем наконец соизволить ответить на звонок, повторяющийся, как в театре, уже в третий раз. Без общения неймётся, как выяснилось, Чеботарёву. Кто бы, блин, сомневался. - Дима, ответь мне, пожалуйста, почему каждое моё утро начинается не с кофе, а с тебя? - недовольно бубнит Тихон вместо приветствия. - Ты давно смотрел на часы? - хихикает Дима. - Как я мог догадаться, что ты спишь в такое время? Тихон сентиментально вздыхает. То, что голос босса вновь звучит весело, добавляет к его благодушию много очков. - Чего хотел? - Процесс обращения завершён, - отчитывается Чеботарёв. - Парень в шоке, но на контакт идёт. Наш психолог мне доложил, что можно взять у него свидетельские показания уже сейчас - так даже лучше, пока его мозг не успел дорисовать вымышленных деталей. Я подумал, что ты согласишься, если я поручу это дело тебе. Я же обещал, что мы вместе поймаем Лектера. - Супер! - Тихон садится в постели, резко взбодрившись. - Мы скоро будем. - Мы? - мгновенно воодушевляется Дима. - Так ты не один? Тихон беззвучно матерится, а Серёжа прячет смех в подушке. - Иди в задницу, - он бросает трубку. - А я всё думал о том, как мы расскажем ему, - вылезает, отсмеявшись, Горошко. - Я уже рассказал, не благодари, - смущённо ворчит Тихон. - Я слышал. * Встречающий их на пороге штаба Чеботарёв улыбается так безудержно, словно купил пять лотерейных билетов и с каждым выиграл по миллиону. - Не хотел вас отвлекать, - сходу извиняется он, чуть ли не играя бровями. - Поздравляю, господин соврамши, - Тихон пожимает его протянутую руку, пока Серёжа усиленно выдаёт смех за кашель. - Ну что, где наше пополнение в рядах зубастиков? - Идите за мной, - Дима манит взмахом ладони их обоих, но сам замедляется, пропуская Тихона вперёд. Тихон инертно оборачивается, недоумевая, в чём дело, но буквально сразу получает ответ - приветственное рукопожатие у босса с Серёжей переходит в типично-братское и не очень характерное для любвеобильного Чеботарёва объятие, больше похожее на крепкое столкновение плечами. - Прости, что сомневался в тебе, - явно изо всех сил стремящийся не искушать его близким контактом, Дима всё равно не удерживается и кратко сжимает руки Серёжи в своих. - Забыли, - улыбается Серёжа в ответ. - Спасибо, что больше не сомневаешься. Тихон наблюдает эту сцену с такой радостью и умилением, будто переживал за их отношения больше, чем за свои. - Как он? Пришёл в себя? - проявляет свою вечную участливость Серёжа, едва только их с Димой руки расцепляются. - В шоке, что естественно для его состояния, - отвечает босс, пока Тихон помирает от нежных чувств - вот он, герой, который им нужен и которого они не заслуживают. - Травма Обращения у него слабая, так что на разговор он согласен. - Травма Обращения? - переспрашивает Тихон. С каждым таким вопросом его удивление всё меньше - он уже привык к тому, что никогда не изучит дело своей жизни от корки до корки. - Психологический термин, созданный нашими специалистами, - традиционно выступает для него просветителем Дима. - Процесс принятия человеком перемен, которые с ним произошли. По опыту общения с вампирами, которые сразу после становления попадали в нашу организацию, наши коллеги в прошлом смогли определить признаки и степени такой травмы - от слабой, что почти равна полному смирению, до критической, вплоть до суицидальных мыслей. Травма Обращения почти не влияет на то, каким вампир будет в своей дальнейшей жизни, но очень важна при общении с ним в первые дни. В нашем случае всё вполне благополучно. - Так бывает очень редко, - исподлобья косится на Тихона Серёжа с явным намёком на утренний разговор. - Моя травма была критической. Ты должен помнить, к чему это привело. - Ты был один, - оправдывает комплимент своей памяти Тихон и ловит его ладонь в свою. Сплетает их пальцы в крепкий замок - с любовью и восхищением верного соратника, которое срослось с ним куда раньше любви. - Но ты всё равно справился с этим. Ты стал лучшим среди вампиров. И среди людей. - Ребята, честное слово, я очень за вас рад, - цветёт Дима, совершенно не подозревая, о чём идёт речь, и лишая Горошко возможности дать отпор. - Не хочу вас ни в чём ограничивать, но вынужден сообщить, что мы почти пришли. Присутствие рядом любви всей его жизни, выметающее ураганом из головы любые посторонние мысли, помешало Тихону не только сгорать от любопытства на тему того, как выглядят помещения для сдерживания новорождённых вампиров, но и даже следить за дорогой. Не настроился, вот и не расстроился - Чеботарёв привёл их на переговоры вовсе не в очередные загадочные недра штаба, а всего-навсего в свой кабинет. - Он, естественно, сильно дезориентирован, - вполголоса сообщает Дима Тихону и Серёже перед тем, как взяться за дверную ручку. - Понимаю, что подобные опросы - не ваша и даже не моя работа, но дело слишком особенное, и раз уж мы занимаемся им втроём, я решил, что будет лучше и надёжнее узнавать всю информацию без третьих лиц. Ну как, готовы его увидеть? Он глядит на Тихона, Тихон по инерции - на Серёжу. У Горошко вид собранный и деловой, он кивает, поддерживая план, и его уверенность передаётся по цепочке обратно к Чеботарёву. Тот кивает, подводя итог молчаливого совещания, и открывает дверь в кабинет. Пост боссу сдаёт материализовавшийся прямо на пороге Саша Сетейкин - жизнерадостно и словоохотливо отчитывается о том, что ровным счётом ничего в его отсутствие не произошло, а потом пропускает их внутрь, почтительно придержав дверь для всех троих. Новоиспечённого вампира не приходится искать глазами - он занимает кресло напротив стола Димы, то самое, в котором Тихон в своё время показательно артачился, не желая становиться напарником высокомерного графа. От умиления этим воспоминаниям Тихон улыбается, про себя отметив, что это очень в тему - улыбка часто располагает к себе собеседника. В этом, правда, нет никакой необходимости - если в команду дипломатов входит Дмитрий Чеботарёв, все остальные могут спокойно курить в сторонке, потому что не помогут уже никак, главное добросовестно выполнить задачу ничем не помешать. От одной ласковой и уверенной улыбки босса парень, нервно подскочивший им навстречу, расслабляется как от массажа. - Юрий, ещё раз здравствуйте. Рад вас видеть в бодром настроении, - принимается Дима лить мёд в благодарные уши. - Это мои... следователи, о которых я говорил, они займутся вашим делом. Пожалуйста, расскажите нам обо всём, что успели запомнить. Вы крайне важный свидетель, ваши слова могут решить судьбы очень многих людей. Мы не потратим много вашего времени, а в следующий раз увидимся с вами уже для того, чтобы отчитаться о поимке преступника. - Я... ну да, ага, конечно! Расскажу всё, что захотите! - принимается ретиво храбриться парень. Он смотрит на Чеботарёва оленьими глазами, будто только расстроившись от новости, что увидятся они в следующий раз нескоро. Тихон фыркает - говорил же Диме, чтобы регулировал свой излучатель обаяния. Как видно, от него не только люди, но и вампиры валятся на спину кверху лапками, как тараканы. Пёс его знает, от воспрявшего в нём рыцарского духа или заботы местных мозгоправов и докторов, но в общем и целом парень выглядит куда лучше, чем во время их заочного знакомства в госпитале. Цвет лица у него здоровее, вид сытый, только что очумевший вне всякой меры. Чеботарёв вызывает у него явное доверие, но стоит парню учесть присутствие остальных, как в целях самозащиты он сжимается до половины своего немалого роста и выдвигает плечи вперёд. Тихон хмыкает, подмечая этот рефлекс - нескоро бывшее уязвимым тело забудет зубы, перевернувшие его жизнь вверх дном. Плавали, знаем. Тихона Юрий оглядывает бегло и даже неуверенно кривит губы, пытаясь ему улыбнуться, а вот на Серёже взгляд останавливает. Под влиянием остатков своих худших страхов Тихон успевает перетрухать, однако молодой вампир не спешит сотрясать воздух обличительными воплями, и вздохнуть с облегчением удаётся мгновенно и с радостью. Причина такого нацеленного интереса совсем другая - вампиры обладают способностью чуять друг друга, и очень вряд ли это не первый сородич, которого парень видит после того, как сам пережил присоединение к их виду, а то, как обескураживает присутствие в организации сверхъестественной безопасности её прямого врага Тихон помнит и по своей собственной реакции. Нет ничего удивительного в том, что вылупился парень на Серёжу, как баран на новые ворота. Горошко такое внимание к себе тоже замечает, кренится в сторону Димы и что-то ему шепчет на такой летучемышиной частоте, что Тихон, стоящий на расстоянии шага, ничерта не может разобрать. Чеботарёв оглядывается на него, потом снова смотрит на Юрия, с минуту колеблется и отвечает ему кивком. - По-моему, здесь слишком много народа, - объявляет он, не переставая лучезарно улыбаться. - Лучшего из нас будет более чем достаточно. Мы с Серёжей, пожалуй, пойдём. Зовите, если вдруг понадобится помощь. Молодой вампир не осмеливается спорить и медленно кивает, всё так же крепко прилепившись к Серёже глазами, пока Чеботарёв увлекает того под руку за гостеприимно открытую дверь. Как только раздаётся щелчок замка, любопытство его моментально прорывается. - Это был... - Вампир, - договаривает за него Тихон. - Не переживай, он наш. Потом всё объясню, если захочешь. Меня Тихон зовут, - на рукопожатие вчерашний человек и сегодняшний вампир отвечает сразу - хороший знак. - Ты Юра, да? Я понимаю, что у тебя в голове сейчас полная каша, так что долго я тебя мурыжить не стану. Нам просто надо найти того, кто это с тобой сделал, и навалять ему как следует. Ты же согласен, что он это заслужил? - Ещё как, - парень шумно сглатывает. Его лицо теряет последние краски, какие только в нём оставались. - Я готов помочь. Я расскажу всё, что запомнил. - Мне нравится твой настрой, - улыбается Тихон ободряюще. Усаживается наконец в кресло напротив и наклоняется вперёд для создания доверительной дистанции. - Итак? Парень, как видно, всё время ожидания морально готовился к этой минуте, потому что слова полетели из его рта как по команде. - Мне уже объяснили, что это было, а так я, конечно, охренел. В смысле, этот тип просто бросился на меня, ни денег не искал, ни телефон не отобрал, только завалил и давай зубами рвать, прямо целые куски кожи летели, я видел, пока пытался его... ну, как-то с себя скинуть. Сильный был, урод, никогда не встречал такого. Ничего я не смог ему сделать, ещё и слабость такая напала, голова не варила абсолютно, повело, как будто приход какой. Это яд, мне рассказали. Ну и болевой порог или как его... шок... Короче, не знаю, как я жив остался. Но и что со мной теперь... Хрен поверишь. Жесть. - Жесть, согласен, - вправляет Тихон в его монолог своё искреннее сострадание. - А когда ты сознание потерял? - Он уже оставил меня в покое, - отвечает паренёк. - Вот не пойму, зачем он это сделал, крови во мне вроде как ещё много было. Хотя я не врач, точно не знаю. Но хорошо, что он сразу убрался, и очень круто, что на мои крики никто не прилетел. А то он бы не только меня... вот так. Подумать страшно. - Молодец, благородная мысль. Нет идей, почему он решил отвалить? - дотошно вызнаёт Тихон, копируя манеры лучших известных ему детективов из фильмов и книг. - Может, кто-то всё же был рядом? Или что-то его напугало? - Что такого беса может напугать? - скептически, пусть и со страхом, отвергает его версию парень. - Нет, тут не то. Знаете... Может, конечно, херню несу, я сам уже в курсе, что в таком состоянии ничего соображать не будешь, но мне показалось почему-то, что он посмотрел на меня как-то... по-другому. Перед тем, как в покое оставил. А, и укусил так, что я в отключку шмякнулся. Он как будто понял что-то, ну, или узнал меня, и решил чего-то мне ещё сильнее задать. Должен я ему был, что ли? Но я в жизни его не видел до этого дня, отвечаю. По спине Тихона пробегает знакомый холодок. Он моментально злится на себя - понравилось, оказывается, ощущать себя фаворитом маньяка! Если это не Серёжа, значит, убийца - абсолютно чужой ему тип, а все его домыслы и теории - чушь собачья, и вовсе не сходство Юрия с ним, Тихоном, заставило этого вампира остановиться и обратить парня вместо того, чтобы доесть. Откуда же тогда это изводящее чувство, будто они связаны? Будто он уже почти поймал этого негодяя, добрался до него, схватил за руку - ведь изучил его, разгадал, знает его, как самого себя? И наступает ему на пятки, да только лицо всё разглядеть не может. Как хороша была бы реальность, где всё это - правда. Однако везение Тихона, похоже, окончилось на том, что Серёжа оказался невиновен. - Ладно, я понял, тип этот - мразь, каких мало, - отвлекается Тихон на обобщение всех полученных сведений, чтобы совсем не раскиснуть. - А теперь главный вопрос на повестке дня - по каким приметам нам этого монстра века найти? Тихон сам не знает, что ожидает услышать. Про импозантные густые брови? Вдовий мысок и длинные волосы, чёрные как сама ночь и сердце злодея, аристократическую бледность? Как много вампиров на его памяти походило на образы из книг и гуляющих в народе баек? Разве что Горошко - вот уж кто вампир, точно списанный с мифического канона. То же, что начинает перечислять парень, больше ложится на привычную Тихону действительность - и не предоставляет ровным счётом ни одной ценной подсказки. - Волосы светлые у него, такие мелированные как будто, знаете, или как оно там называется. Лохматые ещё сильно. Лицо худое, скулы здоровые. Цвет глаз не помню, сейчас херню отмочу, что красные они, но тут не верьте мне, я же тогда охуевшим был. Что ещё... да я хреново помню. Одет был в пальто. Под пальто рубашка - клетчатая, белая с красным. Браслет на руке помню. Из верёвочки. - Короче говоря, верёвочки пригодятся нам с тобой - и мыло заодно, - вздыхает Тихон обречённо. - Лохматый блондин в зумерских шмотках - да в таком виде половина Питера сейчас ходит! Тут ногу его простреливает вибрация, помешав показательно разочаровываться в профессии детектива - телефон в последние пару дней явно избрал стратегию не позволить забыть о своём существовании ни на час. Закатывая глаза, Тихон шарится в кармане. На экране отображается фото - Янковский в своём репертуаре, перестал получать регулярные доказательства, что кости, мозги и справка об отсутствии судимости у него целы и невредимы и названивает теперь, курица-наседка. Тихон почти успевает сбросить звонок, как вдруг экран смартфона попадает в поле зрения парня, и ни с того ни с сего тот аж подпрыгивает в кресле, наплевав на то, что движения такой амплитуды никакой мебели не идут на пользу. Желваки на его лице демонстрируют готовность броситься не то в бой, не то наутёк. - Вот он! - кричит новорождённый вампир в ужасе, лишая Тихона возможности отреагировать хоть словом. - Точно, он самый! Этот парень на меня напал! Отдел мозга, ответственный за то, чтобы преобразовывать звуковые сигналы в информационные у Тихона явно работает с перебоями, потому что услышанное он понимает далеко не с первого раза. Осознание же бьёт его мощнейшим ударом тока - и мигом парализует от макушки до кончиков пальцев. Телефон лишь каким-то чудом не падает на пол из его ослабевших рук. Звонок заканчивается, а экран меняется - вместо фото контакта выплывает стандартная заставка, время, дата и сообщение, пришедшее сразу за уведомлением о пропущенном вызове. 15:57 Ваня Тиша, пожалуйста, перезвони мне. Нам надо поговорить.