Принц и Нищий

– Нет. И ты меня не так понял. Я не хотел доставлять неудобств. – Ты мне как-то сказал, что если тебе на сессии отрежут ноги или руки, то я тебя брошу. Так вот, ты был не прав. – Найт жадно, требовательно накрыл мой рот своим, выжигая все мысли и вовлекая в чувственный шторм. А потом я застонал от боли. – Что!? – Блядь, Ник, сука! У меня в члене катетер! Не трогай меня! – Прости, прости! Марину звать? – Ирину. И что я ей скажу? Что у меня на брата встал? Иди спать, что ты ко мне присосался? Я, бля, после операции грязный, вонючий. – Так а со стояком что делать? Передёрнуть? – Оставь меня в покое, извращенец! – Давай я лёд приложу? – Намочи что-нибудь в воде из-подо льда и приложи. Бляя. Как народ себе в уретру что-то вставляет? Это же надо так боль любить. Найт откинул тонкое одеяло и аккуратно обернул “повстанца” холодным полотенцем. Меня передёрнуло, в шов плеснуло кипятком боли, я зашипел. Лучше бы этот еблан озабоченный дома сидел перед планшетом. Он день выждет, и по-любому член свой мне или в руку или в рот пихать начнёт. Эрекция постепенно спадала. Фух. – Всё, убирай полотенце, у меня уже яйца звенят. – Можно я посмотрю? – Нет! Ник, я серьёзно, оставь меня в покое. Или ложись спать или езжай домой. – Дать льда? – Иди нахер! Ночью пришла медсестричка. Я не спал. Наркоз постепенно отходил и ноющая боль в боку разливалась уже на бедро и под рёбра. Я попросил обезболивающее, и после того как мне его вкатили, даже смог уснуть. Утром я отбился от Найта, который хотел меня напоить, почистить мне зубы и посмотреть, как мне меняют катетер. Но зато он посмотрел, как мне меняют повязку. Шов оказался небольшим и очень аккуратным. Не то, чтобы я переживал, но все же интересно. Потом мой сумасшедший братец свалил по делам, и я даже смог немного привести себя в порядок и подремать. Вечером мне разрешили бульон и сухарики. Я не так, чтобы очень хотел есть. К тому же меня лично очень напрягал процесс вывода твёрдых отходов, и поэтому я почти ничего не съел. Найт припёрся после ужина, сосредоточенный и раздражённый. Принял душ в моей палате и вышел в одних штанах. – Ник, ночью медсестра придёт. – И что? Изнасилует меня? Или у тебя опять встаёт? А когда она, кстати, придёт? – Через час примерно. – Я подрочу на тебя, в душе дрочил, не помогло, опять стоит. – Я не буду на тебя смотреть. У меня встанет. Хочешь, я тебе подрочу. Только хорошей техники от меня сейчас не жди. – Да пофигу, если ты просто пару раз сожмёшь, уже будет хорошо. – Знаешь, мы психи. – И что? Тебя это волнует? А я подумал, действительно и что? Ну мы больные, но чужим людям от этого ни холодно ни жарко, а своих у нас нет. Я, работая проституткой, вообще не рефлексировал. Что так сильно меня выводит на эмоцию в этом моменте? Тем временем Найт засунул мою руку в штаны, обвил вокруг горячего пульсирующего члена и начал надрачивать, положив свою руку сверху. Ему хватило пары десятков фрикций, чтобы он с задушенным стоном кончил. Я же про себя вспоминал все двадцать столовых приборов, которые подавались к стандартному банкету. Впечатлений от стояка с трубкой в уретре мне хватило. Этикет помог, болезненной эрекции мне удалось избежать. Найт вытер мою руку влажными салфетками, поцеловал в скулу и лёг спать. Я вздохнул с облегчением. На третий день мне разрешили встать и вытащили этот грёбаный катетер. Никогда бы не подумал, что такой маленький разрез может причинять столько неудобств. Любое напряжение пресса отдавалось острой болью в пах и правую ногу. Но к концу дня я вполне успешно ковылял в туалет и обратно, благо он был у меня в палате. Я даже смог частично обмыть стратегически важные места и чувствовал себя свежее. Вечером приехал Найт, снова взбудораженный. – Ник, что-то случилось? – Да папаша мне второй день звонит. Чего хочет – непонятно. Обычно его звонки не к добру. – А он где сейчас? – Да не знаю, он же мне не отчитывается. – Тебе это ничем не грозит? – Он, конечно, не лучший отец, но сознательного вреда мне он не принесёт. – А бессознательного? Он что, ходит во сне? – Нет, тут другое. Он покалечил моего любовника в прошлом. Отец не знал, что я гей. Ему кто-то стукнул, он нанял людей, они проследили за нами. А потом Лёшке обе ноги сломали. Я пытался у Лёшки прощения просить, ездил к нему и в больницу и домой, а он только орал, чтобы я отошёл, потому что всё это из-за меня. Я ему лечение и реабилитацию оплатил, но он был спортсменом. Очень перспективным. К олимпиаде готовился. И всё пошло по бороде. После случившегося Лёшке ни деньги мои были не нужны, ни я сам. Он только всё твердил, что я ему жизнь сломал … – Но ведь это не ты сломал. – Из-за меня. – Ник, нет! – Да или нет, но факт в том, что дорога Лёше в большой спорт закрыта навсегда. А он им жил. Не хочу это обсуждать. Тебе катетер сняли? – Да. – Я хочу. – Найт, я в душе не был трое суток, давай подождём. Ну хочешь, я тебе отсосу. Только ты сам пристройся. Садиться мне ещё больно. – А мне нравится твой запах. Ты вообще слишком часто в душ ходишь. Если Никита поставил себе цель, препятствий он, как носорог, просто не видит. – Мне будет больно оргазмировать. Мышцы пресса напрягаются, а у меня сейчас там разрез. – Паш, я реально соскучился. Я так сдрочусь нафиг. Я повернул голову и облизал губы. – Давай сюда своего страдальца, я его сейчас оближу. Найт подошёл, приспустил штаны, освобождая каменно стоящий член, направил мне в рот. Ммм. А я тоже соскучился по этой пульсирующей тяжести на языке. Он толкнулся мне в горло. Застонал. Замер. Я завёл ему под яйца руку, лаская. – Ммм! Паша, сука, я сейчас! – яйца резко поджались, член дёрнулся и в горло мне ударила горячая струя. – Дааа! Я аккуратно посасывал пульсирующий член, пока он не обмяк окончательно. Мой стоял как часовой на посту. Найт склонился надо мной, втягивая в поцелуй, а сам начал надрачивать мне. Мне после вынужденного воздержания тоже долго не потребовалось. Было хорошо и больно одновременно. Такие острые ощущения, хотя я бы от них воздержался. Найт вытирал меня салфетками и рассматривал. Мне тоже нравятся мужики, но никто никогда не вызывал у меня столь болезненного интереса, чтобы рассматривать всё время. Я автоматически покрутил кольцо-наручники на пальце. Когда меня освободили с дачи Свята, я некоторое время посещал психолога. В первую очередь из-за чувства вины от его самоубийства, но ещё чтобы понять, как вычислить подобного человека и вовремя прервать с ним контакт. Психолог мне тогда сказал, что это состояние обсессии, то есть зацикленности. Обсессивное любовное расстройство. Хотя навязчивая любовь не указана как конкретное психическое расстройство, она часто может сопровождать другие психические заболевания. В зависимости от интенсивности влечения, «одержимый любовью» может чувствовать себя совершенно неспособным удержать себя от экстремального поведения, такого как акты насилия или сексуального контакта по отношению к себе или объекту обсессии. Навязчивая любовь может иметь свои корни в детской травме и может начаться с первого взгляда; оно может сохраняться бесконечно, иногда требуя психотерапии. Он привёл мне в пример Лиз Ходжкинсон , которая страдала от навязчивого любовного расстройства, которое длилось пятьдесят лет и вылечилась только после психотерапии. В одном из интервью она сказала: «Я считаю, что с навязчивой любовью время вовсе не лечит. Обсессивное любовное расстройство можно сравнить с опусканием петли в вязании, которую так и оставили пропущенной. С этого момента вязание никогда не будет выглядеть правильно, если только мы не остановимся, не распустим его до спущенной петли и не начнём вязать снова, исправляя ошибку». Зигмунд Фрейд считал, что навязчивая любовь может быть подкреплена бессознательным чувством ненависти, которое она чрезмерно компенсирует, тем самым объясняя чувство страдающего в потребности защитить объект любви. Более поздние аналитики считали, что навязчивая любовь больше движима нарциссической потребностью, озабоченностью любовным объектом, обеспечивающим защиту от беспокойства и депрессивных чувств; в то время как юнгианцы считают, что это укоренено в проекции внутреннего «я» на другого человека.* Сомневаюсь, что брат любил меня, но то, что у него было навязчивое состояние в отношении меня – сомнений не было. Сюда годились и психологические детские травмы (попытка похищения и смерть матери), и нарциссизм, и проекция (мы же близнецы), и чёрт ещё разберёт что такое. Затащить его к психотерапевту было бы отлично, только вот я не знал как. Его повышенное либидо, когда желание присунуть мне начинало напоминать истерику, тоже скорее всего относится к этой зацикленности. На этих интересных мыслях меня вырубило. Утром после перевязки, на которой Найт обязательно присутствовал, будто желая убедиться, что я не имитирую операцию, он умотал по делам, а я засел за пропущенные занятия. Вайфай в палате был хороший, я подконнектил ноутбук и погрузился в мир американской живописи ревущих двадцатых. Преподаватель, Зоя Михайловна, была потрясающей и я был по человечески влюблён в эту женщину. Она была экскурсоводом Эрмитажа и иногда давала частные уроки. После были капельницы, уколы и обед. Я уснул и проснулся от толчка. Надо мной стоял человек в маске и надвинутой по самые глаза шапочке хирурга. – Вам надо сделать укол, перевернитесь. Уколы делают медсёстры, а это какой-то непонятный хер. Халат ему явно тесен на бугрящихся мышцами плечах и груди. Чувство тревоги взвыло, я кивнул и попробовал резко откатиться в другую сторону, но меня грубо схватили за плечо и я почувствовал укол в шею сзади. Перед глазами всё поплыло, размазалось и я стал будто ватным. Меня куда-то вели, я соглашался, не имея сил отказать. Что-то отвечал, кивал и глупо улыбался. Потом меня сгрузили в машину и я окончательно отключился.