***
Она чувствует, что что-то не так. Чувствует очень отчетливо, как до этого не чувствовала ни разу с тех пор, как они вышли с вокзала. Маринетт ускоряет шаг, направляясь навстречу этому ощущению. Оно такое яркое, что ей почти больно — оно вытесняет другие ее эмоции и чувства, но она очень хочет испытать больше прежде, чем заблокирует его. Квами под ее одеждой очень нервничают. Маринетт выскакивает на большую улицу и тут же, не останавливаясь, прыгает в подворотню, узкий переулок между домами. Ей достаточно одного взгляда — она увидела страшного монстра, огромную летающую круглую сферу, стреляющую из единственного глаза посередине яркими лучами. Что делают эти лучи, она разобраться не успевает, но это и не нужно, достаточно того, что она знает — это акума. Плагг и Тикки встревоженно вылетают из ее кофты и что-то начинают наперебой говорить, но что именно, Маринетт уловить не может. Наконец они недовольно друг на друга смотрят и оба замолкают. — Я должна перевоплотиться, — тихо говорит Маринетт, глядя то на одного, то на другую. — Иначе он разрушит весь город. — Тебе нужны оба талисмана, Маринетт, Ледибаг будет сложно без Кота Нуара одной, — торопливо бормочет Тикки, и она опускает глаза, панически пытаясь придумать, как поступить. — Вы оба… вы оба мне сейчас необходимы, я не знаю, что будет меня ждать, но меня готовили к бою, — резко начинает она, выпрямляясь, и сжимает между пальцев кольцо. — Но мастер Фу… — Отчитает меня после, — заканчивает Маринетт и оборачивается в сторону звуков разрушения — мимо нее бегут люди, все в страхе, в неразберихе, и только она, она одна знает, что делать. — Плагг, Тикки, трансформация. Ее окутывают два сияния, и она, прежде, чем они закончатся, выхватывает с талии шест и подбрасывает им себя вверх, прямо на крышу. Черно-красный костюм, не обтягивающий и не просторный, похожий на один из тех, что она носила, когда занималась в Храме, ложится идеально на кожу, и Маринетт кажется в это мгновение, словно она наконец обрела себя. Каждое ее движение, четкое, выверенное, не подводит ее ни секунды. Она знает, что делает, и это играет ей на руку. Бражник не ждет опытных героев, он думает, Хранитель выберет случайных, как и хотел мастер Фу, но задача Маринетт сейчас показать, что им не до игр и что, решившись украсть и использовать талисманы во зло, Бражник бросает вызов всем остальным, чем бы он не руководствовался. Она подскакивает с крыши на крышу, перепрыгивает сразу несколько домов, анализирует атаки так резво, словно делала это всю жизнь. Она и делала. Это ее стихия, где бы она ни была. Теперь она чувствует себя правильно. Она выскакивает на крышу дома прямо напротив сферы и замечает, что та делает из людей сферы поменьше, которые громят все вокруг, словно подпитывая разрушениями акуму. Леди Нуар прищуривается, прикидывая тактику боя. Это точно не ближний бой, подходить к нему нет никакого смысла, но вот попасть внутрь… Она почти уверена, что это не цельный организм. Предсказывая каждый следующий ход сферы, она перескакивает с одного здания на другое вслед, выискивая взглядом возможность. Она пригибается, когда одна из восторостепенных сфер пытается на нее наброситься, откидывает ее йо-йо, а следующие несколько — ловким движением шеста, и через мгновение уже летит по воздуху, перескакивая несколько зданий. Они все связаны, понимает почти подспудно. Они — блок питания основной сферы, дают ей мощь, но и когда по ним бьют, это сказывается тоже. Леди Нуар шумно выдыхает, подбрасывает йо-йо, в руки ей падает электрический провод. Серьги начинают давать обратный отсчет. У нее есть около пятнадцати минут прежде, чем придётся покормить Тикки. Леди Нуар подскакивает в воздухе, перекидывает вес с ног на руки, кувыркается, приземляется на корточки за трубой на крыше. Дает себе лишь мгновение на одышку, прежде чем снова прыгнуть — сферы моментально начинают собираться вокруг нее. Призвать Катаклизм, свернуть йо-йо, шестом подтолкнуть себя в воздух — электрический провод обматывает, как леской, несколько десятков сфер, а затем передает удар Катаклизма. Основная сфера, на секунду заглючив, замирает в воздухе, резко лишенная половины приобретенной силы. Леди Нуар прыгает сверху, бьет под углом шестом в отсек крышки и буквально падает внутрь до того, как сфера снова начинает двигаться вперед. Внутри человек. Такой маленький на фоне этого огромного механизма и такой, в сущности, напуганный и несчастный. Какие-то яркие чувства заставили его так поступить. Тот, кто воспользовался им, очевидно, на грани отчаяния. Леди Нуар разматывает йо-йо, связывая человека, стоящего посередине без видимого пульта управления, и сфера, в которой они оба теперь трясутся, сходит с ума, круша все вокруг себя непреодалимой силой. Леди Нуар не думает ни о чем, кроме как о том, что ей поскорее нужно найти акуму и остановить все это до того, как ее силы закончатся. — Бражник, — коротко бросает она, осматривая аляпистый, неказистый костюм, и на лице мужчины появляется фиолетовая маска в форме крыльев, которая заставляет его дернуться в сторону в попытке избавиться от путов. — Ты меня слышишь? — снова подает она голос, на этот раз спрашивая менее жестко, но мужчина продолжает молчать. Леди Нуар цепляется глазами за часы на его руке и моментально понимает, что к чему, но прежде, чем уничтожить предмет, крепче стискивает в леске йо-йо мужчину и подходит ближе. Мужчина поднимает на нее испуганные глаза. Мелькает фиолетовый контур. Акуманизированный кивает. Слышит. Отлично. — Я не собираюсь тебя отчитывать, потому что не знаю твоих мотивов, — начинает Леди Нуар, стараясь, чтобы ее голос звучал мягко. — Но если ты думал, что можешь использовать талисманы и что на их защиту отправят тех, кто ничего не знает о них, то ты ошибаешься, — произносит Леди Нуар, наклоняясь так, чтобы смотреть мужчине прямо в глаза, и тот поджимает губы. — Советую несколько раз подумать, прежде чем использовать акуму в следующий раз. Это не игра, Бражник, и то, что ты хочешь пожелать, может не перевесить то, что ты потеряешь взамен. Всё можно решить иными способами, тебе стоит только попросить помощи… — Мне не нужна помощь, — бросает коротко акуманизированный, и Леди Нуар больше не пытается продолжить диалог, только бьет по часам краем шеста, который сняла до этого, и связь с Бражником обрывается моментально, не дав тому возможности говорить дальше или снова напасть. Она ловит бабочку, делает несколько простых пассов в воздухе, с помощью которых очищает ее от влияния талисмана, и приводит в силу чудесное исцеление. Несколько секунд, а человек, стоявший перед ней, подается дымке, как и все вокруг — Леди Нуар ловит его на руки и прыгает в пол запузырившейся сферы. У нее есть еще несколько минут до того, как спадут обе трансформации. — Г-где я?.. — слабым голосом спрашивает мужчина, и Леди Нуар опускает его на землю. К ним сбегаются люди, удивленные и не понимающие, но не подходят слишком близко, очевидно, напуганные тем, как она выглядит. Леди Нуар выискивает кого-то взглядом в толпе, тыкает пальцем в удачно подвернувшегося Нино и манит его пальцами. Тот, пискнув что-то вроде «почему я», торопливо подходит. — Вызови скорую, немедленно, пусть проведут осмотр, — начинает распоряжаться Леди Нуар и опускается перед мужчиной на колени. — Как вас зовут? — Жак Нольер, — не очень уверенно отвечает тот, и Леди Нуар быстро кивает. — Я свяжусь с вами позже, Жак, мне необходимо будет узнать, каким именно образом вы поддались влиянию акумы, хорошо? — она старается, чтобы ее голос звучал как много мягче, и, видимо, это срабатывает, потому что Жак уже без настороженности кивает, и Леди Нуар поддерживающе гладит его по плечу, отступая. — Главное: не бойтесь, все позади. Вы большой молодец. — А вы кто? — раздаётся чье-то в толпе одновременно с писком серег и кольца, и Леди Нуар вскидывает голову. Она колебается. Леди Нуар знает, что натворила нечто, за что ее по голове не погладят, и не хочет усугублять ситуацию, но вопрос висит в воздухе. И у нее есть ответ. Она должна защитить людей, должна успокоить их и сказать, что все будет в порядке, что их не бросили на произвол судьбы. — Сейчас я Леди Нуар, и я буду защищать вас, пока в этом будет необходимость, — спокойно говорит она и снимает с пояса йо-йо. Она закидывает леску на трубу дома и, прежде, чем прыгнуть, добавляет: — Сопротивляйтесь, что бы он вам не предлагал, и тогда мы сохраним и преумножим то, что у нас есть, и не дадим ему взять верх. Она в два прыжка оказывается недалеко от дома и спускается на землю в переулке как раз вовремя, чтобы успеть до того, как трансформация спадает. Ей на ладони падают Тикки с Плаггом, и она быстро достает из кармана печенье, которое предусмотрительно взяла в кафе. Тикки обнимает печеньку и, пока ест, смотрит на Маринетт таким осуждающим взглядом, что ей действительно становится стыдно. — Он ведь буквально давил людей, я не могла просто смотреть и ждать, когда последствия станут необратимыми, — говорит Маринетт, не выдержав. — Сахарок, она использовала нас обоих, значит, ей нужны были две силы, — добавляет Плагг, которого, кажется, совершенно ничего не смущало. — Катаклизм без Супершанса не очень хорошо, как и наоборот. Она могла бы потратить много времени, если бы использовала только тебя. — Зато теперь Бражник знает, что талисманы в городе, как и Хранители, и, более того, в одном месте, — отвечает Тикки и вздыхает, доедая печенье. — Мастер Фу будет очень недоволен… Мысль об этом очень неприятно сжимает Маринетт душу. Мастер Фу наверняка уже знает о том, как она поступила, и справедливо зол на нее, но Маринетт не думает, что ее действия были неправильными. Она сможет защитить талисманы, пусть Бражник знает и боится последствий — страх заставит его ошибаться, и она найдет его, достанет хоть из самой Преисподнии. — Я разберусь, — твердо говорит Маринетт и гладит обоих квами. Плагг негромко мурлычит и прислоняется к ее пальцу, пока Тикки просто встревоженно смотрит на нее большими глазами. — Обещаю, вы никогда не окажетесь у него. Маринетт прячет квами, собирается с духом и выходит из укрытия, направляясь к дому, где они остановились. Она без вопросов проходит внутрь и, до того, как сомнения окончательно ее остановят, оказывается в комнате, которую занимает мастер Фу. Когда она входит, он на нее не смотрит, поэтому она останавливается в дверях, крепко сжимая в кулаке пальцы, чтобы чувствовать прикосновение металла кольца Плагга. — Ты безрассудна, — без предисловий начинает он. — Мне некогда было искать того, кому можно было доверить талисманы, хотя бы один, — парирует твердо Маринетт, старательно игнорируя внутренние страх и неуверенность, но мастер, естественно, замечает каждое из них. — Если бы Бражник узнал, что мы делаем Чудесными первых попавшихся недоучек, он бы… — Не знал, чего ожидать, Маринетт, — перебивает ее недовольный голос мастера Фу, и Маринетт сглатывает, смотря на него в упор и заставляя себя не отворачиваться. Это всегда самое сложное — смотреть ему в глаза и знать, как он разочарован. — Твоим заданием здесь является не охрана Парижа, а поиск достойных кандидатов и защита оставшихся талисманов. Сядь. Маринетт поджимает губы и грубо падает прямо на циновку в углу, по привычке поджимая под себя ноги и укладывая на коленях руки. — Что ты собираешься говорить в свое оправдание Высшим? — продолжает мастер Фу. — Я поступила правильно, — упорно повторяет Маринетт, сжимая пальцами штанину. — Я защитила город, меня к этому готовили с рождения, я знаю, как правильно использовать талисманы и что с ними делать, и теперь Бражник, не ожидавший подобного, знает, что мы найдем его любыми способами. Даже если не два талисмана, то один я точно должна использовать, — и, не дав ему вмешаться, добавляет ровным голосом: — Будет намного проще, если это буду я. Один человек, не подготовленный к подобной ответственности, еще терпимо, но двое — катастрофа. Я смогу обучить напарника и рассказывать ему необходимое, а он не будет подвергать опасности наше местоположение каждый раз, когда ему потребуется помощь Хранителя. — А если Бражник завладеет твоим разумом? — спрашивает мастер Фу, складывая за спиной руки и подходя к ней ближе, и Маринетт выпрямляется еще сильнее, как по струнке, смотря прямо перед собой, но не на него. — Если ему станут доступны все твои знания, если ему станет известно, что здесь находятся остальные талисманы? — Не завладеет, — практически цедит Маринетт, и Плагг осторожно сжимает ее запястье под рукавом свитера, пытаясь поддержать. — Я умею управлять эмоциями, вы сами меня этому учили. — Поэтому как никто знаю, что это не всегда работает. Особенно с тобой. Маринетт выдыхает через нос, пытаясь взять себя в руки. Она знает, что мастер Фу в чем-то прав, понимает, что обязана его слушаться, и уверена, что в его словах есть то, чего она просто не хочет осознавать, но она не может просто остановиться и сделать шаг назад. Она уверена, что справится, она это знает. — С талисманом мне будет проще искать, — добавляет она чуть тише, как последний весомый аргумент, который у нее есть. Если он окажется недостаточно сильным, она проиграет. Маринетт закрывает глаза. — Дело не в том, как быстро мы найдем Дуусу и Нууру, а в том, чтобы мы нашли их живыми, — произносит мастер, и по коже Маринетт бегут мурашки волнения и необоснованного страха. — А ты только что дала нашему врагу понять, что он может спасти себя либо сдавшись, либо лишившись талисманов. Ты этого хотела? Подвергнуть квами опасности? Маринетт резко вскидывает голову, смотря ему прямо в глаза и прищурившись от обушевавшего ее гнева. — Вы как никто знаете, что это не так! Я готова пожертвовать собой, чтобы спасти их! Совершенно внезапно мастер Фу поднимает руку и отвешивает Маринетт подзатыльник — та, ойкнув и сгорбившись, трет занывшую макушку, обиженно смотря на мастера снизу вверх. — Глупая девочка, ты же только учишься, — он вздыхает, отворачиваясь, и медленным шагом отходит к маленьким шкафчикам над кухней, начиная доставать травы. — Помоги мне. Маринетт поднимается на ноги, неуверенно переглянувшись с Тикки и Плаггом, выскользнувшими из ее рукава, и подходит к нему ближе. Беглым взглядом она понимает, что именно он делает, и начинает доставать оставшиеся баночки, помогая ему так, как делала всю свою жизнь. Они работают слаженно и быстро, не мешая друг другу и не попадаясь под руки, и это методичное занятие сбрасывает с ее плеч оставшееся напряжение. На мгновение Маринетт закрывает глаза, выдыхая, и продолжает свое дело, добавляя намного тише: — Пожалуйста, мастер… я уверена, что у меня получится. Вы ведь знаете, что я всего лишь очень сильно хочу помочь. Разве я не достойна?.. Меня готовили. — Меня тоже, Маринетт, — говорит почти шепотом мастер Фу. — Сделанного не вернешь. Тебе остается только принять последствия и отвечать за свои поступки. Оставишь себе талисман созидания, а Плагга отдашь мне. Я сам найду тебе напарника. Маринетт сжимает челюсти, подавляя очередные слова и смотря на баночки трав помутневшими от слез глазами. Расставаться с квами всегда самое тяжелое, что она могла делать в жизни. Не монотонные упражнения без сна и еды, проходящие под проливными дождями на протяжение нескольких суток подряд, не медитации на заснеженных вершинах, не зазубривание тысяч и тысяч талмудов, стоя на раскаленных иглах — расставание с единственными друзьями, которые имели для нее значение. Ей больно отрывать от себя каждого из них, она в ответе за любого. — Маринетт? — требовательно зовет мастер Фу. — Конечно, мастер, — отвечает она еле слышно сорвавшимся голосом. — Я понимаю. — Ты должна понимать, что несешь ответственность за их безопасность, — мастер Фу все еще недоволен, хотя по его тону голоса и нельзя этого сказать, но Маринетт чувствует это всей душой. — Теперь ты не можешь знать, кому я отдам Плагга, а, значит, не сможешь его контролировать. У каждого поступка есть последствия, и это станет для тебя уроком. Маринетт смаргивает слезы вместе с сорвавшимся с губ «да, мастер» и продолжает заниматься делом, не смея отвернуться. Как бы больно ей ни было, мастер Фу прав. И, тем не менее, Маринетт верит, что поступила в тот момент правильно, что это ей поможет, что она не ошиблась. Только вот этого недостаточно. — Не плачь, мой сырочек, — очень тихо говорит Плагг, подлетая к самому ее уху, и прижимаясь головой к шее. — Это ненадолго, у нас с тобой больше времени вместе, чем в необходимой разлуке. Это как настоять хороший сыр — время сделает нашу любовь сильнее. — Прости, Плагг… — бормочет Маринетт, упорно сдерживая бегущие слезы, но они не желают сдерживаться, продолжая течь по ее лицу. Одну из них Плагг ловит лапкой, вытирая с ее щеки. — Я не хотела вас подвести. Она обращается ни к кому и ко всем одновременно, но в особенности — к Плаггу, которому теперь единственному придётся находиться у неизвестного человека, учить его пользоваться силами. Ей очень жаль, что все складывается именно так, но она знает, что Плагг выдержит, а значит и она тоже. — Ты все еще будешь моей любимой Хранительницей, — добавляет он, притеревшись к ее щеке, и Маринетт чуть склоняет голову навстречу его ласке, продолжая нарезать корешки. — И я буду скучать по тебе сильнее, чем по всем остальным. Не переживай, я буду видеть тебя во время сражений, мы ведь не расстаемся навсегда. Чем быстрее найдем Бражника, тем быстрее я вернусь. — Верно, — соглашается Маринетт на судорожном выдохе. — Я сделаю все, чтобы найти его. — Не переусердствуй, — вмешивается мастер Фу, забирая у нее доску с нарезанными аккуратными круглешками, и Маринетт на мгновение теряется, не понимая, про что он: про Бражника или про коренья. — Оставляй кольцо и поднимись к себе. Разбери вещи и займись медитацией, успокой свои мысли и чувства — нам не нужно, чтобы Бражник направил на тебя акуму. — Конечно, мастер, — тихо говорит Маринетт, стараясь и сейчас подавить свои эмоции, потому что они так сильны, что создали бы десятки страшных монстров, реши Бражник использовать ее. Она опускает голову, стягивает кольцо под пристальным взглядом мастера Фу и лишь огромным усилием воли подавляет всхлип. Ей не верится, что она даже не знает, когда в следующий раз увидит Плагга, и что она действительно должна будет действовать осторожнее, чтобы не навредить квами. Плагг отлепляется от ее лица и, хотя ушки его прижаты к голове, выглядит очень подбадривающе, настолько, что Маринетт в самом деле на это короткое мгновение верит, что ничего страшного в этом нет. Маринетт поднимается наверх, больше не произнеся ни слова, и Тикки увязывается за ней. Мастер Фу ее не останавливает, и это уже значительное утешение. — Все будет хорошо, — робко говорит Тикки, подлетая к Маринетт, когда та замирает посреди почти пустой комнаты. — Ты справишься, ты ведь всегда находишь решение. И мы с тобой вместе. — Я привыкла к нему… к вам обоим, — Маринетт обхватывает рукой плечо, опуская голову, и падает на кровать лицом в подушку. Ее следующие слова оказываются приглушенными плотной тканью. — Теперь моя комната не будет вонять сыром: как мне дальше жить? — Зато у тебя будет напарник, — мягко отзывается Тикки, опускаясь на ее голову и пригладив ее растрепавшиеся из высокий прически волосы. Тикки вытаскивает палочки из стянутых на затылке прядей, и Маринетт ощущает, как ее головная боль чуть отступает. — А я все еще с тобой и всегда буду. Теперь у тебя есть стимул найти Бражника быстрее. Напарник… Маринетт уже чувствует, что кем бы не оказался этот человек, она не сможет относиться к нему хорошо. Ей стыдно за само существование таких мыслей, но это ее готовили столько времени, это она работала не покладая рук, испытывала лишения, боль, страх — а теперь кто-то, не имеющий ни малейшего представления об ответственности, которая на него падет, будет мешаться у нее под рукой. С ее Плаггом. Боже, что, если он будет кормить его самым дешевым и невонючим сыром? — Я найду его и уничтожу, и не остановлюсь, пока не закончу миссию, — твердым тоном говорит Маринетт, все еще прижимаясь лицом к кровати, отчего ее слова звучат невнятно. Она вернет всех домой, чего бы ей этого не стоило. — Может быть, тебе стоит помедитировать, как сказал мастер? — осторожно спрашивает Тикки, обнимая ее за голову и массируя лапками под волосами. Приятные нежные прикосновения расслабляют ее лучше, чем любая медитация. — Я доверяю тебе, Маринетт, и знаю, что совсем скоро мы все будем вместе, включая Нууру и Дуусу. — Хрш, — бормочет она, и Тикки на мгновение непонимающе замирает. — Я пмдтрю. — Вот и отлично, — радуется та, взлетая над ее головой. — Садись. Маринетт послушно поднимается, распахивает маленькое окно, стелит бамбуковую циновку на пол и садится сверху, шумно вдыхая и выдыхая. Она закрывает глаза и сосредотачивается на дыхании. Мысли, все еще хаотично носящиеся в ее голове, постепенно, усилием ее воли замедляются. Маринетт не ставит перед собой задачу найти решение вопроса или понять, где именно она ошиблась — она знает, где и в какой момент, и совершила бы эту ошибку вновь, даже если бы знала, чем все закончится, пусть это и не далось бы ей это легко. Мастер Фу никогда не позволил бы ей оставить талисман, сколько бы она не настаивала, если бы не этот инцидент, Маринетт знает это. Так что, можно сказать, она выкупила себе возможность быть с Тикки и заниматься полезным делом, а не только охранять остальные талисманы в надежде, что героям понадобится помощь. Маринетт готовили так долго, что она не может остаться в стороне. И не должна. Осознание правильности этого поступка смиряют ее с действительностью. Это похоже на бунт, это и есть бунт, но порой сложные решения самые правильные. Она делает еще один глубокий вдох и устраняет оставшиеся мысли, будто бы стирает огромным ластиком. Выдох — начинает раскладывать по полочкам эмоции. Страхи, сомнения, злость, боль, отчаяние — их так много и они так тесно переплетены, что это требует очень кропотливой работы. Ей больно, потому что она боится или потому что чувствует вину? Ей страшно, потому что она не знает, как поступить или боится собственного понимания? Что ужаснее — сбежать и спрятаться или идти вперед? Маринетт ищет причины, осторожно отделяя их одна от другой, чтобы не поранить — любая эмоция имеет право на существование, пока она во благо. Когда она заканчивает, терзающее ее чувство становится чуть спокойнее, а голова — яснее. Это не панацея, но пользы от этого больше, чем она сама готова признать. На всякий случай напоследок она сосредотачивается на присутствие квами, отчётливо чувствует опустившуюся ей на макушку Тикки, у нее спокойная аура и мягкое сияние души, это успокаивает тоже. Маринетт тянется дальше, нащупывает талисманы в коробке мастера Фу, но не ищет дальше, чтобы понять, где именно они спрятаны — ей это не обязательно. На ближайшие несколько сотен метров она не ощущает никаких лишних всколохов магии, кроме кольца Плагга, которое мастер выносит из дома. Маринетт резко распахивает глаза, осторожно поднимается на ноги и подходит к окну. Мастер Фу переходит дорогу, опираясь на трость и заложив вторую руку за спину, и Маринетт поджимает губы, смотря ему вслед, почти сразу отворачивается, окончательно разрывая связь, чтобы не видеть, куда они с Плаггом ушли и в каком направлении двигаются. Ей в самом деле лучше не знать личность напарника. — Ты молодец, Маринетт, — хвалит ее Тикки, как всегда ее главная поддержка и опора. — Теперь остается только ждать, когда появится новый герой. — Да… верно, — задумчиво соглашается она и поднимает глаза, пытаясь увидеть обосновавшуюся в ее волосах Тикки. Ей все еще очень горько, но теперь она может управлять своими чувствами и проживать их без ущерба и страха, что ее может найти акума. Маринетт не настолько самоуверена, чтобы думать, будто она справится с негативным воздействием в случае чего. Решив выполнить и другое указание мастера Фу, Маринетт разбирает свои немногочисленные вещи. В последнюю очередь она достает маленькую удобную сумочку для Тикки и задумчиво сжимает ее в пальцах, проводя по мягкой ткани. Все, что сегодня произошло, случилось так неожиданно и быстро, будто Бражник знал, что они в городе и решил их выманить. Это, конечно, едва ли может быть правдой, но Маринетт все равно помечает эту мысль, как важную, чтобы позже разобраться, насколько вероятно нечто подобное. Ей нужно начать работать. Она теряет время. Со вздохом отложив сумочку, Маринетт достает из кармана простой, функциональный телефон, включает его и выуживает из кармана записку Нино. Пару мгновений она медлит, но желание узнать, куда он отвез пострадавшего, чтобы расспросить его об акуме, оказывается сильнее. Привет! Это Маринетт. Неподалеку от твоего кафе сегодня был такой ужас. Ты не пострадал? Н: Здарова, сис, я вообще нет, а другого чела, кажется, помотало: мне пришлось звонить в скорую, и его увезли. А ты рядом была? Недалеко, не успела уйти, но меня тоже не задело. Ого, даже в скорую… А не знаешь, куда его увезли? Наверное, ему было очень страшно, хочу его поддержать. Маринетт пишет это с замиранием сердца, не до конца понимая, насколько это вообще нормально в такой ситуации. С одной стороны, каждый человек должен помогать другому по мере сил и даже чуть больше, а с другой — кто его знает, насколько это кажется естественным с точки зрения обывателя, а не того, кто прожил всю жизнь в Храме Хранителей. Н: Вроде, госпиталь Питье-Сальпетриер. Прикольная ты, можем вместе съездить, только у меня вторая смена в баре до середины ночи. Но утром могу, не вопрос, если что, сис. Маринетт задумчиво прикусывает губу. По идее, у нее нет повода отказываться, но, с другой стороны, ей нужно будет поговорить с человеком, как Ледибаг, а, значит, придется лгать и выкручиваться. Спасибо, но я просто проверить, как он. Наверное, тяжело, когда ты попал под чье-то влияние, а вокруг тебя еще и куча журналистов. Схожу одна, передам, что ты волновался. Надеясь, что звучит это достаточно убедительно, Маринетт смотрит на Тикки, и та кивает ей в ответ без слов, показывая, что выглядит это действительно как хорошее оправдание. Н: Звучит зачетно, удачи! — Ты сходишь прямо сейчас? — спрашивает тихонько Тикки, и Маринетт тут же встает с кровати, подхватывая со стула кофту и сумочку. — Да, завтра его уже может не быть в больнице, а мне надо опросить его, — Маринетт торопливо тянет бегунок до самого горла и поправляет капюшон. — К тому же, мы не знаем, как местные власти относятся к супергероям, нас могут объявить в розыск, нужно действовать быстро. Превратишь меня? — Ох, Маринетт… — устало тянет Тикки, нахмурившись. — Ты снова не скажешь мастеру о своих планах? — Он оставил мне тебя, а мне нужна информация, чтобы действовать, — Маринетт отворачивается, снедаемая внимательным взглядом, и стучит пальцами по сумке. — Ты залезаешь или нет? Тикки щурится так, что ее глазки становится почти не видно, но все-таки подлетает ближе и забирается в сумочку. Маринетт, испытав в этот миг чувство вины, открывает пачку привезенных с собой печенек и передает в сумку к Тикки с запасом, так явно пытаясь ее подкупить, что квами едва сдерживает смешок. — Будь осторожна, Маринетт, — говорит Тикки прежде, чем закрыться, и Маринетт, вздохнув, направляется снова на выход. Она не чувствует усталости, как не чувствует боли или голода — десятки лет аскезы приучили ее тело довольствоваться малым. Поэтому Маринетт спускается вниз и выходит на темную улицу без единого сомнения. Вечерний Париж действительно ей нравится намного больше. На всякий случай она осторожно прислушивается к своим ощущениям, хотя ни на что особо не надеется — и, как ожидалось, не чувствует ничего постороннего, только Тикки и ее ауру, ее эмоции, чуть подернутые флером беспокойства. Она понимает квами созидания — для Тикки принимать сложные двойственные решения странно и неправильно, — и очень радуется, что она доверяет Маринетт настолько, что идет за ней, куда бы та не попросила. Маринетт специально чуть сбивает след, направляясь совсем в другую сторону, в которой героиню еще никто не видел. Она петляет по улицам, изредка сворачивая в переулки, так долго, что любой другой человек на ее месте устал бы и замерз. Но когда она останавливается в укромном месте, то чувствует только взбудораженное ощущение напряжения всех чувств перед тем, что она должна сделать. — Тикки, — зовет ее Маринетт, и она тут же выбирается из сумочки, глядя на нее большими глазами, — трансформация. Маринетт окутывает розовое сияние, помогающее ей почувствовать себя легче и сильнее, чем прежде, и она, полностью превратившись в Ледибаг, без раздумий разматывает йо-йо, перескакивая сразу несколько крыш. Где находится больница, она не знает, но благоразумно надеется на свои ощущения — акуманизированные в течение еще нескольких дней после того, как их разумом овладела акума, кажутся в сознании особенно яркими в сравнении с другими людьми. Ледибаг мысленно говорит себе выписывать имя тех, кто поддается нападению — мало ли, какие между ними могут быть сходства или параллели, и бесшумно опускается на тонкий выступ подоконника у палаты, в которой находился Жак. Она заглядывает туда осторожно и медленно, чтобы не привлекать лишнего внимания, и видит, что помимо самого мужчины там находится только какая-то бабушка, скрытая от взглядов с двери плотной ширмой. Ледибаг, не задумываясь, поддевает открытой половинкой йо-йо оконную раму и заскакивает внутрь так же тихо. — Вы?.. — слабо спрашивает Жак, моментально ее заметивший, и Ледибаг прикладывает палец к губам, призывая его быть тише. Не хватало еще, чтобы ее выставили из больницы врачи — тогда дурной славы точно не избежать. — Как вы меня нашли? — Успокойтесь, пожалуйста, это моя работа, — Ледибаг убирает оружие обратно на пояс и приподнимает руки, показывая, что они теперь пусты. Мужчина немного успокаивается, хотя до этого буквально вжимался спиной в подушки. — Я пришла просто поговорить. Позволите? — К-конечно, — заикнувшись, соглашается тот, и Ледибаг послушно кивает, подходя чуть ближе. — Что произошло? — Вы были одержимы демоном, — послушно отвечает она. — Его называют акумой. Таких, как он, привлекают отрицательные эмоции. Скажите, что вы испытывали перед тем, как… акуманизировались? Не бойтесь, я не расскажу никому из прессы, мне это ни к чему. — Меня… меня уволили с работы, — начинает Жак неуверенным, дрожащим голосом, но, так и не продолжив, меняет тему: — Вы были в другом костюме. — Вам это ни к чему, — мягко отвечает Ледибаг, сцепляя пальцы рук и заставляя себя дышать ровно и размеренно. Любопытство — не порок, повторяет она про себя с завидным усердием, ему просто интересно, что с ним все это время происходило, это естественно. — Продолжайте. — Я был разозлен и отчаян, — бормочет он, отворачиваясь и скромно потирая шею. Ледибаг кивает, показывая, чтобы он говорил дальше. — Я работал над прототипом игры в компьютерной компании, это все, что у меня было. Теперь моя семья останется без средств… — Прошу вас, Жак, сосредоточьтесь, — перебивает Ледибаг. — Да, простите… Потом я услышал голос. — Голос? — упорствует Ледибаг. — Голос, — повторяет Жак, в доказательство своих слов чуть кивая. — Мужской голос. Он сказал, что поможет мне все исправить, если я дам ему власть над собой и что-то принесу, но я… так и не понял, что именно. А больше я ничего не помню, извините. Только как очнулся уже на земле. Врачи сказали, что это следствие стресса от пережитого… — Это вполне может быть, все верно, — соглашается Ледибаг задумчиво, скользя взглядом по пространству и глухо постукивая ребром ладони по своему запястью, как будто пытаясь сосредоточиться. Мужской голос. — Не можете вспомнить хотя бы примерно, что он требовал? — Какой-то талисман, — тушуется Жак, опуская глаза в пол. — Два, точнее. Он хочет талисманы, но откуда он вообще знает про них? Значит, кроме Нууру и Дуусу, у него есть книга Хранителей. Тогда почему он использует только Нууру, если знает, что может стать сильнее, если… У Ледибаг внутри все холодеет. Неужели с Дуусу что-то случилось? Внешне она не проявляет ни единой эмоции, как бы не разгоралась страсть изнутри. Она мягко, поддерживающе улыбается Жаку, взглядом говоря ему, что он ни в чем не виноват, и наклоняется чуть ниже. — Хорошо, это не важно, Жак, главное, что вы в порядке, — она делает небольшую паузу, пытаясь собраться с мыслями. Бражник же почему-то выбрал именно этого человека, может быть, они были знакомы или что-то вроде того. — А голос, который просил вас об этом, не показался вам знакомым? — Боюсь, что нет, — вздыхает Жак и прикрывает глаза. — Будь он знакомым, было бы не столь страшно. Когда он увидел вас, он будто сошел с ума, и мне казалось, что он разорвет мне голову. Такое страстное желание обладать чем-то… Ледибаг чуть вздыхает. Это, видимо, не просто абстрактное желание владеть миром, Бражником движет что-то очень личное, он в отчаянии, поэтому пошел на такой шаг. Может быть, в следующий раз ей удастся поговорить с ним, вдруг вместе они придумают, как ему помочь, не разрушая весь мир. Надежды на это очень мало, но ей очень хочется верить, что человек может быть озлоблен лишь потому, что его никто не любит и не пытается помочь. — Спасибо, что поделились, Жак, — Ледибаг мимолетно гладит его по руке. — Уверена, после того, что случилось, найдутся другие корпорации, которым понравится ваша идея. Эти сферы выглядели… внушающе. Ледибаг улыбается в ответ на его робкое воодушевление и поднимается на ноги. Если что-то она и знает о мировых корпорациях, так это то, что им глубоко наплевать с кем сотрудничать, если это принесет им доход. Ее предупреждали, что порой самый страшный враг не люди, а понятия, которые они рождают. — Спасибо, — неуверенно говорит Жак, сжимая в пальцах больничную простынь. Она взбирается на подоконник снова, прислушиваясь к голосам, звучащим совсем близко к двери, и улыбается Жаку прежде, чем перепрыгнуть на соседнее здание так же незаметно, как и пришла. Она довольно долго прыгает по крышам Парижа, запутывая следы непонятно от кого, и обдумывает все, что она узнала. Факт первый — это мужчина. Факт второй — у него личные мотивы, иначе желание заполучить талисманы было бы не столь сильным. Факт третий — он точно знает, что будет, если использовать силы созидания и разрушения одновременно и загадать желание, потому что утерянная книга у него. Факт четвертый — с Дуусу что-то случилось или, что тоже вероятно, он не у Бражника. Факт пятый — Бражник тот еще ублюдок, который пользуется чувствами других людей, чтобы добиться своего, и которому все равно, как он это сделает. Вывод: ей надо искать социопата, возможно, богатого, потому что у него были время и деньги на сложное путешествие в поисках талисманов, с личной трагедией или сложной судьбой. Возможно, он одинок, потому что скрывать целую комнату бабочек сложновато, или близкие ему помогают. Мог ли он как-то быть связан с компьютерной индустрией? Ледибаг старается не делать поспешных выводов, полагая, что нужно дождаться следующего нападения, но отмечает в своей голове этот возможный факт. И еще думает о том, что ей больше не следует открыто появляться у жертв в костюме — вдруг этот человек настолько безумен, что начнет убивать их, лишь бы она не узнала важные детали? Это последнее, что ей нужно — реальные жертвы ее просчетов.***