Хранители

***

Маринетт отталкивает носком ботинка склеившийся снег с грязью, непонятно как попавший на идеально-чистый тротуар. Она щурится, поднимая голову, но на крышах ничего не видно. Теперь она, видимо, все время будет начеку, даже когда просто идет гулять с друзьями. Они подходят к небольшому ресторану, очень современному на вид и точно не по карману Маринетт, которая получает деньги только на необходимые нужды, несмотря на то, что работала всю свою жизнь с самого раннего детства, и, хотя она не уверена, что они пойдут именно туда, все же останавливается, чтобы незаметно заглянуть к Тикки и убедиться, что та в порядке. Тикки выглядывает из сумочки и, помедлив лишь мгновение, юркает под воротник ее кофты, устраиваясь поудобнее. — Что-то не так? — шепотом спрашивает Маринетт, делая вид, что что-то ищет в сумке. Тикки издает очень милый звук. — Просто хочу быть к тебе поближе, в сумочке не так комфортно, — также тихо отвечает Тикки и снова возится, касаясь ее кожи лапками. — Даже несмотря на то, что там печенье? — улыбается Маринетт. — Я же не обжора, как Плагг, который будет любить любого, кто даст ему сыр, — фыркает Тикки, но тут же виновато замолкает. — Прости… — Ничего страшного, малыш, — вздыхает Маринетт и гладит квами по голове, стараясь сделать это так, чтобы со стороны казалось, будто она поправляет свитер. Тикки прижимается сильнее к ее шее, и это действует успокаивающе. — Готова? — Тикки что-то нечленораздельно бормочет, и Маринетт расценивает это как согласие. Маринетт поднимает голову, оставляя сумку висеть на плече и дальше, и замечает Нино, который машет ей рукой, подзывая идти быстрее. Она ускоряется, на ходу акцентируя внимание на том, что у Альи, оказывается, огненно-рыжие кончики волос, которые до этого не было так видно из-за того, что те были собраны. Маринетт так удивляется, словно ей никогда не приходило в голову, что кто-то может покрасить волосы не полностью. Когда она наконец подходит к ним, Алья смотрит на Маринетт с тем же выражением на лице, с каким минуту назад та разглядывала ее прическу, но ничего не говорит, и они неспешно идут дальше по улице, минуя тот ресторан, который напугал Маринетт своей дорогой обложкой. — Нино сказал, ты недавно в Париже? — спрашивает Алья, глядя внезапно на нее очень уверенным, твердым взглядом. — После того, что случилось в день твоего приезда, у тебя, наверное, не самые лучшие впечатления о городе. — Переезжать в принципе нелегко, — отзывается Маринетт, приподняв плечо и опустив взгляд себе под ноги. — Но это наоборот меня заинтриговало, так что я, в каком-то смысле, буду рада оказываться в центре событий. — О, безбашенная, — радостно констатирует Алья, широко улыбнувшись, и внезапно обнимает Маринетт за плечи. — Прямо как я. Я журналистка, и я была первой, кто заснял сначала Леди Нуар, а потом и их двоих по отдельности. Подпишись на мой блог, чтобы быть в курсе всех событий. — Она почти постоянно в последние дни говорит о своем блоге, — добавляет Адриан, улыбнувшись. — О, — удивленно выдает Маринетт и послушно достает телефон — совершенно непримечательный и лишенный каких-либо изюминок, говоривших бы о ее личности, — отдает его Алье, которая тут же, игнорируя внутренние вопросы, возникающие при виде отсутствия приложений, вводит в поисковике название своего блога. Блог, думает Маринетт, наблюдая за тем, как быстро движутся пальцы Альи, почти не касаясь кнопок, блог — это плохо, очень плохо. Обязательно найдутся те, кто захочет узнать ее личность, а, значит, ей придется быть еще осторожнее. Тикки у горла начинает шевелиться, подтверждая ее опасения. — Вот, я подписала тебя и добавила сайт в закладки, — говорит Алья, протягивая ей телефон. — Надеюсь, ты не против, если хочешь, удалю. Прости, просто ни одной не увидела, вдруг это принципы… — Нет, что ты, — Маринетт улыбается ей спокойно и открыто. — Новый телефон, не успела еще с ним разобраться. Маринетт отдает себе отчет в том, что ее «новый телефон» достаточно старой модели, но Алья, к счастью, больше ничего не говорит на этот счет, а сразу же переходит к рассуждениям о том, что это за герои и что вообще происходит на самом деле. Она кажется Маринетт очень умной. Может быть, ее блог и способен навредить их делу, то журналистские навыки только помогут, по крайней мере, на первых порах и пока это не станет слишком опасно. — А что насчет Бражника? — почти перебивает ее Маринетт, когда Алью уносит слишком далеко. — Ты думала о нем? Наверное, мы бы очень помогли Ледибаг и Коту Нуару, если бы попытались понять, кто он. Она смотрит на Адриана, пытаясь понять, о чем он в этот момент думает, не испугается ли, не напряжется, а, может, заинтересуется, что о нем говорят, но лицо его все также расслаблено и на губах играет легкая улыбка. Он открыто встречает ее взгляд, улыбается шире, отчего легкий румянец от мороза кажется еще розовее и приятнее, и Маринетт, смутившись, отворачивается, снова глядя на Алью. Это все еще ничего не значит — он мог, работая с эмоциями других людей, научиться искусно подделывать свои, особенно, если готовился прежде, чем использовать талисман. Мысль о том, что кто-то может пуститься в такое опасное предприятие просто потому, что представилась возможность, в ее голове не может найти места и утвердиться. — Ну, Ледибаг пока не говорила ничего об этом, так что я даже толком не понимаю, что происходит: сначала она одна, потом ее силы делятся уже на двоих героев, — нехотя признается Алья, поджимая губы и опуская глаза в свой телефон. — В смысле, та битва закончилась так быстро: сразу видно, что героиня знала, что делать, и была готова к битве, даже, может, ждала ее. А интервью я не успела попросить, она как в воздухе растворилась. От знакомых родителей я узнала, что она вечером навещала того парня, из-за которого все это случилось, и спрашивала, как он себя чувствует. Сейчас он под следствием. Маринетт снова ставит мысленную галочку больше не расспрашивать пострадавших. Если эта деталь известна теперь даже Алье, то вряд ли она может оставить это втайне от Бражника. Особенно, если он сейчас шагает прямо рядом с ними. — Наверное, героям стоит поговорить с парижанами, чтобы хоть что-то объяснить, — Адриан замирает, смотря почему-то прямо перед собой. — Все слишком сложно, верно? — Пожалуй, — выдыхает Маринетт, отворачиваясь от него — Нино открывает перед ними двери какой-то забегаловки, вполне сносной, но и, видимо, не такой дорогой, как тот ресторан, так что Маринетт входит без внутренних перепалок с совестью и неловкостью. — Странно все это получается. Видимо, им придется договариваться с мэром. Ну, насчет их геройской деятельности. — Буржуа сказал, что он не против людей в спандексе, пока они восстанавливают то, что разрушили, — фыркает Нино, внезапно вмешавшись. — Его можно понять, взять хотя бы те сферы — за каких-то пять минут было разрушено два округа, — вздыхает Маринетт, у которой, стоит только ей закрыть глаза, перед глазами встают разрушенные как после бомбежки здания. Там ведь, наверное, были люди, много людей. Хорошо, что у нее есть чудесное исцеление. Как мастер Фу не понимает, что было бы, не вступи она в схватку в первый раз? — Если такое будет продолжаться и дальше, мэру в подспорье будет такая сила. — Это все кажется таким сомнительным, — снова говорит Нино, проводя их к столику в самом дальнем углу, где не так грохочет музыка. — Ну, реально, ребз, какова вероятность, что человек с такой силой будет добрым? Они вполне могут сначала спасти Париж, а потом поработить нас. Мне вот лично как-то стремно. — То есть, думаешь, они заодно с Бражником? — хмыкает Адриан. Маринетт снова бросает на него быстрый взгляд, не способная удержаться, и чуть приподнимает брови. В голосе Адриана столько недоверия к этой мысли, что она готова хоть сейчас схватить его, встряхнуть и заставить во всем признаться. Но она бросает все усилия, чтобы лишь вежливо качнуть головой и отвернуться. — Думаю, что пока не будет пояснений, верить некому и нечему, — отвечает Нино, помогая сесть сначала Алье, а потом замешкавшейся Маринетт. Сам он садится напротив них, подпирая ладонью щеку и коротко смотря на севшего рядом Адриана. — И я вообще не в курсах, кто этот ваш Бражник, я о нем даже из альиного блога не слышал. — Это еще Леди Нуар сказала, помнишь? — говорит Маринетт так поспешно, что это звучит как оправдание, как крик о том, что она ничего особенного не знает и это все досужие сплетни. — И что-то про то, что мы должны бороться или как-то так… — Да, не хотелось бы мне делить с кем-то разум… — А, по-моему, это интересно, — с горящими глазами вклинивается Алья, и Маринетт смотрит на нее очень удивленно. — Нет, правда, я бы хотела испытать свои силы. Вдруг мне удалось бы его провести? — Алья, — тянет недовольным тоном Нино, и та внезапно тушуется. — Ну что? Ничего же пока неизвестно, а я могла бы помочь или хотя бы выяснить подробности. — Это опасно, — осторожно говорит Маринетт, присматриваясь к Алье с настороженным интересом. Она чувствует, что совершенно напрасно завела этот разговор, и теперь не знает, как из него выпутаться. — Не стоит искать встречи с ним намеренно. А вдруг его присутствие в сознании навсегда его изменяет? Ничего ведь правда пока неизвестно. Маринетт сжимает в пальцах рукав своего свитера, изо всех сил пытаясь придумать, как бы ей перевести тему, потому что в этих рассуждениях нет никакого смысла, а говоря об этом слишком много, Маринетт может выдать больше, чем ей должно быть известно. К тому же, в этом даже нет смысла, потому что у Адриана ни один мускул на лице не дрогнул. Она смотрит на Нино в поисках поддержки, и, к ее огромному изумлению, он внезапно ее понимает. Маринетт видит это в его теплых глазах, когда их взгляды пересекаются — и это удивляет ее больше, чем если бы Алья прямо сейчас сказала, что она Ледибаг. — Что-то это не круто, мы привели Маринетт знакомить с Парижем, а не пугать ее, — Нино поднимается и кивает в сторону барной стойки. — Я закажу коктейли, которые ты обязательно должна попробовать. Это как вкус Парижа или вроде того… Маринетт бормочет что-то похожее на согласие, хотя сама не представляет, что ей делать. Она никогда в жизни не пила, и мастер Фу точно не одобрит, если вдруг начнет. Но на одном форуме было написано, что если она хочет завести друзей, ей не стоит отказываться от легальных способов расслабиться с ними заодно, потому что это укрепляет отношения. Это претит Маринетт, но почему-то она молчит, когда Нино уходит. Она думает о том, что происходит с ее жизнью, и понимает, что не успевает за ней — она в Париже не так давно, а количество происходящих событий по шкале опасности и интриги от одного до десяти уже превысило четыре с твердыми баллами в шесть и восемь. В Храме у нее были размеренность и спокойствие, пусть и разбавленные постоянными тренировками, здесь же все было слишком хаотично, слишком непостоянно — такое количество эмоций, как здесь, она не испытывала ни разу за двадцать лет. Держать себя в руках в полном незнакомых, других людей пространстве становилось все сложнее. Маринетт с горечью понимает, что здесь ей не место и что, скорее всего, как только она расправится с Бражником, она вернется домой, обратно в горы, в Храм, закрытый от общества, в котором будут лишь она и знакомые ей другие ученики и квами. Мастер Фу настаивал, чтобы она уехала и продолжала обучение вне Храма, но Маринетт не знает, почему. Она переводит взгляд на Алью, что-то быстро печатающую в телефоне, и внезапно осознает, что сама все это время смотрела в окно, прислонившись щекой к ладони. Маринетт сосредотачивает взгляд на посетителях и отмечает, что почти все следуют примеру Альи, и даже Адриан достает телефон, когда тот вибрирует от звука уведомления, — это доставляет столько неловкости, что Маринетт, усевшись удобнее на своем широком кресле-стуле, подгибает под себя одну ногу и, вытащив из прически карандаш, который утром сунула в волосы вместо палочки, начинает рисовать на салфетке. — Так, какая, говоришь, у тебя фамилия? — внезапно говорит Алья, не отвлекаясь от телефона, и Маринетт, тоже не прекращая рисовать, вопросительно приподнимает брови. — Я не говорила. А что такое? — Хотела посмотреть, вдруг на тебя что-то есть в интернете — мало ли, ты какой-нибудь шпион ЦРУ, — Алья бегло ее осматривает, Маринетт чувствует ее заинтересованный, пристальный взгляд на коже и пожимает плечами. — Если бы и была, то вряд ли бы об этом было написано в интернете, верно? — весело фыркает Маринетт, протягивая Алье изрисованную салфетку, и та, опустив телефон на стол, улыбается. — Ты меня плохо знаешь, я могу взломать почти любую систему, и… Ух ты, как красиво, — она замирает вместе с салфеткой, смотря на нее в упор, и выражение ее лица такое удивленное, будто прямо на ее глазах Маринетт достала из свитера Тикки и превратилась в Ледибаг. — Если бы я не видела, как ты это рисуешь, то не поверила бы. Это же я, — она поворачивает к Маринетт салфетку с таким видом, словно это не она на ней рисовала, и Маринетт тихо смеется, смотря на Алью с непривычной нежностью. — Адриан, ты видишь? — Верно подмечено, это ты, — подтверждает Маринетт мягко и, прежде чем Алья успевает добавить что-то еще, достает из салфетницы еще один «холст». — Сейчас и Нино нарисую, и тебя, Адриан. Салфетки, конечно, не очень удобный материал и их не поставить в рамочку, но можно хранить в какой-нибудь коробке для воспоминаний. — Детка, ты шутишь? — Алья прижимает к себе рисунок и мечтательно закрывает глаза. — Я точно поставлю это в рамку. — Это действительно очень красиво, Маринетт, — добавляет искренне Адриан, когда Алья наклоняется к нему ближе, показывая рисунок. Маринетт смущенно улыбается и вертит карандаш между пальцами с легкостью натренированного человека. Она правда чувствует себя неловко, хотя и не понимает, с чего вдруг. Они ведь просто восхитились ее рисунком, в котором нет ничего особенного, это всего лишь навык — у Маринетт было много времени практиковаться, и наставники считали, что это полезно, что это тренирует терпение и выдержку, — но куда больше ее смутила искренняя нежность, прозвучавшая в голосе Альи. Между учениками, даже если она и находила себе товарищей, никогда такого не было, а тут почти незнакомый человек… Это волнует Маринетт, хотя она и не хочет в этом себе признаваться. — Я потом нарисую что-нибудь посерьезнее, — обещает Маринетт и снова склоняется над салфеткой, набрасывая лицо Нино по памяти. — Это совсем не сложно, если есть навык. — А, по-моему, это магия, — Алья опирается о стол локтями, склоняясь к ней, но так, чтобы не закрывать свет. — Я всю жизнь писала, но втайне завидовала художникам. Ни один мой очерк не сравнится с этим рисунком на салфетке, серьезно. — Уверена, ты замечательно пишешь, — произносит Маринетт с очередной мягкостью, которая скатывается по ее языку какой-то непривычной колючей горечью, обжигая изнутри щеки. Она захлопывает рот прежде, чем он вытягивается в улыбке, но все равно добавляет: — У каждого свои таланты. Мой, вот, рисовать на салфетках, — и неловко смеется, заправляя за ухо начавшие выпадать из еле как держащейся на одной палочке прически волосы. — И ты делаешь это великолепно, — Маринетт отрывается от рисунка, поднимая голову и встречаясь взглядом с Адрианом. Она моментально почему-то теряет дар речи и смущается. Когда Адриан смотрит на нее этим взглядом — непонятным, эмоциональным взглядом, — ей кажется, будто вместе с ним переворачивается и весь ее мир. — Ты знала, что твое имя означает «море»? У тебя глаза цвета океанской волны, — продолжает Адриан, когда Маринетт так и не отводит от него глаз, кажется, даже не моргая. — Ты же из Китая? Там любят скрытые смыслы. — Я из… ну… да… — тихо бормочет она, потому что придуманная мастером Фу легенда моментально вылетает из головы, и Маринетт приходится откашляться, чтобы взять себя в руки и опустить взгляд обратно к рисунку. Она касается грифом карандаша портрета Нино и пытается продолжить рисовать, но даже голос Адриана отчего-то будоражит ее изнутри. — Сознательную жизнь я ведь жила в Тибете, так что… — Хотел бы я туда съездить, — продолжает Адриан мягким, глубоким тоном, полным восхищения, мечтательности, удовольствия от самой мысли оказаться где-то еще. — Посмотреть, как и чем ты жила все эти годы, пока мы друг друга не знали, узнать получше твою культуру, язык, религию… — Д-да, — впервые за всю жизнь заикнувшись, отвечает Маринетт. Она крепче сжимает в руке карандаш, пытаясь вернуть себе контроль над сбившимся дыханием, и выдавливает из себя улыбку.— Съезди обязательно. Маринетт тщательно консервирует в голове мысль о том, что вот такой интерес со стороны Адриана уже кажется подозрительным, и обещает себе обдумать ее позже в более спокойной, неэмоциональной обстановке, чтобы разложить все по полочкам. — Посоветуешь потом, куда мне стоит сходить там? — Адриан так открыт к ней, что у нее снова начинает трепыхаться сердце где-то в горле. Маринетт искренне не понимает, что происходит, ей не слишком нравится это странное чувство, но, с другой стороны, оно кажется таким приятным. Маринетт быстро кивает, не поднимая головы. — Спасибо, это очень мило с твоей стороны. Кстати, возьми мой номер… — Ого, сис, да это же я!.. — Ага. Вокруг нее слишком много шума, слишком много людей, эмоций, она не привыкла. Тикки прижимается к ней крепче, успокаивающе поглаживая, и Маринетт делает несколько глубоких вздохов, чтобы все вокруг перестало плясать яркими красками и встало на свои места. Помогает. Она медленно поднимает голову и улыбается в ответ на скромную, но самую теплую улыбку, которую Маринетт видела когда-либо в жизни. — Можно ведь тебя тоже нарисовать? У тебя очень правильные, красивые черты лица. — Я буду только рад, — радостно признается Адриан и даже придвигается чуть ближе к ней, практически ложась руками на стол — Маринетт, не сдержавшись, тихо смеется. — Как мне сесть? Мне замереть? — Нет, можешь двигаться и делать все, как обычно, — произносит она, и Нино придвигает к ней ее бокал. Маринетт чуть настороженно осматривает его, пытаясь понять, есть ли там алкоголь, но по запаху не понимает, и, решившись, спрашивает: — А он?.. — Нет, сис, безалкогольный, я не собираюсь тебя спаивать, — Нино приподнимает руки, и Маринетт благодарно кивает, без опаски придвигая к себе напиток и отпивая из трубочки. На вкус действительно что-то невероятное, сладкое, с кислым привкусом, едва заметным, но изящным. — Ну как? — Вкусно, — честно отвечает Маринетт, чуть отодвигает от себя бокал и, отдав Нино его портрет, достает очередную салфетку для Адриана. — Вот видишь, Париж тебе пришелся по вкусу, я же говорил, — довольно заявляет Нино, падая рядом с Адрианом и забирая салфетку к себе поближе. — В этом баре есть легенда, что тот, кому понравится этот коктейль, никогда уже не сможет вытащить этот город из своего сердца. Маринетт смеется, бросая на него быстрый взгляд, и снова смотрит на Адриана. Он снова радостно ей улыбается, так, что она едва не забывает, что же она такое делает и почему вообще сидит в этом баре. Забывает о Париже, о Хранителях, талисманах — на очень короткое мгновение, будто вспышкой пронесшееся в ее голове, но ей становится безразлично. Но вот она опускает взгляд и реальность встает на свое место. — Ты ведь знаешь, я работаю моделью, — говорит Адриан, подавшись вперед и упираясь локтями в стол. — Так что часто приходится позировать. Но это нечто невероятное, и, если честно, я так смущен… почему-то. Он такой открытый. Маринетт снова на него смотрит, даже не пытаясь сдержать улыбку. Это может ей пригодиться. — Тебе кажется, что художник смотрит тебе в душу и способен ее зарисовать, — мягко поясняет она, вспоминая слова одного своего наставника. — Хороший художник действительно может это сделать. — Ты хороший художник, — как будто бы нежно произносит Адриан, и Маринетт опускает глаза на рисунок, начиная с еле видного наброска основных линий. — Я любительница, — она четко улавливает черты его лица, делает акцент на глазах, размашистыми линиями набрасывает его волосы, и начинает прорисовывать детали, не обращая никакого внимания на любопытство всех ее новых знакомых. — Но мне это нравится. Маринетт еле слышно вздыхает. Еще недавно она не могла бы даже представить, что окажется в каком-то баре с почти незнакомыми людьми и будет чувствовать себя так легко. Жизнь ее внезапно очень круто изменилась, и не то чтобы ей это не нравится. Просто настораживают резкие перемены — непривычка общаться с людьми, которые могут быть не в курсе очевидных для нее истин и вещей, которые могут не понимать, зачем ей боевые искусства и медитации, и которым придётся оправдывать каждый ее шаг, находить для всего причину. Маринетт чуть сильнее подводит глаза, вырисовывает несколько ресниц с краю века снизу, чтобы подчеркнуть плавность линии, и едва штрихует тени, насколько позволяет не очень плотная ткань салфетки. Выходит сносно, и Маринетт, подписав свое имя в уголочке, протягивает Адриану рисунок. — Вау, — восхищенно произносит он, смотря на свой портрет. — Ага, ты весьма красив, — внезапно со смешком произносит Маринетт, и Алья начинает хихикать. Довольная своей репликой, Маринетт улыбается и тянется к своему коктейлю, отпивая. — Я не… — смущенно фыркает Адриан. — Я не имел в виду себя. — Но ведь это ты рисунке, — убеждает Маринетт, приподняв брови, и Адриан улыбается кончиками губ. — Да, но это ты рисовала, и я хотел похвалить твой профессионализм. — Благодаря которому я смогла нарисовать такого красивого тебя, а красивым собой грех не восхититься. — Боже, ты меня смущаешь… — Может, вас оставить наедине? — внезапно улыбается Алья, упираясь ладонью в подбородок и почти наваливаясь сверху на Маринетт. — Вы такие милые. — Нет уж, никого мы не оставим, — фыркает подлезший Нино, придвигаясь к Адриану и забрасывая руку ему на плечи, а в следующее мгновение показывает на Маринетт рукой. — Я вас с такой классной чувихой привел получше познакомиться, а вы хотите распределиться. Мне тоже интересно ее послушать, о жизни там в Тибете или еще что, а на свиданки они потом как-нибудь сходят. — Ого, мне начать ревновать, месье я-привел-классную-чувиху? — приподнимает брови Алья, смотря на него в упор, и Маринетт, чувствуя себя отчего-то не в своей тарелке, торопливо взмахивает руками, привлекая к себе внимание. — Мне вообще не то чтобы сейчас интересны отношения, так что не переживай, Алья, — она неловко улыбается, заправляя очередную вылезшую прядь за ухо, а в следующее мгновение и вовсе отворачивается, чтобы вытащить из волос вторую палочку и начать собирать прическу по новой. — В смысле, я же только переехала, верно? Да и в целом я больше трудоголик, чем романтик. — Ох, звучит как принцип жизни моего отца, — криво усмехается Адриан, опуская глаза в свой стакан, и вздыхает. — Но это, наверное, правильное положение дел. — Ну, в моей жизни уже есть один… — Маринетт прикусывает губу, чтобы не рассмеяться, и просто улыбается, превращая смех в смущение. — Один парень. И он обещал, что будет единственным, кого я полюблю очень сильно. Так что я даже не рассматриваю иные варианты. Вот Плаггу смешно будет, когда он узнает, что я отмазываюсь его существованием для знакомств, думает она с нежностью. — Ему очень повезло, — с вежливой улыбкой, скрывающей явно какие-то другие чувства, говорит Адриан, глядя Маринетт прямо в глаза. Она мало понимает в человеческом общении, но это все кажется ей похожим на флирт, от которого ей не слишком комфортно. Мысль о Плагге слегка расстраивает ее, и Маринетт опускает голову, возвращаясь к своему коктейлю с интересом, которого он не стоит. Что она вообще здесь делает? Ей нужно искать Бражника, а не пытаться наладить контакты с людьми, которые едва ли приведут ее к нужному результату. — Может, пройдемся? — внезапно слышит она свой голос, почти тонущий в нарастающим шуме. Она чувствует, что начинает терять понимание пространства, и ее это пугает. — После пустынных гор все это для меня немного… слишком. Никто ничего не спрашивает и не уточняет — они просто поспешно начинают собираться, наперебой помогая Маринетт одеться и застегнуть куртку, будто она не сможет сделать этого сама. Алья даже поправляет ей волосы под шапкой прежде, чем вывести ее на улицу, пока парни рассчитываются по счету. Маринетт чувствует себя странно — очень удивленной и преисполненной нежности. Она думала, что ей придется оправдываться, придумывать что-то, изворачиваться и лгать, но вместо этого они просто принимают ее потребность, как данность. — Разве нам не нужно было заплатить за себя? — запоздало спрашивает Маринетт, но Алья отмахивается от ее предложения и говорит, что платят те, кто приглашает — такой закон в их «джунглях». Маринетт не особо понимает, что она имеет в виду, но соглашается — так же просто, как они согласились с тем, что ей надо уйти. — Тебе лучше, сис? Можем найти какое-нибудь укромное место для медитации, мы посторожим, чтобы тебя никто не украл, — говорит Нино, когда выходит вместе с Адрианом на улицу, и расслабленно опускает ладонь на талию Альи. — О, как это мило с твоей стороны, — смущенно улыбается Маринетт, чувствуя к нему какую-то непривычную подспудную нежность. Наверное, дело просто в том, что она познакомилась с ним раньше, чем со всеми остальными, а, может, потому, что он первым протянул ей руку, когда она, казалось, готова была утонуть. — Если ты будешь следить, то все будет в порядке. — Ты медитируешь? — с легким удивлением спрашивает Адриан, сгладив свои эмоции улыбкой, и Нино хлопает его свободной рукой по плечу. — Когда я ее встретил, она пыталась медитировать в моей кафешке, — поясняет Нино. — Я обещал ей показать место поспокойнее. — Медитации помогают справиться с эмоциями, — говорит Маринетт, чувствуя, что Адриан все еще ждет ее объяснений. — А еще лучше понимать других людей, потому что собственные чувства не затмевают разум. Мне кажется, в таком большом городе медитировать стоило бы каждому. — Но точно не в кафе Нино, — смеется Алья и целует своего парня в щеку. — Прости, я терпеть его не могу, там ужасно шумно. Я не слышу там даже своих мыслей. — И я о том же, — покладисто соглашается Нино. — Так что, подруга, говори, что нам делать, и мы сделаем. Маринетт снова ему улыбается, надеясь, что Алья не станет действительно ревновать. Она не имеет на него никакие виды, но ей нравится этот человек, нравится его искренность, его открытость, стремление быть самим собой. В остальных она чувствует блоки и ужимки, но не в Нино. Он чем-то напоминает ей мастера Фу, только его эмоции проще «услышать». — Спасибо, Нино, — мягко отвечает она. — Ты первый человек, которого я встретила в Париже, и ты кажешься мне хорошим другом. Это ведь что-то вроде первого впечатления, верно? — Маринетт улыбается, и Нино вдруг подставляет ей кулак, по которому Маринетт, замешкавшись, бьет своим кулаком. — Буду рад стать твоим бро, сис. — Ты уже, — Нино снова бьет по ее кулаку своим, когда Маринетт приподнимает руку, и с тихим «пуф» шевелит пальцами, отстраняясь. — Я чувствую себя обделенным, — вставляет Адриан, показательно дуя губу, и Маринетт сдерживает смех. Адриан ей украдкой подмигивает, показывая, что все в порядке, что он шутит и вовсе не хочет ее в чем-то устыдить. Он знает, понимает Маринетт, знает, что я не до конца понимаю, что считать за норму. Это не расстраивает ее, скорее настораживает и удивляет. Адриан был в похожем положении когда-то, но Маринетт и не ждала от него такого понимания — в конце концов, он жил и работал с обычными людьми во Франции, а не учился быть Хранителем с тех пор, как начал ходить, преимущественно общаясь с существами пяти тысяч лет отроду. Но, как ни странно, какая бы пропасть не пролегала между их опытом, их чувства и ощущение мира кажутся очень схожими. Маринетт не может избавиться от мысли, что и он тоже может скрывать историю намного интереснее, как и за ее легендой скрывается почти нереальная правда. — Не бойся, бро, ты всегда будешь моим бро, — Нино приобнимает его за плечи и смотрит на Маринетт и Алью, которая цепляет ее под руку. — Может, Маринетт научит нас медитациям? — внезапно спрашивает Адриан, тоже глядя на них открыто и с такой улыбкой, что даже если бы у Маринетт была мысль отказать, она бы это не смогла сделать. Внезапно она думает, что это отличная мысль — в такой непосредственной близости она наверняка сможет понять, есть у него с собой квами или нет, не вызывая подозрений. И она сможет удержать его рядом с собой настолько долго, сколько ей потребуется, чтобы вывести его на чистую воду — если он, конечно, действительно Бражник. — Это займет очень много времени, только если вы втайне не занимаетесь рефлексией, — она пытается придать своему голосу беззаботность. — Так что вы со мной надолго. — Слава Богу, — произносит Адриан, неожиданно подхвативший ее под другую руку и практически вытащивший ее из объятий Альи, и кружит ее по тротуару, приподнимая над землей и сжимая руки на ее талии. Маринетт цепляется за его плечи, едва сдерживая привычный рефлекс ударить его посильнее, и только удивленно распахивает глаза, когда он опускает ее обратно и замирает, смотря как будто влюбленным взглядом ей в глаза. Маринетт тоже не двигается, боясь даже моргнуть, чтобы не спугнуть это ощущение приятного тепла. — Ты слишком замечательная, чтобы тебя можно было отпустить. — О, а… — очень многословно выдает Маринетт, пытаясь понять, что происходит — снова. Адриан только что не расплывается перед ней, заглядывая ей в глаза, и у Маринетт просто нет сил, чтобы отвести взгляд. Наконец она более-менее берет себя в руки, но чувствует, как прежнее напряжение, едва пропав, снова расползается по ее телу. — Спасибо, ты… я, честно, никуда не собиралась, отчего ты так взволнован? Если я, конечно… — она замирает, пытаясь поймать мысль, но, наконец, ее осеняет. — Я тебе нравлюсь? — Это что, Эйфелева башня? — резко спрашивает Алья, вклиниваясь между ней и контрастно покрасневшим Адрианом, и хватает Маринетт за руку, показывая рукой на самую главную достопримечательность Парижа. — Ты ведь ее уже видела, правда, Маринетт? — Ее видно почти отовсюду, Алья, — отвечает Маринетт, пытаясь обернуться на говоривших вдалеке Адриана и Нино, но Алья тянет ее вперед, не позволяя этого сделать. — Что происходит, почему ты не дала ему ответить? — Девочка, романтические дела так не решаются, — шепотом бормочет Алья, смотря ей прямо в глаза. — Ты застала его врасплох, он бы тебе и двух слов сказать не смог! Дай ему время, и он будет твой. Клянусь, еще никогда не видела влюбленного Агреста. — Оу-у, — тянет Маринетт, которой даже в голову не приходило, что нельзя говорить что-то подобное так прямо. Хорошо, что она еще не успела поговорить по душам с Нуаром, потому что у нее была мысль обсудить с ним свои нежелательные чувства, которых, конечно, нет, но которые все равно мешают ей спать. Она не хочет, чтобы это помешало работе, но, по всей видимости, не стоит быть такой прямолинейной. — Я не знала, что… Тот парень, о котором я говорила, Пл… Пол, мы с ним, вроде как, очень близки, и он всегда говорил мне, что чувства в себе держать нельзя. Я все испортила? Адриан теперь не сможет со мной говорить и видеть меня из-за того, что я знаю? — Ну-ну, — легко и утешающе произносит Алья, легонько хлопая ее по плечу. — Твой Пол, конечно, дельный малец, но говорить прямо стоит о своих чувствах, а не о чужих. Адриану нужно время собраться, если ты ему действительно нравишься, так что просто подожди, а потом уже будете говорить. И нет, ты ничего не портила, не бойся. — У меня такое ощущение, будто я жила в пещере, — извиняюще произносит Маринетт и все-таки оборачивается на Адриана, который смущенно трет шею и смотрит под ноги. — Наверное, мне нужно извиниться. — Нет, не нужно, просто сделай вид, что ничего не случилось, — мягко говорит Алья и наконец останавливается, ожидая парней. — Сможешь? — Думаю, да, — не очень уверенно говорит Маринетт, которая не привыкла игнорировать важные вещи, но если ей прямо говорят, что так будет лучше, стоит прислушаться к совету человека, который намного больше понимает в чувствах, чем она. Маринетт кивает снова в ответ на недоверчивый взгляд Альи, уже намного тверже, и поворачивается к парням. Адриан на нее не смотрит, избегая взгляда, но растерянно и тепло улыбается. — Мы с Маринетт тут поговорили, — начинает Алья, и все, включая саму Маринетт, снова напрягаются, пока она не заканчивает, — и подумали, что будет лучше тренироваться медитировать в нашей с Нино квартире. У нас тихо, никого нет, ну только что соседи могут иногда шуметь, но мы их заткнем. Больше пользы будет, как считаете, вы в деле? Маринетт быстро-быстро кивает, подтверждая ее слова. Конечно, было бы лучше, если бы Адриан пригласил их всех к себе, но хорошего понемногу, она и так уже его едва не отпугнула. Нино мгновенно громко восхищается идеей Альи, обнимая ее за талию, и начинает разглагольствовать о том, как это будет круто, увлекая ее вперед и вынуждая всех идти следом. Адриан неловко косится на Маринетт и еле слышно вздыхает. — Я… — Будет здорово, правда, и у всех будет преимущество перед акумами, чтобы они в сложный момент не сумели нами завладеть, — перебивает его Маринетт, улыбаясь ему в ответ на благодарный, смущенный взгляд, и трогает Алью за плечо. Алья оборачивается, украдкой ей подмигивая, и вопросительно приподнимает бровь. — Может, правда сходим до Эйфелевой башни? Мне уже намного лучше, а я все еще не видела ее вблизи. Алья смеется, и Адриан, впервые с момента глупого вопроса Маринетт, подает голос, соглашаясь с ее предложением. Между ними снова устанавливается эта непривычная для Маринетт дружеская легкость, возвращая утраченное спокойствие в ее душу. Она приподнимает ворот своей кофты, прислушиваясь к мирному сопению Тикки у нее рядом с шеей, и позволяет себе почти лишенную заботы улыбку. Ей очень давно не было так хорошо.

***