in my dream

      Это странное ощущение. Оно одновременно и очень похоже на то, что Юнги чувствовал раньше, когда видел Сокджина в своих снах, и совершенно от него отличается. Он все также словно парит в невесомости, с той только разницей, что прежде, во снах, Юнги четко осознавал, что у него есть тело, а он сам спит, однако на этот раз он совсем не ощущает какой-либо фантомной тяжести или заземляющей привязанности, напоминающих о том, что он не является частью реальности, которую видит перед глазами. В этот раз он оторван от своего тела, от самого себя настолько сильно, что граница между его собственным сознанием и сознанием Сокджина стираются в его голове окончательно. И Юнги очень сложно каждое мгновение заставлять себя заново проводить ее.       Это какой-то новый уровень восприятия, Юнги ощущает эмоции Сокджина отчетливее, ближе, ярче, вплоть до малейших оттенков. И поначалу это сбивает с толку, к этому не так уж и легко привыкнуть, Юнги первые минуты тяжело отделить собственные эмоции от переживаний Сокджина, тяжело не смешивать их и не тонуть в этом слитном потоке эмоций. Сложно не растворяться в Сокджине, и совершенно невозможно закрываться самому от него. И впервые Юнги ловит себя на мысли, что и не хочет этого. Сокджин слишком искренний, он как-то совершенно безотчетно доверяет Юнги, верит ему, держится за него, и Юнги просто не может не раскрываться в ответ. Это просто нечто, что сильнее него.       Но чувства Сокджина сбивают с толку. Юнги, честно, вымотан, потому что последние часы для него – безостановочные эмоциональные горки. Помимо собственного волнения, он переживает и тревогу Сокджина, от которой никак не может теперь отгородиться, ощущает весь тот сложный и странный коктейль из эмоций, что Сокджин испытывает по отношению к самому Юнги и это… Это слишком, на самом деле.       Потому что это заставляет душу Юнги переворачиваться, заставляет его надеяться, чего он не позволял себе с подросткового возраста. Это медленно, но настойчиво снимает все те замки, которые Юнги специально навесил на отдельные мысли в своем сознании, чтобы они не отравляли его и без того тяжелую жизнь ненужными сожалениями.       И теперь вся его защита рушилась под воздействием эмоций Сокджина. Ему хватило всего нескольких часов с этим парнем, чтобы то, что Юнги выстраивал годами, покосилось и начало разваливаться. И это даже немного пугает. Насколько просто Сокджину удается внушить Юнги надежду. Насколько просто Юнги сам позволяет ей наполнить свое сердце.        - Мне так нравилось в детстве, как ты играл на пианино. Ты же до сих пор играешь? Ты так любил музыку, - произносит Сокджин, он сидит на полу в своем маленьком тесном подвале, поджав под себя ноги и опираясь спиной на стену.        Это его первые слова с тех пор, как он вернулся обратно в эту комнату. Юнги чувствует, как до сих пор быстро бьется сердце парня, как дрожит от волнения и смущения их связь. Юнги благодарен, за эти минуты тишины, ему тоже нужно было время, чтобы прийти в себя и успокоиться.        Это тяжело. Увидеть Сокджина – это тяжело. Теперь у голоса, у эмоций внутри него появилось лицо и это действительно делает все чересчур реальным и осязаемым. Это только в лишний раз внушает Юнги иллюзию того, что парень на том конце их связи – не мираж, что Юнги может коснуться его, просто протянув руку. Но Юнги знает, что это не так. Он не уверен, что когда-нибудь будет в силах достигнуть Сокджина, даже если весь этот кошмар закончится хорошо.       - Да, я все еще ее люблю, - отвечает Юнги, невольно усмехаясь, потому что, как бы странно это ни было, музыка действительно одна из тех немногих вещей, что почти мгновенно дарит ему покой. Юнги не уверен, знает ли Сокджин об этом или просто на каком-то подсознательном уровне выбирает именно эту тему, но в любом случае, это только лишний раз доказывает, что они действительно не просто так являются соулмейтами. – Я всегда буду ее любить, - Юнги молчит мгновение, но все же решается добавить: - Я научился играть на пианино, потому что тебе оно нравилось.       И это признание дается ему нелегко, но оно того стоит, потому что Сокджин замирает, а затем смущенно откашливается, а по их связи Юнги ощущает целый взрыв эмоций. Сокджин польщен и, что удивительно, благодарен, хотя Юнги уверен, что именно он должен здесь благодарить Джина за то, что благодаря нему Юнги обрел нечто, что придает теперь его существованию гораздо больше смысла.       - Вау… я… серьезно? Я даже не подозревал… Спасибо, Юнги-я это… Вау, - произносит Сокджин немного срывающимся голосом, и Юнги ощущает его восхищение и волнение и, честно, не знает, что ему с этими чувствами делать. – Я всегда знал, что ты особенный, - и, судя по тому, как сам Джин настороженно замирает после этих слов, он не собирался говорить этого вслух. Юнги теряется, не зная, что на это ответить, потому что… что вообще?       - Эм… Хен, ты слишком высокого мнения обо мне, но спасибо, - немного неловко говорит Юнги, чувствуя смущение, что-то похожее на жар, опаляет его оголенные чувства, и Юнги не знает, не может отличить, какие из этих ощущений его собственные, а какие чужие.       Сокджин задумчиво молчит некоторое время, а затем медленно качает головой.       - Юнги-я, я знаю тебя. Ты удивительный, даже не пытайся меня убедить, что это не так, потому что я знаю правду, - выдыхает Сокджин, и на этот раз его голос наполнен подкупающей уверенностью и твердостью, так же как и его эмоции. Сокджин верит в это, действительно верит, и Юнги не знает, что ему делать с осознанием этого факта.        Юнги с трудом удается взять себя в руки и унять беспорядочно мечущиеся эмоции. У Сокджина как-то очень просто удается переворачивать все внутри Юнги так, как ни у кого ранее не получалось. И Юнги не думает, что это хоть как-то связано с тем, что они соулмейты. Юнги знает, что это здесь не играет такой уж важной роли. Просто Сокджин сам по себе такой. Просто Юнги ничего не может поделать с тем, как именно Сокджин влияет на него.       - Хен, я скоро проснусь, - произносит Юнги так мягко, как только может. Он не хочет говорить то, что они оба знают, и он понимает - лишнее напоминание только взволнует Сокджина, Юнги осознает, насколько это страшно – остаться в такой ситуации одному, но он должен это сказать. Юнги не может уйти без предупреждения, потому что это напугает Сокджина только сильнее, а это последнее, чего Юнги сейчас хочет. Это последнее, что им обоим нужно.       Он отчетливо слышит, как судорожно вздыхает Сокджин, ощущает, как взволнованно взметаются в нем эмоции, и делает единственное, что он может сделать в своем нынешнем состоянии. Он передает тепло и утешение через их связь, втирает их в плечи и спину парня. И это злит, Юнги действительно злит, что это, в самом деле, единственное, что он может сделать для Сокджина. Потому что Юнги знает - этого недостаточно. Даже несмотря на то, что Сокджин перестает дрожать и начинает дышать ровнее и глубже, этого все равно недостаточно.       Юнги хочет сжать его ладонь, заверяя, что все будет хорошо, Юнги хочется обнять его, но он не может сделать ничего из этого, потому что находится за множество километров от этого места. Он всегда будет достаточно близко, чтобы понять Сокджина, но слишком далеко, чтобы прикоснуться к нему. И это так несправедливо. Это так больно, что разрывает Юнги изнутри.       - Я вытащу тебя отсюда, Джин-а, - тихо произносит он, не столько для Сокджина, сколько для самого себя. Юнги сам очень хочет верить в это, иначе он просто развалится на части. Иначе он просто не сможет оставить Сокджина здесь, а ему нужно сделать это, чтобы помочь ему, у Юнги нет выбора.       - Я знаю, Юнги-я. Я знаю, что ты спасешь меня, - чуть усмехается Сокджин, и не понятно, то ли он просто соглашается с Юнги, то ли пытается поддержать его. Юнги не знает, но эти слова и та уверенность, что он чувствует в них, невольно заставляют его немного успокоиться. Когда Сокджин так в него верит, ему самому хочется верить в себя.       - Юнги-я, пока ты не ушел… - произносит Сокджин спустя довольно продолжительные минуты молчания, он с трудом сглатывает, и Юнги невольно напрягается, потому что, к своему удивлению, ощущает вину и боль Сокджина, он не понимает, чем именно вызваны эти эмоции, поэтому как можно внимательнее прислушивается и ждет объяснений. Сокджин выдыхает и, набравшись смелости, продолжает: - Помнишь, когда мне было лет пятнадцать я… я злился и… - он замолкает и опускает голову. Если бы у Юнги было тело, он бы озадаченно моргал и неловко потирал шею в этот момент, но он сейчас в сознании Сокджина, так что он просто гулко выдыхает, удивленный такой резкой сменой темы.       - Джин-а, тебе было пятнадцать, ты был напуган, не понимал, что с тобой происходит, это нормально, - отвечает Юнги, он на самом деле не верит, что они говорят о чем-то, что произошло годы назад.       - Но в этом не было твоей вины, я не должен был… и ты закрылся после этого… - бормочет Сокджин, его эмоции бессистемно скачут, заставляя их связь натягиваться и искриться. Это почти больно, поэтому Юнги поспешно перебивает его:       - Это случилось не только из-за тебя. Просто… в моей жизни много чего происходило тогда, - говорит Юнги, мысленно морщась. Это не самая приятная тема, которую он, на самом деле, ни с кем, кроме своего психотерапевта, и не обсуждал. И, несмотря на то, что Сокджин самый близкий и родной ему человек, Юнги не хочет говорить об этом даже с ним, тем более сейчас. Слишком темные и уродливые воспоминания, а они и без того не в самой радужной ситуации.       Сокджин молчит, Юнги видит его глазами, как он беспокойно заламывает свои длинные, но отчего-то кривоватые пальцы. Юнги никогда ни у кого раньше не видел таких. Почему-то это заставляет Юнги усмехнуться.       - И все равно… прости меня. Я никогда не хотел причинять тебе боль. Никогда, Юнги-я, - тихо, но искренне произносит Джин. И Юнги соврал бы, если бы сказал, что тогда, в то время, чувства Сокджина, его попытки оттолкнуть Юнги, не делали ему больно, он бы соврал, если бы сказал, что это никак не повлияло на него, что это не было одним из множества факторов, подтолкнувших его к бездне, из которой он выбирался очень долго и мучительно, ломаясь и разбиваясь в процессе бесчисленное количество раз. А Юнги не хочет врать Сокджину, поэтому он говорит ему правду. Ту ее часть, которую может себе позволить сказать.       - Я знаю, хен. Я знаю, что ты не хотел меня ранить.       Сокджин выдыхает, и это тяжелый вздох, полный непролитых слез. Этот вздох делает Юнги больно, и в данный момент он очень рад, что не способен видеть глаза Сокджина, иначе это было бы слишком для него. Сокджин молчит и просто рвано дышит, поэтому Юнги вновь окутывает его через связь своим теплом, пытаясь хотя бы так заверить, что все действительно в порядке. Что сейчас Юнги уже в порядке. Что все это в прошлом. Что Юнги давно простил его.       И Юнги знает, что Сокджин чувствует это, потому что парень как-то судорожно шмыгает носом, обнимает себя за плечи и отрывисто хмыкает.       - Как мне найти тебя, Юнги? Когда все это закончится, как мне найти тебя? Я так хочу найти тебя, - шепчет он, голос его звучит так надломлено, что вначале Юнги даже не обращает внимания на его слова, он просто ощущает привычное беспокойство, которое всегда расцветает в нем, когда он чувствует отчаяние и тревогу Сокджина, и лишь спустя мгновение он осознает, что именно произнес Джин.       - Хен… - растерянно выдыхает он, не зная, что ему еще ответить, боль в голосе Сокджина, его эмоции, что мощным потоком прорываются к нему, невольно ошеломляют Юнги, сбивают с толку и мешают мыслить.       - Юнги-я, возможно… Возможно, я тебе не нужен, но ты… ты нужен мне и я… просто… я просто хочу иметь шанс… - Сокджин как-то судорожно и нервно тараторит, Юнги видит, как трясутся руки парня, и ему хочется накрыть их ладонями, хочется согреть их, но он не может, и это невыносимо, это больно. – Я действительно хочу быть с тобой, Юнги-я, - выдыхает Сокджин и замирает, затаив дыхание.        Юнги ощущает, как страх льется по венам Сокджина, как тревога сжимает стальной хваткой его сердце, как выжидающе и взволнованно застывает воздух в его легких, и Юнги так сильно, так сильно потрясен тем, что для Сокджина это действительно, по-настоящему, важно, что Сокджин в самом деле хочет его увидеть, хочет… хочет быть с ним? Юнги ошеломленно откашливается.       - Ты хочешь… быть… - выдавливает из себя Юнги, получается отчего-то сипло, но он не обращает на это внимание. – Хен, но ты ведь даже не знаешь меня, - немного нервно усмехается Юнги, потому что это все как-то слишком сюрреалистично. Весь этот диалог – что-то из разряда фантастики.       - Я знаю тебя, Юнги. Ты со мной всю мою жизнь. И ты лучшее, что в ней было, - говорит Сокджин поспешно, словно пытаясь убедить Юнги, словно боясь, что Юнги может ему отказать, и это так странно, у Юнги просто не укладывается все это в голове. Да, он знал, что Сокджин ищет его, но никогда не осознавал, насколько сильно Джин действительно хочет его найти. Никогда не думал, что за этим желанием может скрываться нечто гораздо большее, чем он мог себе позволить представить. От этой мысли все его существо прошивает дрожью. – И я хочу… хочу иметь возможность узнать о тебе больше. Я… просто… Юнги-я… - Сокджин судорожно и беспомощно вздыхает и замолкает, Юнги не видит этого, но ему кажется, что сейчас парень беспокойно кусает свои пухлые губы и хмурит густые брови. Юнги потерянно вздыхает.       - Хен… я тож… - начинает Юнги, но именно в это мгновение, по закону подлости, его скручивает от резкой тянущей боли. От боли, что упрямо тащит его в другое место. Юнги ощущает, как все его существо выворачивает изнутри, и он не сдерживает болезненного выдоха, слишком неожиданной и ошеломляющей оказывается эта боль.       - Юнги-я? – взволнованно подскакивает Сокджин, Юнги чувствует, как трещит от тревоги парня их связь, и это не то чтобы очень помогает ему сейчас.       - Я просыпаюсь, хен, - сипит он, из последних сил хватаясь за их связь, хватаясь за Сокджина, чтобы успеть сказать… - Хен, твой отец… он нашел меня так что…       А затем Юнги выбрасывает, резко и очень жестоко, он чувствует только боль и панику Сокджина через узы, очень отдаленно слышит его голос, который стремительно затихает, словно Юнги физически отдаляется от него, а затем он оказывается в темноте, необъятной и бесконечной, в которой нет ничего и никого. Словно в открытом космосе. Совсем один.

***

      Некоторое время Юнги словно парит в невесомости и небытии, и он честно не может понять, сколько это продолжается: секунды, часы, дни или вечность. И эта пустота была бы блаженной, если бы не боль, прошивающая все тело Юнги, которого у него здесь быть не должно, но он все равно его ощущает с каждым мгновением все отчетливее и отчетливее. И Юнги осознает, что чем ближе он к пробуждению, тем сильнее и острее становится эта боль. И это страшно. Юнги не хочет ее чувствовать, не хочет к ней приближаться.       Но он должен проснуться, ему нужно проснуться. В это мгновение он не помнит, зачем именно, он просто знает, что это необходимо. Произойдет что-то ужасное, если он этого не сделает.       Поэтому Юнги позволяет своему сознанию лететь на зов боли, заставляет себя не обращать внимания на опаляющий оголенные нервы жар, на удушье, что сковывает его горло. И, поглощенный всеми этими ощущениями, он далеко не сразу понимает, что открывает глаза и видит перед собой до рези в глазах белый потолок.       Юнги с трудом моргает один раз, второй, а затем медленно выдыхает и тут же морщится, потому что это больно, его легкие горят, будто их распирает от раскаленного воздуха. В то же мгновение в его голову безжалостно врываются звуки внешнего мира: противный писк монитора с его жизненными показателями, чьи-то голоса и поспешные шаги, и это все слишком для него сейчас, потому что у него и без того пронзительно звенит в ушах.       У Юнги вырывается жалобный стон, но звучит так, словно он просто умирает, больше похоже на хрип, который даже сам Юнги почти не слышит. Ему очень хочется пить, но у него все начинает расплываться перед глазами и кружиться, после того, как он пытается хоть немного приподнять голову. Как только он начинает чувствовать собственное тело, он понимает, что каждая клеточка в нем, будто весит тонну, он не может даже пальцем шевельнуть.       - Юнги-ши, - Юнги морщится, когда в поле его зрения появляется спокойное лицо мужчины в белом халате. – Вы находитесь сейчас в больнице, и мы только что вывели вас из искусственной комы. Нам пришлось сделать это раньше, в силу некоторых обстоятельств. Сейчас нам необходимо проверить, не были ли задеты функции вашего мозга. Ответьте, пожалуйста, на несколько вопросов.       Все это произносится четким профессиональным голосом, от которого Юнги тошнит. Возможно, его просто тошнит из-за его состояния, но он искреннее верит, что это все вина этого доктора. Не иначе.       - Воды, - хрипит Юнги, и когда доктор пытается задать ему какой-то вопрос, демонстративно закрывает глаза, он бы еще и отвернулся, но сейчас у него нет на это сил, опустить веки – это его максимум. Мужчина тяжело вздыхает и отходит, чтобы налить ему воды. Он вскоре возвращается со стаканом в руках и подносит к губам Юнги трубочку, однако позволяет ему сделать всего несколько маленьких глотков, которые едва ли смачивают его губы. Юнги недовольно мычит, но доктор невозмутимо отставляет стакан на прикроватную тумбочку.       - Вам нельзя много пить, вы еще слишком слабы, - безапелляционно произносит он, и по его пустому каменному лицу Юнги понимает, что на этот раз спорить бесполезно. – Вы помните меня, Юнги-ши?       Юнги хмурится, и ему больно это делать, но он действительно старается разобраться в той каше, что сейчас бурлит в его голове. В ней все перепутано, а перед глазами до сих пор все плывет, но лицо этого человека кажется ему знакомым, поэтому он неуверенно и осторожно кивает или совершает что-то отдаленно похожее на это движение. Доктор вновь вздыхает и качает головой.       - Я понимаю, Юнги-ши, что сейчас вы сильно дезориентированы, и я не стал бы вас тревожить еще как минимум несколько часов, но у нас экстренная ситуация. Постарайтесь сосредоточиться, Сокджин-ши не может ждать.       И это имя заставляет все внутри Юнги взорваться, и это не очень хорошо, на самом деле. Потому что эмоций в Юнги становится куда больше, чем он сейчас может вынести. Он обессилено закрывает глаза и откидывает на подушку тяжелую голову, в которой сейчас слишком много мыслей, отрывочных воспоминаний, обрывков слов и фраз, слишком много ощущений и своих и чужих, и он чересчур ярко в это мгновение ощущает беспокойство и панику, совершенно инородные, не принадлежащие ему. И это напоминает ему… Сокджин. Сокджин. Он должен дать Сокджину знать, что с ним все в порядке.       Юнги не помнит точно, кто это, и не совсем понимает, что должен сделать, но его подсознание делает все за него. Оно само тянется к чему-то внутри его существа, само осторожно прикасается к чему-то напоминающему толстую натянутую нить и само напитывает ее успокоением, которое тут же сметается и уносится куда-то на другой конец. Юнги чувствует что-то похожее на облегченный вздох и полный заботы и волнения вопрос, которые тут же прилетают ему в ответ и это…       О.       Глаза Юнги сами собой распахиваются. Он так и не успел сказать Сокджину, как его найти. Он не успел сказать, что тоже…       - Юнги-ши? – зовет доктор, и Юнги смотрит на него рассеянными и явно несфокусированными глазами. – Сосредоточьтесь. Скажите, вы помните, кто я? Нам важно убедиться, что ваша память не пострадала.       - Я… помню, - Юнги с трудом удается заставить свои губы двигаться, а язык ворочаться во рту. У него не с первого раза получаются какие-то членораздельные звуки, но в этот раз доктор не торопит его, лишь пристально разглядывает через стекла своих круглых очков и что-то время от времени записывает в какой-то бланк, прикрепленный к планшету.       - Можете назвать мое имя? – спрашивает он. Юнги хмурится или, по крайней мере, пытается. Сам Юнги очень сомневается, что у него получается. Каждая клеточка в его теле все еще словно накрепко зацементирована.       - Я его и не запоминал, - честно отвечает он. Доктор просто смотрит на него совершенно пустым взглядом, не отводя глаз. Почему-то Юнги кажется, что он сказал что-то не то, поэтому он напрягает и пытается припомнить. Это очень тяжело, мысли и воспоминания, как и тело, словно неподъемные мешки, недвижимо застыли в его голове, и ему приходится их метафорически ворочать и перетаскивать. Это очень утомительный процесс, который усложняет еще и то, что Юнги все также тошнит, и комната все также плывет перед его глазами. Он впивается пальцами в простынь, пытаясь хоть так избавиться от постоянного ощущения укачивания. – Доктор Хан? – доктор все также выжидающе буравит его своими глазами. – Хван? – Юнги облегченно выдыхает, когда доктор едва заметно кивает и что-то записывает в бланке.        - Помните, как вас зовут? – задает он следующий вопрос. Юнги морщится.       - Мин… Юнги, родился 9 марта в Тэгу, - хрипло произносит он, кажется, речь дается ему уже легче, хотя звучит все еще так, словно кто-то перетирает песок в ладонях, а слова натурально раздирают его горло изнутри. Доктор одобрительно кивает.       - Какой сегодня день?       - Я… эм… среда? – Юнги не совсем уверен, что знал это до… того, как все началось. Юнги вновь хмурится.       Началось? Что началось? И эта мысль не отстает от него, заевшей песней крутится в его пустой голове, и отчего-то Юнги кажется, что это очень важно – вспомнить ответ на этот вопрос. А затем он ощущает совершенно беспочвенное беспокойство и…       Это не его эмоции. Точно. Это Сокджин. Его соулмейт. Юнги вновь сглатывает сухим горлом и едва не давится в процессе. Сокджин. Что-то случилось с Сокджином, поэтому он…       Юнги закрывает глаза, потому что его голову прошивает такой резкой болью, что у него все белеет перед глазами на несколько мгновений. Но это не важно. Нет, совсем не важно. Ничего сейчас не важно, только...       - Сокджин… нужно… - Юнги вновь сглатывает и откидывает голову на подушку, перед глазами все расплывается от боли и головокружения. – Мне нужен кто-нибудь из… Кто-нибудь, - неопределенно заканчивает он, у него нет сил додумать окончание.       - Вы что-то видели, Юнги-ши? Вы помните то, что видели? – немного взволнованно спрашивает доктор, Юнги он больше нравился, когда был незаинтересованным и безликим профессионалом.       Юнги видел, точно видел, он улавливает обрывки чувств, он помнит… У Сокджина красивые глаза, и губы… у него очень красивые губы. Юнги морщится. Он вспомнит, он должен вспомнить все в подробностях.       - Кофе. Мне нужен кофе, - с трудом произносит он, открывая глаза и глядя в белый потолок. Он уже не так режет глаза, как прежде, и это хороший знак, Юнги решает для себя, что это хороший знак.       - Вам не рекомендуется… - начинает доктор Хван, однако Юнги сиплым, но спокойным голосом упрямо обрывает его:       - Мне нужен кофе.       - Я принесу вам его, Юнги-ши, – раздается новый голос, и Юнги приходится даже чуть приподнять голову, чтобы посмотреть, кто это. У него уходит почти минута, чтобы узнать это лицо, зализанные волосы и официальный костюм. Ча Дохён. Точно, он же оставался в палате. – Скоро здесь будут люди из специального подразделения, чтобы взять ваши показания, а пока доктор Хван может закончить диагностику.       - Американо… со льдом, - произносит Юнги. Мужчина внимательно смотрит на Юнги мгновение, но затем все же, что удивительно, чуть кланяется и выходит из комнаты. Юнги замечает, что доктор Хван изумленно поправляет очки, украдкой поглядывая на него. Юнги буквально видит, как его ценность в глазах доктора повышается в разы. Далеко не каждый человек может позволить себе послать за кофе личного помощника главы Kim Corporation. – Давайте… закончим уже это, - выдыхает Юнги и устало взмахивает рукой, которая тут же обессилено падает поверх одеяла.

***

      Доктор Хван мучает Юнги еще почти двадцать минут, за которые Юнги не становится лучше. Ему все также отвратительно никак, тело все еще тяжелое и будто чужое, перед глазами рябит, но после нескольких глотков кофе, его состояние действительно становится чуть более сносным, по крайней мере, туман в его голове хоть немного, но рассеивается. Юнги всегда был уверен, что, лично для него, кофе – панацея от всего, и никакие скептические взгляды доктора Хвана не смогут убедить его в обратном. Юнги вообще не стал бы слушать врача, который за деньги спокойно ввел совершенно здорового человека в кому, зная какими необратимыми последствиями для его здоровья это может обернуться.       Первое, по-настоящему, четкое воспоминание о времени на той стороне – дрожащие кривоватые пальцы Сокджина. Юнги понятия не имеет, почему именно эта деталь так сильно въелась ему в память, возможно, потому что зацепила своей иронией, несоответствием, такой весь идеальный Ким Сокджин с идеальным лицом и его кривые пальцы. Кто знает, может, Юнги просто показалось это милым. Юнги не акцентирует на этом факте свое внимание, а просто пытается нащупать следующее воспоминание, что, как и остальные его собратья, путеводными крошками рассыпаны по всему его сознанию.       Второе – слова Сокджина «я хочу быть с тобой». И на этом воспоминании Юнги зависает надолго. Он проигрывает его у себя в голове несколько раз, воспроизводя тон голоса и интонации Сокджина, пытаясь точно убедиться, не почудилось ли ему это, не придумал ли он себе эти слова. Они все еще кажутся слишком невероятными, чтобы быть правдой, и чем больше Юнги их прокручивает, тем нереальнее они звучат. Потому что… с чего Сокджину вообще хотеть… быть с ним? Юнги взволнованно закусывает губу, не зная, что думать по этому поводу. В конце концов, он приходит к выводу, что сейчас не это является самым важным, и откладывает мысли об этом на потом.       Третье – лицо Сокджина, и Юнги, вспоминая симметричные пропорции, ровный нос, пухлые губы, глаза с расширившимися зрачками, темно-каштановые растрепанные волосы, невольно удивляется, что не оно всплывает в его голове первым. Потому что такое нет возможности забыть. Даже сейчас, мысленно представляя себе это лицо, Юнги, словно заново, ощущает те же эмоции, что и при первом взгляде. Он поражен, он сбит с толку, но не удивлен, ни в коем случае. Он всегда знал, что Сокджин красив. Это просто было одним из тех знаний, что совершенно, казалось бы, беспочвенно жило в нем еще с раннего детства. Он просто… знал это.        Но знать и видеть – это совершенно разные вещи. Теперь, когда у Юнги есть визуальное представление о собственном соулмейте, многое из того, что было для Юнги годами непреложной истиной просто летит к чертям. Потому что один Ким Сокджин со своим идеальным лицом и мягким, нежным голосом ворвался в сны Юнги и сказал, что хочет быть с ним.       Лишь когда Юнги берет себя в руки, медленно выдыхает и успокаивает сбившееся сердцебиение, он переходит к восстановлению более существенных подробностей последних нескольких часов. Ча Дохёну приходится сходить за еще одним стаканом американо, что он явно считает не очень хорошей идеей, особенно когда видит, как Юнги едва не выворачивает от первого, но Юнги так хмуро и упрямо смотрит на него, что он молча выполняет это поручение.       Когда приезжают люди из отдела, что занимается похищением Сокджина, Юнги уже успевает вывести на листке бумаги логотип компании, который видел на заброшенной фабрике глазами Сокджина. Руки не слушаются его, а пальцы сгибаются с большим трудом, но Юнги заставляет их двигаться, упрямо закусывая губу и нахмурившись. Он портит лист за листом, пока не получает хотя бы что-то читаемое и похожее на изображение в его памяти, корявое, но вполне узнаваемое.       Он с удивление узнает женщину, что допрашивала его только сегодня утром, на этот раз она приходит с помощником, явно совсем еще зеленым новичком. Они вежливо здороваются с Юнги и присаживаются на стулья рядом с его койкой, доктор Хван предусмотрительно выходит из палаты, а Ча Дохён достает свой макбук, готовясь фиксировать каждое слово Юнги, чтобы сразу же выслать новости своему хозяину. Юнги поджимает губы, но ничего не говорит по этому поводу.       Юнги в подробностях, которые может сейчас вспомнить, передает все, что рассказал ему Сокджин пару часов назад. Говорит о примерной части города, где может быть расположена эта заброшенная фабрика, показывает логотип и описывает похитителей, хотя сам Юнги сомневается, что этот скользкий на вид мужчина принимал какое-либо участие в самом похищении, скорее всего он рангом немного повыше. Стажер, на вид мальчишка лет двадцати с небольшим, смотрит на него как на какое-то восьмое чудо света, Юнги быстро становится неуютно под этим взглядом.       - Вау, так вот что такое связь соулмейтов, - негромко, но очень восхищенно произносит он. Женщина неодобрительно цыкает на него, хотя у нее у самой впечатлено подлетели брови еще несколько минут назад.       - Субин-а, держи себя в руках, - бросает она и поворачивается обратно к Юнги, вновь сосредотачивая на нем все свое внимание, за последние минуты она успела уже расписать несколько страниц в своем блокноте. – Юнги-ши, Сокджин-ши точно не видел номера того черного минивена?       Юнги качает головой и тут же морщится от этого привычного жеста, который сейчас приносит боль и новый приступ тошноты. Женщина сочувствующе хмурится и поспешно переходит к другому вопросу.       - Вы сами, Юнги-ши, не слышали на той фабрике каких-либо характерных звуков? Может, проезжающие машины, железная дорога, или голоса людей?       - Это явно давно заброшенное место, - задумчиво проговаривает Юнги, пытаясь припомнить все до мелочей. – Там было пыльно, пахло плесенью, оставшееся там оборудование и станки выглядели старыми, заржавевшими, освещение почти не работает. Скорее всего, это отдаленное место, возможно, где-то в районе промзоны, - женщина понятливо кивает на его слова и делает еще несколько заметок в своем блокноте. Ча Дохён быстро стучит по клавишам, раздражая этим звуком Юнги и вызывая у него только лишнюю головную боль. Ему и без того тяжело оставаться в сознании, настолько уставшим и вымотанным он себя чувствует, хотя все время после пробуждения потратил только на то, чтобы вспомнить, что с ним произошло за последние часы.       - Что такое «препарат Т»? - прищурившись спрашивает Юнги, глядя только на Дохёна, который тут же перестает печатать и поднимает на него свои профессионально-равнодушные глаза. Юнги хмыкает, совершенно невесело. – Вам ведь уже прислали видео. Почему это лекарство настолько важно, что ради прекращения его выпуска даже похищают человека? Почему они просто не просят деньги, как нормальные похитители?       Дохён поправляет очки на носу, пряча за их стеклами свои глаза, явно подсознательно отгораживаясь. Он бросает взгляд на представителей порядка и вновь смотрит на Юнги своим пустым, скрытым за очками, взглядом.       - Это одна из новых экспериментальных разработок, которая только готовится поступить в продажу и лишь недавно прошла последние испытания. В ее создание было вложено очень много денег, мы понесем огромный ущерб, если сейчас завернем ее продажу, - отвечает, наконец, после некоторого раздумья мужчина, и хотя внешне он остается невозмутимым, но Юнги просто ощущает, отчетливо ощущает, глядя в эти, подернутые холодной пеленой глаза, как много Ча Дохён утаивает. И Юнги понимает, что, скорее всего, это что-то вроде корпоративной тайны, и не ожидал, на самом деле, чего-то похожего на реальный, честный ответ, но и эти туманные, общие формулировки кое-что ему дают.       - Хочешь сказать, кто-то желает навредить семье Ким и пошатнуть авторитет и благосостояние корпорации? – спрашивает Юнги чуть лениво, на него с новой силой накатывает усталость.       - Похоже на то, - спокойно кивает Дохён, и Юнги невольно чуть усмехается. Дураку очевидно, что все не так просто, но кто Юнги такой, чтобы влезать в перипетии всех этих кровавых баталий между сильными мира сего? Юнги нет до этого дела, единственное, что ему нужно – вытащить из всего этого Сокджина, и как можно скорее. Поэтому он больше ничего не спрашивает, и послушно продолжает отвечать на вопросы женщины и ее помощника, игнорируя холодный и пристальный взгляд Дохёна.

***

      Когда его, наконец, оставляют в одиночестве, после того, как вытягивают из него все, что возможно было вытянуть, Юнги тяжело вздыхает, воздух застревает где-то на полпути, но он не обращает на это внимания, откидывается на подушку и закрывает глаза. Он проверяет Сокджина по их связи, который тут же отвечает ему взволнованно и обеспокоенно. Сокджин явно ощущает на себе состояние Юнги и не понимает, что происходит, но все равно пытается передать немного утешения и сил, стараясь немного облегчить страдания Юнги. И это помогает, конечно, это помогает. Губы Юнги невольно сами собой складываются в мягкую улыбку. Но Сокджин определенно не в том положении, чтобы делиться своей энергией, поэтому Юнги возвращает ему часть обратно, не обращая внимания на возмущения на той стороне связи.       Юнги сейчас в безопасности, он спокойно лежит в ВИП-палате и единственное, что ему угрожает – последствия после препаратов и введения себя в кому, но у Сокджина все иначе. И самое отвратительное это то, что больше Юнги ничего не может для него сделать, хотя бы потому, что просто не может встать с постели.        Это заставляет Юнги почувствовать себя таким беспомощным и напуганным, каким он не чувствовал себя никогда. Даже когда приехал в одиночку в Сеул, будучи подростком, даже когда после очередного баттла на него накинулись двое отморозков с арматурой, даже когда в его карманах неделями не водилось ни воны, даже во время приступов и панических атак, ему и вполовину не было так страшно. Остаться без Сокджина, для Юнги страшнее, чем самому лишиться жизни.       Поэтому Юнги с замиранием прислушивается к их связи и считывает волнами переливающиеся эмоции Сокджина, которые успокаивают его и невольно заставляют дышать ровнее. Просто заставляют дышать, через тошноту, боль и слабость. И Юнги… действительно скучает по голосу Сокджина, и когда он несмело пропускает через их узы это ощущение, он знает, точно знает, что Сокджин замирает в своем подвале и, наверняка, краснеет ушами. Но Джин отвечает поспешно и горячо, так, будто боится, что ему могли только причудиться чувства Юнги.       Юнги пропускает через себя его тоску, беспокойство, страх за них обоих, заботу и щемящую нежность, от которой все внутренности Юнги болезненно скручиваются. Он рвано выдыхает и обессилено проваливается в пустое одинокое сновидение, где, вопреки его желанию, нет Сокджина, нет его голоса, нет того, кто так необходим Юнги.

***

      Юнги не знает, сколько проходит времени, но когда он поднимает тяжелые одеревенелые веки, он видит, что закат раскрашивает бессмысленно дорогую, но все равно пустую палату в алые и темно-оранжевые цвета, хоть так заливая эти стены жизнью. Умирающей, но жизнью.       Юнги медленно, осторожно моргает, несколько секунд пялится на розово-красную стену напротив и на пробу поворачивает голову. Он тут же морщится от резко прошивающей боли, но она терпима, поэтому он стискивает зубы и заставляет себя перевернуться на спину и приподняться на локтях. И когда ему это удается, он невольно облегченно выдыхает. Его тело все еще ощущается чужим, но оно уже не весит тонну, наоборот оно вялое, словно вместо костей у него желе.       А затем Юнги чувствует беспокойство и страх Сокджина, он не паникует, наверняка уже успел успокоиться за те часы, что Юнги проспал, поэтому сейчас он очень аккуратно касается их связи, будто боясь, что сделает Юнги больно своими эмоциями. И Юнги отчетливо представляет себе призрачное прикосновение его руки к своей щеке, заботливое, но такое испуганное. Сокджина можно понять, Юнги буквально вырвали из сна, а затем Джин чувствовал по их связи только боль и слабость. Юнги невольно невесело усмехается, когда представляет, что сам подумал бы, если бы оказался на месте Сокджина. Скорее всего, он сходил бы с ума от неведения.       Юнги тяжело вздыхает и проводит рукой по лицу, словно бессознательно стараясь уловить призрачное тепло, он пытается заверить Джина, что все в порядке, но это ложь, и они оба это понимают. Сокджину страшно. Очень. И это паршивое чувство. Даже хуже, чем все, что сейчас ощущает Юнги в физическом плане.       - Вы проснулись, Юнги-ши, - Юнги невольно вздрагивает, услышав негромкий спокойный голос, он слишком сосредоточился на «разговоре» с Сокджином и совершенно отключился от всего остального мира, не то что бы он редко так делал.       Ча Дохён осторожно заходит в его палату, на нем все тот же до отвратительного выглаженный офисный костюм, на котором ни одной складочки, несмотря на то, что он ходил в нем весь день. Словно этот педант везде с собой носит отпариватель. Его очки в тонкой оправе поблескивают, отражая попадающие на них закатные лучи солнца. И хоть Юнги и не видит его глаз, это и не нужно, этот мужчина явно не из тех, кого можно было бы прочитать по взгляду. Поэтому Юнги смотрит на едва заметно поджатые в напряжении губы, на стакан с кофе в его руке, который Дохён неторопливо оставляет на тумбочке рядом с Юнги, и интуитивно угадывает, какой именно сейчас последует разговор.       Господин Ким явно решил спихнуть грязную работу на своего лакея. Что не удивительно, на самом деле. Все-таки ради таких вещей лакеев и нанимают. Просто было бы гораздо более учтиво, если после всего, через что Юнги прошел, Ким Сонгук хотя бы соизволил прийти к нему лично. Но, видимо, у них с этим человеком разные представления о правилах приличия.       Дохён садится на стул совсем рядом с кроватью, снимает очки и медленно протирает их платком, который вынимает из кармана. Приглядевшись, Юнги понимает, что этот мужчина выглядит уставшим и каким-то слишком уж человечным в это мгновение.       - Они нашли Сокджина? – спрашивает Юнги, его сердце замирает, а затем начинает биться какими-то непредсказуемыми нервными толчками, он крепко стискивает простынь в руках и весь напрягается.       Ча Дохён поднимает на Юнги свои холодные глаза, затем вздыхает и кивает, совершенно неожиданно губы его чуть дергаются и приподнимаются во что-то отдаленно похожее на улыбку, и это отчего-то удивляет Юнги даже больше, чем сама новость.       Юнги замирает, когда осознает, что именно это означает. Сокджин жив, он будет в порядке, его нашли, скоро он будет дома.       Юнги мгновенно чувствует такое подавляющее облегчение, что воздух сам срывается с его губ и полностью покидает его легкие, а тело обмякает. Он опускает голову и зарывается лицом в ладони, которые мелко дрожат, но Юнги плевать, потому что он, в самом деле, очень близок к тому, чтобы зарыдать прямо сейчас. Он и не задумывался о том, насколько был напряжен все это время, что держался только на мысли, что должен хоть что-нибудь сделать, чтобы помочь Сокджину. И теперь, когда он понимает, что скоро с Сокджином все будет хорошо, он просто не может, не может больше сдерживаться.        Он чувствует, как по его щекам медленно скатываются горячие слезы. И это так странно. Юнги не помнит, когда вообще в последний раз плакал. Кажется, еще в далеком детстве. За него всегда делал это Сокджин, поэтому сейчас Юнги не знает, как ему быть. Он невольно теряется.       Юнги вздрагивает, когда ощущает тепло, которое растерянно передает ему Сокджин, тепло, которым он обнимает и окутывает Юнги, утешая и пытаясь защитить. Он не знает от чего, не понимает совершенно, что происходит, сбит с толку непривычно яркими, оголенными эмоциями Юнги, но все равно пытается утешить своего соулмейта. И это заставляет Юнги задрожать сильнее. Он так счастлив, что с Сокджином все будет хорошо.       Юнги быстро берет себя в руки, поспешно, но небрежно вытирает дорожки слез и улыбается одними губами. Он знает, что улыбка выходит ломанная и кривая, но она искренняя, выстраданная, она и растекающееся внутри Юнги облегчение, заставляют его издать какой-то странный звук, что-то среднее между смешком и выдохом.       Юнги поднимает голову и встречается взглядом с внимательно изучающим его Ча Дохёном, в глазах, которого он впервые за весь день видит ничем не затуманенные эмоции. Он видит в них сочувствие. Искреннее. И это заставляет Юнги напрячься и чуть выпрямиться, насколько позволяет ослабленное тело. Под этим взглядом, именно под ним, Юнги ощущает себя очень уязвимым в это мгновение.       - Вы действительно его любите, Юнги-ши, - произносит мужчина грустным и тихим голосом, не имеющим ничего общего с тем, что он использовал на протяжении всего этого странного дня. Эта резкая перемена должна была бы сбить Юнги с толку, но она лишь укрепляет его подозрения относительно того, о чем сейчас пойдет речь.       - Да, это так. Я его люблю, - спокойно и уверенно подтверждает Юнги, просто потому что это правда. И всегда ею было. И Юнги знает себя, так что это всегда ею и будет. Юнги чуть печально, но невозмутимо приподнимает уголки губ в улыбке, глядя на мужчину перед собой. – Господин Ким послал тебя, сказать мне держаться подальше от Сокджина?       Ча Дохён тяжело вздыхает, снимает свои очки и устало трет переносицу. Теперь он окончательно превращается в человека. Усталого и грустного человека. Юнги ни за какие деньги не захотел бы заниматься его работой, прибираться за богатыми чеболями – такое себе занятие. Поэтому сейчас ему почти жаль этого мужчину, разочарованного в себе и недовольного тем, что он делает в своей жизни. Юнги не продержался бы долго на его месте.       - Мне жаль, Юнги-ши, но ты ведь и сам хорошо понимаешь, насколько в разных мирах вы живете, - говорит, наконец, Дохён устало, и Юнги кивает, потому что, конечно, он знает это. – Даже если Сокджин-ши тоже… если он тоже любит тебя, Юнги-ши, никто не позволит ему отказаться от его нынешней жизни.       Юнги закусывает губу и невольно отводит взгляд. Не то, чтобы эти слова были неправдой, Юнги и сам верил в них долгие годы, но… Сегодня Сокджин сказал, что хочет быть с ним, и Юнги знает, как никто знает, насколько серьезен парень был в этот момент. И одного этого оказывается достаточно, чтобы пошатнуть его уверенность, достаточно, чтобы нечто очень упрямое и жадное в нем подняло голову и заставило все внутри Юнги взбунтоваться против того, что он сам несколько часов назад считал истиной. Поэтому с губ Юнги срывается хриплое, но на удивление уверенное:       - А кто сказал, что ему будет нужно чье-то разрешение?       Юнги спокойно поворачивает голову и смотрит на Ча Дохёна, который только озадаченно моргает в ответ, мужчина действительно выглядит растерянным после этих слов.       - Юнги-ши, - чуть откашливается он, в это мгновение он смотрит на Юнги так, как обычно смотрят на маленьких и неразумных детей. – Человек, который вырос в роскоши, не сможет отказаться от денег и комфорта. Пойми это. А даже, если он это и сделает, он обязательно потом пожалеет о своем решении.       - Возможно, - задумчиво хмурится Юнги, а затем медленно кивает, словно собственным мыслям. – Значит, если он действительно выберет меня, я должен сделать все, что в моих силах, чтобы он никогда об этом не пожалел.       Ча Дохён изумленно смотрит на него несколько долгих мгновений, затем откидывается на спинку стула и рассеянно взлохмачивает свои, аккуратно уложенные до этого момента, волосы.       - Юнги-ши, ты же должен понимать, что этого никогда не произойдет.       Юнги пожимает плечами, насколько позволяет ему его состояние, в итоге у него получается какое-то странное смазанное движение.       - Этого не произойдет, только если хен сам этого не захочет, - Ча Дохён неверяще качает головой и тяжело выдыхает, явно поражаясь упрямству Юнги. Юнги невольно хмыкает. – Господин Ким хотя бы кинет в меня свои миллионы, как в старых дорамах? Без этой сцены наше бинго «Стереотипы о чеболях» совсем не полное, – проговаривает он, щурясь и склоняя голову набок. Дохён смотрит на него, а затем чуть усмехается.       - Он приказал мне перевести тебе на счет 100 миллионов вон, но я подумал, что в этом нет смысла, ты все равно их вернешь, - Юнги отрывисто смеется тихим, едва слышимым смехом.       - Забавно, он оценил своего сына дешевле, чем его похитители, - и это совершенно не смешно, это печально, на самом деле, но Юнги все равно чуть ухмыляется. – Можешь забрать эти деньги себе, если хочешь, Дохён-ши.       Мужчина морщится, как от зубной боли.       - Поверь, Юнги-ши, богатые люди слишком щепетильны относительно того, куда именно уходят их деньги, в противном случае, они очень быстро перестают быть богатыми. Так что я не могу просто так взять их, даже если мне очень хочется.       Юнги хмыкает и чуть задумчиво кивает. В этом есть логика. Дохён устало и тяжело вздыхает.       - Господин Ким не самый плохой человек в этом мире. Даже не близко, но он… - мужчина как-то неопределенно взмахивает рукой, пытаясь подобрать верное слово. – Что-то вроде продукта среды, в которой вырос. Ему легче просто причислить тебя, Юнги-ши, к тому типу людей, что легко продаются и покупаются, чем пытаться понять, кто ты такой на самом деле. Он уже составил себе в голове представление о тебе, благодаря которому ему легче убедить себя в том, что ты недостойный человек. Такие люди никогда не заметят твоих хороших качеств, потому что им это просто не нужно и не выгодно.       Юнги немного горько усмехается и покачивает головой. Будто он всего этого не понимает. Может, Ким Сонгук и не плохой человек, Юнги не знает его и не может судить, однако этот мужчина свято верит в закостенелые правила той закрытой касты, к которой относится, а, значит, Юнги никогда в его сознании не сможет стать полноценным человеком. Если бы Юнги нужны были деньги или положение Сокджина, это осознание очень бы его расстроило. Но единственное, что нужно Юнги от семейства Ким – это сам Сокджин, так что мнение этого человека совсем не важно для Юнги сейчас.        Юнги оглядывает палату и поджимает губы.       - Как я понимаю, теперь, раз господин Ким получил от меня все, что хотел, эти апартаменты мне следует покинуть? – спрашивает он и невольно немного грустно вздыхает, матрас здесь и, в самом деле, удобнее, чем в его маленькой квартирке на окраине города.       - Думаю, он боится, что иначе Сокджин-ши тебя быстро найдет, - отвечает Дохён, хмурясь.       - Ну, он все равно меня найдет, - пожимает плечами Юнги и взлохмачивает волосы на макушке, уже прикидывая в уме, как ему добираться до дома. Хосок с Намджуном, наверняка, сходят там с ума. Юнги подозрительно косится в сторону своего телефона на тумбочке и да, он разряжен, скорее всего, поэтому он и не разрывается сейчас от полных паники звонков. Замечательно. Друзья четвертуют его, когда он явится домой.       - Почему ты так уверен в нем, Юнги-ши? – задумчиво спрашивает Дохён, поджимая губы. Юнги моргает, а затем медленно выдыхает.       - Мы соулмейты. Я знаю о нем то, что никто не знает. Даже он сам, - Юнги чуть смущенно касается пальцами шеи и проводит по ней в неловком жесте. – Может, Сокджин и не кажется таким, но он способен на невероятные вещи, если действительно уверен в том, чего хочет.       Ча Дохён все также задумчиво смотрит на него, в его глазах отражается какая-то странная эмоция, которую Юнги не может, да и не хочет понимать. Для начала, ему нужно убедиться, что Сокджин действительно доберется до дома в целости и сохранности, а затем уже думать, как самому попасть домой.       - О, Дохён-ши, а на такси денег не одолжите? – спрашивает Юнги, выразительно протягивая руку ладонью кверху, и мужчина напротив вначале смотрит на него, приподняв брови, а затем неожиданно смеется вполне себе даже как простой человек.       - Юнги-ши, ты только что отказался от 100 миллионов вон, а теперь у тебя нет денег на такси? – посмеивается он, и Юнги невольно ворчливо морщится, но да, ему и самому становится смешно от всей иронии этой ситуации.