***
— Она предала тебя, пойми! — Олег вновь ударил руками по столу, привлекая внимание друга. Устало закатил черные от гнева глаза. По бардаку в кабинете было очевидно — данный безобразный скандал продолжался между ними не первый час. Казалось бы, что можно натворить в образце минимализма и расхламления. Но гневный Волков вполне справлялся с этим за двоих, разметав на эмоциях бумаги, смял несколько набросков этой… Сережа едва успел отвоевать скетчбук, сейчас бережно прижимая к трепещущему сердцу, пока Олег в очередном приступе ненависти не порвал его на куски. Вместе с самим Сережей, как ему казалось. В нем кипела злоба, настолько неприкрытая неприязнь и отвращение, что, казалось, отпечатались на каждом мускуле, не говоря уже о пылающих гневом глазах. От доброты и заботы ничего не осталось, будто его подменили. — Олег, успокойся уже. — В который раз за последние пару часов, без особой надежды на положительный исход, вздохнул Разумовский. — Нет. Ни за что. Эта дря… — Волков посмотрел на Сережу, а после перевел взгляд в окно. — Девка путается под ногами. У нас были планы. Она в них не входила. — Максимально нейтрально попытался закончить мысль Олег. — Но ведь все хорошо идет. Последователей уйма. Или ты хочешь собрать армию? — Если эта армия спасет город, то я готов ею руководить. Сжатые кулаки, стиснутые зубы, настолько сильно, что казалось, можно услышать скрежет. В черных глазах полыхали искры гневного пламени, и, если бы силой мысли можно было уничтожить — от Вороновой не осталось бы и воспоминания. — С чего тебя так Сашка цепляет? — Сашка, — издевательски протянул Олег, кривясь в лице от одного лишь имени. — Не дрянь. Не сука. Не Воронова на крайний счет. С чего бы ты называл пташку по имени?***
Все случилось слишком быстро. Такси, аэропорт, невыносимость действий. Воронова тарабанила пальцами по защитному стеклу телефона, пока водитель пытался выехать с пробки. Зато следующие полчаса оказались еще хуже. Ждать собственные рейсы не так тяжело, как встречать кого-то. И так в нервном состоянии девушка смогла напридумывать исходов десять, вместо обычного ожидания. Парень появился почти последнем. Темный чемодан, растрепанный вид и очки, которые носил еще со школы. Будь его воля, он бы снял их и выкинул. Да и от линз глаза болели еще сильнее. — Малыш наконец-то вернулся. — Твой юмор, как всегда на высоте, милая. — Ну хоть так ты поймешь значение слова высота, — засмеялась девушка, потрепав двоюродного брата по светлым волосам. Лишь обняв Диму, девушка почувствовала хоть какое-то призрачное спокойствие. Последние полгода она проводила с Дубиным все время. В очередной раз поругавшись с отцом, Саша согласилась снимать с Димой квартиру на время, а после и вовсе перевезла все свои вещи. Если раньше она пыталась отстраниться от него из-за его профессии и обучения, то теперь не могла без его заботы и общения. — Ты нашла квартиру или снимаешь номер? — Квартира. Две комнаты, все для вас. Нежная улыбка Димы, легкое прикосновение к талии и парень увлекает за очередными объятьями. Если на минуту забыть, что они родственники, начинает казаться, что они друг другу нечто большее. Когда-то они не переносили друг друга. Познакомились на похоронах матери Вороновой, когда девочка в очередной раз принимала слова сочувствия. Странный дядюшка, которого она не знала. Еще более странный братец, который изо всех сил старался выглядеть не настолько напуганным. Только потом семья Дубина вернулась в Москву, а Вороновы остались в Питере. Тогда это казалось верным решением. Ненависть появилась не сразу. Пока Дима мог жить как ему хотелось, Саша выполняла указания отца. Дубин поступил в кадетское училище, после отдался профессии, а Воронова пошла по стопам матери с жуткой неохотой. Почти следователь и недоврач. — Все еще не могу привыкнуть к твоей прическе. Раньше ты приковывала внимание. — Звучит ужасно, — закатив глаза, произнесла девушка. Заглядывая в телефон краем глаза, она заказывала такси. — Извини. Просто белые волосы, яркий макияж. Ты перестала выделяться из толпы, когда вернулась к родному стилю. — Я сделала это не просто так. — Разумовский. Помню. Одна фраза, и Саша встала как вкопанная. Пока Дима шел вперед, постукивая колёсиками чемодана, она пыталась осознать, где именно спалилась. Затем остановился и Дубин. Посмотрел на сестрицу, протянул ей руку. Старая привычка, но она выводила из некого ступора. — От куда ты знаешь? — Я что слепой по-твоему? — нервным жестом поправив съехавшие очки, он хмыкнул. — Ну так-то да. Ты жила в Питере, ссорилась с отцом. А еще я видел уведомление о переводе денег. — Откуда ты?.. Опять влез в базу? — Искреннему возмущению Дима может быть и поверил, если бы не знал ее. А вот за хлопок по плечу можно было натурально обидеться. — Ну разумеется, — потерев плечо, Дима состроил печальную моську, — такого ты мнения обо мне? — Дим, ну я же… — Саша даже растерялась, что действительно задела брата, но увидев искрящиеся глаза, возмущенно вскрикнув схватила парня, ероша кулаком его едва приглаженную шевелюру, — ах ты зараза мелкая… — Ну хватит, хватит, все, — почти задыхаясь от смеха, Дубин наконец выкрутился, на всякий случай отходя на безопасное расстояние и поднимая руки, мол, сдаюсь. — Все намного прозаичнее. Ты просто оставила у меня открытый банк и я увидел историю как-то… — Мало-ли куда я отдаю свои деньги… — Твои или матери? Саш, ты почти все наследство отдала в компанию, которая могла прогореть. — Она не прогорела. «Vmeste» сейчас — одна из самых успешных корпораций. И я знала, на какие риски иду. — Ну или еще проще. Ты просто наивная влюбленная дурочка. Саша вновь замерла. Вдохнула, а вот как выдохнуть — уже не знает. Дима протянул было руку, но передумал, резво сократил расстояние и прижал к себе, бурча в висок. — Переборщил. Прости.***
В следующий раз эти двое заговорили лишь в квартире. Дубин разбирал вещи, Саша, сидя на диване, поправляла свою любимую футболку с выцветшей с годами, едва ли угадывающейся по очертанию надписью «Ария». Поежившись от надуманного сквозняка, она натянула поверх белую рубашку и действительно успокоилась. Скрестила ноги, чуть улыбнулась и, словно котёнок, следила за каждым движением, склонив голову на бок. — В холодильнике пусто. Ты чем питаешься? — Кофе. На первом этаже есть пекарня. А в соседнем дворе еще и продуктовый. — В котором ты была, дай подумать. Никогда? — А как же кофе купить? А чай? А продукты Игорю? Тихий смешок. Пробурчав что-то про слишком раннюю деменцию или влиянии осветлителя на состояние мозгов некоторых отдельно взятых личностей, Дима достал из рюкзака кофту, которая полетела на колени Саши. Та самая, которую она забыла в Москве и без которой тяжело спать по ночам. — Не понимаю я твоей любви к этой драной тряпке. С зарплаты куплю тебе новую. — Такую не купишь. Она особенная. — Черная, как на похороны, ей-богу. — Верно, — с тихим смехом произнесла девушка, прижимая кофту к груди. — Весь гардероб Олега состоит из черного. А вот Сережа, наоборот — всегда выбирает светлые тона, — Она нежно провела ладошками по вороту рубашки. — И как бы я не старалась, их запах будто не исчезает с вещей. — Просто у кого-то хорошая память, — Дима прищурился, стянул с носа очки и протер уголком смятой за путешествие рубашки. — Просто кто-то влюблённая дурочка. Запутавшаяся влюбленная дурочка. Очередной смешок от Димы. Парень даже не пытался скрыть хорошее настроение от слов сестренки. Он скучал, и сейчас, впервые за последнее время наблюдая ее расслабленную улыбку, любовался. Как бы они не спорили в юности, сейчас оба очень сильно были привязаны друг к другу, понимали и будто чувствовали настроения, да и внешнее сходство с возрастом проявлялось все сильнее. У них схож цвет глаз, мимика. Они одинаково морщат нос, когда резко смотрят на свет. Если очень присмотреться, можно заметить одинаковые жесты. Словно они не родственники, а давние супруги. — Ты все еще не объяснил приезд. — Соскучился по моей красавице. — Дубин… — Ладно. Я перевёлся сюда. Карьера, деньги. Все дела. — Дубин, — вновь протянула девушка, зачем последовал тяжёлый выдох. — А если я скажу, что волнуюсь за тебя, ты поверишь? Саш. Ты постоянно влипаешь в неприятности. У тебя вся комната была завешена каким-то косплеером-любителем. А главное — ты заставила меня влезть в армейскую базу данных, — Дима передернул плечами, вспоминая, как вздрагивал еще пару месяцев, после того как смог через сокурсников все же достать необходимое. — Ты мог бы спокойно отказать, — она запрокинула голову на спинку дивана, раскинув руки по обе стороны и глядя на брата снизу-вверх. Всегда так делала, если что-то натворила. — Кстати, о том досье. Я утратила копии… Так получилось… — девушка замялась, ей было явно неловко в этом признаваться. — Не мог. Не тебе. И ты это прекрасно знаешь. — Он вздохнул, словно заранее бесконечно устал от этого диалога и нависнув над сестрой, заглянул в глаза. — Я не знаю, что творится в твоей голове, но ты поступаешь необдуманно. Следуя лишь эмоциям. Парень покопался в рюкзаке, достал объемную папку с документацией и выудил оттуда бумажную папку поменьше, оказавшуюся личным делом. Пробормотав что-то похожее на «как чувствовал», передал Саше ее и взял в руки кружку с остывшим уже кофе. Стоило отдать должное Волкову, кофе он научил варить ее потрясающий. — Ты словно Грома цитируешь. У вас с Игорем телепатическая связь, — весело поинтересовалась Саша, открывая папку и бегло просматривая знакомые страницы. Она успела выучить их наизусть, прежде чем поехать к Разумовскому. Хотя, этот листок в прошлый раз она не видела, кажется. — Нет, малышка. Я словно сверчок для Пиноккио. Работаю твоей грёбаной совестью, — услышав возмущенное фырканье, Дима предпочел сосредоточиться на кофе. Он сделал ровно один глоток, когда его накрыло осознание. Нет. Сердце парня пропустило удар, когда он осознал фатальную ошибку. Он не убрал выписку из личного дела с копией… — Я уже и забыла, насколько Олежу по-дебильному подстригли, Господи, — с нежной улыбкой Саша смотрела на снимок, который сделали буквально в первые недели его службы. Мягко погладила изображение знакомого до последней черточки лица, тихо шепнула, —знаешь, я так соскучилась. — Саш. Дай мне папку, пожалуйста, — холодным, размеренным голосом, Дима с ней не общался ни разу за все время, даже когда она убивалась в истериках по Разумовскому или бесилась на отца. — Я тебя очень прошу, отдай мне папку. — Сглотнув, мягко повторил парень и потянулся через стол, пытаясь дотянуться до бумаг. Но сделал только хуже. — Да что такого в них, Дим. Я итак прекрасно знаю, что это «совершенно секретно», вон, даже печать… — она ткнула пальцем в правый нижний угол, но штамп был намного меньше, чем помнилось ей из бесконечных бумаг, окружавших ее всю ее жизнь. Что-то было не так.Погиб.
Сердце пропустило удар. Взгляд метнулся вверх, на подскочившего брата. Машинально она перевернула листок. Министерство Обороны… Военный Комиссариат… Извещаем вас с прискорбием о том… капитан Волков Олег Давыдович, 17.03.1991г…выполняя боевое задание…погиб. — Дим… Димочка… Это же неправда… — тихо и жалобно пролепетала девушка, жмурясь, закрывая глаза трясущимися ладошками. Пряталась, тряслась, продолжая тихонько поскуливать на одной ноте. — Саш… Сашенька, посмотри на меня, — обеспокоенный голос Димы ударил по ушам, как взрыв и она зажала уши руками, падая на пол и наверняка разбивая колени. Будто ее волновало. — Сашенька, Волчонок, ну же, — мягкий, спокойный тембр сжимал сердце, словно это сжимающая нежность хотела постепенно выдавить из бешено колотящегося сердечка последний удар и так же мягко остановить, сделать последним. «— Ты посмотри на нее, снова сперла мою толстовку, — теплые карие глаза, несмотря на укоряющий тон, светились неподдельной нежностью, — Александра, вы отдаете себе отчет, что мне скоро придется ходить по квартире голым? — Олег с деланым возмущением поднял бровь, на миг став жутко серьезным, суровым и взрослым. Саша не выдержала и, показав ему язык, счастливая спряталась за Разумовского. — Олеж, будто кто против будет, — на миг повисла тишина, но все трое переглянулись и залились звонким смехом.» «- И чтобы я больше не видел тебя на кухне, кроме как открывающего холодильник, Серый, — казалось, от негодования Олега уже начинало потряхивать, но дело было в том, что он до жути перепугался, когда ему написала Сашка «мы проголодались. И у нас тут немножечко пожар». — Я с вами двумя седым скоро стану, как дети, ну вас, — махнув рукой на отмытую от копоти и сажи парочку, Олег зашел в закопчённую кухню. Поесть ведь они так и не смогли». «— Это не обсуждается, Волчонок, — твердо произнес он, бережно снимая с плеч ее трясущиеся ладони и мягко касаясь сухими губами запястий, где заполошно бился пульс. — Клянись, что вернешься живым! Сейчас же клянись, Волков, — после долгих слез, что она выплакала за вечер, голос был тихим и хриплым, да и бурчала она ему куда-то в грудь, согревая дыханием волчий клык на шее. — Клянусь, Сашенька, — он мягко приподнял ее за подбородок, заглядывая ищуще в покрасневшие, мутные от слез, но такие любимые глаза. Оставив ласковое касание губ на лбу, усмехнулся, получив ощутимый тычок куда-то под ребра. — Не так! — мягкая зелень ее глаз утонула в решительном омуте, — Мной клянись, Волче. Что не оставишь нас, что не заберешь себя у нас! И не смей солгать! Не смей, слышишь! Я же тоже с тобой… Он не дал договорить, положил палец на дрожащие губы и прижал к сердцу. — Я вернусь к тебе. К вам обоим. Клянусь. Только берегите себя, слышишь. Мне нужно к кому-то возвращаться…» Дима был в ужасе. Он на стажировке видел людское горе, и каждый раз не мог спокойно смотреть на безутешных посетителей, которые видели своих близких в последний раз. Он до сих пор порой просыпался в холодном поту, потому что в ушах стоял крик совсем молодой матери, когда он лично сообщил ей, что ее сынишку пяти лет нашли мертвым. Он думал, что хуже ему уже не будет. Ну что же, Дубин, ты же ждал, когда тот кошмар сменится. Бойся своих желаний. Как же он ошибался. Жуткий, нечеловеческий вой, который, казалось, не мог издать живой человек, сейчас слетал с губ его старшей сестры. И виноват сейчас был только он один. Пусть она была старше, но все, чего он хотел — это защитить. И облажался, не проверив документы. Внутренности будто выворачивало железной рукой, глаза словно ожгло внезапными слезами, из-за чего в очках он практически ослеп. Или он это от боли, разделяемой с сестрой? Он хотел, всем своим существом тянулся к ней, чтобы сжать покрепче, притянуть к себе, спасти от этого кошмара, помешать и дальше царапать себе лицо и рвать ногтями руки, словно эта боль могла хоть немного заглушить ту, другую, выгрызающую в ней пустоту. Вдруг, всхлипнув, она сжала кулак зубами, прокусывая сразу в кровь и, распахнув глаза, заплакала. Заплакала навзрыд, как от обиды и несправедливости плачут в своей беззащитности маленькие дети. Заплакала горько, безутешно, взахлеб, стараясь заглушить себя. И Дима будто отмер. Кинулся, притягивая к себе, отнимая руки от лица, сжимая в трясущихся своих и, тихонько поглаживая по волосам, покрывая макушку хаотичными поцелуями, как его самого успокаивали в детстве, прижал к себе, баюкая. — Плачь, моя маленькая, — сам судорожно всхлипнув, Дима освободил одну руку и чуть повернул сестре голову, немного прикрывая обзор, чтобы она не видела ни бумаг, ни толстовки. — Плачь, кричи, выпусти всю боль, — подавляя дрожь, передавшуюся от Саши к нему, парень снял с себя очки и откинул куда-то, совершенно не заботясь о том, что мог разбить, — только дыши, родная. Прошу тебя. Прошло минут десять. Дима бормотал глупости, не прекращал целовать, гладить и держать сестренку, сотрясающуюся от рыданий и как никогда казавшуюся маленькой и беззащитной. Когда вой и крики, а после и слезы сменились лишь судорожными всхлипами, он разжал объятья, возвращая вымотанную девушку на диван. Та легла щекой на что-то мягкое, и брат, вновь не успев убрать триггер, уже готовился снова ловить ее, но Саша лишь мягко улыбнулась, будто шальная или пьяная. — Олежа. Ты же клялся, Олеж… — чуть привстав, она натянула толстовку на себя, укутывая себя родным запахом и рухнула обратно, будто силы оставили окончательно. Дима протянул бутылку воды и успокоительное, и когда только успел? — Дим… обещай мне… — она взяла брата за руку, с трудом переплетая пальцы, и благодарно улыбнулась, когда он придержал ее, помогая напиться. — Да хоть поклянусь, Саша, милая моя, ты только скажи, — Дима, казалось, сам держался лишь на адреналине и выпитых втихаря таблетках. — Нет, никаких клятв, — сорванным голосом прошептала девушка, — я больше не верю в них. Пообещай, что Сергей Разумовский никогда не узнает о похоронке. Никогда, — ее ледяные пальцы неожиданно крепко сжали его руку. — Обещаю, — парень накрыл ее окровавленную ладонь своей.