***
Открыть глаза получилось почти сразу. Выбираться из страны Морфея всегда было тяжело, так почему сейчас это становится еще и невыносимо больно. Приходится успокаивать себя самостоятельно. Голос может произнести лишь невнятный писк. Трясущиеся руки еле находят пуфик возле дивана, на нем лежит злосчастный телефон. Пальцы не слушаются, пока глаза хаотично ищут помощи. Через огромное усилие, удалось произнести что-то, похожее на связные звуки. Удалось окончательно сесть, чувствуя как гудит все тело, как безбожно болят глаза. Тыльная сторона ладони давит на висок, а после на веки. Приходит смирение, что все происходящее было лишь сном, а потому паника постепенно отступает. Одна только память позволяет набрать нужный номер, но слышится лишь автоответчик. Снова. Вновь. А затем знакомый голос говорит о системной записи. — Дим, — чуть слышно произносит девушка. — Димочка? Приходится вдохнуть через огромное усилие прежде чем подняться на ноги. Осознать, как их потряхивает, а затем постепенно пройтись по комнате. С дивана к кухне, заглянуть в холодильник. Осознать, что Дубин все ещё не вернулся. — Черт. Его. Побери, — произносила она чуть ли не по слогам. Боль в глазах от слез перешла на чувство полной пустоты. Ей нужен Дима. Нужна капелька спокойствия. Нужен тот, кто одной улыбкой дарит тепло и уют. А вместо этого приходится брать стакан и наливать из-под крана воду. Стояло задуматься о фрагменте сна, как поток воды начал бежать по руке, рисуя узоры. Сфокусироваться на происходящем удается не сразу. Приходится проморгаться и до боли прикусить губу. Отчего-то начинает подступать ком в горле и становится сложнее дышать. Голова кружится и стакан с водой падает все в ту же раковину. Руки резко берутся за края металла, сжимая до боли. Все, чтобы не упасть на пол в обморок. Дыхание учащается, а за ним и биение сердца. Пока Воронова медленно встает на колени, в голове возникает образ Димы, который вновь говорит что-то про еду. Из мыслей вырывает вибрация в телефоне. Осталось мало заряда. Когда девушка засыпала, она планировала подремать пару часов, прежде чем вернется Дима. Обещала себе встать, поставить телефон на зарядку и привести себя в порядок. Почитать подробности аварии с девочкой. На крайний случай - позвонить Игорю и договориться о встрече завтра. Вместо этого её слишком затянуло в сон. Сказывается разбитое состояние в последнее время. Только вот в итоге она отключилась часа на четыре. Дубин обещал вернуться к одиннадцати, а на кухонных часах перевалило заполночь. Еще пару десятков минут, которые, возможно, превратились в часы молчания и бездействия. В комнате по-прежнему ходят часы, звучит работающий холодильник. Саша все сидит на полу, но уже прислонилась к дверцам шкафчиков. Приходится медленно дышать, чтобы вновь не словить панику. Она и сама не может объяснить, как в руках появился телефон. Но это не так важно. Дозвониться Разумовскому она не может, как бы не старалась. Десятый автоответчик подряд дает понять — ее никто не будет слушать так поздно. Приходится лишь поджать колени к груди, обнять ноги руками и попытаться закрыть ненадолго глаза. Пару щелчков и дверь открывается. Вставляя ключи в замочную скважину, парень невольно замер, внезапно стало страшно. В прошлый раз, когда Дубин оставлял Сашу в одиночестве, она почти вскрыла себе вены. Теперь же он только вернулся с патруля. И Дима мог поклясться, что никогда не поднимался так быстро по лестнице. Достаточно услышать легкий шорох, чтобы осознать где она и что делает. Стук от дверки микроволновки, а после скрежет ножек по полу кухни. Она определенно села на стул так, чтобы одна нога могла оказаться рядом с грудной клеткой. — Сашенька? Вместо ответа, зеленые глаза поднялись вверх. В руках кусочек от пиццы, которую она так любит. А на лице легкая улыбка. Пусть Сашка и ест впервые за сутки, но это уже что-то. — Снова кошмары? По спине пробежали мурашки. Девушка резко выпрямилась, откладывая пиццу в сторону. Желание есть отпало, как и разговаривать. Два слова, а вспомнился каждый момент, каждое слово, сказанное в стране Морфея. — Как угадал? — Пицца, — с нежной улыбкой, говорит Дубин. Снимает очки, а после садится на стул и трет ладонью уставшие глаза. — Ты всегда ешь чертову кальцоне, когда снится что-то ужасное. Я уже перестал воспринимать это как что-то необычное. Доставка? — Морозилка. Лучше скажи, где ты был в такую рань. Сколько на часах? — Пять с чем-то. — Дима! Очки вновь оказываются на лице, лишь потом открываются глаза. Дима лишь немного ухмыляется, что-то бурча под нос. О какой-то полезной еде в холодильнике, вместо доставок. Но глубоко внутри он понимает, почему именно это она ест сейчас. Любовь к итальянской кухне у неё от матери. Что она, что отец Димы, почему-то были влюблены в эту кухню, Сашка не стала исключением. А вот выбор в сторону кальцоне возникла из-за мужчины. — Что от тебя хотел Прокопенко? — Чтобы я поговорила с Игорьком. Он копает на одного богатенького мальчишку. — Так просто приди к нему и объясни. Помаши пальчиком, скажи: «А-та-та». Саша резко посмотрела на Диму, вызывая у того тихий смех. Их игры могли зайти слишком далеко и они это знали. Подобное уже было раньше.***
Клуб. Громкая музыка. Алкоголь, духота и огромные деньги. Где-то в туалете заседали торчки, пока в соседней кабинке ебут кого-то с условием больше не пересечься в жизни. И Дима с неким презрением спускался все ниже по лестнице, постепенно проникая все глубже в этот гадюшник. Его девочка обещала прийти домой уже час назад, а в итоге не отвечает на звонки. Приложение с геолокацией привели в непонятный подвал Москвы. Но вот искать пришлось недолго. Пепельные волосы заметны под малейшим намеком меняющегося света. Девушка была изрядно пьяной, залезла на стойку с целью потанцевать. В итоге руки беспорядочно двигаются, а для полного образа ей не хватает шеста. Какие-то мужики смотрят за этим зрелищем, как за бесплатным развлечения, пока короткое черное платье поднимается чуть выше. Многие были в таком же состояние, что изрядно бесило. Пришлось протиснуться сквозь небольшое скопление молодежи, чтобы оказаться у её ног. — Спускайся, — стараясь перекричать музыку, произносил Дима. Он протянул руку, чтобы та взялась, но та лишь показала язык. — Саш, живо! Приходится невольно повиноваться. Брать его за руку, слезать, оказываться в объятьях. Чувствовать, как из рук забирают бокал с коктейлем, от которого голова кружится. Под действием алкоголя, не сильно понимаешь кто перед тобой. Отсюда желание видеть того самого. Учащение дыхания, попытка поцеловать в губы, как делала раньше. Тянуться за малейшим намеком ласки и получать боль в боку от сжатия кожи. — Я не он. Приди в себя, маленькая. Спокойный голос всегда действует, как что-то отрезвляющее. Теперь глаза замечают очки, растрепанный блонд. Начинают слезиться, делая зеленый оттенок все более и более расплывчатым. — Вот так лучше. Пошли домой. Где твоя сумочка?***
Пол часа тишины и, стояло Дубину вернуться из душа, как девушка уже успела куда-то смотаться. Пусть он и слышал, как закрывается дверь, но до последнего была надежда. Только с сестренкой подобное не работает. Ни в трезвом, ни в алкогольном состоянии. Зато можно завернуться в полотенце на бедрах, снять очки и походить в полной прострации. Не воспринимать реальность или хотя бы намек на неё. А затем идет простая игра в «нащупай пульт». Сводки новостей, что не удивляет блондина. Скрип кровати, за которым идет тяжелый выдох. Дима не поднимается ещё порядка десяти минут. Волосы уже успели высохнуть, пока сам парень почти уснул. От спокойствия отвлек телефонный звонок. Привычное действие. Очки на лице, мобильник, жест по экрану. И мужской голос. Это не Саша и от подобного хочется смеяться. С несносной девчонкой нет возможности побыть в спокойствии. Ведь весь мир крутится вокруг этой пташки… Башня Вместе в вечернем свете кажется порядком лучше. Вокруг снуют сотни людей, все спешат домой, пока чистые окна отражают остатки солнечных лучей. Воронова ещё по дороге сюда придумала сотни причин и отмазок, чтобы пробраться в кабинет Сережи. А потому оказавшись в фойе, удивилась спокойствию сотрудников. Она прошла к лифту, нажала на нужный этаж и система спокойно пропустила. — Какого черта, — тихо офигевала девушка, все больше сжимая сложенные на груди руки. Стояло увидеть, как открываются двери лифта, появился непонятный страх. Ещё недавно её огрели по голове, затем закатили истерику прямо в коридоре. Теперь же, поправляя рукав джинсовки, она сама идет на растерзание к зверю. Голос Марго оповещает о ее прибытие, а сердце готово выпрыгнуть из горла, прежде чем, она оказывается в комнате. Сейчас все намного проще. На Разумовском - любимая белая рубашка, видимо, у него будет совещание. Только растрепанные рыжие локоны, все больше добавляют образ злого гения. — Что ты здесь забыла? — Не бойся, писать заявление не стану. — Я и не боялся, Воронова. Снова по фамилии. Совсем недавно она была родной и любимой, а теперь лишь это. Не удивительно, она сама этого добилась. Только в груди становится тяжело, будто что-то сдавливает. Приходится сделать ещё пару шагов, чтобы оказаться чуть ближе к нему. Хочется вновь прикоснуться к его волосам, зарыться пальцами, как делала раньше. Это успокаивает. А вместо этого, глаза ищут папку по столу. — Повторить вопрос? — Ты-мне-нужен. Не фраза, а некая скороговорка. Она произнесла это настолько быстро, что Сергей повернулся к ней лицом, игнорируя происходящее на экране. Теперь стали заметны уставшие глаза, от чего девушка слабо улыбнулась. Свела брови к переносице и чуть ли не заскулила от одного его образа. Снова не спал больше суток и, она была готова поклясться, не ел столько же. — Ты вернулась через год, чтобы дать мне какие-то бумажки. Затем приперлась на презентацию, хотя я тебя не звал. — Она между прочим была превосходная. Хвалю. — Засунь похвалу куда по дальше. Ты бросила меня, Воронова. Когда я. Когда мы все нуждались в тебе. А теперь смеешь говорить, что я тебе нужен. — Послушай. — Нет, это ты послушай меня. Я не потерплю подобного. Резкий звук, обычный хлопок ладонями по столу, а на зеленых глазах вновь пелена.