Моя птица

      Ему нужно было лишь ударить по столу, чтобы глаза начали застилать слезы. Раньше она не дергалась от звуков выстрелов, отец научил слишком многому. Теперь даже подобная простота вызывала в ней панику. Тело слишком устало за последние дни, а может и недели. — Мне нужно было с тобой просто поговорить, Сереж. В первый и последний раз. Выслушай меня и я уйду. Сделаю все, что ты захочешь, могу даже не возвращаться. Но выслушай меня наконец-то.       Когда-то она переняла привычку скрывать руки за спиной. Не помнила от кого конкретно, но теперь это успокаивало. Попытка быть серьезной и уверенной, но как же глупо это выглядело со стороны. За спиной пальцы нащупали край рукава джинсовки и, как проклятые, вцепились насколько смогли. — Тебе нужно было поговорить со мной ещё тогда.       Мужчина начинал терять терпение - он не мог выносить, когда люди начинали скулить или нудить, это раздражало. Воронова это прекрасно видела. Знала об этом, но продолжала провоцировать, думала ее заслуга. И если ему нужно на неё орать, чтобы она могла поговорить - лучше вывести в край. Наивная дура. — Но нет же, ты вбила себе в голову одно — ОЛЕГ! — одним махом он сбросил всё со стола, не обращая внимания ни на разбившуюся рамку, ни на осколки кружки, ни на испуганную девушку напротив. — И тотчас сбежала, бросив всё, что имело значение. А было ли что-то, кроме него?       На повышенный голос появилась, еле заметный образ Марго, которая взглянула на осколки и почти сразу исчезнув вновь. Глаза мужчины искрились плохо скрываемым гневом, а губы искажала чужая, несвойственная ему усмешка. — А с моей стороны ты думал?!       Слишком громко. Не ожидая от себя подобного крика, рука девушки инстинктивно поднялась к горлу, проверяя что-то пальцами. Саша не могла прощупать связки, но подобное дает глоток воздуха. Наивную мысль свободы, пока вокруг воцарялся лишь поглощающий ад. — Для меня много что имело значение, знаешь ли. Ты, компания, семья.       Голос вернулся в норму, почти сразу, лишь немного дернувшись в последних словах. Предпочитая говорить намного тише оппонента, делает шаг в сторону стола. Опрометчивая идея, особенно когда глаза видят разбитую рамку. Воронова могла поспорить, что на фото до сих пор были они. Готова поставить на одну эту возможность огромные деньги. Ей хотелось поднять рамку, сбросить осколки с картинки. Пихнуть доказательство её слов в лицо мужчине. А вместо всего этого, вновь взглянула на, когда-то, обожаемого рыжика. — Только на все мои попытки поговорить тогда, ты не хотел меня слышать. Слушать. Из нас двоих, именно ТЫ грезил об Олеге. Я оказывалась нужна только для подписи с постелью.       От одной только фразы, вспомнились все те моменты. Раньше подобное вызывало какую-то зависть у самой себя. Теперь все приобретает будто горький металлический привкус. — Думаешь, я совсем слепой и не видел всех ваших переглядок? Конечно, Волков у нас всегда был святой.       Он перешёл на крик, не обращая внимания на всё сильнее разгорающуюся ярость и адскую головную боль, грозящую недельными приступами. Так всегда было, если кто-то из них двоих начинал активно сопротивляться. — И к чему нас всех это привело? — в девушку полетела папка с личным делом забытая здесь в прошлый раз.       Дернувшись, Воронова на секунду застыла. Сердце стучало чуть ли не в глотке, пока взгляд не сходил с папки. Осознание пришло намного позже реакции. Слух пропустил очередной подкол. Как Разумовкий кричал: "Ты сама в эту постель весьма охотно лезла. И что-то Олег не спешил тебе мешать". Все сфокусировалось на бумажках. Саше повезло, что страницы не разлетелись, а само дело оказалось настолько близко к ней. Достаточно было наклониться и поднять его с пола. Теперь пальцы искали среди множества пустышек, ту самую злополучную бумажку. И чем дольше не могла её увидеть, тем сильнее начинала непослушно трястись рука. — Ты брал что-нибудь от сюда?       Усмехнувшись, мужчина успокоился мгновенно, будто не он только что был в шаге от удара. Он присел на край стола, с любопытством наблюдая за резкой сменой эмоций на лице Саши.

Надо же, как всё интересно складывается

— Ты имеешь в виду что-то конкретное? — чуть вздернув тонкую бровь, он поймал испуганный взгляд девушки. — Нет.       А в голове слышался отчетливый крик, оглушающий каждую клетку: «Конечно. Чертову похоронку!» — Эти бумажки достал кузен. Из личного дела. Всего лишь копии, но не хотелось бы его подставлять.       Паника. Словно яд, который охватывает все тело за считанные секунды, вновь заставляет проверить каждый листик, а после прижать как можно ближе к себе папку. По щекам вновь начали бежать слезы, начиная раздражать и саму девушку, только лицо становилось как можно серьезнее. Она не простит себе, если он увидит похоронку. Его точно убьет и Саша знала об этом. — Если ты что-нибудь взял. Там... маленькая бумажка. С печатью. Верни, пожалуйста. Она могла выпасть. — Все бумаги на своём месте. Меня, — он выделил голосом последнее, обращая на себя её внимание, — остальное не касается. Всё лишнее давно отправилось в шредер.       Разумовский закатил глаза, кинув в неё пачку салфеток. Бросок отменный, попал уголком в её предплечье. Только Воронова не собиралась ловить. Сильнее прижала папку, смотря на парня со всей серьезностью. — И заканчивай сырость разводить. Знаешь же, терпеть это не могу. — Какая любовь и забота, — тихо произнесла Саша, поправляя трясущимися пальцами пряди на лице.       Наверное, поломанная гордость. Иначе следующее не описать. Подняла салфетки с пола, медленно, словно давняя хозяйка, прошлась к столику и поставила на нее пачку. Только теперь позволила спокойно вздохнуть и вытереть с лица слезы свободной рукой. — С каждой секундой, все больше уверена. Ты меня терпеть не можешь, а не слезы. — Я терпеть не могу скулёж, который не имеет смысла, девочка, — он взял её за подбородок, заглядывая в глаза, — разве ты ещё не поняла, что слезы ничего не исправят.       Больше бесконечных истерик его всегда бесило только одно — когда заведомо умный человек притворялся тупым. А Воронова так развлекалась постоянно. — Он не знает. Странно, что знаешь ты.       Секундное помутнение в глазах. По шее пробежались мурашки. Одно касание, а тело прекрасно помнит, что и как делать дальше. Приходится заставлять себя, прежде чем перевести взгляд в сторону. Ей удается не сразу, но глаза начинают искать поддержку в статуях за рабочим столом. — Дима. Он же у отца моего любимчик. Притащил документы, я их тебе. Только он ещё привез, а там была...       Рука спокойно убрала его пальцы с подбородка, провела по своему затылку и лишь потом положила документы на край стола. Ему было достаточно пары секунд, чтобы успокоить все бушующее в ней. Как бы она не отрицала подобное - Разумовский все ещё имел некую власть. — Если бы не его ошибка, хуй бы узнала, - окончательно расслабившись, совсем позабыла о манерах. — Дима? А это что ещё за идиот?       Не было печали, ещё какие-то люди. Вот же тянет идиота в толпу. — Ты по мужикам решила прогуляться сразу, как ушла?       Не секунды обдумать. Хотя думать было явно не её. Громкий шлепок рукой по щеке. На столько, что руку начало жечь. Воронова, может, и позволяла ему лишнее. Но семья слишком много значит для нее. А Дима слишком долго вытаскивал её из всех закоулков ещё в Москве. Подобный намек противен. — Даже не смей. Дима - мой кузен. Почти младший братик. Даже. Блядь. Не смей.       Куда-то подевалась привычная для всех маленькая девочка. В ещё заплаканных глазах, которые то и дело умудрялись делать зеленый оттенок в разы бледнее, появился какой-то огонек. Еле заметный, но этого достаточно для него. Он попал в самое то, чтобы вывести на ещё одну эмоцию за эти пару минут. Не хотел слез — получил ненависть.       Голова мужчины мотнулась, он весь будто подобрался. Мог ли он уклониться? Вполне. Остановить? Однозначно. Ударить в ответ? О, да и безумно этого хотел.       Разумовский запрокинул голову и засмеялся — звонко, в голос. Его абсолютно не волновала горящая от удара щека. Ему действительно было безумно весело. — Надо же, как всё ещё легко тебя вывести из себя, птичка. — И как, все еще, тебе этого не терпится.       Пару раз потрясти рукой, как делалось раньше, после подобных сцен. Это не уберет жжение, но успокоит мышцы. За этим идет попытка, взять аккуратно свои документы и развернуться. — Похоже, поговорить не удастся. Удачи на совещании или куда тебе надо. — Марго, заблокируй входы и выходы. Без моего согласия никто не покинет кабинет, — дождавшись кивка искина, Разумовский перевёл взгляд на гостью. — Я слушаю — что ты так хотела мне донести? Времени у нас полно, — мужчина приглашающий жест к дивану.       Одними только губами, девушка произнесла заветное: «тварь». За ним и папка вновь на стол, пока сама Саша пошла к дивану. Спокойно устроилась, как и делала это раз сто до этого. Даже в таких "приятных" компаниях, нужно помнить о каких-то рамках приличия. Закинуть ногу на ногу, проследить взглядом за хозяином. Что угодно, чтобы не сжимать руки в кулаки до боли и окровавленных вмятин от ногтей. — Тебе — ничего. Я хотела поговорить с бывшим. Но он, как я вижу, не в состоянии. — Вы вполне можете обсудить с ним недостающую бумажку из этой папки, детка, — он начинал терять терпение.       И это состояние было обоюдным. Только, если Разумовский показывал подобное наглядно, то Воронова старалась до последнего сдерживаться. Последнее, что ей хотелось - выделять деньги на весь тот погром, который они могут вместе учинить в обоюдной истерике. — Дай угадаю. Твой драгоценный Димочка был рядом с тобой, когда ты увидела её, ведь так?       Приподнятая бровь, тяжелый выдох. Она сама не заметила, как произнесла: «А тебя это ебёт?", — не ебёт. Саша прекрасно знает это, как и многое иное в Разумовском. Истинным Разумовским, которого она видела ни один раз, стояло ему переключиться. Только признаваться в этом не хочет. Придется признать и многое другое.       — Я не хотела обсуждать с тобой похоронку. Наоборот, притащилась убедиться, что он ее не увидел.       — Я не о том, детка.       Он знал, как её бесит это обращение. А потому выжимал максимум и даже чуть больше. Хотел бы, сел ближе, позволил бы себе коснуться, куда ему вздумается, и она не отказалась бы. Слишком хорошо друг друга знали. В чем-то даже через чур.       — И мой тебе совет, — он прижал палец к её губам, ощутимо надавливая, в глазах загорелась угроза, — не произноси то, что не хочешь, чтобы он знал. Я не всё могу фильтровать, знаешь ли.       Разумовский откинулся на спинку дивана, с презрением наблюдая за собеседницей. — И ты не ответила ни на один мой вопрос. — А ты что-то спрашивал?       Нога на ногу, телефон рядом с собой. Прекрасно помнит, как его бесило, когда залезала в него во время разговора. Сейчас провокаций и так было слишком много, чтобы еще и этим взбесить.       — Что хотела донести — не тебе должно быть сказано. Остальное не имеет для тебя значения.       — Он получал эту бумажку, — как само собой разумеющееся, произнёс, будто о погоде сообщил, — и даже, представь себе, читал.       Разумовский жестом фокусника достал бутылку с янтарной жидкостью и салютнул ею гостье, впрочем, не спеша угощать. Знает, что, кроме Волкова, его любовь к виски никто не разделял. Сделал хороший глоток, не смакуя даже, как воду. — И как понимаю — не вспомнит о ней ни разу. Удобно иметь в такие случаи тебя. Я суток трое ревела, если не больше.       Ее пальцы прикоснулись к закрытым глазам, по привычке потирая их. Хотя бы не ладонями и на том спасибо. — Да… Дима был рядом. И когда нашла ее. И когда набухаться пыталась. И когда… все равно не пойму, какая тебе разница. — А он был один, — початая бутылка почти летит об пол, но он передумывает, — и едва не вышел в это самое окно.       Разумовский кивком показывает на стекло за своей спиной. Даже не дожидается, чтобы Воронова взглянула. Прекрасно знает, что и без этого переведет взгляд.       — И тебя не было рядом с ним. Никого. Ни когда он себе обрезал волосы осколком стекла, — очередной глоток и бутылка всё же летит в стену, разбиваясь, — ни когда им же пытался резать себе руки. Где ты была, спасительница?       Удивительно, но она не дёрнулась от разбитой бутылки. Что-то в ней осталось с выработанных привычек. А может тело настолько заебалось, что замедлило в край любые реакции. Девушка предложит любые варианты, лишь бы не признаваться, как она расслабилась. — Был ты. Всегда ты. Думаешь, не знай, я о тебе, позволила бы себе уйти? Да я злилась на него, обижалась. Но не знай о тебе, пришла бы гораздо раньше, через каких-то пару недель.       Попытки себя оправдать, заканчиваются осознанием, насколько это противно даже самой для себя. Саша откидывает голову назад, оседает ниже, буквально стекая по материалу дивана. Появляется новый противный вкус, перемешанный с приятным запахом виски. — Из меня спасительница, как из тебя котенок… — Мяу, блять, — он вновь заржал, гнев вспыхнул также быстро, как и погас. — Не из-за меня ты долго не объявлялась и не рассчитывала, не надо вот сейчас мне пиздеть. Тебе было похуй, главное — отстоять свою правоту — Ладно. Похуй. Пусть будет похуй.       Она даже не думала открывать глаза, смотреть на него. Хотелось выжрать обезбола и поспать. Нужно было как можно быстрее закончить разговор и вернуться к Диме. Натянуть на себя маску милой и послушной девочки. Только это было единственное против. — Да плевать. Да не возвращалась, а теперь явление Христа народу. Что еще? - Саша начала переходить на возмущенный бубнеж, чем на крик. — А теперь я внимательно слушаю, что ты хотела донести до птенчика. Если только это не касается моего бренного существования, — он развёл руками мол, сорян. — Больно надо. Захочешь, спалишься ему. Мне же показался, значит и перед ним рано или поздно.       Пришлось сесть, взять позабытую всеми сумку и попытаться найти в ней таблетки. Вещь исключительно волшебная, а потому Саша спокойно переворачивает ее верх тормашками, наблюдая, как содержимое высыпается рядом с ней. Ключи от квартиры, документы, визитница с картами, драгоценные таблетки и пачка сигарет, которую так любил Олег. — Я лишь хотела забрать документы. Убедиться, что Сережа не увидел бумажку и,- Воронова на секунду задумывается, уточняя у самой себе в каком она состоянии, - подписать все, что нужно по работе, пока все ещё тут. Да и обсудить проценты.       Стояло блистеру оказаться в руке, как она получила сначала одну таблетку. Затем подумала и выдавила ещё одну наверняка. Кинула в рот и, сморщившись, проглотила. Только теперь начала медленно собирать все назад. — Запей и не выебывайся, иначе волью насильно, — он кинул колу из бара и достал новую бутылку виски, — и не пизди что там кофеин, это эти двое свято верили, что ты следишь за своим здоровьем.       Воронова даже не заметила, в какой именно момент он поднялся, прошелся по кабинету. Головная боль в принципе не давала ей думать. Хотя это были лишь отговорки. Разумовский же за это время собрал стопку бумаг и ручку и положил перед девушкой. — Подписывай. Какой процент и от каких сделок ты хочешь? И когда вернёшься на работу?       Небольшая усмешка, за ней открытая баночка, что сразу была выпита наполовину. Девушка даже не смотрела, что именно подписывала, ей хотелось как можно быстрее уйти из здания. Нужно было на воздух, а просить о помощи не собиралась. — Я не хочу процент от сделок. Я думала отдать какой-то процент тебе, чтобы не ездить сюда. Сделать все законно и быть акционером с некой минималкой, - девушка пожала плечами, подписывая последний листик и закрывая ручку. Остановила взгляд на своих инициалах, а после на тех кто заключал договор. Какие-то новые имена. - Моя подпись будет не нужна, и я съебусь из вашей жизни навсегда. Как ты и хотел когда-то. — Знаешь, а я передумал, — в этот раз он налил себе виски в стакан и, глядя через него, наблюдал за девушкой, — Тебе в любом случае понадобится страховка, да и мне не нужны внезапные скандалы, мол — Разумовский обманул и ограбил доверчивую дурочку. Да и в качестве картинки ты прекрасно смотришься на обложках. Намного лучше, чем трясущийся перед камерой Тряпка.       Разумовский собрал бумаги в стопку и одним махом закинул в потайной ящик стола, который открыть мог только он. Саше же досталась ручку, которую она начала по излюбленной привычке крутить в руках. — А как же твое фирменное: «Как ты меня бесишь». Или мое любимое: «Хоть бы ты исчезла». Я ж не всегда напивалась до беспамятства и иногда прекрасно слушала твое недовольство. Подумай только, сделаем все красиво. Откажусь перед публикой. Да и можно для обложек меня брать еще, как минимум год. А там новую куклу заведете. Красивенькую такую, могу найти похожую на меня, если хотите. Красота же. — Фу какая вульгарная похабщина, — мужчина скривился, делая глоток, — Бесить ты меня не перестала а что слышала — так тебе не мешало это сладко стонать подо мной, скажешь нет?       Он подмигнул и увернулся от брошенной в голову ручки. Даже при всем своем желании Сашка не смогла бы в него попасть. Тут играет и её неспособность кидать и его хорошая реакция. Один раз ударила, для неё достаточно. — Что до кукл — фу, мерзость. Птенец и так от людей шарахается, а тут будет какая-то незнакомая шляться, на бабки разводить. Нахер, — он обновил свой напиток и, о чём-то будто задумавшись, налил второй и протянул собеседнице. — Предлагаю тост — за твоё неизменное распиздяйство.       Новая усмешка. Когда-то именно её считали незнакомкой, разводившую на бабки. Какое было удивление, стояло им узнать - она главный акционер и спонсор компании. А за усмешкой и сменой эмоции следует спокойное наблюдение. Ей действительно не хватало подобного. Некий глоток воздуха и свободы. — Только именно оно играет всем нам на руку. Или скажешь, что это не так, — с нежной улыбкой, произносит девушка, все же забирая бокал. — Мне интересно наблюдать за тем как ты поджигаешь остатки своего жалкого мирка раз за разом и пламень, пожирающий его отражается в твоих завороженных глазах, — он поднял стакан. — Неплохой тост, не находишь? — Неплохой. Кажется, ты перенял Сережену любовь к прекрасному.       Девушка повторила жест, а потом, не дожидаясь продолжения, сделала маленький глоток. Помня о таблетках, решила на этом же и остановится. Облокотить край о ногу, постараться не пролить содержимое на диван. Слишком сильно любила его и через чур долго выбирала. — Что ж, все мы помним, какая я от алкоголя. Даже от хорошего. Выпускать собираешься или мне химичить в компьютере? Я ж на больную голову заблочу че-нибудь ненароком. — Можешь остаться здесь, твоя комната всё также тебя ждёт, — он поднялся, давая понять, что разговор окончен.       От одного только воспоминания о той комнате, захотелось вновь что-нибудь в него кинуть. А лучше подлить в злосчастный виски. — Можешь перевозить вещи сюда или гонять каждый день как на нормальную работу. Меня не волнует. Но ты работаешь на эту компанию, пока я не решу иначе. Марго, отмена последней установки, — дождавшись реакции виртуальной помощницы, церемонно кивнул девушке.       Произнес заветное: "Доброй ночи", и удалился в сторону личных комнат. Сашу же ждало некое испытание на сообразительность, по крайней мере, для неё самой. Сумка. Телефон. Все же осушенный бокал, не оставлять же ему. — Пидорас. Падла. И тварь, — тихо произносила девушка, идя за папкой, хотя прекрасно знает, что Марго передаст это в считанные секунды, посчитав угрозой.       Она не признается, что скучала по этому, как и не произнесёт вслух множество других но. Лишь, уже находясь в лифте, вызовет такси, осознавая, насколько ей не хочется сюда возвращаться вновь. И как же не хочется уходить. Прислонившись головой к прохладной стенке, она прикрывает глаза и потому сначала слышит, а затем замечает проекцию перед ней. — Александра Львовна, Сергей просил вам передать, цитирую: «Ничего нового ты не придумала, а пидорас из нас двоих явно не он. Твой доступ восстановлен как раз им. Цени. Рабочий день начинается в восемь», — милая Маргоша даже как-то виновато смотрела на свою создательницу, пока воспроизводила запись в пустом лифте. — Спасибо, милая моя малышка.       На неё было невозможно злиться. Как минимум не хотелось, как максимум не она виновата. Саша лишь улыбнулась и проверила вызванную машину. — Марго. В присутствии людей, все верно, но когда одна — Саша. Ты же у меня умничка, окружение видишь. Так пользуйся этим, малышка.       Вновь нежная улыбка, прежде чем выйти из лифта. Не будь она лишь проекцией, погладила бы по волосам на последок. Увы, это можно сделать лишь в воображении или провалиться рукой сквозь картинку.       Уже в машине, девушка получила гневное смс от Димы. Не желая на него отвечать, вовсе выключила телефон, прикрывая глаза. Надежда, что она не уснет, вновь играла на все сто.       Только Дима не был бы Димой, если бы не начал звонить спустя пять минут игнора. Спустя десять — звонок дублировался уже и от Прокопенко. Ещё немного и Дима, в своей панике, подключил бы и её отца. Успела Саша. Открыла спокойно дверь квартиры. Увидела тревожную булочку и пафасно показала выключенный телефон. Бокал виски с таблетками на пару давали о себе знать — Ой... Разрядился, — с невинной улыбочкой произнесла девушка. — Я спать. И тебе советую, ты какой-то бледный. Тебе б на солнышко.       Не совсем осознавая весь свой бред, а тараторить у нее получалось быстрее, чем мыслить, Сашка просто прошла к дивану и улеглась на него, даже не снимая верхнюю одежду, не говоря уже об обуви. — Александра, — Дима был явно взбешён, — ты, когда перестанешь меня настолько нагло игнорировать?       Сначала парень бесился на неё, а теперь начинал всерьёз задумываться, не прикупить ли жучок и не прицепить драгоценной сестренке на лоб, дабы прекрасно знала, что он незримо рядом. А лучше облепить её всю и не только слежение. Запись голоса, камера. И чтобы все не могло промокнуть, а то вдруг её потянет прыгать с моста. — Что в очередной раз происходит? — Я встретилась с бывшим. Я с ним повздорила. Мы разбили виски тыщ за семь.       Девушка, все так же не поднимаясь с дивана, сняла джинсовку и кеды. Упала лицом в ткань дивана и только теперь подложила под лоб свою руку. Голос, из максимально уставшего, стал невыносимо глухим. Говорить в диван было не лучшей идеей. — Подписала контракты. Выпила таблетки от головы, — девушка подняла два пальца вверх, явно показывая количество. — А после бахнули по бокальчику виски и разошлись. Он спать. Я ехать сюда. А телефон ой... разрядился.       В этот момент телефон показательно заиграл музыку, включая экран. Дима просто нажал на одну кнопочку, а предательское устройство показало 41%. — Ой... зарядился, — совершенно невинно переметнулась Воронова. — Тебе очень повезло, что я люблю тебя, — устало пробурчал Дима, еле подавив в себе желание, отвесить девушке подзатыльник.       Но парень лишь тяжело вздохнул и накинул на неё плед. Послышался знакомый звук, и девушка наконец-то оказалась лицом к младшему братику. — Как там Разумовский? Ты снова плакала. Он знает? — Дима вглядывался в её лицо, читая как открытую книгу. Кто бы что не говорил, а ментом он стал не за красивые глазки. — Живучий тараканчик, что с него взять.       Саша притянула плед к лицу и посмотрела на Диму. Спокойно протянула руку, и лишь когда он дал свою, аккуратно обхватила пальцами его мизинец и безымянный. Глупая привычка, но после сегодняшнего диалога, ей хотелось, хотя бы на секунду, побыть маленькой и совершенно беззащитной. — Он ничего не знает. Папку не открывал, все, что я говорила — мимо ушей. Зато напомнил про работу. Так что, надо шпать и утром снова быть красивой на камеры. Вообще не законно заставлять. — Знаешь, порой мне кажется, что у тебя был кто-то ещё. То он плачет и не хочет тебя видеть, то берёт на работу. Кстати, дядя Федя звонил.       Дима ласково погладил сестрёнку по голове, радуясь, что она хоть немного оживает. Пока девушка тихо угукнула, пытаясь нащупать предательский телефон, раздался звук от смс. Оповещение, что были пропущены вызовы. Десять. Двадцать. Подгруженная последняя цифра выглядела в тридцать четыре от Димы и семнадцать от дяди Феди. — Он? Может ты ему? Ты сколько раз звонил?! - наконец-то заметив цифры, прокричала Саша. - Дима блин!       Секунду назад, она хотела уснуть, теперь же подрывается, садится на край дивана и набирает телефон Прокопенко в надежде услышать голос тети Лены. Надежда умирает. Снова. Следующие пару минут девушка слушает множество нравоучений. От банального: «для чего придуман телефон», до неожиданного: «завтра в участке поговорим». Когда высказывание по всем фронтам было закончено, Саша увидела ещё одно но. — Ты звонил отцу? Пожалуйста, скажи, что ты не звонил ему. — Позвонил бы, если бы не ответила еще через пол часа, — Дима мягко костяшками пальцев постучал ей по лбу. — Когда в твоей бестолковой голове уляжется мысль, что мы за тебя переживаем. — Когда помру. И то не факт, — театрально потирая лоб, произнесла девушка.       Она предпочла завернуться в плед, прежде чем посмотрела на время. Нужно было дойти до душа, поесть, сделать что-то с лицом. — Дим, — тихо протянула девушка. — А ты меня любишь? — Каждый раз, когда слышу этот вопрос, начинаю сомневаться, — он сжал переносицу, проморгался и снова посмотрел на нее. — Если ты попросишь тебя сейчас грохнуть — сразу нет. — Там документов много, оно тебе не надо.       Саше пришлось сосредоточиться на лице братика, прежде чем она смогла сформулировать хотя бы в голове просьбу. — Сделай пожалуйста кофе с бурте.... Будер… Бутебродиками, во. — Слушай, спроси у своего Разумовского, какой он там виски покупает, — парень пулей метнулся к холодильнику, пока она не передумала. — Потому что если после него ты начинаешь хоть что-то есть — оно нам надо! — Или потому что я не ела несколько суток, — пробубнила девушка, так и не поняв, сказала ли она все правильно.       Одно она знала точно, если ляжет сейчас, вырубится до будильника. Его благо поставила, еще пока была в лифте офиса.       Пришлось вставать, медленно шагать на кухню, вместе со шлейфом из пледа. Затем следовало недовольное бурчание под нос и наконец-то посадка на стул. Вместе с тем, голова тоже приземлилась, но уже на стол. — Люблю тебя.       Дима, проходя мимо, чмокнул её в макушку и умчался в сторону ванны. Вернулся быстро, осторожно ватным диском, смоченным в тонике, смыл макияж, не мешая ей расправляться с бутербродом. — Если ты уснёшь за стойкой, завтра будет отваливаться шея, Сашуль, — он бережно придержал её за плечи, — я купил сухой шампунь, закрой глазки.       Прикрыв ладонью, лицо и направляя струю так, чтоб химия не попала в кружку, Дима расчихался, но распределил средство и бережно принялся распределять расчёской по волосам. — Доедай и иди, ложись. Иначе не встанешь. — Спасибо, Димочка.       И она послушалась. Медленно, но доела, выпила кофе, помыла за собой кружку с тарелкой. Чертова привычка, которую приобрела из-за него же.       Даже когда пришла обратно к дивану, увидела стоящий на зарядке телефон. А вместе с тем подушку на краю. Слишком сильная забота, которую она ощущала, вызывала улыбку сразу же.       Итог был ожидаем. Стояло ей лечь, как сразу же отключилась до самого будильника.