Паучки

Харуми явилась на место встречи немного раньше. Как обычно. Остановившись неподалёку от входа в торгово-развлекательный центр, она стала дожидаться Мацури. На улице мело второй день, и, по всей видимости, начало Нового Года тоже обещало быть снежным. Танигучи радовала эта мысль, пока она застёгивала пальто на все пуговицы и укутывалась в шарф с носом. В назначенное время она начала мёрзнуть, а спустя ещё минут пять — трястись от холода. Пришлось зайти внутрь, и, продравшись сквозь толпу в дверях, занять последний свободный диванчик. Расстегнув верхнюю одежду, Харуми потёрла покрасневшие руки друг о дружку и обдала их горячим дыханием в попытке согреть. Когда пальцы вновь могли нормально функционировать, она достала из кармана пальто телефон и открыла диалог с Мацури. Последняя опаздывала — 19:09. «Ты где шляешься? Я жду возле книжного» — проворчала написанное старшая. Ответ пришёл довольно быстро: «Скоро буду». Третьегодка вздохнула: она уже чувствовала себя уставшей после помощи сестре днём, а незнание плана сегодняшней встречи с девчонкой, чьи выходки нередко выбивают из колеи, почти не оставляло сил. «Если бы только Юдзучи была здесь» — подумала девушка. С лучшей подругой мир всегда будто яснеет, становится спокойно. Аихара Юдзу прямо ангел. И не только для Харуми. В 19:16 вдалеке замелькала розовая макушка, и вскоре Мацури плюхнулась рядом со своей семпай. Её куртка была распахнута и чуть слезла с плеч, мороз отразился румянцем на щеках, а бег с задержавшегося из-за снегопада автобуса — неровным дыханием. — Застегнулась бы, заболеешь же, — с беспокойством упрекала шатенка младшую, которая объяснила причину опоздания и пообещала угостить "чаем, кофе или собой" в качестве извинения. Старшая выбрала кофе с едва уловимым раздражением. Противоречия клокотали у неё под рёбрами, вызывая знакомую растерянность, а от неё и бо́льшую уязвимость. Стало жарко, и она стянула с себя шарф с пальто, спрашивая: — Ну и куда ты меня потащишь? — Ты такая нетерпеливая, Танигучи-семпай, — Мацури вскочила и резво повернулась к третьегодке, чтобы подарить ей слабую улыбку. — Что? — Харуми скептично покосилась на протянутую ей ладонь. — Что "что"? У нас же свидание, — прозвучало так, словно это самая очевидная вещь в мире. — Не припомню, чтобы ты говорила мне это, — вставая следом, фыркнула Танигучи и поймала себя на мысли, что они проводили время подобным образом уже кучу раз, как вдвоём, так и с остальными; однако с её кохай всё было каким-то другим, и, как бы не хотелось признавать, только с ней выпускница могла представить свидание. То ли из-за запутавшегося клубка чувств, то ли из-за шуток-подкатов Мидзусавы. Последняя взяла её за руку нетерпеливо и покрепче сжала на всякий случай. — Говорю сейчас, — произнесла она твёрдо, давая понять, что отказы не принимаются. Улыбка её удивила Харуми своей необъяснимой мягкостью и вместе с тем давящей загадочностью, снизила сопротивление до нуля и повысила градус непонимания, интереса и напряжения почти до предела. Младшая повела к лифту старшую, что послушно пошла следом, не пытаясь высвободить кисть из чужой хватки. Пока они поднимались на третий этаж, Танигучи отметила, что согрела руку подруги своим теплом, и это почему-то вызвало в ней вспышку нежных чувств к этой несносной девчонке, благодаря которым стало немного поспокойнее. Спокойствию её, однако, не суждено было продлиться долго — оно исчезло в мгновение ока, уступая место страху, стоило карим глазам столкнуться с баннером, сообщающим о «паучьем фестивале». И, к ужасу Харуми, они направились именно к нему. — Что за хрень, Мацури? — возмутилась она, когда шок прошёл, пробуждая нарастающее раздражение с примесью обиды. — Сюрприз? — послышался безмятежный ответ с театральной невинностью. Девушка вспыхнула и резко вырвалась, отступила на шаг. Пришлось остановиться. — Ты перебарщиваешь, — глухо заметила она, выглядя строгой, но не разозлённой. Пока. — "Что угодно, только убери его от меня, Мацури"! — напомнил тихий испуганный вопль-писк, весьма неплохо повторяя оригинал. — Хватит дурачиться. Это уже слишком. Даже для тебя, — теперь уже начиная злиться, нахмурилась Танигучи и сделалась ещё более возмущённой, добавляя: — Что с тобой, чёрт возьми, не так? Вопрос показался обеим чуточку отчаянным. Они глядели друг на друга молча полдесятка секунд, будто пытались найти что-то. Так бывало и раньше, поэтому не было в новинку. Иногда находили, иногда — нет. Как сейчас, например. — Не знаю, — пожала плечами Мацури, не разрывая зрительного контакта и неглубоко вздыхая, — Ты мне скажи, Танигучи семпай. — Ты-, — вздох шатенки же получился тяжёлый и какой-то уставший, — Ладно, плевать. Я сваливаю. Не смей приходить ко мне пока не перестанешь страдать хернёй. Твёрдо высказавшись и не скрыв ни единой эмоции, выражая каждую в мимике лица, жестах рук и интонации голоса, Харуми развернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы пройти обратно к лифтам, но её остановили уже на третьем шаге, преграждая собой путь. — Я перестала, — «Грёбаная ухмылка». Старшую схватили за рукав, но она дёрнулась, высвобождаясь тем самым. Хотелось уйти, но почему-то вдруг именно сейчас ещё больше хотелось понять Мидзусаву. Спустя очередные недолгие гляделки выбор пал на "поддаться". — У тебя есть одна попытка, чтобы убедить меня пойти туда, — чётко, рассерженно и снисходительно. — Ты так холодна со мной, семпай, — младшая надула губы и хмыкнула, а затем выдала такой тон, с каким, вероятно, обращаются к маленьким детям, — Попробуй теплее относиться к друзьям. От этого внутри Танигучи злоба обратилась в гнев, который воспламенился в ней и за долю секунды заполнил собой каждую клеточку её тела и мозга. Она сжала кулаки до побеления костяшек, но не закричала. — Не сработало, — почти прошипела она сквозь стиснутые зубы и снова предприняла попытку уйти. На этот раз удалось сделать четыре шага, и всё — на пятом, уже совсем рядом с заветным лифтом, Мацури опять встала у неё на пути. Вот только уже без ухмылки — её сменило серьёзное выражение лица. Для третьегодки это вышло внезапно, и она удивилась настолько, что остановилась. Перестала убегать. — Я вот решила попробовать, — спокойно продолжила светловолосая, осторожно приближаясь и медленно беря ладони семпай в свои, — Мои методы тебе не совсем по душе, но расстояние сокращать нелегко, так что побудь хорошей подругой, как ты умеешь, и доверься мне хотя бы в этот раз. Глаза в глаза — вновь. Пожалуй, им нередко хватает простого взгляда, чтобы понять. Скорее всего, это было причиной или одной из причин, почему шатенка осталась здесь, с этой девчонкой, такой сложной и простой одновременно. Возможно, зрительный контакт и слова тоже поспособствовали этому. А может это всё потому, что руки младшей выдавали её мелкую дрожь. Но велика вероятность, что всё вместе. Так что Харуми не обратила внимание на промелькнувшее в последней реплике ехиндство и, тронутая открытостью подруги, боящейся открываться, решила поступить также. Пойти навстречу. — Хочешь помочь мне перебороть страх? — спросила она куда мягче, но с остатками прежней строгости-негодования. Однако негатив отступал, причём довольно стремительно. — Это одно из немногих моих счастливых воспоминаний из детства, — вместо «да» или «нет» выдала первогодка и отошла к стене, опираясь о неё и одним взором подзывая семпай к себе, — Сейчас я понимаю, что у многих есть такая история. Забавно, — она хмыкнула со слабой улыбкой и какой-то горечью, смотря теперь куда-то вперёд и вниз, в пол, теребя пальцы, ковыряя заусенцы на них, — В общем, когда мне было шесть или семь лет, мы отдыхали с родителями за городом. Я боялась прыгать с моста в реку, и тогда папа просто подхватил меня и бросил в воду. Так я, кстати, и научилась плавать. Обе хихикнули и почувствовали себя комфортно. Стало как-то тепло на душе. Рядом друг с другом. — Короче, иногда, когда ты чего-то слишком боишься, тебя нужно толкнуть, чтобы ты не успела опомниться и осталась в безвыходном положении. Звучит, может, жёстко, зато действенно. Шатенка слушала её рассказ молча и внимательно, а по его завершению мысленно согласилась со сказанным. Точнее, согласилась попробовать. Доверилась. По крайней мере в этот раз, который наверняка изменит их отношения. Особенно если озвученный способ подействует. Честно говоря, этого желали обе. Обе надеялись. Пусть и не совсем осознанно, скорее всего. Разговор пошёл приятный и, можно сказать, откровенный, так что Танигучи, хоть и с некоторой опаской, поинтересовалась: — А чего ты боишься сейчас? И Мидзусава повернулась к ней с улыбкой-ухмылкой: — Секрет! — Нечестно, — шутливо молвила старшая, хотя какая-то часть её и впрямь считала так. — Я отвечу... — таинственно начала обещание светловолосая, — За поцелуй. Харуми быстро моргнула несколько раз, не веря своим ушам, хотя такого рода фраза весьма ожидаема. Через пару мгновений пришло осознание, а за ним рычание-вздох молниеносно вернувшегося раздражения с желанием накричать ещё и уйти безвозвратно, но что-то во взгляде голубых глаз вновь удерживало и гипнотизировало будто. И шатенка едва ли отдавала себе отчёт, кладя ладонь на худенькое плечо своей кохай и наклоняясь, чтобы поцеловать её в щёку. Всё произошло за считанные секунды, и когда Мацури невольно отшатнулась на полшага назад от неожиданности, её кожа ещё чувствовала касание губ семпай. Они были мягкими и горячими, и девушка подумала, что для неё они станут незабываемыми. — Ого, — усмехнулась она, в какой-то степени поражённая, и продолжила как-то нервно, сокращая расстояние обратно: — А ты умеешь удивлять, Танигучи-семпай. Старшая заметила лёгкий румянец и немного успокоилась, зная, что у неё такой же. Наверняка. А потом ещё немного при виде скрещенных на груди рук — защитная поза. Обе смущены, обе взволнованы. А главное: происходит что-то важное. Также, для обеих. — Секрет? — напомнила третьегодка, жестом предлагая присесть на пустующий диванчик в достаточно тихом углу сбоку от позабытых лифтов. — Что ж... — вздохнула Мидзусава протяжно и как-то тяжеловато, когда они расположились рядом, соприкасаясь коленями, — Себя. — Что? — переспросила Танигучи. — Я боюсь себя.