…и чтобы Свет звёзд горел в них неугасимым пламенем, проводник в их рукотворной тьме, велела им Ханайя разделить себя от их силы, воплощённой ныне в чародейном клинке.
© Маэс, расшифрованные заметки на полях бортового журнала на странице с грубым рисунком разделённого надвое человека
Эзхен открыла глаза, поднимаясь с сырой травы — холодного серебра в кристаллах росы. В каплях плясало синее пламя. Она не помнила, что было после того, как наставила остриё клинка на Йолу и сорвалась в долгий прыжок. Неужто последнее заклинание прикончило её… Старейшины в Сатхаре предупреждали, что потакать клинку чревато, что свою ярость нужно ковать холодной, но ромфея была всего лишь частью её души, не всею. Она не могла одним заклинанием исчерпать весь Свет в своей крови. И всё же Бездна полыхала вокруг. Эзхен замерла от страха и предчувствия. Она с лёгкостью могла сделать что-то не так вдали от старейшин и чаровников; её ненависть, раззадорившая клинок, могла оказаться чрезмерной для последнего заклинания. Но осознание, что Йола, наконец, мертва, придало толику сил. Она оглядела место, где оказалась в этот раз. Тусклый огонь вылизывал древесные бледные стволы, голубые и зелёные светлячки вспыхивали и сгорали над притягательным пламенем, похожие и на искры огня, и на тонких порхающих фей, и на мохнатых насекомых. С мгновение она справлялась с собой, поднимая ноющее от усталости тело на ноги. Потянувшись к ромфее на поясе, с замиранием поняла, что перевязи нет на месте. Голос клинка тоже покинул её. Осознав это, она упала в оглушительную пустоту, не в силах ни сделать шаг, ни отнять руку от пояса. Тишина грозила зазвенеть роем мошек, когда уши различили вдалеке шорох травы, будто подлесок сминало нечто огромное, что ещё не раздвинуло ветви, невидимое. Обретя способность двигаться, Эзхен попятилась прочь, споткнулась о моховую кочку, уперевшись ладонями в болотину, проскулила от страха, прижимая уши, и, вскочив, побежала туда, где тропу не перекрывал огонь. Стылый влажный воздух наполнил грудь и тяжестью потянул к земле, туфли вязли в траве. Промокшие подошвы иногда ступали на переплетение ветвей над ямами, что с ломким хрустом проседали под её весом. Она перемахнула провал огромной норы, во мраке которой ворочалась густая мохнатая тень. — Стой! — окликнул её не голос, но напор в собственных висках, свистящий ветер, почти сбивавший с ног. Она закрыла уши руками, борясь с ним. Шорох стал громче. Ударились оземь тяжёлые кольца на повороте, чешуя срезала травинки с тонким свистом, взлетел вихрь сухих веток и вонзился в её следы. Она не оглядывалась, сжимая зубы и кулаки, отчаянно отыскивая тропу среди языков пламени. Влажный воздух тяжелел в груди, прочь кидались гладкие угри и стайки серебристых рыб. Лес казался бесконечным, дорогу то выстилал росистый серебряный папоротник, цепляющий за ноги, тянущий к глинистой земле, то пересекали поваленные деревья, крючками ветвей грозя разорвать штаны. Эзхен ныряла под вывороченные корни и скатывалась в ямы, стряхивая с одежды комья сырой земли, боясь даже краем глаза заметить, что за лавина или сель ползла за ней. С грохотом повалилось дерево. Она закрыла голову, и ветви хлестнули по рукам. Земля ушла под откос. Она прыгнула без сомнений, метя на пятачок меж зарослей. Ноги что-то зацепили, задержав, она покатилась кубарем с отвесного склона, а как оказалась на дне, перед ней заблестела лужица воды. В отражении над оврагом, сминая телом подлесок и огонь, поднималась рогатая морда огромной белой змеи, глядя серебряными блюдцами глаз, в приоткрытой пасти метался чёрный раздвоенный язык. Эзхен задохнулась от страха, бросаясь вперёд не разбирая дороги. Тени и огонь меж деревьев бесновались и метались, языки синего пламени взметались до самых крон. Чаща потемнела, и, будто в попытке остановить, на неё нахлынули стылые, густые тени, цепкими лапами огладили волосы и рубаху, вырывая нитки и кусочки кожи, чертя полоски тонких царапин. Кусты сомкнулись перед ней, и она сломала плечом ветки, не замечая, что рубаха давно изорвана. Эзхен нырнула в заросли высокой травы, отбивая хлестающие по лицу стебли. Раскатился уже рык, от которого вздрогнула земля. — Остановись! — эхом урагана вскрикнул тот же голос, заставив вскрикнуть, сморщиться от болезненного напора. Ветви трещали над головой, по стволам наравне с Эзхен бежали босые ноги, тоненький смех преследовал в высокой траве. Её следы занимались синим огнём, в них тлела и обугливалась земля. Сыпались светлячки, цепляясь за одежду. Усеянная тяжёлыми насекомыми, она попыталась стряхнуть их, но вскрикнула, только коснулась одного: на пальце за три ручки повисло существо, слепленное из нескольких маленьких человечков, голое и беспомощно уродливое. От этого зрелища Эзхен оступилась, перекатилась в траве, прижимая уши от истошного визга. Вскочила, испачканная кровью мерзких существ. Их ручки и косточки проткнули её одежду и запутались в ткани. Выскочив из травы, Эзхен оказалась на широкой поляне. Быстрее прежнего припустила к её краю, как земля исчезла из-под ног, проваливаясь бездонной ямой. Мягкая трава просела, и ноги скользнули вниз. Эзхен заметалась, суча руками, но не находя ни ветки, ни крепкого стебля, только сырые гибкие травы. Комья земли полетели из-под ног в тающий внизу туман. Под ней распростёрся провал пропасти, высота заставила прерывисто втянуть воздух, сжаться в тугой клубок. Внизу белели кроны деревьев, вывороченные корни, обрыв сыпал комья глины. Ноги Эзхен тщетно барахтались, путаясь в траве. Сердце замерло, она закричала, скатываясь с примятой травы, бороздя пальцами по режущим стеблям. Руку схватили. Эзхен рвано втянула воздух от тянущей боли, повисая над пропастью. А задрав голову, не смогла выдавить ни звука. — Поймал, — улыбнулся Тёмный, свешиваясь за ней. — Больше так не убегай, тут не слишком безопасно. Хвост белого змея медленно свернулся в кольцо, вытягивая их на землю. Не спеша отпускать руку, он поставил Эзхен на ноги. Постепенно ужался в размерах, втягивая змеиное туловище под полог чёрной рваной мантии и ступая на землю уже человеческими босыми ногами. Эзхен попятилась, и в её кожу легонько впились когти. Она сглотнула, поднимая взгляд на полузакрытое капюшоном лицо в серебристой чешуе, широкий рот с тонкими чёрными губами, треугольник обнажённой груди в сверкающей броне змеиной чешуи. Она не доставала ему и до локтя, ей приходилось держать руку поднятой перед собой, и в его лапе запястье было не толще прутика. — Пойми, — Тёмный наклонился, и перед ней сверкнули две раскосые, лишённые белков, начищенные монеты чистого серебра с щёлками вертикальных зрачков. Эзхен прижала уши, отвернулась. — Будешь так убегать, однажды не вернёшься. Мы зашли слишком далеко. Нам очень повезёт, если нас здесь не… Кроны заскрипели. Эзхен задрала голову, холодея от размеров ещё одного приближающегося существа. Повеяло затхлым, промозглым ветром с вихорками режущей ледяной пыли, и трава пришла в движение. Мурена с кожистой бледной шкурой ползла по кронам голых деревьев, по серым клочкам облаков, медленно спускаясь к ним. — Проклятье, — прошипел Тёмный, сжимая её руку. — Этого рыбоглазого ещё не хватало. Мурена, одна голова которой была размером с добротную избу, медленно опустилась над поляной. Раздув ноздри, раскрыла пасть. Нити слюны порвались, выпуская облако чёрного горького дыма. Эзхен отчаянно закашлялась, Тёмный зажал нос. Это был подлунник, — трава, лишающая чувства голода. Впервые она узнала его запах на торге у Клыка Молний, потому что его предлагали всем девушкам, особенно барским полнотелым дочерям, для похудения. Настолько отвратную вонь ещё стоило поискать. Вот только Эзхен крепко сомневалась, что существо, раскуривающее подлунник в длинной, чуть не до земли, костяной трубке, желало стройности фигуры. Это был ужасно худощавый, долговязый человек в бесформенных белых одеждах, с кожей склизкой и совсем прозрачной, до того, что синие венки и багровые тонкие мышцы на незакрытом мантией лице были явственно видны. — Господарь Лóрем, почтенный Страж Царства Мёртвых, — Тёмный расплылся в улыбке. — Какими судьбами, милый? Как знал, что я тоже соскучился! Лорем неспешно затянулся, сидя на скрещенных босых ногах. Его взгляд обратился на Эзхен, бледные тонкие губы огладил чёрный от курева язык. — Я предупреждал тебя, Ангор, — его голос скрипел, медленной ржавой пилой выгрызая в костях каждое слово. — Я дал тебе место для этих встреч. Ты нарушил уговор. — Старина, да не серчай ты, подумаешь, заигрались! Молодо-зелено, дай только волю… — Я забираю эту душу, — прищурился Лорем. — Отныне она не нарушит границ. — Нет-нет, она никуда не пойдёт, — Тёмный вцепился в её плечи, прижимая к себе. — Мы договаривались, и ты тоже нарушаешь! Ты можешь и не помнить, а я был трезв и в чистой памяти. — Хочешь оспорить мою волю, — задрал тот острый подбородок, выдыхая густую струю дыма на нёбо мурены. Та исторгла гортанный рык, потрясая кожистыми складками жабр. — Красавице ты не нравишься. Она против того, чтобы я слушал твой пустой никчёмный трёп. — Оспариваю, ещё как. По мне, так ты ещё на заре времён просился на покой. Лорем тихо и хрипло рассмеялся. Поднялся на ноги, вылезая из пасти. Ступил на кончик мягкого рыбьего языка, на нижние плоские зубы, затем утопил босую ногу в траве. Он был куда выше, чем Эзхен подумала сперва. Ростом в две косые сажени, с руками до земли о двух или трёх локтей, он будто подозревал, как должны выглядеть люди, и слепил из костей, лягушачьей кожицы и слизи что-то отдалённо похожее. Мурена закрыла пасть и устроила брюхо на поляне, кладя голову на поваленный древесный ствол. Эзхен кольнула мысль, что эта рыба, должно быть, ужасно старая при таких-то размерах, никак не младше своего хозяина. — В таком случае предлагаю разрешить наш спор честным путём, — Лорем достал из-под мантии складную доску и разложил прямо в воздухе, садясь на траву. На доске чинно выстроились фигурки: белые по четырём сторонам доски и чёрные, совсем маленько, в центре. Последним предстояло пробиваться с боем из опалы, и их малое количество посеяло тревогу. — Пусть исход партии решит судьбу этой заблудшей души. Тёмный плюхнулся на траву, также скрещивая ноги, дёрнул Эзхен сесть ему на колено. Та не могла проронить ни звука, жадно впитывая происходящее и внутренне сжимаясь от страха. Эти два существа, их мертвенный холод, ужас, что поднимался в теле в их присутствии… Она была всего лишь маленькой потерянной эйлэ, неполной душой без своей ромфеи. По сути, никем. Душой, пригодной лишь для партии в доску. — Если выиграем мы с Эзхен, — Тёмный потрепал её по голове, — то ты нам мешать не будешь, где бы мы не были. Здесь или ещё где… Ты понял. — Если Пряха рассудит отдать победу мне, — Лорем простёр руку над доской и передвинул белую пешку на клетку вперёд, — я отдам эту чистую душу Красавице, а ты останешься здесь, мой пустой, уже навсегда. — Держи карман шире, — оскалился в кривой улыбке Тёмный, шагая чёрной пешкой ему навстречу.***
Рассвет на Вышате был сырым и промозглым, ветер с реки носился над камышовыми крышами, натягивал на окнах рыбьи пузыри, обиваемые косым дождём. С потолочных балок капало, пахло сыростью и вяленой рыбой. Сеггел натянул колючее, проеденное молью одеяло. Засыпал-то он в тепле, в обнимку с Кетом, наказав тому залезть ему под рубаху своими ладонями, тёплыми, точно потухающие угольки. А теперь, когда Гаррет вытащил его помогать, разом опрокинув на него утренний холод, вовсе не хотелось куда-то идти, тем более на тролля. Сеггел бы ещё подождал здесь, на этом соломенном тюфяке, когда Кет освободится от поручений. Но помёрзнуть в тишине не представлялось возможным. Как назло, староста разместил их всех в недавно опустевшем доме, и его единственная просторная комната за дряхлыми соломенными ширмами гудела от голосов. — Вик, иди узнай, у них остались якори? Игар, сможешь починить эту штуку? Лисер, я видел тут городских. Иди наведи справки. — Городских, Гаррет? — названный микеец с подрезанными ушами встал вплотную к ширме, и Сеггел выдернул из-под щеки свой свёрнутый плащ, который использовал в качестве подушки, накрыл им голову. — Уверен? Откуда они здесь? — Вроде как бродячая труппа, только я скорее лесная фея, чем они — музыканты. На глаза не попадайся. — Понял, — кивнул Лисер, выходя под дождь. Окончательно разбуженный, Сеггел со стоном поднялся с тюфяка и, спустив ноги на земляной стылый пол, направился к дальнему концу дома. По пути укутался в плащ, присматривая, что ещё можно тиснуть для утепления. Нашёл рыбацкую сеть, но той можно было разве что удавиться. — Тебе что поручили? — присел он рядом с Кетом на корточки. Тот смотрел на устроенную на единственной лавке Эзхен. Она была закутана в одеяла, и, судя по бледности кожи, давно и безнадёжно мертва. Но её кровь медленно двигалась, сердце слабо билось. Кет сокрушённо вздохнул. — Я вчера у Акелиаса выспрашивал, что с ней. Он сказал, что у магии есть два источника — Свет и Тьма. Что вроде как её ромфея — это её Тьма. А Свет когда-то Великая Богиня даровала эйлэ, и что поэтому он думает, что Чаша поможет спасти её. — Угу, — серьезно кивнул Сеггел, ничего не поняв из его слов. Кет опустил взгляд на свои руки. — Я думаю, что же я такое, откуда беру свою магию. — Даже если откуда надо, ты знаешь, как разбудить её? Кет покачал головой, и Сеггел поднялся. — Тогда не пора ли заняться делом? — Спросить, что нужно, у Гаррета?.. — настороженно проговорил тот, оглядываясь на Рыжего, всё ещё раздающего указания. — Ни в коем случае, — схватил его за плечи Сеггел. — Я тут видел яблоневую рощу за полем. Отчего-то туда никто не ходит, а сейчас как раз сезон. Бери сумки и пошли. С мгновение поколебавшись, Кет усмехнулся, кивая. Сеггел потянул его за ширму, а оттуда — за дверь. И вот уже они вдвоём, набросив на плечи плащи, взбирались по пологому холму на луг, усеянный побегами багрового, ломкого под ногами рудоцвета, перелезали поваленный плетень, ограждающий деревню от лесной чащи. Дождь и не думал утихать, заставляя прибавить шагу. Они пересекли небольшой, хлюпающий болотиной овражек и нырнули в укрытие древесных крон, где стянули капюшоны. И вот уже над ними темнел лиственный полог, а корявые яблони скреблись по низкому небу и скрипели на ветру. По чёрной коре текла сладко пахнущая смола, и ветви клонились к земле, оседая под тяжестью дождя. В высокой траве уже валялись первые яблоки, быстро гниющие от сырости. — Тут нас сразу заметят, — потянул Кета прочь от опушки Сеггел. Тот как завороженный оглядывался по сторонам, улыбаясь. Роща явно когда-то была ухожена человеком. В ней ещё сохранились покосившиеся заборчики меж заросших тропинок, лежали отсыревшие верёвки. Под ногами лопались яблоки, скользили узловатые корни, над гнилью гудели пьяные осы. Старые яблони сплелись ветвями, ветер ронял махровую листву и спелые плоды. Стайки птиц взлетали прочь от лужиц, мелкие грызуны ныряли в дупла у корней. В глубине леса, где кроны пропускали лишь редкие капельки дождя, высилось дерево. Толстенное, стелющееся нижними ветвями почти вровень с землёй, оно взобралось на пригорок и растянулось во все стороны. От его корней поднимались другие деревья, спускаясь с холма по спирали, молодые побеги тянулись к прорехам необъятной кроны. Видимо, когда-то именно это дерево дало начало всей роще. Яблоков на нём было… Сеггел закинул на плечо холщовый мешок и решительно двинулся к старой яблоне. — Полезли, — оглянулся он, подтягиваясь на нижнюю ветвь, толщиной в среднего человека. — Вот это да, — протянул Кет, взбираясь следом. Сорвал яблоко, на которое едва хватало ладони. — Жаль, Ина не видит. — Потому что я для тебя стараюсь, — фыркнул Сеггел, стоя на ветви и начищая очередное яблоко о воротник кафтана. — Сег, мы — команда. Дай ей шанс. — Я и ты, кхесси, — склонил голову тот, улыбаясь. — Ты так и не сказал, что это значит, — обречённо вздохнул Кет. — Когда-нибудь узнаешь. — Почему, если местные перебиваются с хлеба на воду, не ходят сюда? Эта роща может кормить и две деревни. — Кто знает, — Сеггел обхватил ногами ветку, сидя верхом на ней, сорвал яблоко, откусил медовую мякоть. — Может, это типа священное дерево? У них же, к Кшеру, всё священное. — Ну в таком случае, если они откажутся от нашей добычи, нам больше достанется, — хохотнул Кет, срывая налитые жёлтые яблоки и быстро наполняя мешок. — А кто сказал, что я собирался делиться? — усмехнулся тот, собираясь откусить снова. За свистом последовал удар, и в яблоко в его руке вонзилась стрела. Сеггел замер, уставившись на зазубренный наконечник с желобками, по которым стекал сок. Перевёл взгляд на полосатое оперение, украшенное маленьким алым пёрышком, древко в насечках и отметинах краски. — Что… — открыл рот Ригатсон, оглядывая недвижимый лес без единого намёка на лучника. — Бежим, — Сеггел спрыгнул с ветки, раскачал нижнюю, доставая листвой до земли, спрыгнул на траву. Кет скатился с холма следом, припуская со всех ног с полным мешком. Если Сеггел что-то и понимал, это было предупреждение: они никогда бы не промахнулись. — Это… — прищурился Акелиас, когда Гаррет выдернул стрелу из яблока. — Белоглазые, — процедил Рыжий, вращая её. — Вы даже, сука, не представляете, как вам повезло, что вы ещё живы. — Гаррет! — двери распахнулись, в дом вошёл староста в сопровождении ещё нескольких людей. — Мне доложили, ваши бегали в рощу. Я же предупреждал, что лес… — О белоглазых ты не сказал ни слова, — прогремел тот, поднимаясь навстречу. — Они… — Рагост замялся, его люди переглянулись. — Они просили не говорить о себе. Другим чужакам было достаточно моего запрета, в крайнем случае, они просто не возвращались из леса. Насколько я знаю, это их сосланные преступники! Отморозки даже по меркам белоглазых… Что уж они тут делают, не наше дело. — Следовало догадаться, что рудоцвет вырос на свежей крови, — процедил Гаррет. — Ты не знаешь, что у них на уме, иначе говоря, они могут в любой день заявиться сюда и перебить всех. — Нас осталось слишком мало, чтобы выйти против них… И нам не нужны проблемы. Если они пошлют за подкреплением… — Ты знаешь, где они? Рагост со вздохом уронил руки, покачал головой. — На подступах к пещере. Все лесные тропы ведут туда. Куда бы ты ни пошёл, остров выведет тебя к Вышатской скале. Я прошу вас, не ходите туда. Эти твари опасны как моуры, если не хуже! — Ясно, Рагост. Староста вышел, напоследок кинув взгляд на помрачневшего Гаррета. Тот сжал топор и с размаху вогнал его в пеньку скамьи. — А я гадал, отчего тролль сразу не сожрал всю деревню, — скрестил руки на груди Игар, кусая трубку. — Да, — поднялся Гаррет, — похоже, эти белоглазые поставили его сюда специально. — Такое возможно? — нахмурился Сеггел. — Тролли же просто безмозглые звери, разве ими можно управлять? — В давние времена существовали колдуны, подчиняющие тварей. Тролли были всего лишь ещё одним оружием Тёмного. Возможно, засевшие здесь белоглазые что-то вспомнили. Сеггел смерил Гаррета долгим взглядом, пытаясь представить, как такое возможно, как может сила крови быть настолько могущественной. Ни о чём подобном он ранее не слышал. Откуда ж мог это знать Рыжий… Или пираты бывают и в тех местах, куда не заглядывают боги. — Теперь мы знаем, кто наш настоящий враг, — подытожил Гаррет. — Но Рагост ведь боится, что если мы тронем их, деревня окажется под угрозой. — Пройти к пещере они всё равно не дадут. — Хочешь сказать, мы дадим бой пернатым тварям? — скрестил на груди руки Игар. Гаррет мрачно кивнул, оглядывая разом поубавивших в запале моряков. — Даже если у них будет колдун? — Ну у нас он тоже вроде как есть, — криво усмехнулся Рыжий, выдирая топор из пеньки и затыкая в скобу. Сеггел стиснул себя за предплечья, уставившись в пол. Не верил, что колдовство вдруг поможет, позволит с собой совладать… Да не мог заметить, что никто из моряков и не посмотрел на него.***
Лишив белоглазых преимущества в темноте, они выдвинулись следующим днём. Сеггел шагал рядом с Кетом, искоса поглядывая на полного решимости парня. Тот отчего-то решил, что, освоив трюк с разогревом гимели, справится и с пернатым племенем. Ну или решил защитить его, вчерашний храмовый мальчик без единой мозоли на белых ладонях. Не останься Эзхен с лекарем, будь она как прежде жива, он был бы куда спокойнее. А так из всей их неполной дюжины один Гаррет хоть чего-то стоил. Низкое хмурое небо ложилось на кроны, сосны на голых скалах покачивались на ветру, скрипя над головами. Гаррет повёл их к Вышатской скале, на одну из проторенных троп, изрезанную корнями словно ступенями. Лес хранил молчание. Блёклое солнце то и дело выглядывало из-за сизой листвы, изредка с деревьев падали крупные капли, создавая точно шорохи отдалённых редких шагов. Тень скалы приближалась, и тропа ширилась и выравнивала своё направление, чтобы плавно влиться в старую каменистую просеку. Гаррет поднял руку, призывая к тишине. Игар натянул тетиву, закрепляя её на крючке. Сеггел различил в ветре голос, не уверенный, точно ли это почудилось раззадоренным нервам. — Пошли, — кивнул Гаррет, удаляясь под сень соснового бора, полого взбирающегося вверх. Сеггел огляделся, сжимая топор на поясе. Показалось ли нет, но среди тусклой зелени мелькнули золотые искры глаз, задержали на нём взгляд. Он застыл, всматриваясь в зелень ветвей и трав, но тщетно. По спине взобрались коготки страха, он поспешил за удаляющимся отрядом, не собираясь идти последним. Чем ближе к скале, тем деревья больше редели. Каменистая земля была устлана белой колючкой, увита сухим плющом. Меж камней белели мелкие кости. Игар присел за одним из осколков и поднял обломок человеческой челюсти. — Расставить ловушки, — Гаррет указал на груду поваленных стволов. — Игар, займи позицию. Одноглазый моряк перекинул в зубах трубку и снял со спины тяжёлый арбалет, направляясь к высокой насыпи. Сеггел оглядел поле боя. Лес по отлогому холму взбирался на спину скалы, сосны хватались за крупные валуны, в сколах которых поблёскивала соль. Приглядевшись, можно было различить каменистую тропу, словно угольком прочерченную на скале, туда, где лес смыкал свои тени. — Где же тролль? — спросил Кет, переступая на обломках костей. Со склона сорвался камешек — звенящий шорох в мёртвой тишине. Один из моряков вскинул лук и выстрелил на звук, стрела чиркнула по камню и тотчас из тени выпрыгнул высокий силуэт. Свистнула сталь, и моряк повалился с дротиком в горле. Они вскинули щиты и сомкнули ряды, когда из-за камней вышли ещё с десяток теней, окружая небольшой отряд. Среди россыпи камней и поваленных деревьев они были неразличимы до того, как пришли в движение. Сеггел подобрался, пятясь к остальным, из-за круглого щита оглядывая белоглазых. Эти разительно отличались от напавших на Вершки: похожие на чёрных птиц, они носили плащи из вороньих, отливающих зеленью перьев, с вымазанными сажей лицами. Не крылатые: вполне человеческие ноги бесшумно переступали на камнях. У одного из-под плаща выстрелили парные клинки, он кинулся в атаку с протяжным шипением. Прыжком сократил расстояние, но Гаррет замахом топора сбил его в полёте и пригвоздил к земле, разрубая грудную клетку. Они разомкнули щиты, отвечая на удар ударом. Сеггел выхватил из скобы лёгкий топор, выбегая навстречу врагу. Кет принял удар на щит, отбрасывая белоглазого. Тот оскалился, падая навзничь и подбираясь, точно гадюка, зашипел, кидаясь вновь, повалил на землю, занёс зазубренный серп. Серое небо отразилось в стали. Кет заорал и вонзил длинный кинжал ему в бок по рукоять. Белоглазый обмяк, и Кет сбросил с себя тело, тяжело дыша. Зажал рот ладонью, бледнея. Игар выпустил пару болтов и бросил арбалет, когда к нему начали подниматься двое. Выхватив широкий нож, моряк принял удар клинка на окованный сталью наруч. Гаррет широкой дугой отбросил от себя противников, и те принялись кружить точно падальщики, не спеша подходить на расстояние удара. Из-под пернатых плащей по воздуху поползли кровавые нити. При таком раскладе бой грозил превратиться в резню. Потеряв двоих под хлёсткими ударами крови и стали, моряки быстро смекнули, что силы не равны. Сеггел ударил топором, но под лезвием звякнула броня, и его без труда откинули прочь. Острые камни впились под лопатки, он поморщился, понимая, что выбрал противника не по силам; что под чёрными перьями могли прятаться доспехи. Вставая с земли, он увидел, как белоглазый тянется порезать себя. Заорав, он замахнулся топором, и тот отпрянул, тотчас выбросив перед собой кровь. Сеггел разорвал её полоску. Тотчас та обратилась иглами, застрявшими в досках щита и одежде. Следующий замах пришёлся на грудь, смял броню, повалил белоглазого. Под чёрными перьями блеснула кольчуга. Сеггел отбросил топор и прыгнул на него, занося над головой щит и с силой опуская окованный железом край на открытую шею белоглазого. Поднялся с тела, но следующий удар сбоку лишил его опоры и протащил по колким камням. Сеггел засучил ногами, отползая прочь от идущего на него белоглазого. Этот был куда внушительней прочих, волосы над чёрным от сажи лицом были седыми, коротко остриженными, а в руке он нёс тяжёлую рогатину в целую сажень, багровую по середину древка. Проворачивая тяжёлое оружие как пушинку, гремя металлом. Обмирая от страха, Сеггел отползал всё дальше, но бесполезно: тот шёл слишком быстро. Развернувшись, он попробовал вскочить на ноги, но его подсекли древком, он упал лицом в камни, порезав скулу и содрав локти. Оставалась только магия, и когда он выбросил перед белоглазым руку, когда отчаянно подумал о том, как пропитавшая рукав кровь поднимается к пальцам, та зашевелилась в венах, дыхание замерло, волосы спали с лица. Белоглазый прищурился, не спеша довершать начатое. Что-то проскользнуло на чёрном от сажи лице. Он казался другим, и Сеггел почти успел удивиться тому открытию, что это была женщина. К ней подошёл другой белоглазый, занёс над Сеггелом клинок, выплюнув что-то шипяще-раздражительное, как рогатина пронзила его с неожиданной силой, прибивая к земле. Женщина развернулась, вынимая клинок из тела, что ещё не коснулось земли, провернулась в воздухе прыжком и срубила голову другому товарищу. Сеггел замер, припав к земле. Рогатина не оставила и шанса, пробивая доспехи и срубая конечности прежде, чем те отпускали оружие. В одно мгновение грозящее захлебнуться кровью сражение переменилось в их пользу. Последний белоглазый повалился с рогатиной в спине. Женщина вынула оружие и замерла, опустив голову. Люди Гаррета не спешили, обступив её неровным полукругом. Никто из них ещё не видел, чтобы кто-то из пернатого племени пошёл против своих. Эта же казалась воплощением самой смерти, испещрённая шрамами, вымазанная сажей и кровью, ростом повыше любого, кроме разве что Гаррета. Сеггел поднялся, несмело подходя и вставая за спинами, как белоглазая повернулась к нему. Рогатина вонзилась в землю, она припала на одно колено, склоняя голову. Моряки попятились от Сеггела, шепча молитвы и проклятия. — Гварн А’Вакх, — чётко произнесла белоглазая, поднимая на него взгляд золотых с медью глаз. — Азолан’а ка. — Что я должен сказать? — отчаянно прошептал Сеггел, глядя на Гаррета. — Она представилась, — пожал плечами тот. Белоглазая снова начала говорить, смотря на него в упор. Сеггел оглянулся на моряков, ища в их взглядах хоть что-то кроме немого ожидания. — Что… Гаррет, переведи! — Она говорит, что будет сражаться за тебя. Клянётся в верности. — Что? Почему она назвала имя моей матери?! — он был близок к тому, чтобы сбежать из этого недоразумения. Гварн пробормотала что-то, вставая с коленей, окинула его холодным взглядом. Сеггел в отчаянии уставился на Гаррета. — Она спрашивает, когда свернула не туда, если ты знаешь слово «кхесси» и не знаешь слово «ка». Игар усмехнулся в усы. — Это не смешно. Что за «ка»? Причём тут… — Ка — это люди, связанные особой клятвой и общей судьбой, — со вздохом начал объяснять Гаррет. — Как правило, очень близкие, потому что эти клятвы заключаются исключительно добровольно, но не родня, а… — То есть супруги? — прищурился Кет. — Да, — кивнул Гаррет. — Упрощённо… да. Повисло неловкое молчание, перемежающееся покашливанием и глухими смешками. Сеггел оскалился, кривя губы, заткнул поднятый топор за пояс, пятясь от них. — Пошли вы к Кшеру на рога, — процедил он и поймал взгляд Гварн. — Пошла ты! И знать тебя не хочу! Развернувшись, он рванул прочь к лесу, задыхаясь и стараясь не думать, кто и с какой насмешкой смотрит ему в спину. Гнев и боль разрывали его, когда только, казалось, ушли глубоко на дно воспоминаний. И надо было прошлому так по-ублюдски проявиться! Супруга… даже подумать тошно. Как его мать вообще могла… Почему и откуда тогда взялся он, если у неё была проклятая супруга?..***
Партия продвигалась медленно, чёрные потеряли двоих, но начали путь к одной из сторон. Белым пока везло больше. Лорем в очередной раз затянулся, флегматичным взглядом оценивая ситуацию на доске. Затягивался он надолго и мог просидеть так до следующего хода, чёрный дым в это время клубился под прозрачной кожей причудливыми завитками. — Для чего здесь вообще существуют границы, спросил бы когда у Маэса, — Ангор подставил кулак под челюсть, улыбаясь куда-то в чащу. — Смысл чертить границы по изменчивому лесу. — У Маэса здесь столько же полномочий, сколько у любой другой души, иначе бы я только тем и занимался, что разнимал вас. — Ты так переживаешь за мою жизнь? Это мило. — Красавице обещана твоя печень, — прикрыл тот веки. — Ей по нраву подобная гниль. Кто я такой, чтобы лишать её лакомства. — У меня есть куда более пригожие части тела, — оскалился Ангор. Белая пешка шагнула и сбила чёрную, заставив Змея умолкнуть и вернуться к игре. Чёрных осталось пять. Эзхен от хода к ходу понимала, что их шансы тают стремительнее утренних туманов. Сгибнуть ей в глотке мурены такими темпами. Чтобы хоть как-то себя успокоить, она перевела взгляд на стволы деревьев. Там среди полыхающих огней мелькали полупрозрачные тени призраков. Что-то заставило приглядеться, и один из них показался знакомым. Вихрастая голова, оборванная петля болтается на шее. Никак Марок нашёл сюда путь. Он смотрел на неё, стоя меж двух полыхающих стволов, незаметным для других жестом подзывая к себе. Эзхен оглянулась на Змея с Лоремом, — те уже давно не обращали на неё внимания. Решив отнять у Пряхи свою нить, она медленно поднялась с травы и двинулась к лесу. Призраки прильнули к самому огню на опушке, провожая её тревожными взглядами, слетевшиеся на зрелище. Марок потянулся сквозь синее пламя, и Эзхен поднялась в полный рост, решаясь прыгнуть через огонь. Отошла, примеряясь. Поляну огласил сдавленный вскрик. Ангор вскинулся к Эзхен, проследив за положением пешек на доске: наверняка Лорем припрятал в широком рукаве какую-нибудь подлость, только и дожидаясь, пока тот отвернётся. Эйлэ лежала на траве, обвитая змейками синего пламени. Глянув на уисов, Ангор заметил, что все призраки в испуге разбежались, кроме одного. Мальчишка смотрел исподлобья с воинственным видом, вихрастые грязные волосы падали на опухшее от побоев лицо. Ангор мог бы развеять его движением руки, чтобы впредь не вздумал отвлекать его эйлэ, но вместо этого поднял слабо поскуливавшую от боли Эзхен на сгиб локтя и вернулся к доске. — Изгнание из верхнего мира способно со временем излечить и безнадёжно больные души, — протянул Лорем, потягивая дым. — Так и знал, что тебе наскучило общество этой рыбы, — вскинул брови Ангор. — Ещё бы не говорил такими полунамёками. — Забудь, — выпустил тот дым сквозь сжатые зубы.***
Начавшийся лес заставил его замедлиться и перевести дух. Сеггел сжал кулаки, оборачиваясь. Как же не вовремя появилась эта старая ощипанная ворона, они бы справились и без неё. Раз она такая верная, что ж себя-то заодно не прирезала? И как, Кшер подери, узнала его?.. А что, если белоглазые всё подстроили, если она поведёт их в ловушку? Он развернулся, огибая скалу со стороны пещеры, бурча под нос проклятия. Не должно ему бросать Кета с этой дурой. Когда он их заметил, те шли к пещере. Похоже, Гварн не торопилась вести их: стояла поперёк дороги, топорща чёрные перья на широких плечах. — Я знаю, но нам нужно пройти к Чаше, — втолковывал Гаррет. Гварн покачала головой, а когда Кет попытался шагнуть в обход неё, уперла древко рогатины в камни у его ног. Сеггел перебежал поле незамеченным, нырнул в кусты на стороне отлогой скалы. Отсюда уже была видна тропа к пещере. Если там скрывался Свет, он мог попробовать его достать и без всяких белоглазых. Тем временем Гварн начала вещать размеренным тоном, будто объясняя. Её голос подхватывало и разносило эхо. — Гаррет, будь добр, — предложил Игар. — Та легенда, что мы вчера слышали от Рагоста, она пересказывает несколько другую её версию, — пояснил тот. — Когда-то боги схлестнулись здесь с Тёмным культом и победили, но их удалось разоружить. Чаша, упавшая в недра этой скалы, действительно хранила в себе Свет. Он разлился по пещерам и образованным в ходе сражения полостям горы, обращаясь в прекрасные самоцветы… Сеггел поднимался по тропе, пока их голоса не затихли внизу. Из пасти пещеры дыхнуло свежей прохладой, он шагнул во мрак, придерживаясь за стену. Под пальцами сверкнул кристалл, отразил блеск его глаз. — Это было действительно священное место, но Чаша пустела со временем, и её прятали всё глубже и глубже, — продолжал Гаррет. — Так продолжалось, пока здесь не обосновались люди. Они повадились ходить в пещеру, и скрыть от них сокровище оказалось труднее, чем от природы или сырости. Чтобы защитить реликвию, Гварн А’Вакх и ещё одна колдунья из крылатых заколдовали спящего горного тролля, но… Вопреки людским россказням, в деревню он ходил за тем, чтобы догнать убегающих расхитителей пещеры. Сеггел спустился по пологой насыпи, под ногами сверкали неогранённые самоцветы, цветные кристальные жилы стекали по стенам бликующими потёками. Слабый полуденный свет лился на стены, заставляя их мерцать и переливаться. Он поражённо выдохнул, проходя вглубь длинной залы, в которой угадывались очертания рукотворных колонн и барельефов. — Чары, которые наложены на звере, охраняют пещеру от вторжения. Поэтому Гварн предлагает сперва снять их, чтобы зайти. — Дельно, — хмыкнул Игар. — Ну, стало быть, пускай колдует. Куда тот непутёвый делся? Поучился бы хоть… В конце залы высилась каменная плита, на неё падал откосый луч света, сверкая на поверхности широкого блюдца. Сеггел усмехнулся, поражаясь, насколько же эта маленькая кража оказалась простой. Деревенские совсем запуганные простофили, ежели не могли просто прийти и взять реликвию. Напустив на лицо выражение сонливой скуки, он направился к алтарю. — И никакого тролля, — хмыкнул он, оборачиваясь ко входу, раскидывая руки и шагая спиной вперёд. Под пяткой пол будто бы продавился, Сеггел пошатнулся, взмахнув руками, но повалился навзничь. Упал, правда, на что-то упругое и кожистое. Пол растаял как мираж, отвесно расступился до самых стен. Он замер, опустив взгляд. Над деревьями взлетел крик. Гварн развернулась, перехватывая рогатину, сорвалась с места и в несколько прыжков преодолела подъём. — Сеггел? — удивился Кет, когда за ней побежали остальные. — Сеггел, — процедила Гварн под нос. Вскинула ладонь, останавливая их, и сама нырнула в провал пещеры, скатываясь с насыпи из бликующих самоцветов. — Как бы не так, — усмехнулся Гаррет, выхватывая топор. — Игар! Готовь орудие. Тот вскинул арбалет, и первый болт впился в толстую шкуру на груди горного тролля. Зверь, напоминающий вставшего на задние лапы облезлого медведя в три сажени высотой, взметнул руки, обрушив их перед собой. Сеггел обнаружился на дне просторного вольера с отвесными краями. Гварн разбежалась и оттолкнулась от края древком рогатины, провернулась в воздухе, разворачивая оружие остриём к врагу. Плащ из перьев слетел с её плеч. Блики от кристаллов огладили холодным светом доспех из стальных чешуй внахлёст. Рогатина вошла по крестовину. От удара зверь покачнулся, вздыбил мохнатый загривок. Тролль распахнул пасть и поднял лапы, грозя сцапать повисшую на его плече белоглазую. Гварн уперлась ногами и выдернула рогатину, отпрыгивая прежде, чем несоразмерно длинная передняя лапа прихлопнула её. Подняв вековую пыль, она приземлилась на полусогнутые спиной к Сеггелу. — Маис! — обернулась она и ударила себя по предплечью. — Колдовать?.. — округлил тот глаза. — Я… Я не умею! — Шессхад, — процедила она, поднимаясь на ноги. Тролль прекратил шарить по облитой кровью лапе и заметил их, огласив пещеру гортанным рыком. Сорвался с места на трёх здоровых, замахнулся раскрытой ладонью. Гварн сгребла Сеггела за воротник и отскочила прочь. Тролль врезался в стену, заставив гору загудеть. — Ты можешь обращаться со мной аккуратнее?! — Сеггел отогнул воротник кафтана, оторвавшийся до половины. — Такие вещи на дороге не валяются! Пропустив его слова мимо ушей, Гварн прыжком нагнала тролля, воспользовавшись тем, что удар ненадолго оглушил его. Рогатина вонзилась ему в холку, но зверь выпрямился и сбросил её, Гварн перекатилась из-под удара задних лап. Доспех шуршал словно настоящая чешуя. Она вынула свисток и извлекла тонкий звук на грани слышимости, отчего тролль, уже направившийся к Сеггелу, отвлекся и, болезненно взревев, кинулся на неё. Гварн побежала к противоположному краю вольера, где часть стены осыпалась грудой камня. От звука свистка, многократно отражённого эхом, в глазах потемнело, Сеггел зажал нос, жмурясь от боли. На пальцы потекла кровь. — С-сволочь, — выдохнул он. — Ты что сделала?! Добежав до насыпи, Гварн запрыгнула на нижний камень, почти не касаясь его, перемахнула на следующий и на стену, когда лапа тролля врезалась в то место, где теперь была лишь её тень. Камни взорвались осколками. Гварн прыжком оказалась на лапе зверя, пробежала по шкуре в каменистых наростах, занося рогатину. В маленьких глазках тролля на миг отразился её силуэт, прежде чем клинок вошёл в глазницу по самую крестовину. Тролль тяжело рухнул на спину, его голова мотнулась, встретившись с полом и пробороздила с кровавой колеёй. Гварн выдернула клинок, сходя со лба зверя, стряхнула с оружия кровь. — Гаррет, видел, что могёт? — прошептал Игар, топорща усы от восхищения. — Ну скажи, не была бы белоглазой, я бы приударил! — Ты для неё такой же тролль, — усмехнулся в бороду Рыжий. — Не рискуй причиндалами, она их даже как трофей не примет. Подойдя к Сеггелу, Гварн протянула ему руку, но он тотчас отбил подачку, поднимаясь своими силами. Они взобрались по обрушенному краю стены, оказываясь близ алтаря. Проведя рукой над ним, Гварн развеяла ещё один мираж, и обошла тающий на глазах алтарь. Опустилась к неприметному сундуку, откинула крышку и вынула небольшой кубок из сплава металла и стекла. — Пусто, — кивнул Сеггел. — Ещё один обман. И что нам толку с пустой Чаши? Но Гварн обернула реликвию в обрывок ткани, пряча от посторонних глаз, прошла вдоль стены по узкому борту вольера ко входу. Сеггел поплёлся следом, пусть и хотел скинуть её с высоты и забрать артефакт себе. Хоть напиться из него, если уж внутри не оказалось Света. У входа ждали Гаррет с командой. Сеггел остановился, сжимая кулаки. Утёр кровь с губ, шмыгнув носом. — Если такая непобедимая, почему не спасла Азолан?! — крикнул он ей в спину. — Почему ты позволила ей умереть? Почему допустила, что её изгнали?! Гварн замерла, обернувшись: тёмный силуэт в пятне дневного света, мерцающие во мраке золотые глаза. Они обратились на него, и у Сеггела болезненно сжалось в груди всё то, что должно было остаться мёртвым. Да, ему было ещё как больно, но пусть также больно будет и ей. — Думаешь, защищая меня, сможешь искупить вину?! — оскалился он. — Не сможешь. Ты меня никогда не спасёшь, как и её. Ты мне не мать. Гварн закрыла глаза, опуская голову. Седые пряди упали ей на лоб, где сквозь сажу проступали старые шрамы.