***
Убедившись, что Аяксу удобно и он крепко спит, Чжун Ли приподнимается на локтях и аккуратно скатывается с кровати. Целители переместили Аякса в этот маленький дом несколько часов назад, так что он в безопасности. Отряд по чрезвычайным ситуациям разбил лагерь в заброшенной деревне за пределами горы Тяньхэн. Остальные воины отдыхают в предоставленных домах, а силы, дислоцированные в Ли Юэ, медленно стекаются в лагерь. После того, как Адепты ворвались в битву и взяли караван под защиту, Чжун Ли слишком сосредоточился на исцелении Аякса, чтобы обращать внимание на что-то еще. Однако он знает, что план состоял в том, чтобы спрятать мобильную лабораторию в пещерах под горой. Чжун Ли чувствует, что другие Адепты уже ждут его снаружи. Он еще даже не поприветствовал их должным образом, если не считать поспешного обмена репликами с Гань Юй. И когда его ладонь замирает над ручкой двери, он берет себя в руки. «Они простят тебя», сказал Аякс. «Они тебя любят». Чжун Ли очень надеется на это. Яркое солнце ослепляет после полумрака внутри хижины. Он задерживается на мгновение у самого входа, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Возвращение на родину исцеляет как тело, так и разум, гудение геоэнергии, наполняющей землю, исходит от всего существа Чжун Ли, и это похоже на возвращение в теплый кокон, созданный им самим, после многих лет, проведенных в ледяных пустошах владений других Богов. В то время как энергия питает и поддерживает его, мысль о том, что он дома, так и не постигает голову. Формально, да, он дома, но это уже совсем другое место. Земля изменилась с тех пор, как он покинул ее, и он сам изменился с тех пор, как бежал. Его владения должны были откликнуться на его возвращение, как верные псы на зов хозяина, должны были открыться потоки густой энергии и силы, но вместо этого каменная твердь будто сомневается в его прикосновении и отзывается нерешительно. Теперь Чжун Ли другой. Потребуется время, чтобы воссоединиться с землей, прежде чем она снова станет единой с его существом. Чем больше энергия воссоединяется с его телом, тем больше боли это приносит оболочке. Можно пойти дальше, проникнуть всей сутью в камень гор и почувствовать земные артерии, прорастающие через почву, но даже когда сердце сжимается от ностальгии, оно все еще остается опечаленным неуверенным темпом воссоединения. Сейчас нет необходимости зацикливаться на этом. Чжун Ли моргает несколько раз, пока глаза медленно привыкают, и неуверенно движется вперед. Снаружи суетятся их воины, организуют груды припасов. Несколько кастрюль с похлебками пылают на огне, у деревенской коммуны устанавливают палатки. Люди бросают неувереннные взгляды на три фигуры, которые заняли почти оборонительные позиции возле своей хижины. Адепты сильно выделяются на фоне смертных. — Мой господин! — Гань Юй немедленно бросается к нему, переполненная беспокойством. — У Тар… у Аякса все хорошо? — Да, — он пытается ободряюще улыбнуться ей. — Сейчас он отдыхает. С ним все будет в порядке. Чжун Ли приятно видеть неподдельное облегчение на ее лице. Она одобряет его мужа; в конце концов, именно Гань Юй сыграла важную роль в спасении его от Цисин. — Когда мы услышали, что вы попали в засаду, мы... я… — слезы на мгновение блестят в ее глазах, прежде чем она резко смаргивает их. — Я так рада, что вы в безопасности, милорд. Если бы мы только добрались туда раньше... — Вы сделали все, что могли, — Чжун Ли гладит ее по голове, как делал, когда она была еще ребенком тысячи лет назад, и она успокаивается. — И я ведь уже просил тебе называть меня просто Чжун Ли, помнишь? — Простите, но я не могу, милорд, — Гань Юй качает головой. — Я ваша слуга, отныне и навсегда. Неважно, какую форму вы примите. Он слегка вздыхает. По крайней мере, некоторые вещи отказываются меняться вопреки разрушительному воздействию времени. — Значит, смертный выжил? — Бродяга... нет, Мадам Пин [1], как она теперь любит, чтобы ее называли, — присоединяется к ним. Третий Адепт сохраняет дистанцию, скрестив руки на груди и едва скрывая хмурое выражение лица. Чжун Ли приветствует ее легким кивком. — У него… он потерял глаз, но он выживет. Глаза мадам Пин сужаются в игривой улыбке. — Мне он никогда особенно не нравился. Слишком сильно напоминает меня саму, когда я была молода. Чжун Ли хмурится. — В самом деле? Она хихикает. — Высокомерный и ужасно красивый, разве не помнишь? — Да, конечно, — Чжун Ли позволяет себе легкую улыбку. — Но теперь вы стоите здесь — постаревшая и мудрая. — Разве для нас, тех кто волен выбирать свою внешность, не является ли все, чем мы живем, лишь ложью? Подумай. Эта мудрая бабушка — моя любимая маска, — ее древние глаза вспыхивают огнем. Они всегда мерцают. — Я рада, что ты, кажется, нашел себя, старый друг. — Разве это так? — Я подумала, что это весьма не консервативно с твоей стороны — взять в супруги простого смертного, — не горько-сладкая улыбка становится шире. — Это действительно новая эпоха для всех, если теперь Бог способен почувствовать вкус к мирской жизни. Чжун Ли смотрит вниз с тихим раздражением. — Я не пытался насаждать новизну. Это просто... случилось. — Тогда тем лучше, — говорит она. — Моракс, я так долго видела, как ты сражаешься, что никогда не могла подумать, что ты позволишь этому случиться. Все эти тысячи лет ты игнорировал мои советы… Я говорила, найти партнера, милорд, и тогда вы не будете все время таким серьезным, а вы просто сказали, что мне нужно работать, и продолжили хандрить... А теперь выбрали человека. Этого конкретного человека… — ее ухмылка слишком озорная для старого лица, на котором она отражается. Наконец Чжун Ли позволяет себе немного смеха. — Что ж, я полагаю, ты была права. Я больше не одинок. — При других обстоятельствах я бы поздравила тебя, — ее глаза сверкают, когда радужки медленно темнеют. — Но пока что нам стоит отложить нашу надежду на будущее, верно? — Боюсь, что так. — Когда война будет выиграна, возвращайся в город, хорошо? — Спрашивает она. — Мы можем выпить чаю и поговорить. Весь мир знает, что ты жив, так что нет нужды прятаться. Что-то в ее взгляде светится мягкой критикой, и глаза Гань Юй тоже загораются при этом предложении. — Вы согласитесь, милорд? — Спрашивает она. Чжун Ли сглатывает. — ...Конечно. Аякс — не единственная семья, которая у него есть, и доселе он, кажется, действительно пренебрегал ими. Придется загладить свою вину. Чжун Ли оглядывается по сторонам. — А где остальные? — Владыка Лун и Хранитель Облаков сейчас в пещерах, обеспечивают защиту оружия. Творец Гор с миллелитами, — говорит Пин. — Двое перед тобой желали убедиться, что ты в безопасности, поэтому мы задержались здесь. Чжун Ли смотрит мимо нее на Сяо, который отказывается встретиться с ним взглядом. Его желудок сжимается. — Он плохо воспринял твой обман, — вздыхает Мадам Пин. — И поскольку мы с Гань Юй знали об этом все то время, нас он тоже пока что не простил. Чжун Ли пытается не обращать внимания на горькое чувство вины, клокочущее внутри него. — Кажется, я не очень хорошо справился с ситуацией. Мадам Пин пожимает плечами. — Даже самые древние и мудрые существа в этом мире не совершенны, и даже самые продуманные планы полны сложностей. Не волнуйся. Он рано или поздно придет в себя. Чжун Ли отводит взгляд от Сяо и решает сосредоточиться на текущих моментах. — Как здесь идут дела? Гань Юй и Мадам Пин обмениваются взглядами. — Лучше, чем в некоторых регионах... но не очень хорошо, — вздыхает старушка. — Мы защитили гавань, но наши силы слишком разрознены... — Мой господин! — Вспышка крыльев прерывает их, и Хранитель Облаков элегантно спускается с неба, приземляясь между ними. — Вы наконец-то в безопасности! — Хранитель Облаков, — Чжун Ли пытается улыбнуться. — Да, теперь все в порядке, благодаря всеобщим усилиям. — Хотелось бы обменяться с вами должными приветствиями, но некоторые моменты не требуют отлагательства, — она оглядывает собравшихся Адептов. Сяо делает шаг вперед, но она не дает прервать себя: — Селестия планирует наступление. Мы должны подготовиться к осаде. У Чжун Ли сжимается грудь, но он ожидал именно этого. Селестия знает, где находится оружие, и теперь ничто, кроме самой хорошо спланированной операции, не сможет скрыть его от них. — Шпионы уже обнаружили точное местонахождение оружия? — Спрашивает Чжун Ли. Все идет не по плану: он хотел по-настоящему встретиться со своими друзьями и поговорить (в особенности спросить, может ли он изучить воспоминания Хранителя Небес о Гуй Чжун, потому что он, вероятно, тоже их заменил много веков назад). Но, к сожалению, теперь нет времени на непринужденную беседу. — Нет, мой господин, — голос Хранителя Небес мрачен. — Они не пытаются хитрить. Их силы собираются у Тяньхэн. Тысячи демонических созданий. Похоже, они скоро двинутся вперед, уничтожая все на своем пути. Мы уже начали эвакуацию всех населенных пунктов в той местности. — Тогда они пройдут через перевал, — серьезно кивает Мадам Пин. — Как продвигается ваше восстановление баллист? — Все готово, — глаза Хранителя Небес загораются. — Мы принесем опустошение нашим врагам, как делали это в дни нашей славы. Никто не прошел через перевал, и никто никогда не пройдет, пока Адепты защищают его. Сяо наконец открывает рот, присоединяясь к остальным. — Нам понадобится больше мощи, чем просто сила баллисты. — Перевал — довольно узкое место, — усмехается Хранитель Облаков. — Единственный способ попасть в Ли Юэ. Им придется вначале захватить город, если они хотят пробиться к пещерам. Наша оборона позаботилась об этом. Когда они хлынут через перевал, баллисты уничтожат их. — Их слишком много, — категорично говорит Сяо. — И они не чувствуют боли. Они не остановятся, сколько бы тысяч мы ни пристрелили. — Каков же тогда твой план, Охотник на Демонов? — У меня его нет, — Сяо встречается взглядом с Чжун Ли и тут же отворачивается. — Как бы мне ни хотелось думать, что мы сможем защитить нашу страну в одиночку, нам нужно дождаться подкрепления из Сумеру. — Сколько у нас времени? — Спрашивает Чжун Ли. — Я бы сказал, до завтрашнего утра, милорд, — Хранитель Облаков отряхивает перья и склоняется вперед. — Им потребуется день, чтобы собраться, и ночь, чтобы добраться сюда. — И что же предлагают Цисин? Все замолкают, как будто эта мысль не приходила им в голову. Мадан Пин усмехается в ответ. — Сейчас миллелиты организуются в городе, чтобы пробиться сюда. Я верю, что людям будет что сказать. Гораздо больше, чем нам, когда они прибудут к сюда, — она разворачивается, бросая выразительный взгляд на Хранителя Облаков. — Тогда давайте подождем прибытия наших союзников, — вздыхает Чжун Ли. — Мы можем провести военный совет сегодня вечером с миллелитами. А пока продолжайте работать над защитой... Чжун Ли замирает. Это кажется таким знакомым — он снова принимает старую роль, отдавая приказы Адептам. Но он больше не их лидер... И после того, как он предал их.... Но Хранитель Облаков опускает голову. — Поняла, милорд. Гань Юй, ты поможешь мне? Гань Юй кивает и бросает на Чжун Ли обеспокоенный взгляд, когда они быстро удаляются прочь. Конечно, даже после того, как Чжун Ли причинил им такое горе, они беспрекословно выполняют его приказы. Сяо тоже поворачивается, чтобы уйти, но Чжун Ли делает шаг к нему. — Алатус? — Он не знает, что хочет сказать. Мне жаль? Я не хотел никого из вас обидеть? Слабые оправдания умирают еще на зачатке, не успев покинуть горла. Сяо останавливается спиной к нему. Проходит мгновение напряженной тишины, прежде чем Сяо тихо произносит: — Я рад снова видеть вас, милорд, — а потом воздух колышется, и он исчезает. — Я должна позаботиться о раненых, — Мадам Пин похлопывает Чжун Ли по руке. — Мы поговорим позже, хорошо, Моракс? — Конечно, — он пытается улыбнуться ей, но рот будто отказывается принимать нужную форму. — Тебе стоит отдохнуть сегодняшним вечером, — ее глаза мерцают. — Как бы ни казалось, что мы здесь главные, Цисин сами способны разобраться с ситуацией. Ты сам позаботился об этом. — Хочешь сказать, что тебе я тоже больше не нужен здесь? — Чжун Ли позволяет себе немного юмора в голосе. — Разве это не то, чего ты хотел? — И Мадам Пин уходит с еще одной ироничной усмешкой. Чжун Ли глупо стоит на месте, на мгновение растерявшись, наблюдая за суетящимися воинами. Разве это не то, чего я хотел? Повзрослевший Ли Юэ? Нация, которая может защитить себя без Бога? Ну, раз ему нечего делать... Чжун Ли ненадолго ныряет обратно в дом и видит, что Аякс все еще спит. Затем он поворачивает назад и направляется к выходу из деревни, проходя мимо баррикад, которые строят для перехода через перевал. Чтобы найти нужную пещеру, требуется всего несколько минут. В свое время Чжун Ли спроектировал ее специально так, чтобы вид из нее не открывался на баллисты, как бы напоминая ей о том, что когда-то было ее величайшей целью: защищать свою нацию. Чжун Ли отодвигает камень, охраняющий вход, и проскальзывает в узкую щель. Внутри небольшая круглая пещера освещена бледным, тонким светом, который проникает сквозь тяжелый от пыли воздух из щели на высоте десятков футов над землей. Свет падает на нежные глазурные лилии, выглядывающие из земли со всех сторон. Их мягкое свечение освещает пещеру и драгоценные минералы, сверкающие в камне ее стен. В центре, куда падает луч света, находится небольшое святилище. Как Бог земли, Чжун Ли может с уверенностью сказать, что никогда не чувствовал, как душа нисходит в твердь почвы, как верят жители Ли Юэ. Можно быть уверенным лишь в тысячах Богов, которых он намеренно заточил в своих владениях. Но Чжун Ли все равно придерживается традиций своего народа. И поэтому здесь, на святилище, как и много веков назад, стоит табличка с надписью «Гуй Чжун» и древний, потрескавшийся держатель для благовоний. Все подношения, которые когда-то были оставлены, давно рассыпались в прах. — Извини, давненько мы не виделись, — бормочет Чжун Ли, дрожащей рукой вытаскивая из кармана одинокую монету моры. Он тяжело опускается на колени среди глазурных лилий. Кажется, Чжун Ли не был здесь сотни лет, но нежные цветы сияют так же ярко, как в тот день, когда он их посадил, возможно, взращенные магией, которую он вложил в камень святилища. Он кладет мору перед табличкой, склоняет голову и глубоко вздыхает. Что он вообще может сказать после всего, что произошло? — Я не могу точно вспомнить, но я думаю, что убил тебя, — бормочет он. — Я хотел бы вспомнить, что произошло между нами, но я... целенаправленно стер эту часть своей памяти. Должно быть, ты довольно глубоко ранила меня... Чжун Ли знает, что ее дух действительно покинул этот мир, но если Ху Тао права и мертвые наблюдают за ними из иного царства, есть что-то, чем Чжун Ли хотел бы поделиться. Возможно, это воображение, но, кажется, будто что-то шевелит глазурные лилии, слабый ветерок, который колышет пыль и тонкие лепестки. — Гуй Чжун, — он произносит ее имя как молитву, как ритуалы, которые он знает лучше, чем кто-либо другой. Но все эти ритуалы — лишь пышность и обстоятельства, святыни, устои, традиции и бумажные фонарики, уносящие желания, и вскоре падающие на землю, в грязь. И Боги этого мира никогда не слушают молитв. Если она действительно где-то там, Чжун Ли не знает никакого ритуала, кроме честных слов. Возможно, она все же выслушает старого друга. — Ты научила меня любить, — с трудом произносит он. — Как после этого ты могла предать меня? В этом нет никакого смысла, но я не могу заглянуть в прошлое. Как видишь, моя вечная память дает слабину. Что стоит сказать? Как можно смириться с тем, чего даже не помнишь? — Нет смысла пытаться рассуждать о чем-то с теми обрывками памяти, которые у меня остались, — он осторожно прикасается к камню. — Ты мертва, и ты причинила мне боль, этого я не могу изменить. Но… я думаю, ты хотела бы, чтобы я был счастлив, несмотря на то, что сотворила, предав нашу дружбу. Кое-что я все же могу вспомнить, — Чжун Ли тяжело сглатывает сквозь сжимающееся горло. — Ты улыбалась, когда умирала. Я держал тебя в своих объятиях, и ты улыбалась мне, и я... я не знаю почему. Мне бы хотелось думать, что ты любила меня до самого конца. Что ты хотела, чтобы у меня все было хорошо. Ветер снова дует. Чжун Ли почти чувствует ее присутствие в этой пещере, потому что он наполнил сам камень ее сущностью, какой-то давней данью ее памяти. Ни тела, ни души, которую он мог бы похоронить, но сама память словно окаменела. У камня долгая память, и она так же свежа, как и тысячи лет назад. — Ну, я в порядке, — говорит он. — У меня есть семья, и я достиг всего, к чему мы стремились. Наш народ процветает после моего долгого надзора над ними. За исключением того, что все может быть уничтожено завтра. Все, ради чего они работали, все, за что умерла Гуй Чжун, может исчезнуть. Гавань Ли Юэ будет стерта с карты. — Я не могу все отпустить, — шепчет он. — Не могу уйти. Я не знаю, как с этим справиться. Он ранен, и мне нужно позаботиться о его безопасности, но если завтра я не буду на передовой, я не знаю, смогу ли потом жить с этим. Я думал, что свободен от обязанностей, но это моя страна… Наша страна в опасности, и я в ужасе, Гуй Чжун, — его рука сжимает камень, почти раскалывая его. — Как ты это сделала? Как смогла улыбнуться на смертном одре? Ты никогда не боялась жить, не страшилась делать трудный выбор. Его голос дрожит. — Я не знаю, что делать. Я чуть не причинил ему боль, как причинил боль тебе и многим другим. Я так устал, так устал от всего этого. Это то, что стоит сказать? Что он в конце пути и не видит выхода? Это правда? Слишком много тех, кто нуждается в защите, но... почему всегда он? Он хотел оставить этот мир, уйти на отдых, но эти цепи долга будто мертвыми кандалами держат в темнице контракта. Теперь нужно сделать выбор, не так ли? Ли Юэ или Аякс. Чжун Ли понимает, что он недостаточно силен, чтобы защитить обоих. Он чувствует чье-то присутствие позади себя, и легкое беспокойство наполняет воздух. Конечно же. — Аякс? — говорит Чжун Ли, не двигаясь с места. — Я думал, что найду тебя здесь, — мягкий голос его мужа эхом разносится по пещере. — Как ты узнал об этом месте? — Ты сам рассказал мне, — говорит Аякс. — Говорил, что построил святилище, и я догадался, где оно находится. Чжун Ли наконец оглядывается на него. — Иди сюда. — Уверен? Я могу оставить тебя одного на некоторое время... — Пожалуйста. При этих словах его муж пересекает пещеру и опускается на колени рядом с ним. Аякс выглядит изможденным, но хотя бы может ходить. Повязки на его лице свежие и уже не пропитаны сукровицей. — Я знаю-знаю, — Аякс слегка улыбается, когда Чжун Ли скептично оглядывает его. — Я должен отдыхать. Но я проснулся, а тебя уже не было. — Я не хотел уходить, — говорит Чжун — Но я должен был увидеть ее... — Я понимаю, — Аякс кивает. — Тебе нужно побыть одному? — Нет, я… — Чжун Ли берет его за руку и прижимает ладонь к своей груди. — На самом деле я не думаю, что мне следует оставаться наедине с собой. Аякс снова кивает. — Я хорошо выспался. И чувствую себя намного лучше — его глаза выдают, что он знает о махинациях Чжун Ли с его сном. Но взгляд Аякса добрый. — Ты спал? Чжун Ли качает головой. — Я должен был поговорить с Адептами. Они готовятся к осаде. И я... Я не мог с этим справиться. Аякс открывает рот но сразу же закрывает его, не найдя, что сказать. В его улыбке сквозит горький оптимизм. Но он не находит слов, чтобы утешить. Возможно, они все уже истрачены. Чжун Ли на мгновение задерживает его руку, позволяя себе почувствовать воссоединение с душой Аякса, а затем внезапно говорит: — Я хочу вас представить. — С Гуй Чжун? — Аякс бросает взгляд на святилище. — Я хочу, чтобы она знала, — он крепко сжимает руку Аякса. — Что я действительно в порядке. Что у меня есть ты. Лицо Аякса напрягается. — Так... ты… Чжун Ли смотрит вниз. — Нет. Я не помню, что произошло. Не знаю, смогу ли я простить ее или себя, но… — он глубоко вздыхает. — Я думаю, она хотела бы, чтобы я был счастлив. Хотела бы знать, как у меня дела. Аякс кивает. — Тогда продолжай, — они оба поворачиваются к святилищу, держась за руки. Чжун Ли делает глубокий вдох. — Гуй Чжун... если ты правда смотришь, то знаешь, что это мой муж, Аякс. И ты знаешь, через что мы прошли вместе. Но я хочу прямо сейчас сказать тебе, здесь, в твоем святилище, где мои молитвы могут дойти до тебя, несмотря ни на что, я счастлив. Однажды ты сказала мне, что каждый из нас борется за дом, который построил. Что ж, я нашел этот дом. Гуй Чжун, я… — голос Чжун Ли начинает дрожать, и он чувствует тепло в глубине глаз. — Пожалуйста, прости меня за все ложные мысли, которые у меня были по отношению к тебе. Пожалуйста, прости меня за навязанное мне одиночество, от которого я страдал с тех пор, как ты умерла. И я... я хочу, чтобы ты знала, что после тех бессмысленных столетий, в которые я просто глупо тонул, я больше не одинок. Потому что один человек помог побороть мою жалость к самому себе, — он поворачивается к Аяксу, который смотрит на него с такой нежностью, что у Чжун Ли сжимается сердце. — Аякс так часто говорит о том, как я спас его, но я думаю, что обратное так же верно. Пожалуйста, знай, Гуй Чжун, что он научил меня отпускать. Что в нем я нашел новую жизнь и новую цель. И все же, хотя я в ужасе от того, что все может рассыпаться в прах… Мне больше не нужно терпеть этот страх в одиночку. Я верю, что ты хотела, чтобы я был счастлив. И теперь я наконец обрел его — мое самое большое счастье. Чжун Ли опускает голову, когда на глаза наворачиваются слезы. Вода течет по камню, мягко разрушая его. Может быть, именно поэтому Чжун Ли никогда не плачет, боясь того же. Аякс притягивает его к себе одной рукой, и Чжун Ли позволяет обнять себя, тихие слезы текут, впитываясь в рубашку Аякса. Аромат глазурных лилий так силен в воздухе, что он дрожит. — Все в порядке, — хрипло бормочет Аякс. — Я уверен, что она услышала тебя. Уверен, что она испытывает огромное облегчение. Чжун Ли кивает в плечо Аякса. Страх, который он безуспешно подавлял, поднимается, как желчь, в его горле. — Аякс… Я должен сделать выбор. — Какой выбор? — Ли Юэ был моим домом, моя любовь, но... Он выбрал отпустить. Чжун Ли сделал это давным-давно, решив уйти на отдых. Чжун Ли решил, что семья важнее долга. Эти две грани борются внутри него — тревога за безопасность Ли Юэ и страх за жизнь Аякса. Но Аякс уже победил, потому что брак — это окончательный контракт. Ли Юэ вырос, и Чжун Ли здесь больше не нужен. Он не может позволить своим старым страхам победить. Поэтому бывший Архонт молча клянется памяти Гуй Чжун, мысленно обещая, что забудет обо всем остальном и сделает защиту Аякса своей единственной целью. — Теперь ты мой дом, — он отстраняется и смотрит в глаза Аякса, в это безграничное море любящей синевы. — Я выбираю тебя. — Что ты имеешь в виду? — Завтра нас не будет на передовой. Мы останемся в тылу, там безопаснее. Глаза Аякса расширяются. — Ты уверен? Это же Ли Юэ... — Я уверен. Я отказываюсь подвергать тебя опасности, а меня одного ты не отпустишь. — Я не слабак, Чжун Ли, — Аякс хмурится. — Я прекрасно могу драться и с одним глазом. — Даже если это так… — Чжун Ли изображает слабую улыбку, чтобы спрятаться за ней. — Я не уверен, что буду полезен в этом состоянии. Нам нужно отступить, отпустить ситуацию и позволить другим сражаться. Что-то в выражении лица Аякса меняется, когда до него доходит понимание: — Отпустить ситуацию? Так же, как мы вместе отпустили Рекса Ляписа и Тарталью? Чжун Ли кивает. — Если это новое испытание для народа… То я признаю, что защищать Ли Юэ больше не входит в мои обязанности. Возможно, Чжун Ли поступил глупо, увидев все, что он мог потерять, вместо того, чтобы наслаждаться тем, что у него есть. Его самый большой страх уже сбылся. Травма Аякса разрушительна. Что еще может уготовить им судьба? Последний долг Чжун Ли — это долг мужа. Он не сможет исполнить его, если поддастся отчаянию. Судьба благословила его родственной душой, которую он может держать в руках и обнимать. Родственной душой, которую нужно любить и лелеять. Родственную душу, которую нужно защищать. — Теперь мой долг — оберегать нас, — говорит он. — Больше ничего не имеет смысла. Аякс на мгновение встречается со взглядом Чжун Ли, словно впитывая его слова. Обещания медленно плывут в лазурной синеве, и он вздыхает. — ...Хорошо. Мы будем держаться в стороне и делать только то, что в наших силах. Чжун Ли наклоняется вперед и прижимает их губы друг к другу, и Аякс инстинктивно тает от его прикосновения. Это парадокс поцелуя, каким-то образом одновременно голодного и нежного, отчаянного и медленного. «Я люблю тебя», мысленно говорит Чжун Ли, больше чувством, чем словами, и ощущает, как что-то незримое возвращается в порыве глубокой привязанности. Чжун Ли все равно, что Гуй Чжун может наблюдать за ними. Он хочет существовать здесь и сейчас в течение одного мгновения. Он хочет, чтобы знание о том, что он не одинок, заполнило все его существо. Они тихо целуются несколько долгих минут. Тень завтрашнего дня нависла над ними, но Чжун Ли чувствует себя наполненным. Он нашел свой дом и знает, что сделает все, чтобы защитить его. Он ни за что не сделает ошибки в своем последнем долге.***
Можно было бы подумать, что по прошествии шести тысяч лет Моракс будет иметь некоторое представление о природе судьбы. Он так долго был Архонтом; жизни смертных были всего лишь игрушками, струнами их судеб, которые двигались и дрожали по воле Небес и, следовательно, его собственной. Он всегда стремился только к тому небольшому контролю, который мог извлечь из хаоса, чтобы защитить тех, кого любил. За свою борьбу он был вознагражден божественной силой, но одновременно лишен того самого контроля, к которому стремился. Контроля над собой. Жизнь и война — это отчаянная борьба за контроль, за понимание «судьбы», предопределенной Небесами. Избранный Небесами, разве он не должен был получить представление о судьбе, которую они провозгласили для него? Нет, они просто забрали всю человечность, которую он приобрел, защищая людей. Его божественное правление превратилось в ироничный фарс, ибо даже самый древний и могущественный из Богов был ничем для тех, кто забрал его сердце в обмен на Гнозис. Он ничего не знает о своей собственной судьбе, и будущее никогда не зависело от него. Даже будучи почти всеведущим наблюдателем шеститысячелетней истории, истинной природы приливов и отливов времени, с которым он был так тесно связан, он никогда не мог понять ту преходящую вещь, которая так пугала его: его собственную судьбу. Чжун Ли слышит, как Аякс рыдает, но этот звук так далеко и будто все быстрее уносится прочь. — Посмотри на меня, Чжун Ли. Просто, черт возьми, посмотри на меня, пожалуйста. Пожалуйста, я... я не могу... Он не знает почему так происходит. Он должен знать. Даже в своей совершенной памяти Чжун Ли не может собрать повествование воедино. Как же судьба дошла до этого? Почему-то все кажется правильным. Каждый момент, который ведет к этому. Он наблюдал, как миллелиты и Адепты стойко сражались, храбрясь каждую минуту. Его нация, его народ, все, что он построил, стояло непоколебимо, словно вечный камень. Но устойчивость камня — это всего лишь фарс сам по себе. Вечность — это не судьба чего-либо в этом мире, и каждая гора знает, что однажды она рухнет в море. Сила камня — это снисходительная ложь, созданная для трагической поэзии сознательного стремления к идеалу, обреченному на провал. Все рано или поздно нисходит к тверди. И сама земля обращается в прах. А прах в ничто. Но его народ выстоял. Ибо «сейчас» — это все, что имеет значение. Камень полон решимости лишь в моменте «сейчас», даже в таком кратком и глупом стремлении противостоять энтропии. Кратковременная победа над приливами хаоса все равно остается победой. Когда Небесный потоп обрушился на них, человечество и адепты выстояли. Чжун Ли был горд. Чувствовал удовлетворение. Завершенность. Хрупкий бутон, которым когда-то был Ли Юэ, расцвел; ставший диким цветок превратился из далекой мечты в реальность, способную выстоять перед лицом непреодолимого натиска. Сражение шло хорошо. Его дети выросли. Они отстояли родные земли. Повествование сжалось в подходящую концовку. Может быть, он всегда знал свою судьбу. Но предстояло выполнить еще один, последний долг. Битва была жестокой, даже в их относительно безопасном положении. Какое-то смертельное спокойствие овладело им, когда они погрузились в знакомый танец крови и смерти. Возникло ощущение, что все складывается воедино. Что судьба всегда вела сюда. Шесть тысяч лет и один-единственный выбор. — Чжун Ли… — шепчет Аякс. — Чжун Ли, посмотри на меня. Дыхание Аякса успокаивается. Чжун Ли фокусируется на нем, выныривая из центра вихря в голове. — Его слишком много, — сапфировый глаз, с болью смотрящий на него, горит от слез. — Элементарного яда. Целители больше ничего не могут сделать. Чжун Ли хочет заговорить, но по какой-то причине не может пошевелить губами. Он слабо дотягивается до души Аякса и лишь сердцем произносит: «Ты не должен видеть меня таким». — Зачем ты это сделал? — Аякс держит его тело на своих коленях, баюкая голову. — Зачем ты встал передо мной? Чжун Ли вернул долг. За тот единственный раз. Когда ты заслонил меня собой. Аякс прерывисто вздыхает. Чжун Ли чувствует, как горячая слеза скатывается по его щеке. — Так не должно было случиться... Ты не должен был… — слова Аякса разлетаются в воздухе, как листья на ветру. — Это должен был быть я. Это должен был быть я! «Нет, это не так», замечает Чжун Ли в своих суженных и кружащихся в водовороте мыслях. Он знал, что делал. Он поклялся Гуй Чжун защищать Аякса до конца. Так будет лучше. Аякс выживет. А Чжун Ли... Чжун Ли будет.... Он не знает, как смириться с этой мыслью. Он умирает от яда? Его тело, которое выдержало дольше всех, сдается? — Чжун Ли, я не могу… Я не могу этого допустить, — лоб Аякса прижимается к горячему лбу Чжун Ли. — Я не смогу жить без тебя, я правда не смогу. Ах. Это ранит больше всего на свете — отчаянное горе в голосе мужа, горе, которое, как думал Чжун Ли, должно принадлежать только ему. Он сделал бы все, чтобы облегчить это. Он сделал бы все, чтобы удержать Аякса и сказать ему, что все будет хорошо. Если бы только это было так. Если бы только он мог подняться на ноги. «Это горе предназначалось не тебе, любовь моя», говорит он. «Но ты должен потерпеть». — Как ты можешь так говорить? — шепчет Аякс. — Ты сказал, что убьешь себя, если я умру, и ожидаешь, что я продолжу существовать без тебя? «Ты так молод», бормочет он. «У тебя осталось так много времени на жизни». — Нет, нет. Не без тебя. Я никогда не думал, что столкнусь с этим, Чжун Ли. Пожалуйста, что мне делать? Я никогда не думал, что ты — невероятно могущественный, бессмертный, непоколебимый ты... Чжун Ли тоже не думал об этом. Он не осознает слабость, которая охватывает его, оцепенение, которое отрезает его от формы, чувств и энергии. «Ты должен терпеть», он слишком торопит слова, потому что чувствует, как надвигается белизна конца. — Зачем? Зачем? Чжун Ли не может дать ответа. В конце концов, какой смысл терпеть? Быть горой непоколебимой силы? Стоять упрямо и высоко, пока все, чем ты являешься, разрушается? «Потому что тогда все было напрасно», совсем тихо звучит он. Аякс обязан это услышать. «Вся наша борьба была напрасной, если ты не выживешь». — Выживание ничего не значит без тебя, — на щеку Чжун Ли падает еще одна слеза. — Мы вместе построили дом, помнишь? Борьба стоит всех богатств мира только потому, что мы нашли друг друга. У Чжун Ли нет ответа на этот вопрос. «Ты сумеешь найти другой дом». — Я не буду ничего искать, — в поле зрения Чжун Ли мелькает запястье мужа, на нем выжжена метка, которую они оба разделяют, словно один человек. — Мы сказали «навсегда». Ты мой единственный дом. Чжун Ли еле чувствует свое дыхание. Он понимает, что... перестает ощущать землю. Перестает чувствовать энергию камня под собой, тот постоянный, успокаивающий гул энергии, который сопровождал его с тех пор, как он вознесся. Он напуган. Он не хочет покидать Аякса. Не хочет снова оставаться один. Не хочет, чтобы его муж горевал после его ухода. Но кто он такой, чтобы спорить с судьбой о таких вещах? Он хочет сказать: «Пойдем со мной». В тот мир. В то, что находится за пределами. Может быть, они могли бы найти лучший мир в смутном «после», о котором рассказала ему Ху Тао. Может быть, они могли бы начать следующую жизнь. Вдвоем. Но Чжун Ли не должен этого говорить. Он обязан справиться с этим в одиночку. Как Гуй Чжун сумела встретить свою смерть с улыбкой? Она всегда была такой совершенной, даже когда рассыпалась в прах. В тот момент, как смогла она посмотреть на него, бушующего и утопающего в рыданиях, и просто с улыбкой сказать ему, что все будет хорошо? Теперь он должен сделать то же самое ради Аякса. «Все в порядке», слабо говорит он. «Я буду ждать тебя, и мы снова увидимся, когда ты присоединишься ко мне. Когда закончишь жизнь здесь». Нежные, теплые руки Аякса — это единственное, что может чувствовать Чжун Ли. — Мне так жаль. Мне так жаль, Чжун Ли, я не могу. Я не могу... Чжун Ли никогда не был таким поэтичным, как Гуй Чжун. Но сейчас, когда это важнее всего на свете, когда речь идет о жизни и смерти, когда Аякс разбивает ему сердце своими словами… «Любовь моя, этот недолговечный цветок, который тебе всегда нравился, никогда не был тобой», говорит он. «Он был нами. Чем-то чудесным, чем-то совершенным, чем-то настолько прекрасным, что этому никогда нельзя было позволить длиться вечно. Все, что остается, держать его зажатым между страниц книги, пока он не высохнет в памяти. Наша глава закончена, но в твоей книге еще осталось так много страниц». Дыхание Аякса медленно успокаивается. Он больше не плачет, но благодаря их связи Чжун Ли чувствует, как его горе нарастает с каждой минутой, как шторм, когда он пытается успокоить приливы и отливы. — Я не могу, я не могу. «Аякс, пожалуйста», шепчет Чжун Ли, чувствуя, как силы покидают его. «Все будет хорошо, я обещаю». Он качает головой. — Мне жаль. Прости, я... — в его голосе появляется самообладание, которое, Чжун Ли уверен, является вынужденным. — Я знаю... т-ты прав. Со мной все будет в порядке. Все... все будет хорошо. И ты… ты ведь всегда хотел отдохнуть, ты так устал, — Чжун Ли чувствует, что находит успокоение в этой мысли. Ты сказал, что устал, а теперь можешь отдохнуть. Теперь то все правда закончится? Правда? Станет ли смерть отдыхом? За шесть тысяч лет борьбы, Чжун Ли кажется, нашел свой покой. Но, может быть, это и есть мир, истинное решение его долга. Чувствовать, что все кончено — не только будущее его страны и народа, но и его собственное будущее, его собственная судьба. Смотреть на все, чего он достиг, и думать: «Теперь я могу умереть». Раньше смерть была бы ужасна. Всегда было так много дел, так много того, за что нужно было бороться. За шесть тысячелетий его неувядающей памяти тяжесть долгих, долгих лет казалась тяжким бременем. Но это всегда было бременем, которое он был готов нести. Моракс не знал другого способа существования. Жить — значит выживать. Продолжать жить дальше. Сражаться с клыком и когтем, чтобы увидеть завтрашний день. Моракс не знает, что значит отпустить самого себя. Чжун Ли не знает, каково это — видеть ослепительную белизну смерти, наконец пришедшей за ним, и признать, что время пришло. — Теперь ты можешь отдохнуть, — шепчет Аякс. — Твой долг исполнен. Какая странная мысль для того, кто сражался дольше и упорнее, чем кто-либо в этом мире. Для того, кто видел взлет и падение наций. Того, кто видел, как сгорают народы. Того, кто низверг множество Богов. Того, чья память древнее даже самых старых гор и океанов. Того, кто всегда боялся потерять контроль, принять бессмысленный хаос, с которым не может смириться даже решительность камня. Чжун Ли наконец-то может отдохнуть. Он находит темные глаза Аякса. В их глубокой синеве переплетается какое-то подобие покоя, и это больше, чем что-либо другое, придает ему сил. Его последний долг, долг мужа, выполнен. С Аяксом все будет в порядке, так что Чжун Ли может отдохнуть. «Спасибо», говорит он. Чжун Ли еще так много хочет сказать, но у него больше нет времени на это. Спасибо тебе за то, что спас меня от тысячелетнего одиночества. Спасибо за то, что ты подарил мне такой невероятный покой в последние несколько лет. И спасибо за то, что отпустил меня. Слезы Аякса тихо текут по бледным щекам. — Я люблю тебя. Мой бог, мой муж, мое все. Это происходит внезапно, как в те несколько минут преддремотного состояние. Принято это или нет, но оно грядет. Чжун Ли кажется, что, теперь он сможет понять это, конец шеститысячелетней истории. «Я тоже тебя люблю», бормочет он с угасающей силой. — Дождись меня, хорошо? — Аякс убирает волосы с глаз. — Создай наш дом в тишине другой стороны. — Обещаю, — на этот раз Чжун Ли произносит это как клятву. — Я ждал тебя тысячи лет, могу подождать еще немного. — Я совсем скоро, — шепчет Аякс. — Раньше, чем ты сумеешь соскучиться по мне, и тогда мы снова обретем наш мир. Наш мир. Чжун Ли очень хочет спать, но он боится закрывать глаза. Вместо этого он смотрит в синеву глубочайшего океана, в эту противоречивую, любящую синеву, в мир, о котором он всегда мечтал. И он медленно, мягко растворяется в глубинах василькового океана.