Хочу стать чудовищем

Ми уже закрыла лавку, и теперь мы сидели втроем в комнате Юру. Комната была и впрямь полна родни Юси — овечки, кролики, котята, куклы, кого только не было. А стол был завален тетрадками, книжками, записками, украшениями… Я попытался представить, что бы сказала Арха, увидев такой бардак, но не смог. Если уж она за складочки на платье ругалась и выбившиеся прядки, то эту комнату ей лучше никогда не видеть. Юру беспрестанно тараторила, рассказывала то одно, то другое, подскакивала, махала руками, потом жаловалась на ноющие ноги, просила меня растереть их, потом снова подскакивала… Маленький волчок с косичками. Я любил наблюдать за Юру — она была живой, настоящей, и сейчас её движение помогало как никогда, отвлекало. Она не похожа на Си ни капли, но в ней свое природное очарование. Ничуть не хуже, чем у воспитанной на сказках Архи родной сестры. Наверное, девочки красивые сами по себе, без всяких сказок. Юру хотелось обнять, потискать, как её милые игрушки, вдохнуть запах сладостей от её кос. Но я помнил, как рьяно она охраняла свои волосы, и не решался. Да и прекрасных дев неприлично трогать, учила Арха. Хоть Юру и не такая, и сестра, но всё-таки неловко. Вот если сама попросит что-то растереть, тогда можно. Я посмотрел на Си. Она уже мирно посапывала, укутавшись в плед — ещё бы, привыкла к ранним подъёмам. Храпел и дядюшка Гай, так, что было слышно сквозь дверь и стены. Хотелось домой, спрятаться под одеяло и не вылезать. Но старик никак не шёл. За окном плотно посыпал снег, и я залюбовался. Красиво. Правда, дальше фонаря на воротах не было видно ничего. В груди уже неприятно давило — пора делать упражнения. Но сосудов с собой не было. — Эй, ты слушаешь? — Прости, отвлёкся. — Ты сегодня весь вечер задумчивый. Что случилось? Юру села рядом и обняла. Как объяснить ей, что у неё есть мама и папа, которые её любят, а у меня только безумец, который приходит изредка и делает больно? Ну ещё есть, конечно, старик, который вечно терпит, и Арха, которая морали читает, учит скучным прописям и неприятным упражнениям. Как объяснить, что сегодня ты узнал, что не нужен маме, что не имеешь права так её называть? А ещё тебя обещали прибить, и ты остался цел только потому, что Ми заподозрила неладное и прибежала? Я не знал и только помотал головой. — С родителями поругался? — спросила она. — Ничего, бывает. Я тоже иногда ссорюсь. Сказала — не хочу на праздник в храм, хочу гулять, а отец как на врага народа посмотрел, и мама сказала, чтобы не выдумывала. Так обидно было, Эйр — все гуляли на улице, а мы молились в храме, представляешь! Одни! — На празднике переселения? — спросил я. — Да-да! — М, — я обнял подушку. Видения из ножа всплыли в голове. Мне бы тоже стоило помолиться в праздник разрушения старого мира и переселения в новый. Счастье и трагедия. Да, помолиться. Попросить прощения у Нелари. Может, она бы смягчилась и пришла? Стала бы моей мамой. Или лучше не напоминать о себе? Взгляд затуманился. — Эй, ты что, плачешь, что ли? — Юру всплеснула руками. От неё веяло самой жизнью. Мимолетные эмоции менялись быстро, и я даже не успевал проникнуться ими. Мне бы так. Но я не мог отпустить то, что изменить было нельзя. — Просто в глаз попало что-то. И спать хочу уже, — вздохнул я и потёр глаза. — Так ложись, — предложила Юру. — Не, дождусь уже. Старик скоро придёт, Нир ведь тоже уже хочет спать. — О, а они в общину Эрва ходили? Расскажи! — Сначала по работе, потом за какими-то снежными ягодами вроде бы. Нир поэтому и пошёл. — Снеженика? — Ой, не помню. — Это безумно дорого! Проще сразу кристаллы начать есть. Пожал плечами. У фонаря показалась тень, в дверь постучали. Я позвал: — Си, пойдём. Старик пришёл. — Папуля? — сонным эхом отозвалась Си. — Хочу спать, неси меня. Я поднял сестру, но колени подогнулись от слабости. — Не могу пока, Си. Иди сама. — Пусть папуля понесёт, — попросила она. И я через силу встал и понес. Лестница далась нелегко, и я, поставив сестру у выхода, был очень рад и горд. — Шапку надень, Си. Там снег пошёл. — Люблю снег, — сказала Си и зевнула, прижимая к себе кролика. Я открыл, пропустил в дом припорошённых снегом старика с Ниром. Ветер был ледяным, и старик поспешно прикрыл дверь. Нир клевал носом. Старик был таким же, как и всегда, только кашлял. — Ну как, взяли ягоды? — Всё обошли, никто не продает. Ни единой ягодки, — вздохнул старик и пригляделся к моему носу. Я поспешно накинул капюшон. — Счастливого пути! — Юру помахала вслед и закрыла дверь.

***

Дома стало совсем плохо. Я сжал в руках сразу два сосуда и, стиснув зубы от боли, перелил в них багровое пламя. Вдруг из носа капнуло. Я, зажав нос, побежал в ванную. Из щели лился свет. Закашлялся кто-то. «Там старик! Ладно, плевать». Я вломился в ванную и осознал свою ошибку сразу же — не разобрал сквозь дверь эмоции и наткнулся на старика с Ни, намыливающих в купальне друг друга. — Эйрин! Ты же видел све… — возмутился старик. — Ох, кровь? Всплеск — и старик выбрался, ничуть не смущаясь. Я невольно посмотрел ему между ног. Вспомнилось видение из ножа. Желудок скрутило и выпростало тут же. — Эйр, — пролопотала Ни и прижала к себе. Старик обмыл мне лицо и приложил к носу прохладный компресс. Но мне было дурно. И от вида Ни, похожей на Нелари, пусть не окровавленной, но тоже обнаженной, душило своим чувством вины вперемешку с тревогой старших. — Что случилось? — Упал. Старик явно не поверил, но компресс сменил. Ни утёрла себя и старика полотенцем и тоже села рядом, стала гладить по голове. — От тебя что-то настойкой пахнет, — принюхался он. — Испорченный морс выпил, — пояснил я. — Носом ударился и весь стол заблевал. Но убрал и извинился. — Позорище, — старик вздохнул. — Ну вот такой я. Поэтому меня Нелари и не любит, — я утёр непрошеные слезы. — Почему ты решил, что не любит? — Не приходит, — всхлипнул я. — Она всегда приходила к вам с Ниром, когда вы были маленькие. Она очень любит тебя, Эйр, и обязательно пришла бы, если бы могла. И к Си бы пришла. Она болеет и засыпает иногда надолго. Но она обязательно когда-нибудь проснется и придёт. — Правда? — Угу, — подтвердила Ни и похлопала по пузу. — И мне горячий животик сделает. «Чудовище, в полтора толчка сделанное!» — вспомнилось некстати и снова вывернуло. — Как хорошо тебя с настоечки, — вздохнул старик. — Сейчас заварю гуляй-травы.