Хочу стать чудовищем

Просыпаться не хотелось — гостя рядом я узнал даже сквозь сон. Пылающий, душный, жгучий, он всегда давил своими эмоциями. Я не знал, чего от него ждать. Чаще всего, ничего хорошего. Хотя сосуды я наполнил, может? Да, наверное… Я приоткрыл глаза с робкой надеждой. — Держи подарок, — отец протянул добротный тяжёлый нож. Вот это да! И вправду не как у Си. Крепкий, красивый, блестящий. «Тарк» — написано на рукояти, «вспышка», «ночь», «огонь»… Я взмахнул и залюбовался. Хотелось ещё и ещё. Сон как рукой сняло. Теперь у меня есть подарок! И, быть может, любовь отца. Я ощутил исходящее от него предвкушение и понял, что этот подарок особенный и для него. — Благодарю, — я поклонился коротко и вновь взмахнул ножом. Хотя Арха и учила кланяться старшим, особенно родителям, ниже, я не делал этого. Чувствовал, что в число тех, кого отец не считает равным, ни в коем случае попадать нельзя — потому не показывал почтения сверх меры и скрывал слабость, как мог. — В междумирье живут опасные твари. Ты должен уметь защитить себя. Пойдём, — отец поднялся, широкими шагами подошёл к окну и выбрался. Повторил за ним. И снова обрадовался, что вышло легко. Теперь тело окрепло, избавившись от излишков энергии, и руки болели намного меньше. Контролировать тело оказалось очень приятно, и вылезать в окно больше не было испытанием. Я мог даже бегать, наклоняться, кувыркаться, и это приносило столько удовольствия, что хотелось повторять снова и снова. Хотелось стать ещё крепче, но пока сил не хватало. Отец уже ждал в саду перед толстым питательным древом. Кажется, его посадила Ни и напутала с удобрениями, оттого оно выросло кривым и нелепо широким. Но старик любил этого уродца, а ещё говорил, раньше их было много. А потом вымерли, пока их не было, без ухода, только это и удалось сохранить. — Бей, — отец указал на ствол. Я не хотел. Но чувствовал, что спорить нельзя. Мысленно извинившись перед стариком, я ударил со всей силы. Нож вылетел из руки. Кисть заныла. Отец поднял ножик алым потоком и вручил снова. — Крепче держи. Бей. Вот так. Я ударил. Уже осторожнее, но все равно кисть вспыхнула болью. — Сильнее, — нахмурился отец. С питательного древа полетела кора. На глазах выступили слёзы, но я бил, бил, бил… Нож стал вылетать чаще, и отец разозлился. Я ощущал ярость отца, и не знал, что делать. Рука не держала нож. Пальцы дрожали. Было больно. Но отец был страшным. Нельзя, нельзя быть слабым, надо показать, что я такой же! Он же только начал меня любить. Или я придумал это? И я растворился в ярости отца, сжал рукоять крепче, бил сквозь боль, и снова, и снова… — Хорошо, — похвалил отец, но остановиться не разрешил. Он был доволен. И я, ослеплённый болью и яростью, бил снова и снова. Бил, пока нож не застрял намертво в стволе. С разбитой руки капнула кровь. — Отличный удар, — похвалил отец. — Вытаскивай, что встал? Я пытался, но никак не получалось. Упёрся ногами, обхватил обеими руками и тянул, и дёргал, и снова… Разозлился и на нож, и на дерево, и на самого себя, и на нетерпение отца, и ударил ствол кулаком здоровой руки. Не сразу понял, что больно, и что потекла кровь. Я закричал и стал бить ствол обеими руками. — Отличные удары. Продолжай, — отец испытывал восторг, и я бил, бил, бил… Ярость начала отступать. Возвращалась боль и усталость. Но отец всё смотрел, всё ждал, всё требовал. Стало жутко. Я уже стесал кулаки до костей и не мог бить. Но отец ждал. Ждал. — Пить, — прохрипел я. — Потренируйся хорошенько и порадуй меня в следующий раз. Мне пора. Отец обнял, обдав жгучим алым потоком, и у меня перехватило дыхание. Ранки заполыхали, я сдавленно застонал. Но совсем скоро кулаки восстановились, и теперь немного ныли только усталые мышцы. Он ушёл. Ушёл, оставив обессиленного меня с окровавленным искромсанным деревом, ножом и ужасом от осознания, что это придется повторить снова. А ещё предчувствием разноса от старика, как только тот вернётся. Стоила ли отцовская любовь того? Нет, это точно не любовь. Не стоило обманываться. Он дарил только мучения. И мне, и маме.