Вернись навсегда

Сириус медленно приходил в себя. Гермионе пришлось несколько раз толкнуть его локтем, чтобы добиться хоть какой-то реакции. — Что… что? — его голос был слабым, и он, казалось, не мог открыть глаза. — Сириус, я знаю, что не так. Тебе может не понравиться… ладно, тебе определенно понравится, кого я пытаюсь обмануть, — пошутила Гермиона, проливая свет на ситуацию, чтобы сдержать страх, который наполнил ее, когда он не сразу проснулся. — Ну, я действительно чувствую себя немного лучше… но, если ты думаешь, что мне это понравится, я не против, — он притянул ее к себе и крепко поцеловал, удерживая на месте своими сильными руками, не давая ей сесть или восстановить душевное равновесие. — Сириус! Мне просто нужна минута, чтобы поговорить с тобой, — выпалила она между поцелуями. Сириус вздохнул и положил ее обратно на кровать рядом с собой. — Твоя минута пошла, но учти, что ты столкнешься с ужасными последствиями. Например, не получишь лучший поцелуй в своей жизни. Желание закатить глаза стало практически невыносимым, но Гермиона решила не наносить удары по его самолюбию. — Я уходила, чтобы увидеться со Снейпом. Он снова помог мне, и… — Черт возьми, Гермиона, ты вся в крови! Что, черт возьми, он с тобой сделал? Ох, да. Рубашка и грудь Гермионы были залиты кровью. На данный момент порез был скрыт рубашкой, но Сириус продолжал искать источник такого большого количества засохшей крови. — Сириус, Снейп ничего не сделал. Это сделала я. — Что? Ради всего святого, зачем? — Я должна была! Чтобы книга проявила себя! Чтобы прочитать главу и получить ответ! Я бы сделала все, чтобы помочь тебе! Сириус стянул рубашку с ее плеч, обнажив ключицы и большую часть груди. Рана выглядела ужасно, это правда, но при детальном рассмотрении можно было понять, что она поверхностная, ничего серьезного. — Под ней есть и другие шрамы. Ты делала это раньше? — спросил он твердым голосом, не терпящем возражений. — Да. Я должна была вернуть тебя, я должна была это сделать! Это всего лишь шрам, Сириус, пожалуйста. Он резко встал и вышел из комнаты. Гермиона лежала на покрывале, размышляя, сможет ли она найти его и заняться с ним сексом до того, как он умрет. Гермиона судорожно уперлась ногами и руками в кровать, как ребенок в истерике. «Совсем не так я представляла себе соблазнение в свой первый раз!» Сириус вернулся с мочалкой и небольшим тазом с мыльной водой. Он сел на кровать рядом с ней и намочил ткань. Не глядя ей в лицо, он осторожно смыл кровь с ее тела. Он заговорил только для того, чтобы сказать ей снять рубашку полностью, и Гермиона подчинилась только потому, что никогда не видела этой его стороны. Он даже не взглянул на ее грудь никак иначе, кроме как для того, чтобы просто смыть кровь с ее тела и сделать все возможное, чтобы очистить саму рану. — Они явно воспалены. Не эта новая рана, а старые. Я думаю, нам нужно пойти в больницу Святого Мунго, — сказал он лишенным каких-либо интонаций голосом, и Гермиона задалась вопросом, что происходит в его голове, особенно из-за того, как он сказал «мы», а его все еще считали мертвым. — На самом деле, Снейп дал мне мазь, которая, как он сказал, поможет. Давай попробуем ее, и, если через пару дней это не сработает, мы поедем в больницу. За годы общения с Роном и Гарри Гермиона овладела искусством легко находить компромиссы, и Сириус не был пока знаком с этой ее рациональной стороной. — Два дня, а потом сразу в больницу. Понимаешь? Где эта чертова мазь? Она молча протянула ее ему. Он снял крышку и погрузил в нее пальцы, подозрительно понюхал и даже поднес к губам, чтобы попробовать. Очевидно, удовлетворенный тем, что не упал сразу и не умер, Сириус втер мазь ей в грудь. Как она ни старалась, Гермиона не смогла сдержать всхлипа, когда прохладная мазь и его нежные пальцы ласкали ее разгоряченную кожу, даже несмотря на боль от его прикосновений к порезу. Рука Сириуса замерла, и она была уверена, что видела, как дрожат его пальцы. Но он продолжал ухаживать за ней, пока не был удовлетворен своей работой. — Мне нужно сказать тебе, что сказал профессор Снейп, — сказала ему Гермиона, надеясь, что пока он нависает над ней, то чувствует себя главным в этой ситуации и разговор пройдет легче. — Я слушаю, — он смыл излишки мази и осторожно накрыл ее простыней. — Сириус, причина, по которой ты заболел, в том, что мы не сделали того, чего хотела связь. Это ее не устраивает… то, что мы делали, — она наблюдала, как эмоции промелькнули на его лице, прежде чем остановиться на огорчении. — Я знаю. — Что вы имеешь ввиду? Откуда ты можешь знать? — Это было скорее предчувствие, чем что-либо еще. Я просто… Я так сильно хотел тебя с самого начала, больше, чем следовало бы, учитывая обстоятельства. И потом, после прошлой ночи… Я имею в виду, я могу честно сказать, что это был лучший… эм… Мне никогда не было так хорошо. И все же я так до конца и не почувствовал… удовлетворение. Гермиона кивнула, изо всех сил стараясь не принимать его слова близко к сердцу. Сириус заключил ее в объятия. — Гермиона… все было хорошо. Пожалуйста, поверь в это. Все дело в этой связи! Так же сильно, как и связь, мы сами хотим заняться сексом… Я хочу этого еще больше. Я бы хотел иметь возможность соблазнить тебя должным образом, заставить тебя хотеть этого так же сильно, но я не думаю, что на это есть время. — Его нет. Это должно случиться сегодня, — ее слова были без эмоциональными, и как бы сильно ситуация ее не взволновала, она была разочарована тем, что судьба уготовила ей жизнь без любви. Но, может быть, она заслужила это за все свое вмешательство. — Хорошо. Ты хочешь… эм. Принять душ? Я знаю, что… — Сириус прикусил губу, и ей пришлось улыбнуться его неловкости. Она немного порадовалась узнав, что для него это тоже было непросто. — Да, на самом деле, я чувствую себя довольно грязной. Позволь мне пойти первой, хорошо? — он выглядел так, как будто хотел предложить пойти одновременно, но в первый раз она не очень хорошо восприняла это предложение, и, очевидно, он это вспомнил. Он кивнул, и она ушла. Гермиона чувствовала себя невестой, которую готовят к первой брачной ночи. Она не была точно уверена, что делать, поэтому просто обратила особое внимание на те места, которым он мог бы уделить дополнительное внимание, и убедилась, что она вся гладкая и мягкая. Даже если это не идеальный первый раз, она знала, что Сириус сделает его приятным для нее. Мерлин, он точно знает, как сделать так, чтобы было хорошо. Когда она закончила, а Сириус еще был в душе, Гермиона задумалась о том, во что одеться. Часть ее хотела сохранить скромность, но также позволить Сириусу посмотреть на что-нибудь сексуальное, но в конечном счете она решила просто использовать несколько осушающих заклинаний и залезть под одеяло обнаженной. Когда Сириус вошел в комнату в одном полотенце, Гермиона не смогла отвести от него глаз. Было неправильно вот так наблюдать за ним, но она все равно это делала. Он, казалось, ничего не заметил — бросил полотенце в корзину и забрался к ней в постель. Он совершенно не стыдился своей наготы, хотя у него и не было для этого причин. Он был прекрасным образцом мужественности, сплошь острые углы и крепкие мускулы. Даже его татуировки были сексуальными, хотя Гермионе обычно не нравились отмеченные типы. Не теряя времени, Сириус притянул ее к себе. Она изо всех сил пыталась уменьшить соприкосновение с голой кожей, и он улыбнулся ее смущению. Пристально посмотрел на нее, когда она расположила ноги по обе стороны от него, при этом стараясь избежать контакта с его растущей твердостью. Он прижался к ней бедрами, и она прекратила свои бесплодные попытки. — Ты знаешь, как долго я этого хотел? — пробормотал он ей на ухо. Он лизнул и поцеловал местечко у нее за ухом, отчего она почувствовала слабость. — Нет… как долго? — Гермиона легонько поддразнивала его: здесь она вступала на опасную почву. Она не хотела услышать: «С тех пор, как я вернулась из-за Завесы, конечно». По какой-то причине ей хотелось услышать что-то вроде «вечность» или «всегда», хотя она знала, что это не так. Он улыбнулся ей в щеку, нежно прижимаясь к ней носом. — Слишком долго, любовь моя. Очень, очень долго. Гермиона легонько поцеловала уголки его рта, дразня его легким облизыванием и мягкими прикосновениями своих губ. Он зарычал на нее, и она подняла бровь в ответ. Вызов принят. Сириус поднял перчатку, как она и предполагала. Он поменял их позы одним плавным движением, опрокинув ее на спину и устроившись между ее бедер. Она подняла колени и обхватила его бедра своими. Она чувствовала его возбуждение на своем холмике, и он яростно завладел ее ртом одновременно с тем, как уперся членом в нижнюю часть ее живота. Оба застонали от соприкосновения, и бедра Гермионы задвигались в древнем танце. — Гермиона, боги, где ты этому научилась? — его голос был невероятно напряженным, и она была взволнована тем, что произвела на него такое впечатление. — Просто это приятно… боги… Не так ли? — она, конечно, ничему не научилась, это просто пришло к ней. Ее тело знало, что делать, хотя в голове царил шквал эмоций и ощущений, при практически полном отсутствии практических знаний. — Все, что ты делаешь, приятно… — простонал Сириус, прижимаясь к ней всем телом, посылая искры по ее венам, прежде чем снова устроиться между ее бедер. — Но это особенно чертовски потрясающее ощущение, — добавил он, прижимаясь к ней и игриво покусывая ее губы. Его руки ласкали ее грудь, и он наклонился, чтобы приласкать и пососать ее соски. Она застонала от восхитительного прикосновения, и он нежно прикусил полноту ее грудей, дразня соски кончиками пальцев. Гермиона почувствовала, как внутри нее разгорается огонь, а тело не позволяет ей забыть или проигнорировать невозможную твердость на животе. Она наклонилась, чтобы прикоснуться к ней, слегка проведя пальцами по шелковистому стволу. Он дернулся в ее руке, когда она немного сжала кулак. — Осторожнее, Гермиона. Если ты хочешь, чтобы это продолжалось, тебе лучше действовать полегче, — игриво предупредил он ее, и Гермиона ответила рывком, прежде чем снова прижать руку к его боку. Сириус слегка отстранился от нее и провел своими чуткими пальцами по ее складкам. Она уже была влажной, и он тщательно погладил ее, распространяя влагу. Гермиона прикусила губу, когда его пальцы задели ее клитор, прежде чем слегка скользнуть в ее тело. Он тут же вытащил их, и Гермиона закрыла глаза, чтобы не видеть, как он пробует свои пальцы на вкус. Но она все равно почувствовала результат этого действия, когда он поцеловал ее в губы и ощутила свой же вкус на своем языке. Она захныкала от явной распутности этого поступка. — Такая вкусная, детка. Жаль, что ты так долго отказывала мне, — прошептал он ей в губы. Она хотела все отрицать, но знала, что ее вина в том, что ему стало так плохо. Она была так напугана, так глупа и труслива, и ради чего? Быть с ним вот так было лучшим, что она когда-либо испытывала. — Я хочу тебя, Гермиона. Ты примешь меня? — Гермиона услышала уязвимость в его голосе и постаралась не думать о том, что он имел в виду нечто большее, чем просто то, что происходит прямо сейчас. Старалась не надеяться, что он имеет в виду нечто большее. — Да, Сириус. Я тоже тебя хочу. Так сильно… — ее слова были прерваны его мягким, но требовательным поцелуем, и тело воспарило от этой нежности. Сириус поднес свой член к ее входу и глубоко вздохнул. Он посмотрел на нее пылающим взглядом, который, казалось, искрил в воздухе между ними. Его глаза были почти черными, а лицо искажала страсть. Гермиона покрутила бедрами в знак согласия, и Сириус резко выдохнул. Он вошел в нее одним глубоким, медленным движением, намереваясь трахнуть ее сильно и жестко, когда почувствовал, что невероятная напряженность в ее теле слегка ослабла, и он услышал сдавленный вздох женщины под ним. Он наблюдал, как она морщится от боли. Что за…? Ее глаза умоляли его, и он понял то, что на самом деле знал все это время. Она девственница. В его голове проносились все те вещи, которые он сделал бы по-другому. Он даже подумал о том, чтобы остановиться, но отбросил эту мысль, когда она крепко сжалась вокруг него. Единственное, что сейчас можно было сделать, — это сделать так, чтобы ей было как можно лучше. Он медленно отодвинулся от нее, выйдя всего на несколько дюймов, прежде чем вернуться к ее теплу. Он чувствовал, насколько она напряжена и это ослабляло его и так не слишком сильную уверенность в правильности того, что он делает. Он стиснул зубы от этого ощущения и занялся с ней любовью так нежно, как только умел. Гермиона отвечала, ее бедра приподнялись навстречу его бедрам, а дыхание стонами вырывалось у его шеи. — Ты, — выдохнул он, — удивительная. Такая узкая, такая идеальная. — Гермиона попыталась сосредоточиться на его словах и позволила своему телу двигаться так, как ему, казалось, было суждено. Любая нервозность исчезла, когда он вошел в нее, и теперь осталось только удовольствие. Вместо ответа она притянула его лицо к своему для поцелуя, и он рассказал ей все, что чувствовал к ней с помощью этого действия. Как он восхищался ее храбростью, ее нежностью, ее врожденной добротой, ее жертвенностью. Все для него. Все это было для него, и он собирался дорожить всем этим, как самым драгоценным подарком, которым и являлось. Не только ее девственность, но и ее доверие. Он прижался к ее телу, утонув с головой в ее темно-шоколадных глазах и чувствуя, как восхитительное спокойствие разливается по его телу. Он чувствовал себя одновременно возбужденным до крайности и совершенно спокойным. Она доверяла ему, она хотела его… Он хотел, чтобы ей было хорошо. Он крепко поцеловал ее, вложив в поцелуй всю свою страсть, вместо того чтобы своими бедрами продемонстрировать животную потребность. Он почувствовал, что она явно приближается к оргазму и вошел в нее немного глубже, стараясь не причинить ей боли, но отчаянно желая, чтобы она кончила раньше, чем это сделает он. Его пальцы порхали над ее клитором и он, наконец, получил желаемую реакцию. Она прокричала его имя, толкаясь ему навстречу. Ее тело задрожало от удовольствия, но он продолжал неглубоко толкаться, пока не погрузился в нее в последний раз, глубже, чем до этого, и не кончил с коротким вскриком. В глазах потемнело, и он едва сдержался, чтобы не придавить ее. Ее тело вытягивало из него каждую каплю, и он не мог не чувствовать, что она создана для него. Он осторожно отстранился, и они оба вздрогнули от этого ощущения. Гермиона и Сириус лежали на спине и тяжело дышали. Его рука нашла ее руку и крепко сжала. Внезапно у обоих появилось разрывающее ощущение глубоко внутри их тел, глубже, чем нутро — оно исходило от самих их душ. Гермиона закричала, а Сириус тихо застонал. Он попытался сесть, чтобы убедиться, что с Гермионой все в порядке, но его тело, казалось, не подчинялось ему. Разрыв продолжался до тех пор, пока они могли сохранять сознание, после чего одновременно погрузились в чары принудительного сна. Она парила. Она ничего не видела ни впереди, ни позади себя, была только легкая волна воздуха, на которой покоилось ее тело. Она чувствовала себя умиротворенной. Ей показалось, что она почувствовала, что рядом с ней кто-то есть, но она была одна. Когда она посмотрела на свое тело, так как это было единственное, на что можно было смотреть, она удивилась. Не было ни шрамов, ни изъянов. Ее кожа светилась неземной белизной, и от нее исходил свет. Шипение, которое всегда сопровождало этот сон, не совсем отсутствовало конечно, но не было таким злобным, как раньше. Оно казалось… умиротворенным. Почти довольным ею. Шипение прошлось по ее обнаженной плоти, как комплимент, и она почувствовала удовлетворение от того, что хорошо справилась. У нее было такое чувство, что она больше не услышит этих звуков. Она бесцельно кружилась в пространстве, свет от ее тела мерцал, но не угасал. Присутствие другого человека было ощутимым, но не осязаемым. Казалось, он был вне досягаемости. Всегда вне ее досягаемости… Сириус проснулся первым. Он сразу проверил Гермиону, которая лежала рядом с ним, чтобы убедиться, что с ней все в порядке — она крепко спала и ровно дышала. Он оглядел свое тело, но, похоже, все было в порядке. Воспоминание об этом ужасно разрывающем чувстве было слишком свежо, чтобы его игнорировать, но все же не было никаких остаточных свидетельств того, что что-то произошло. Сириус тер глаза, пока не увидел блестящие узоры на своих веках. Ему показалось, что его разрывают на части… но сейчас он был в порядке. Лучше, чем в порядке. Он чувствовал себя более цельным, более сосредоточенным, чем был, с тех пор как вернулся из Арки. Он не чувствовал никакой нужды или каких-то болезненных ощущений. Это было великолепно. Но в то же время это нервировало. Что это значило? И Гермиона… ее крики все еще звучали в его голове. Он снова проверил ее, но она была совершенно точно жива и, по-видимому, здорова. Он не мог поверить, что она не сказала ему, что она девственница. Он сожалел об этом. Он бы все сделал по-другому, потратил бы больше времени… «Ты не мог бы этого сделать», — напомнил ему его предательский мозг. Не было времени. Но разве она не могла доверить ему это знание? Пусть так, но она доверила ему свое тело и свое сердце. Он чувствовал себя ближе к Гермионе, чем когда-либо прежде, но что-то преследовало его. Быть с ней было лучше, чем хорошо, но он хотел бы, чтобы это было на их собственных условиях. Он ненавидел тот факт, что не контролирует ситуацию. Проведя двенадцать лет в Азкабане, где его душа не принадлежала ему, а затем пять лет за Завесой, занимаясь Мерлин знает чем, все, чего он хотел, — это немного свободы воли. «Я не прошу слишком многого». Но Гермиона не виновата в том, что ему отказано в выборе. Она только хотела вернуть его, а не привязать к себе. И все же… она должна была понимать, хотя бы немного, что такое может случиться. Люди не ходят вокруг да около, жертвуя девственной кровью, как это сделала она, даже не подозревая о последствиях… и раз уж Снейп помогал ей все это время, вполне вероятно, что он сказал бы ей. Сириусу вдруг подумалось, что для Снейпа это была бы большая шутка — привязать невинную молодую девушку к такому конченому старому негодяю, как он. Да, как раз то, что Снейпу понравилось бы. Но что выиграла Гермиона, привязав Сириуса? Она не походила на женщину, которая охотится за ним из-за денег — обычно таких было видно за версту, хотя Сириус пару раз и попадался на их удочку в юности. Теперь, когда его состояние вернулось к нему, он мог бы быть поосторожнее. Но она вообще не предъявляла никаких требований к его галеонам. Хотя Сириус понимал, что в каком-то смысле он считается хорошей партией или любовником, он не мог представить, чтобы эта ведьма захотела обманом заставить его жениться. Он был ленивым, высокомерным, безответственным… По крайней мере, так ему всегда говорили люди. Может быть, она была влюблена в него в юности и теперь пыталась воплотить сказку в жизнь. Или, может быть, она видела его иначе, чем он видел себя — может быть, для нее он был настоящим призом. Сириус потряс головой, чтобы прояснить свои мысли. Гермиона была милой, хорошей девочкой. Она не обманет его. Она поступила благородно, точно так же, как он поступил бы в свои гриффиндорские дни. Гермиона зашевелилась на кровати рядом с ним, и Сириус вышел из комнаты, чтобы принять душ.