***
— Почему Чонгук так долго спит? — спрашивает Хани, поправляя верхнюю одежду, солнце уже не греет своими лучами, пришла пора греться самому. — Ты помнишь, что сказал лекарь? Он в сладком сне, и, может ему там так хорошо, что он хочет поспать подольше? — вопросы, на которые ни у кого не нашлось ответа, мужчина в белых одеяниях, лишь сказал о том, что придется ждать, ибо нет лекарства от «сладкого сна», как назвали его чужестранцы. Ждать и надеяться. Тэхен ждал. Надеялся. Как и вся семья Чон. — Но ему ведь лучше с нами? — поднимая взгляд на Тэхена, спрашивает маленький омега. А старший кивает в сомнении, уплыв в свои мысли, в которых отчетливо тот день расписан. От стрелы в спине Чонгука, до истошных криков самого омеги, его мольб помочь мужу, ибо тот не подавал признаков жизни. Дальше все было как в тумане, он лишь знал, что королеву схватили, причем сделал это Чимин. Как позже выяснилось, он приставил нож к ее плечу и не отпускал до тех пор, пока стража не повязала Гаель. — Мы должны проведать Молнию, — развевая сгустившуюся над ними тоску, молвит Тэхен, в саду они гуляют около часа и прогулка эта заканчивается на конюшне, когда омеги стоя возле лошади кронпринца, гладят её, приободряя. Этот жеребец долгое время не видел своего хозяина, тосковал конь, и отражалось это в его глазах. А рана заживала довольно быстро, к счастью, стрела, пронзившая Молнию, была не тронута ядом, в отличии от той, которая была воткнута в Чонгука. Тэхен знал, что она предназначалась для него, и он умер бы за короткий период времени, ибо, то количество яда, в котором был наконечник стрелы, рассчитывалось на омегу. Но не на альфу. К удивлению, организм Чонгука боролся, и борется до сих пор. В то время как, он ни на минуту не переставал винить себя, все семейство Чон даже мысли не допускало, что в болезни кронпринца виновен омега. Король иной раз звал на прогулку, гуляли по саду, выбирались иногда за пределы его, там где флора распустила свои корни, а вода в реке тихим журчанием слух успокаивала. Хосок пускал шутки, они иногда бывают ужасно глупы, но Тэхен улыбался им — невозможно не. Юнги днями напролет тренировался с наставником, потный и уставший, заходил к себе и валился на кровать, порой, после сего действа, к нему заходил Чимин. Слуга легкими касаниями стирал полотенцем капли пота с принца, любовно оглядывал каждый кусочек лица и тела Юнги, когда удавалось увидеть его настолько близко. Третий принц также винил себя в таком состоянии брата, ведь если бы тогда он был быстрее, если бы его навыки в борьбе были сильнее, Юнги успел. Он так думал. Не зная, что судьба думает совершенно по-другому. Чимин не мог словами поддержать, но делал это действиями, если к Юнги он приходил с теплым чаем и чашей с полотенцем, то Тэхену нес фрукты и книги, которые более-менее подходят под вкусы принца. А затем, расчесывал его волосы, долгими, успокаивающими движениями, в такие моменты на Тэхена накатывал сон, и легкая нега растекалась по телу. — Ты сам устал, Чимин, иди, — слуга послушно откладывает расческу, а Тэхен отводит взгляд от зеркала куда-то на пол, — и…спасибо. Чимин в ответ кивает, после покидая опочивальню. При всем желании заснуть не сразу удается, долго в потолок смотря, Тэхен вспоминает краткие мгновения счастья, картинка в мыслях быстро обрывается, на ее месте уже кровью залитые руки омеги, теплое тело в его руках, которое не подает признаков жизни. Тэхен закрывает рот ладонью, когда всхлипывает, слезы подступают быстро, в том же темпе, что и мысли. — Пожалуйста, проснись, — мне не мила жизнь без тебя. Скучает по нежным губам Чонгука. Скучает по смеху его. Скучает по ямочкам на его щеках, по взгляду искрящемуся, по прикосновениям теплым, по его глазам и звездам в них, по голосу звучному, по объятиям мягким, по разговорам душевным и ни о чем, по неожиданным поцелуям, по шрамику, по его рукам, по его лицу, по его телу, по душе и сердцу. По всему Чонгуку.***
— Вчера Хани исполнилось семь лет, кухарка с поваром приготовили чудесные десерты. Сладкие запеченные персики были настолько вкусными, что я уверен, они тебе точно понравятся, — Тэхен протирает ключицы и шею супруга, переходит к его груди и проходится по коже влажным полотенцем. — Я ему подарил от нас котенка, он такой прелестный, не оторвать взгляда, еще совсем меленький, помещается в ладонь, лапки у него совсем крошечные, — вспоминая кота, молвит Тэхен, на губах играет улыбка. — Юнги пригласил меня на ярмарку, но я не захотел, зато с ним я отправил Чимина, им точно не будет скучно. Хосок твою Молнию гоняет, он говорит, что тренирует, но я думаю, он хочет ее забрать себе, — маленькие провокации никому еще не мешали, Чонгук должен слышать и быть в гневе, ведь с Хосоком ничего делить не может. — Нравится, когда я тебя обтираю? — омега наклоняется к спящему и целует щеку, — а когда целую? Когда процедура заканчивается, он убирает полотенце в чашу и еще немного сидит с мужем, читая книгу, недавно подаренную Чимином, вслух. Ближе к обеду, омега спускается к столу, за ним сидит Хосок и никого больше Тэхен не замечает, все остальные находятся вне замка. Король с Хани отправились понаблюдать за скачками, Юнги с Чимином еще не вернулись. — Оно и лучше, нам больше достанется, — Хосок тянется за куриной ножкой, своими бессмысленными фразами уют создает, позволяет расслабиться. Трапеза проходит обыденно, между едой молодые люди перекидываются незначительными фразами. — Я никогда не думал, что время может так медленно идти, — произносит Тэхен. Я будто застыл. — Мы все так не думали, Тэхен, время — странная штука, в счастливые дни оно идет быстро, а когда плохо, оно будто совсем не идет, — браво, ты застыл в этом моменте. Омега кивает, соглашается с мыслями принца, а после трапезы, шагает в сторону сада. Срывает плоды с персиковых деревьев — не устанет наслаждаться их вкусом — однако на этот раз, рвет он их своему супругу, иногда балуя того и дразня этой сладкой мечтой. — Я нарвал тебе персиков, Чонгук, или себе, — улыбается омега, садясь на стул рядом с кроватью, он кладет сладкий плод на тумбу, а сам чужую руку в свою берет. На ладони шрамики от ожогов, они делают кожу слегка шершавой, но не менее любимой. Тэхен целует костяшки поочередно, а после прижимается лбом к тыльной стороне ладони. Это тепло, порой оно так необходимо, омега мог быть где угодно, с кем угодно, но всегда душой привязан к месту рядом с кронпринцем, здесь дышать становится легче, не нужно думать, как он и все ли с ним хорошо. Потому что после того дня, Тэхен привязал свое сердце к альфе окончательно, в тот момент когда с собственных плеч спала веревка, развязанная кронпринцем, он понял. Не то, что, чтобы обрести любовь надо пройти огонь и воду, а то, что горя в пламени огня, ты думал не о своих муках, а о его ранах. И расстаться с тем, кого обрел не так давно, было сложно и не менее сложно было бы, пройди хоть десятки, хоть сотни лет. Что касается Гаель, она чахнет в темнице собственного королевства, ее ненависть послужила саморазрушением. Причем не обошла судьба и ее детей, теперь их мать называли сумасшедшей, и дел иметь никто с ними не желал. Король тем временем с постели не вставал, лишь изредка мог подняться и приказ слугам дать, на другие действия сил не было, и время его близилось к концу. Всем известно было состояние королевской четы Ким, потому народ в волнении и страхе за свою страну проживал, ибо смуты было наведено, а рассеивать ее никто не спешил. Тэхен об этом думал, но ничего предпринять не мог, не получалось думать о чем-то помимо мужа, его панические мысли относительно супруга никак не утихали, в комплекте с чувством вины — эта смесь захватила его. — Я никогда не говорил тебе, но я очень любил, когда ты называл меня своим принцем.— говорит омега, в густой тишине замка его шепот отчетливо слышен, и будь Чонгук не на грани своей смерти, он непременно поцеловал бы руку омеги, а после добавил: «Мой принц».