Мстить нельзя простить

сентябрь 2017 — А вот барабанщика вам нужно заменить, — говорит Аньелли. Дамиано резко оборачивается на Итана, тот стоит вытянувшись в струнку, лицо его непроницаемо спокойное, но очень бледное, пальцы за спиной теребят палочки. — Нам не нужно, — дерзит Дамиано, — у нас самый лучший барабанщик! И вообще, вы приставлены к нам чтобы наставлять, учить, поддерживать, а не указывать или менять состав, мы пришли к вам все четверо в составе группы, все четверо и уйдем, когда придет время. Вскинул подбородок и громко выдыхает: — Победителями! Вик кончиком пальца задевает струну гитары и та издает резкий раздражающий звук. — Ну посмотрим, посмотрим, как бы в первом же туре не провалиться, с такими-то ударными, — неприятно щурясь отвечает Аньелли, — можете, идти. Итан первый разворачивается и быстрым шагом покидает сцену. За ним следует Дамиано. Догоняет его в коридоре, хватает за руку, разворачивая, обнимает. Странно, что Итан, как это обычно бывает, не вырывается. Кажется, что у него просто нет сил вырваться. Он утыкается лицом в плечо Дами, и вроде как даже не дышит. — Ты самый лучший, Итан, — шепчет Дами куда-то ему в висок, — он не смел так говорить, никто не смеет так говорить! Мы им докажем. Заткнём их. Я знаю! Потому что ты талантлив, ты упрямый, ты сможешь! Я верю в тебя! «Монескин» бы не было без тебя, и без Вик, и без Томаса. Мы одна семья. Мы стая. Я за тебя, за ребят всем глотки перегрызу. Помни всегда об этом. Мы есть сами у себя и этого никакому Аньелли не понять и не отнять! Дам говорит горячечно, и икренне верит в свои слова, Итан интуитивно это чувствует, принимает. Он судорожно вздрагивает, и Дамиано сквозь рубашку на плече, чувствует мокроту. Сильнее прижимая к себе Итана, целует в макушку, вдыхая ненавязчивый запах волос, ощущая странное, закрадывающееся внутрь чувство необыкновенной нежности к этому парню. С тех пор, Дамиано не отходит от Итана. Старается его поддерживать, защищает от нападок Лео и остальных, занимается с ним. Итан, на самом деле очень упорный и целеустремлённый, дисциплинированный. Они с Дами, и с педагогом по барабанам составляют план работы и Итан неукоснительно выполняет все требования, прося, буквально требуя, ещё и ещё больше часов репетиций. Казалось, дай волю — он бы вообще не покидал свою установку, забив на отдых, еду, сон. Дамиано приглядывается к Итану и поражается, как раньше не замечал этих изумительных глаз, пронзительного взгляда, неуловимую милую улыбку, такие красивые волосы, широкие плечи, узкую талию. Он залипает на Итане, ему до одури хочется прикасаться к нему постоянно, обнимать, нежить, комфортить. Смотреть на него, и каждый раз видеть что-то новое, глубокое, глубинное, потаённое. Ему нравится, как Итан рассуждает, какие правильные вещи всегда говорит, выуживая суть и ставя точку в их спорах в группе между ребятами, как рассказывает какие-то любопытные истории, факты, как много знает всего. И что немаловажно, как он восхищается им — Дамиано, как восторженно говорит о его стихах. В нём нет ни капли лести, подхалимства — все его слова и похвалы искренни, от души, от сердца. Дамиано чувствует, осознаёт, что Итан ему нравится не просто как человек, друг или коллега. Он так хочет целовать эти чувственные губы, что голова кружится. Так хочет гладить, а не просто мимолётно касаться этих, струящихся водопадом волос, пропускать их сквозь пальцы, заплетать в косы, зарываться носом и вдыхать, вдыхать неуловимый аромат. Хочет смотреть в эти невероятные глаза — мягко-охристые, когда Итан безмерно счастлив, разливаясь радостным смехом; густо-кофейные, когда спокоен и сосредоточен; жутко чёрные, когда взбешён, правда, видел это Дами только один раз, когда Итан швырнул палочку в Лео за какую-то поистине злую шутку. Дами и Итан так непохожи друг на друга. Один — карнавал, карусель, фейверк, танцы, праздник! Второй — тишина, покой, разумность, созерцание, уют. Противоположности. Итан такой практически всегда, но только не за своей кухней — вот там Итан преображается. Особенно, после уничижающих слов Аньелли. За барабанами, вооружившись палочками, Итан становится демоном, сносящей с ног силой, неудержимым вихрем, ураганом. Это превращение всегда поражает Дамиано, он открыто любуется им на репетициях, не сводя с друга заворожённых глаз. В сценических номерах, спиной, каждым позвонком, ощущает эту мощь, до дрожи, до жгучего желания обладать таким Итаном, брать его, накрывать, чувствовать всем телом. После выступлений Дамиано, ожидая вердиктов жюри, всегда незаметно подбадривает лёгким хлопком ладони по пояснице или гладит по запястью, ненадолго сжимая пальцы Итана своими. И кто знает, может, второе место на Х-Факторе — результат той начальной дерзости Дамиано?..

*******

конец 2017 В ту ночь празднования дня рождения Лео, Дамиано напивается от того, что не в силах больше совладать со своими противоречивыми чувствами, осознавая насколько он хочет Итана, его тело, душу — всего. Со всеми его закидонами, странностями, ритуалами, отстранённостью, нездешностью, короче, со всеми его потрохами, и насколько же это желание неправильное по отношению ко всей его прежней жизни. Он, Дамиано Давид — не гей, он сам мужчина и не должен хотеть других мужчин. Это несоответствие между тем, что принято в обществе и его собственными чувствами — жжёт, сжирает, поглощает изнутри. Дами изо всех сил старается веселиться, шутить, но как только его взгляд сталкивается с восхищённым, невинным взглядом Итана — его накрывает. Он хочет этого конкретного парня до звона в ушах. Такого космического, абсолютно неземного, мальчика-эльфа и не понимает, а как, как ему в этом признаться, как сказать, что страстно, всепоглощающе влюблен? Поэтому он пьёт. Смотрит на Итана осоловелым взглядом, и пьёт, а когда тот, беспокойно сверкая недовольными чёртиками в глазах, пытается его остановить, наклонившись к уху тихо говоря: — Дам, не пей больше, прошу тебя. Дамиано взрывается. — Иди нахуй, Итан! Кто ты такой, чтобы указывать, что мне делать! — Ты прав, Дами, я тебе совершенно никто. Всего лишь друг и коллега, волнующийся за тебя, — горько осекаясь, обидно вскидывая, стремительно темнеющие цвета кофейной гущи глаза, говорит Итан. Встает и уходит. Уходит, уходит, бля, уходит. Дамиано бы вскочить, подбежать, прижать крепко к себе, мелко целуя, куда попало, прося, повторяя: «Прости, прости, прости!», но Дами этого не делает. Он лишь снова наполняет стакан и опрокидывает обжигающее жидкое пекло в себя. Что было дальше Дамиано помнит с трудом. Практически, не помнит. Велит себе не вспоминать. Никогда. Как сначала было невыносимо хорошо, приятно, сладостно, а утром невыносимо стыдно, стыдно, стыдно. Как он проснулся, голый, в кровати с Лео, с презервативом на скукоженном члене, как в похмельной голове поездом-броненосцем пронеслось: «Бля!!!», как сполз с кровати, стоял под душем, охреневал и думал, как теперь смотреть в глаза Лео. А Итану... Боже, Дамиано, ну и придурок же ты! Несмотря на то, что у них подготовка к туру, Дам неделю нигде не появляется. Пишет в чат: «Взял творческий отпуск», на звонки и в мессенджерах не отвечает.

********

Дверь открывается, впуская Дамиано в репетиционную комнату. Кивком головы он со всеми здоровается и подходит к Итану. Заглядывает в его глаза, и опаляется взглядом, даже отшатывается на секунду. Он думал, что Итан на него зол и обижен, что пошлёт его сейчас далеко и надолго. Но в глазах Итана он видит нескрываемое облегчение и несмелую радость. Дамиано наклоняется и порывисто обнимает его, зарываясь лицом в волосы, боже, как же он скучал по этому запаху. Шепчет в висок: — Прости меня, прости, прости... Итан выдыхает, освобождается из объятий: — Дамиано, ты не у меня должен просить прощения. У группы, у организаторов, — обводя рукой, указывая на всех находящихся в комнате, и чуть слышно добавляет, как бы в себя, без малейшего упрека, — учитывая, что я никто. Взгляд Итана затуманивается непроницаемостью, он опускает голову и волосы занавешивают его лицо, как укрытие, а сердце Дамиано, только что взлетевшее, камнем ухает вниз, разбиваясь о пол: — Ты не прав, Итан, — выдавливает он из себя, — ты очень важен для меня. Ты не знаешь, как важен. Ты больше, чем сама жизнь. Итан поднимает голову, привычно дёргает краешком губ, глаза постепенно наполняются охрой, и лицо его рдеет румянцем. Сердце Дами возвращается на место, напоминая о своем существовании гулким заполошным перестукиванием. — Ребята, простите, — оборачивается Дамиано, корча скорбное лицо, изгибая бровки домиком, — я мудак, идиот, я знаю! Простите! Зато я написал офигенную песню! Зайцы, привыкшие к такому поведению их фронтмена, при словах о песне, мигом оттаивают, всё вокруг вдруг приходит в движение. В комнате будто выключилось гнетущее напряжение и все выдохнули. Вик ещё немного журит Дамиано, показывая ему язык, подкрепляя его маленьким кулачком с вытянутым средним пальцем посередине, а Томас подскакивает и просит срочно показать текст и мелодику. Только Лео стоит, сложив руки на груди, и не отрываясь смотрит на Дамиано, а тот старательно делает вид, что не замечает его. — Ну давайте, уже начинать, — нетерпеливо стонет Томми, выдавая на гитаре только что придуманный риф. И все втягиваются в процесс, будто ничего не произошло. Дверь за Лео тихо захлопывается.

*******

— А ты понял, что песня о тебе? Итан вздрагивает, поворачивает голову. — Я даже в самых дерзких мыслях не мог бы этого предположить. — О тебе, Итти, о тебе... — Дамиано мечтательно затягивается, втягивая щёки, зажмуривается и выдыхает дым. После продуктивной репетиции, они стоят дома на балконе, касаясь плечами, ощущая тепло друг друга. — Я люблю тебя, Итан. Оказывается это так просто. Так просто признаться. Так нужно. Необходимо. Невыносимо молчать. — Ради твоей любви, я сделаю все, что ты хочешь... Итан поворачивается и легковесно прикасается ко рту Дамиано подушечками пальцев. — Не бросайся словами... Дамиано отнимает руку от губ, и целует в ладонь, и чуть ниже, в запястье, во вздрагивающую пульсом венку. — Люблю, Итти, больше всего на свете, люблю. Я неделю места себе не находил без тебя. Думал, мечтал, лез на стены. Закрывал глаза, и представлял твоё красивое лицо с родинками на щеке, твои сильные с рельефными венами руки, широкие гладкие плечи... ты снился мне каждую ночь. Не могу ни дня больше жить не ощущая тебя, не видя, не прикасаясь. Не гони меня, Итти. Не прогоняй. Ничего не прошу — просто будь рядом. — Дамиа, — Итан бледнеет и обмякает, будто из него разом выходит весь воздух, он открывает и закрывает рот, не в силах произнести ни слова, хватает воздух губами, пытаясь восстановить необходимый минимум в легких, но никак-никак это у него не получается. Дамиано приникает к его губам и выдыхает ему в рот. Итан дрожит. Дами обхватывает его за талию, прижимает к себе и целует. Целует так, как мечтал, как хотел, как желал всё это время. Итан отвечает жадно, жарко, ластясь к Дами всем своим телом, ладонями, гладя затылок и шею. Животом Дамиано чувствует, как сильно Итан его хочет. В ответ Итан чувствует тоже самое.