***
Они прибыли к замку Симура, когда солнце уже прошло половину своего пути. Впереди были бело-лиловые знамена клана Ога, черно-белые с цветком клевера — Ярикава, и восходящее над морем солнце — Симура. Самураи всегда первыми вступали в бой, как самые лучшие и достойные воины в армии господина; следом за ними были простые солдаты, крестьяне и наемники. Где-то во главе войска был и Дзин. Рюдзо не мог разглядеть его отсюда, но знал, что друг был рядом с дзито и господином Ога — наследник клана Сакай, племянник Симуры, Призрак; Дзин был во главе войска, потому что иначе не могло быть. Впрочем, в битве всё это перестанет иметь значение. На берегу Комоды самураи и ронины смешались в общую груду мертвецов, монголы убивали их, не разбирая титулов и сословий. Рюдзо помнил окрестные земли замка Симура так отчетливо, словно и не было этих трех лет, что он ходил с Сейго по всей Цусиме. Штурм предстоял долгий. Трудно было взять замок Канэда, но взять замок Симура будет втройне сложней. — Четыре раза придется ломать ворота, — сказал он, чуть повернув голову. Отряд Соломенных шляп слушал его, а не Симуру — потому что Рюдзо, а не Симура, заботился об их жизнях. — Трижды по эту сторону реки, один раз по ту. Последние взять сложнее всего — они за мостом, а мост над водопадом. Пустите вперед самураев, пусть лучники пытаются пробить их доспехи. Монгольские лучники редко стреляли бронебойными стрелами — их луки были короткими, почти охотничьими, не чета устрашающим громадам японских больших луков. Только поэтому Дзин и выжил у Комоды, дважды подставившись под монгольские стрелы — те не пробили самурайский доспех. — Мы пойдем за тобой, — храбро отозвался Кэтсу. Ему было страшно — очертания внешних стен замка виднелись впереди, и гарнизон монголов в замке Симура был куда больше той горстки воинов, что хан оставил умирать за замок Канэда. Наверное, Кэтсу и не видел никогда таких сражений, ведь он не был у Комоды. Остальные только кивнули. — Если увидите других ронинов, не щадите их, — негромко продолжил Рюдзо. На стороне хана не осталось никого, кому стоило бы сохранить жизнь. — Если встретите Киётику, отправьте его ко мне. — Я отправлю его к богам, Рюдзо. — Голос Хироцунэ был жестче стали. Они все вместе складывали в могилу шесть отрубленных голов следом за телом Мицуо, и этого Киётике не простил никто. — Нет, — резко сказал Рюдзо. — Это моё дело. — Тебя не останавливали чужие дела, — зло ответил Хироцунэ, но не добавил ничего больше. Он понимал, хоть и злился. Голос дзито раздался со стороны хлопающих на ветру знамен. Рюдзо рывком вытащил катану из саи. Он едва слышал, что кричал господин Симура своему войску, да и это не было важно. Он знал, кого убивать, и теперь, глядя на громаду замка перед ними, он был уверен, что дзито некогда будет смотреть, как сражаются его наемники. Наверное, Симура сказал ему о своих условиях, только чтобы знать, что Соломенные шляпы не сбегут, как было у Комоды. Когда воины Ога выкрикнули боевой клич, Рюдзо закричал вместе с ними — и бросился вперед, навстречу сверкающему над замком солнцу. Первые ворота дались легко. Окованный железом таран сломал их в несколько ударов, пока лучники Ярикавы пытались согнать монголов со стен. За воротами их ждали монгольские мечники; Дзин и самураи Ога уже пробивались к следующим воротам, оставив позади и монголов, и союзников. Люди хана пропустили их, понадеявшись окружить самураев и отрезать от остатка войска, и ошиблись: их настигли стрелы Ярикавы и мечи ронинов. Крестьяне сражались неумело, но отчаянно, и отвлекали дураков, посчитавших, что японские воины не станут бить врагу в спину. Ронины так не считали, а господин Симура не смотрел. Рюдзо отступил на шаг, высвобождая насквозь проткнувший монгола клинок, и быстро огляделся. Остаткам монгольского гарнизона здесь, похоже, пришел конец, бритый монах только что пригвоздил одного из последних противников к земле устрашающей нагинатой, а самураи были уже далеко впереди — почти у самых ворот. Кажется, в переходе над крепостными воротами мелькнула знакомая фигура, но сказать точней смог бы только Аки: он как раз занимался тем, что расстреливал стоявших там монголов из своего огромного лука. Теперь-то сенсей Исикава не сумел бы обвинить его в том, что тот позорит свой клан. Когда Рюдзо добрался ко вторым воротам, таран уже справился и с ними. Самураи Ога сражались во внутреннем дворе, вот только на телах монголов, лежащих на земле, не было видно ран. А Сакай стоял рядом с дзито; Симура говорил тихо, так, чтобы слышал только Дзин, но Рюдзо тут же позабыл о них, когда над головой засвистели огненные стрелы. Прижавшись к стене, он осторожно выглянул, отыскивая хвачху, и нашел: на вышке рядом с последними воротами. — Это твой шанс сразить их с честью, господин Сакай. Разбей их оружие! Теперь Симура говорил громко — слышал и Рюдзо, и самураи Ога, и все монголы вокруг. Рюдзо беззвучно ругнулся: дзито пытался прославить Призрака перед людьми сёгуна и посылал его в одиночку на бой, который легко мог окончиться верной смертью. Он догнал Дзина как раз вовремя, чтобы оттолкнуть его от бочек с порохом, скатившихся с брошенной монголами телеги. Всюду был огонь от проклятых горящих стрел, и, конечно, бочки горели тоже — Рюдзо показалось, что он оглох от грохота взрыва, так что ему пришлось кричать изо всех сил, чтобы друг его услышал: — Тебя там убьют! Дзин отмахнулся и снова бросился вперед. Бессильно закричав ему в спину, Рюдзо побежал следом: в Сакая снова вселился тот же демон, что убил Темуге, но даже демоны не были бессмертны. Боги хранили их, или стрелы японских лучников. Кажется, Рюдзо слышал голос Исикавы: тот приказывал людям Дайкоку стрелять в монголов, пытавшихся отрезать Дзина от вышки с хвачхой. Может быть, ему мерещилось. Всё вокруг было в дыму; он уворачивался от чужих мечей и бил в ответ, уже почти не заботясь о правильных ударах. Катана тяжелела в руках с каждым взмахом, а впереди еще был проклятый мост. Демоны его забери, почему у дзито были такие огромные владения! — Останься здесь! Я на вышку! — Дзин тоже кричал изо всех сил, полуоглохший от взрывов и полуослепший от дыма. Рюдзо кивнул, сберегая силы для лишнего вдоха, и обернулся на мгновение. Хвачха уже не стреляла, лучники прикончили монголов на вышке до того, как они с Дзином добрались туда, поэтому войско Симуры было уже совсем близко. И его отряд был совсем близко. В дыму было не разглядеть, кто из них был впереди. Дзин спрыгнул с лестницы: хвачха на вышке была безнадежно испорчена. — На переход, — хрипло выдохнул он, указывая на переход над воротами. Рюдзо удержал его за плечо. — Симура казнит тебя, если увидит хоть одну твою бомбу! Дзин зарычал сквозь зубы. Упрямо перехватил катану двумя руками. Его бомбы могли спасти жизни солдатам, но люди сёгуна не желали слышать ни слова о Призраке и его бесчестных убийствах. Таран разбил последние ворота. За ними уже почти не было воинов хана — те отступали, отступали через мост на последний рубеж обороны — сам замок. Рюдзо прикончил еще пытавшегося сбежать раненого монгола и спешно огляделся, пытаясь отыскать своих людей, пока самураи Ога готовились штурмовать мост. Похоже, весь отряд был цел, только Аки недоставало. Нобу махнул рукой, указывая на сторожевую башенку над ведущими над мост воротами, и Рюдзо, едва разглядев рогатые шлемы Симуры и Сакая, поднялся к ним. Аки стоял рядом с самураями — должно быть, Сакай позвал его: у всех троих в руках были луки. В простой одежде ронина он казался совсем маленьким рядом с воинами, облаченными в полный боевой доспех. Монголы спешно закрывали ворота на той стороне моста, и Рюдзо ощутил тревогу, свернувшуюся внутри ледяной змеей. Он до сих пор не видел Киётику. И не в правилах монголов было отступать; те были подлыми врагами, но обвинить их в трусости было нельзя. Дзин сказал всё то же самое. Уже было поздно сомневаться; самураи Ога шли на мост, готовясь брать ворота, и отпрянули сами, когда тяжелые створки вдруг отворились. Если крестьяне считали демоном Призрака, теперь у них будут демоны страшней. Упряжка из трех лошадей неслась по мосту: повозка, которую тащили кони, горела, горели их гривы и их шкуры; за ржанием обезумевших коней и криками самураев Рюдзо не слышал, как щелкали луки, выпуская стрелу за стрелой. А потом повозка, нагруженная порохом так, что для нее потребовалась тройка лошадей, взорвалась с грохотом, за которым не стало слышно вообще ничего. Рюдзо слепо смаргивал дым. Он старался вдохнуть хоть глоток чистого воздуха, но каждый вдох был пропитан дымной пороховой отравой, заставлял задыхаться наступившей мучительной тишиной. Аки опустил лук вслед за Дзином: стрелять было не в кого. Все, кто был мосту, были мертвы. Два десятка самураев, славных своими крепкими доспехами, древним оружием и воинским мастерством, были мертвы еще до того, как успели поднять мечи. Ветер, заставивший его захлебнуться дымом, пах паленым мясом. Рюдзо помнил его с Комоды. — Мы почтим их жертву. — Симура склонил голову на мгновение. Он был потрясен не меньше, но он владел собой, как полагалось самураю и дзито. Медлить было нельзя. — За ночь мы починим мост, а с рассветом продолжим штурм. Рюдзо. Завтра твой отряд сможет заслужить снова честь воинов. Рюдзо встретил его взгляд и понял сразу же, за мгновение — Симура не отступится. Так же, как и у Комоды. — Ты отправишь нас на смерть. Господину Симуре не было дела до смерти солдат. Он отвернулся и шагнул к лестнице, ведущей с перехода во двор. — Нет, — резко сказал Дзин. В его голосе было отчаяние, но стали в нем было больше. — Мы потеряли слишком многих. Если бы ты послушал!.. — Довольно, — дзито оборвал его на полуслове. Дзин не отступился, шагнул ему навстречу, прямо встречая взгляд господина. — Есть другой путь. Симура бросил короткий взгляд на Рюдзо и Аки, молчаливой тенью замершего позади. — Мы обсудим это наедине, — коротко сказал дзито. Дзин обернулся, но не нашел слов для прощания, просто скользнул взглядом по лицу друга и ушел следом. Рюдзо заставил себя вновь посмотреть на догорающие обломки моста. Часть тел еще осталась среди горящих балок, часть провалилась под мост, в ревущий водопад. Он знал, самураи скажут о погибших много красивых слов, о том, что их смерть была достойной и правильной, но ни один воин не хотел бы умереть так — под копытами облитых горящим маслом коней или от пороховых бомб, разрывающих тела в клочья. Аки молчал. Рюдзо хотел, чтобы он сказал хоть что-нибудь, но он молчал, потому что говорить было не о чем. Дзину не переубедить Симуру; тот не послушает своенравного племянника, не сейчас, когда каждое его действие судят люди сёгуна. Завтра с рассветом остатки воинов Садамунэ Оги умрут на этом мосту, а следом за ними Симура прикажет идти отряду Рюдзо. Он сбежал бы вместе с отрядом, но бежать было больше некуда. Ему надо было послушать Киётику и Мицуо. Он бы сберег много жизней, уйдя к хану, а сейчас не сбережет ни одной. Он не мог придумать ничего, что могло бы спасти их. Не мог придумать никаких слов для своих людей — ему предстояло сказать им о приказе дзито, признаться, что он привел их на смерть. Кому какое дело теперь, чего он хотел и на что надеялся, соглашаясь на договор с Симурой — завтра они будут мертвы. Погибнут, как самураи знаменосца самого сёгуна — великая честь для наемников. Наверное, господин Симура был прав, когда говорил племяннику поменьше водиться с ним. Рюдзо всю жизнь принимал дурные решения.Часть 8. Замок Симура
6 февраля 2022 г. в 21:40
Лагерь дзито, куда должны были прибыть все союзные силы, находился среди холмов Старой Тоётамы — к северу от Ярикавы, недалеко от старого святилища синто у Черепашьей скалы. Рюдзо повел отряд вперед, оставив позади пешее войско — выживших самураев и крестьян, взявших в руки оружие; ему не хотелось говорить ни с первыми, ни со вторыми. Кайто пришлось оставить в Ярикаве под присмотром лекарей, но тот пообещал отыскать отряд сразу же, как только снова сможет сражаться. Если будет еще, кого разыскивать.
Одно было хорошо: Рюдзо больше не думал о том, как спасти Соломенных шляп, перешедших на сторону хана. Все, о ком он мог заботиться, уже были мертвы. Дзито потребует за их предательство голову, Рюдзо принесет ему голову Киётики, и на этом всё кончится.
Дзин, вместе с отрядом добравшийся до лагеря, уже поговорил с дзито; Рюдзо только предстоял этот разговор. Старый друг, конечно, обещал ему щедрую и достойную награду за выполненную работу и помощь при Ярикаве, но Дзин не распоряжался властью господина Симуры. А господин Симура к самому Рюдзо не питал никакой приязни еще с тех пор, как много лет назад юный племянник дзито без конца встревал в дурные затеи из-за «этого лисьего сына».
Господин Симура стоял у площадки, на которой тренировались крестьяне и солдаты — войско Ярикавы еще шло к лагерю, это, должно быть, были местные. Они плохо держали мечи и неправильно наносили удары, но выбирать было не из чего. Вся армия дзито осталась на берегу Комоды.
Рюдзо поклонился ему по правилам почтения. Он стоял перед правителем земель Цусимы, кормившим его людей и его самого.
— Господин Симура.
— Рюдзо, — дзито ответил ему кивком и отошёл в сторону, подальше от случайных свидетелей. Рюдзо последовал за ним, не дожидаясь приказа. — Господин Сакай сообщил мне, что твой отряд показал себя достойно при Ярикаве.
— Мои люди — хорошие воины, господин.
Прищур господина Симуры был испытывающим и слишком знакомым. Рюдзо выдержал его взгляд: он больше не был мальчишкой, который без конца втягивал юного Сакая в передряги. И не был тем безродным безумцем, который скрестил мечи с племянником дзито на глазах у всей знати Цусимы.
— В этом я не сомневаюсь, — сказал господин Симура. — Я слышал, несколько воинов из тех, что переметнулись к Хотун-хану, вернулись в твой отряд. Это так?
— Да. — Пытаться отрицать это было глупо. Какое дело было дзито до того, вернулись они или нет? Соломенные шляпы принимали в свои ряды преступников, но пока они честно выполняли свою работу, заказчики не задавали лишних вопросов.
— Ты готов поручиться за их верность своей головой?
Рюдзо не нравился этот разговор. Он хотел бы, чтобы с ним была его соломенная шляпа.
— У нас нет господина, которому мы могли бы хранить верность.
Симура посмотрел на него снова — внимательно и остро.
— Это может измениться.
Он двинулся в сторону домов, где расположились Соломенные шляпы. От отряда осталось так мало, что не было нужды разбивать отдельный лагерь; уже отсюда Рюдзо мог разглядеть неподвижно сидящего у входа в дом Тадаюки, переговаривающегося с воином из Оми. О том, что это именно они, Рюдзо знал только потому, что давно уже привык отличать их без нужды видеть лица.
— Самурайские кланы Цусимы уничтожены почти полностью. Сёгун пришлет своих людей, чтобы те заняли их место, но чтобы заслужить верность и доверие любого воина, нужно время. Ты должен знать об этом. Как и о том, что у нас больше нет времени. — Господин Симура повернулся к нему. На его лице не было радости. — Если твой отряд проявит достоинство и доблесть, достойную самураев, я вознагражу вас как подобает. Но я должен знать, что никто из твоих людей не опозорит свой титул и мое имя.
Рюдзо крепко сжал кулаки. Он почти наяву ощутил в своих руках тяжесть катаны — и тяжесть мертвого тела Мицуо.
— Назови, за кого мне поручиться, господин, — сказал Рюдзо. Слова не слушались его, он и сам ощутил в них фальшь, но даже если бы он и сумел найти те, которые оказались бы правильными, вряд ли бы господин Симура его понял. Вряд ли бы поверил ему.
— Рюдзо, — тихо, но твердо сказал Симура, — мы выступим на штурм, когда прибудут войска сёгуна. Вы можете заслужить титулы самураев в бою, если докажете, что сражаетесь с честью — не как наемники, но как воины дзито. Иди. Скажи своим людям о награде, которая их ждет.
Симура не обвинил его во лжи, и в этом тоже было доверие, которое ему еще только предстояло оправдать.
Всё меняется. Хотун-хан научил их.
Рюдзо поклонился, и господин Симура ушел, оставив его одного. Небо над лагерем уже темнело — по-осеннему быстро, напоминая о грядущих зимних холодах, и Рюдзо, зябко передернув плечами, вернулся в дом, откуда уже маняще пахло свежей рисовой похлебкой.
— Сколько раз он назвал тебя лисьим сыном? — оторвавшись от горячего супа, с необидной усмешкой поинтересовался Хироцунэ. Кэтсу, с прилежностью монаха не пропускавший ни одного обеда, подвинулся, чтобы Рюдзо мог сесть рядом с ними.
— Самое страшное, — искренне признался Рюдзо, усаживаясь на пол и принимая предложенную плошку с похлебкой, — что ни разу.
Он ел, вполуха слушая разговоры друзей, и думал о том, что Дзин все-таки оказался прав. Снова. Может, тот и сам того не знал, когда на прогретых солнцем пастбищах Киси обещал Соломенным шляпам титулы самураев в награду за помощь дзито, но все-таки оказался прав. Должно быть, Симуре был нужен каждый меч — теперь, когда все самураи его клана были убиты, а те, что еще остались, служили Ярикаве.
— Рюдзо, — снова окликнул его Хироцунэ, — что хотел дзито? Он что, недоволен нашей работой?
— С чего ты взял? Он доволен.
— Он не выглядел довольным. А ты выглядел так, будто вместо риса тебе подсунули гнилое просо.
— Попридержи язык, — огрызнулся Рюдзо приличия ради. — Он сказал, что мы бесчестно ведем бои. И когда мы будем сражаться бок о бок с самураями сёгуна, мы должны сражаться как самураи. Как воины дзито.
— Но мы же наёмники, а не самураи, — непонимающе заморгал Кэтсу. — А как сражаются самураи?
— Спроси Томоцугу, он тебе разъяснит, — буркнул Рюдзо. Томоцугу обладал терпением самого Будды, а еще искренне любил учить других самым разным премудростям — от рыбной ловли до правильного положения рук во время стряхивания крови с клинка.
— Мы будем сражаться под знаменем дзито, — взволнованно произнес Такэси. — Если мы поведем себя недостойно, он потеряет лицо перед людьми сёгуна.
Хироцунэ задумчиво посмотрел на Рюдзо, но ничего не сказал. Или не счел нужным говорить о том, что и так казалось ему ясным, но Рюдзо был благодарен все равно. Правда вызвала бы слишком много вопросов, на которые он не смог бы ответить, и слишком много сомнений. Они не могли позволить себе сомнений.
Друзья Дзина, воровка и кузнец, отплыли с Цусимы на первом же корабле, как и обещал дзито — прорванная монгольская блокада уже не могла остановить уходящие с острова суда. Рюдзо пожелал им удачи. Перед тем, как покинуть лагерь, кузнец все-таки нашел его, сунул ему в руки наконечник стрелы и наотрез отказался от платы: сказал, что уцелевшая Ярикава стоила больше. Работу он выполнил честно, наконечник был широким и плоским, с ровными заостренными краями, и в центре был выбит значок, в котором Рюдзо спустя некоторое время разобрал рисовый колос в пучке соломы, обозначенном неглубокими царапинами. Кузнец не умел писать, а Рюдзо совсем об этом забыл, хотя и сам вряд ли сумел бы написать правильно имя Аки — одним богам и, наверное, самому лучнику только было известно, как оно было записано в родовых списках Нагао.
Надо было еще приладить наконечник к стреле, но с этим лучше справился бы сам Аки. Рюдзо поискал его в лагере и, конечно, нашел рядом со сварливым стариком Исикавой, который тренировал прибывших в лагерь крестьян Ярикавы и лучников Дайкоку. К Исикаве Рюдзо благоразумно решил не приближаться, тем более, сенсей немногим раньше прогнал с тренировочной площадки Дзина — скорее всего, на сегодня старик уже был сыт по горло встречами со старыми знакомыми. Если Исикава вообще запомнил предводителя ронинов во время штурма замка Канэда, в чем Рюдзо искренне сомневался.
Подумав немного, он положил наконечник к вороху других наконечников, которые Аки собирал откуда только мог. Сам найдет, как сядет мастерить новые стрелы.
Самураи сёгуна, прибывшие в лагерь, не говорили ни с кем, кроме господина Симуры и людей Дайкоку. Хироцунэ был слегка огорчен тем, что воины господина Оги, знаменосца самого сёгуна, не захотели тренироваться вместе с ронинами: он надеялся испытать их мастерство в поединке на боккэнах. Крестьяне спешно готовили уже почти собранный таран, воины точили клинки и проверяли луки — до выхода в поход к замку Симура остался всего день-другой.
Самураев, конечно, разместили в домах. Поздней осенью было уже холодно спать под открытым небом, но вокруг лагеря горело столько костров, что их жара хватало согреть всё вокруг. Рюдзо разворошил свою соломенную подстилку, придирчиво примеряясь, как устроиться на ней помягче и потеплей; руки гудели после точильного камня, зато теперь лезвие его катаны могло бы разрезать шелковую парусину на лету. Но шелковые парусины были для самураев, хвалящихся остротой своих клинков на древних церемониях. Старому мечу Сейго предстояло вскрыть горло Киётике.
— Рюдзо, — негромко окликнул его Томоцугу.
— Что? — хмуро отозвался Рюдзо. Он хотел отдохнуть перед завтрашним днем — или хотя бы попытаться отдохнуть.
Обернувшись, он наткнулся взглядом на старшего ронина, как всегда, скрывающего лицо под своей огромной соломенной шляпой, и на еще одну шляпу в его руках.
— Предводителю такого отряда не стоит ходить с открытым лицом, — сказал Томоцугу. Улыбка была отчетливо слышна в его голосе.
Рюдзо осторожно взял шляпу из его рук. Она была почти как его прежняя, сгоревшая в Ярикаве, только не такая потрепанная — эту, было видно по аккуратно подогнанным друг к другу ровным стеблям, сплели совсем недавно. Наверное, Томоцугу ее и сплел за то время, что они были в лагере Симуры.
— Спасибо, — только и сумел ответить Рюдзо. Томоцугу легко поклонился, не говоря ни слова, и ушел к своей подстилке. У него как-то получалось делать всё — от рыбалки до бесед — с неуловимым достоинством, которое не смогла отнять даже жизнь ронина. Рюдзо так не умел. Кроме Томоцугу из его отряда так, наверное, уже никто не умел; работа наёмников даже самураев лишила старых привычек.
Осторожно положив подарок на лежащую рядом саю, Рюдзо наконец лег и накрылся соломенным плащом от света костров, только сон никак не шел. Он слышал, как улегся рядом Хироцунэ, как тревожно вертелся на своем месте Кэтсу, как облегченно вздохнул Томоцугу, наконец опустившись на подстилку. Спустя столько времени вместе с ними он мог отличить каждого, даже не открывая глаз.
После Комоды он никогда не думал о том, что еще сможет однажды получить титул. Его место было здесь. Дзито напрасно сомневался в верности его людей; Рюдзо не сомневался. Равно как и они не сомневались в нем. Из них получатся славные самураи, что бы там ни ворчал Хироцунэ.
Может быть, боги наконец им улыбнутся. Не зря же Рюдзо оставил у святилища ками целый колобок риса и всё, что осталось во фляге, которая досталась ему от торговца — друга Дзина; сакэ в ней должно было хватить хотя бы на семь глотков.