***
Гермиона входит в кабинет, видя, как Чейз тут же направляется к ней. Она настояла, чтобы вернуться в Министерство и проверить, как всё обернулось. Драко остался в банке с Леоном, когда она вышла из камина, что оставил Аврорат как единственный работающий камин. — Что случилось? — она протягивает документы аврору, запросившему их на проверку. Оглядывается. Смотрит за плечо мужчины, видя, что место вдалеке, где всё произошло, огорожено. Повсюду горстки пепла. Её трясёт, но всё, что Грейнджер может, это распрямить плечи и сделать удивлённый вид, когда аврор переводит на неё взгляд. — Что здесь произошло? — настаивает она и забирает документы. — Отдел тайн сегодня работает, пожалуйста, проходите, — серьёзным тоном отвечает аврор и отвлекается на следующего мужчину, вышедшего из камина. За спиной Грейнджер слышит, как аврор не пропускает мужчину, проверив его документы. Ей стоит прижать сумку к груди, скрывая дрожь. Это даже на руку — притвориться той, кого пугает всё, что она видит. Гермиона узнаёт некоторых мужчин, работающих в отделе тайн. Они собирают пепел в бумажные мешки. В лифте можно выдохнуть. Собраться для нового рывка. И вот когда Гермиона входит в кабинет, замирает на пороге. Гарри стоит у железного рабочего стола вместе с Чейзом, склонившимся над пеплом. — Гермиона! — Поттер делает шаг вперёд, обеспокоенно разглядывая её. — Привет… — она сглатывает, снимает пальто и проходит к столу, здороваясь с начальником; чтобы потом задать вопрос, ответ на который прекрасно знает: — Что произошло? — Я всю ночь работал над нашим проектом, пока час назад ко мне не пришёл мистер Поттер, — Джек пытается руной воссоздать фигуру из пепла. Это заклинание предназначено для бумаг. Вот здесь у Гермионы ёкает в груди. Но всё, что она видит, это неудачные попытки Чейза. Огонь, призванный Драко, сжёг всё подчистую — и тела, и бумаги. — В атриуме была попытка теракта, — отвечает Гарри, — но что-то этому помешало. Где ты была? — Это допрос? — чуть резче отвечает она. Просто-напросто слышит в его тоне сомнение. — Я была у себя дома, пришла на работу с опозданием, так как очередь в камин огромная. Никто ничего не понимает. Поттер кивает. Гермиона не знает, удовлетворён ли он ответом. — Всё, что вам будут приносить из атриума, вы должны с отчётами присылать напрямую мне. Я веду это дело. Она не смотрит на Гарри и склоняется над столом, делая вид, что собирается работать, хотя сил вообще нет. Всё, что она хочет, это разрыдаться. Ещё свежи воспоминания о случившемся. Чейз поднимает голову, глядя на Грейнджер, и хмурится. Он словно чувствует её настроение и переводит взгляд на Гарри. — Мистер Поттер. Вы можете идти, ваше присутствие здесь нежелательно. Это секретный отдел. — Начальник Аврората имеет право находиться в… Чейз кашляет, маскируя в кашле ругательство. — Мне плевать на ваш устав, вы мешаете работать. Все отчёты будут у вас, как только мы сможем что-то выяснить. А теперь позвольте нам работать. Дверь там. Господи, как она сейчас благодарна Джеку. Он вновь её спас, теперь от приближающейся истерики. Она чувствует на себе взгляд Поттера, но не поднимает глаз от пепла на рабочем столе. И как только дверь за ним захлопывается, Гермиону охватывает дрожь. Она пятится к стулу, чтобы присесть. Всё, о чём она может сейчас думать — это о Кляке, о вскрывшейся правде. О звуках, которые до сих пор с ней — треске рвущейся плоти и скрежете зубов адского пса. Она думает о Леоне с каменным обезвоженным сердцем. Жив ли он? Она думает о Хантере… О том, что он делал столько лет… — Гермиона? Каждый раз, когда она и Драко преодолевают препятствия, кажется, что это конец кошмара. Что всё начнётся сначала и будет спокойно. Но каждый раз жизнь бьёт новыми пощёчинами, и каждый, сука, раз больнее. — Гермиона? Она поднимает взгляд на подошедшего к ней Джека. Он обеспокоенно смотрит на неё. Сводит к переносице брови, поправляя очки. — Почему ты плачешь? Она плачет? Грейнджер касается щеки. И правда… пальцы мокрые. Хочется уверить себя, что это не слёзы, а простая соль… — Что случилось? — спрашивает он и так по-отцовски осторожно кладёт руку на её плечо, отчего её срывает. — Мистер Чейз… — Гермиона поднимается на ноги и заглядывает в лицо друга. — Кляк умер… Она произносит это вслух, ставя точку. Не хотела думать об этом как о настоящем. Ей не верилось. И тот маленький труп в гостиной Пенси — игрушечный. Ненастоящий. Не Кляк… Её трясёт. Она чувствует, как Джек прижимает её к груди, пытаясь остановить взорвавшуюся истерику. Она не может успокоиться и перестать дрожать. — Что случилось? — несмело произносит он. — Можешь не говорить… — Просто его не стало… Джек сажает её обратно на стул. Отходит к своему столу, копошится. Слышно, как наливается в стакан вода. Он спешным шагом возвращается, помогая ей ухватиться за стакан. — Вот. Пей, — помогает приподнять руку. — До дна. Тебе тут же полегчает. Они долгое время молчат. Джек стоит у стола, пытаясь работать, но то и дело обеспокоенно переводит на неё взгляд. Гермиона же просто смотрит в одну точку, переваривая весь ужас в голове. Глаза болят, но слёз уже нет. Остаётся одна живая колючая агрессия на Хантера. На того, кого она уважала. В ком увидела друга. Кто был наставником Драко долгие годы. Тот, кто оказался хуже врага. Ничтожеством, разбившим столько жизней. Он умер там, где всё началось — в доме Малфоев. Грейнджер как сейчас видит его изуродованное тело. Видит голову с распухшими от давления глазами. Видит то, как он смотрит на неё с безумием даже после смерти. Безумие. Всё, что у них осталось. В каждом. Гермиона встаёт, поправляя кофту, и как только делает шаг к двери, Чейз преграждает ей путь. — Не уходи домой, — тихо и спокойно произносит он. — Побудь здесь. Я… я беспокоюсь за тебя. Гермиона тянет улыбку, насколько это возможно. Смотрит на Джека, кивая. — Я не уйду, только отлучусь в уборную. Чейз выдыхает и быстро кивает, провожая её взглядом. И перед тем, как она скрывается за дверьми, добавляет последнее: — Ты можешь не работать, всё сделаю я. Просто будь здесь…***
— Господин… Драко, оперевшись лбом о кулак, слышит шёпот отовсюду. Он поднимает голову, глядя на круглый стол. Их собрали ещё часом ранее, он же смог прийти только сейчас. Он знает, что они обсуждают, скрывая голоса в голове. Как только он сел на трон Номуры, тот вспыхнул языками пламени и мгновенно погас, рождая новые светящиеся рыжие узоры. Зал принял его. — Господин, — один из мужчин поднимается на ноги, стараясь говорить громче, — мы слышали, что случилось в Министерстве. От себя хочу сказать, что готов помочь любым содействием. У меня связи в трёх Министерствах. — Предлагаю организовать беспорядки и в других Министерствах, — ещё один Господин, сидящий левее от первого, поднимается с места. Идея хорошая. Драко знает, что всё, что хотел оставить Хантер, удалось уничтожить. Его люди, уже бывший клан Дракона, всё проверили и подтвердили, что ни бумаг, ни наёмников не осталось. Как только Драко активировал силу татуировки и стал Главой мафии наравне с Номурой, весь его клан лишился татуировок. Сейчас только он имеет право носить её — как знак отличия, как главенствующую татуировку. — Я готов поклясться жизнью, — вновь начинает первый мужчина, — что сделаю всё, чтобы на мафию не упало подозрение. «Поклясться жизнью». Это выражение у Драко вызывает острый порыв тошноты. Слишком много в его жизни было клятв. Хантер. Леон. И оба оказались предателями. — Выполняйте, — приказывает Малфой. — Сделайте всё чисто. Без жертв. Оставьте пепел для отвода глаз. Господин Вейрон? Шёпот. Мужчина тут же поднимается, услышав свою фамилию. — Ваш брат до сих пор президент МАКУСА? Намекните ему, что это были попытки теракта от какой-нибудь банды наёмников с чёрного рынка. Всё равно не докажут. — Понял вас, Господин, — он делает низкий поклон. — Все свободны, — Драко вновь упирается лбом в костяшки кулака. Шорох одежд. Никто не говорит. Через несколько минут зал пустеет, остаются около сорока человек по бокам от Малфоя — бывшие Драконы. Патлатый стоит ближе к нему. Малфой замечает на своих рукавах кровь. То ли Леона. То ли Хантера. То ли его собственная — от содравшейся кожи на костяшках. Он смертельно устал. Выдохся. Чувств нет. Апатия. Он встаёт, не чувствуя ног. Патлатый тут же делает шаг вперёд, кидаясь к нему, потому что Драко клонит вбок. Он опирается о стол, вытягивая руку, останавливая подчинённого. Он сам. Чёрт возьми, он сам справится. — Я хочу побыть со своей семьей, — обращается к нему. — Побудь пока моим… — делает паузу, сглатывая комок боли у основания горла. — Побудь моим консильери и проследи за всем. — Слушаюсь, господин, — отвечает Патлатый, кланяясь ему.***
Всю эту неделю их семья живёт у Блейза. Забини настоял на том, чтобы Паркинсон с дочерью пожили у него. Амма гуляла с собаками вдоль озера, пока взрослые пребывали в отчаянных попытках собрать себя по частям. Гермиона лежала рядом с Пенси, укрывая их одеялом. Обнимала её поперёк талии, прижимаясь ближе. Точно так же, как делала подруга, когда ей было невыносимо. Паркинсон плакала беззвучно. Два дня подряд Гермиона насильно кормила её. И вот одним таким утром Грейнджер протягивает ложку супа, пока Паркинсон не сдаётся и не приоткрывает рот, беря инициативу в свои руки. Они вдвоём сидят на балконе, наблюдая за Аммой внизу. Она увлечена чтением книги, расположившись под навесом из ветвей ивы. — Никогда… — хриплым голосом говорит Пенси, глядя на дочь, — никогда не заводите детей… И это спазмом в солнечное сплетение. Ударом правды, что рикошетила от голоса Паркинсон. — Я не представляю, что бы со мной было, если бы Амма в тот день… Гермиона кладёт руку на её плечо. Кивает, будто просит, чтобы она не продолжала. Она и так всё понимает. — Жить в постоянном страхе. Быть в мафии и растить ребёнка — это страшно. Клянусь, я умерла бы за ней в тот день. Грейнджер сжимает челюсти. Хочется её остановить, но Пенси нужно выговориться. — Я сегодня по привычке позвала его… Говорю: Кляк! — слёзы застилают её глаза. — В ответ тишина. Ни одного ругательства. Он был лучшим из всех… — Я знаю, — тихо соглашается Гермиона. Похороны состоятся сегодня, Паркинсон распорядилась похоронить его там, где он хотел. — Когда я была беременна, Кляк отвлекал меня разговорами, — вспоминает Паркинсон. — На юге Франции есть маленькая деревня. Уже заброшена. Он говорил, что родился и вырос там, пока его не отдали в семью волшебников. Кляк говорил, что там росло дерево, ствол которого сплошь исписан именами достойных эльфов. Он говорил, что, пройдя чуть дальше, можно увидеть могилы, надгробиями которых были камни. Обычные камни… Понимаешь? Она мотает головой. — Кляк говорил, что такова судьба домашних эльфов. Они всегда «за» своими хозяевами. Но, блядство! — она повышает голос, прикладывая пальцы к губам, так, как делал Кляк. — Я не оставлю рядом с ним камень… Гермиона тихо плачет вместе с Пенси. Их чай давно стоит остывшим. Паркинсон, каждый раз глядя на дочь, убеждала себя вслух, что правильно поступила, лишив её памяти. Ей было больно, наверное, больше, чем Амме. Нельзя это сравнивать, но Пенси не могла этого не делать. — Где Кляк? — на выдохе произносит Паркинсон и смотрит в глаза Гермионы. — Что я должна была бы ответить ей? Я умираю без него… Грейнджер срывается к ней, встаёт перед Пенси на колено, чтобы обнять. Подставить плечо. И просто слушать, как подруга плачет. Её слёзы остаются мокрым пятном на кофте Гермионы. Мокрым пятном в сердце.***
Место, что описывала Пенси из воспоминаний Кляка, оказывается не таким красочным. Заброшенная деревня стоит разрушенной. Через крыши многих домов прорастают высокие деревья, нагнетая атмосферу обречённости этого места. Дерево, про которое говорил Кляк, оказывается деревом барбариса. Редчайшим в своём роде. Обычно барбарис растёт кустами, но сейчас, стоя под ветвями массивного дерева с красными ягодами, Гермиона понимает его редкость. Ствол весь исписан именами домовых эльфов. Короткие, без фамилий, ведь им не разрешалось их иметь. Только прозвища или цифры. Маленькая могилка присыпана чёрной землёй. Её окружают те, кому Кляк стал другом. Здесь все, даже Амма. Грейнджер, держа её за руку, чуть приседает, чтобы сказать, что это их друг. Ей больно, что девочка его не помнит. Но это было решение Пенси. И Грейнджер ни за что не пойдёт против него. — Можно оставить цветы? — шепчет девочка. — Какие ты хочешь? — отвечает Гермиона и присаживается на колени перед ней, вытягивая палочку. Амма сжимает губы. Думает. — Мне нравятся белые розы, — смотрит на Гермиону в ожидании. И как только Грейнджер взмахом палочки создаёт венок из роз, маленький, аккуратный, то протягивает его Амме. Девочка кладёт его прямо на могилу под рваный выдох Пенси, которая тут же отворачивается, пряча лицо в грудь Блейза. Драко берёт Амму на руки, встречаясь взглядом с Гермионой. Его лицо бледное, уставшее, но он находит в себе силы протянуть руку, коснуться запястья жены и кивнуть ей. Малфой уводит девочку, слушая её очередной рассказ про то, как Дио споткнулся сегодня на ступенях. Грейнджер оставляет цветы и от себя, вот только создавая их прямо из земли, чтобы покрыть могилу, спрятать чёрный покров выпуклости. Синие, зелёные и белые шапочки цветов колыхаются на едва уловимом тёплом ветру. — Спи спокойно, сукин сын, спи спокойно, дружище… — проговаривает Блейз, ныряя кулаками в карманы брюк. Он догоняет Драко, оставляя девушек одних. Грейнджер обнимает Пенси за плечи. Они с минуту молчат, думая о своём. И вот когда Паркинсон приподнимает древко, вычерчивая на стволе имя Кляка, она произносит последнее: — Ты всегда был моей семьей, — взмах палочки. «Кляк Паркинсон. Любимый друг». Их семья потеряла многое. Для них смерть стала легче пуха.***
Теперь той, кто охраняет сон Драко, становится Гермиона. Каждую ночь он просыпается от кошмаров, хватаясь за палочку. Ей больно это видеть. Знать, что он испытывает то же самое, что и Грейнджер в своё время. — Я здесь, — она обнимает его поперёк талии, целует в плечо. — Всё хорошо. Это всего лишь сон. Драко достаточно перевернуться, чтобы обнять её со всей силы. Чтобы впутать длинные пальцы в её волосы, втянуть носом и через мгновение расслабиться. Она слышит, как сильно бьётся его сердце. Как горяча его кожа. — Я всё думаю, где облажался. Она замирает. Просто потому, что он, наверное, в первый раз решает поговорить о том, что его беспокоит. — Ты не знал об этом, ты в этом точно не виноват, — она уверена в своих словах. — В этом я и виноват, что был слеп и верил безоговорочно. Малфой садится и встаёт с кровати, проходит к креслу у окна. Гермиона переворачивается на другой бок, чтобы видеть его. Привстаёт на локте, пододвигаясь ближе к нему. Малфой берёт пачку, выуживая за фильтр сигарету. Зажатая в зубах, она вспыхивает на кончике от той новой магии, что он приобрёл. Гермиона не знает, как помочь Драко облегчить мысли. Она болеет вместе с ним всем тем, что произошло. Страшно подумать, что он чувствует, зная, что именно он с помощью Хантера убил мать. Боже… Он не виноват. Никогда в этом не был виноват. Свет от фонарей с улицы падает на правую часть лица Драко. Она замечает, как сильно сжаты его челюсти. Какой у него пустой взгляд. Его напряжение сводит к нулю попытки быть в порядке. Им обоим. Это волнами. Боль наплывает и отступает, и с каждым разом сильнее. — Этот ублюдок заключил с ним Непреложный обет, когда Леону было пять, — он выдыхает дым в окно, повернув голову. — Пять ёбаных лет! Господи… — «Никогда не подводи меня. Будь мне верен. И храни мои тайны», — цитирует всё, что знает. — Знаешь, как он пугал его? — Драко зло прикусывает нижнюю губу, не глядя на Гермиону. — «Смотри, Леон, что бывает с теми, кто нарушает обет», говорил ему собственный отец, пока пытал Круцио их служанок. Всегда до смерти. До того момента, пока они не умоляли убить их. Я всегда думал, что в первый раз мы с ним убили человека, когда впервые пошли на дело. Гермиона садится на кровати, подтягивая к груди колени. Обнимает их. — Леон в первый раз убил в семь. Свою няню, которая позволила ему улыбаться. — О боже… — Хантер выдрессировал из него пса, который по команде будет исполнять всё, что потребуется. Запрещал чувства. Смех, любые игры. Игрушки… — Драко ставит локти на колени, горбит спину. — Блять… Я всегда думал, зачем ему в квартире столько детской херни. Мётлы, сладости. Безделушки из «Волшебных вредилок»… Блять! Я даже не уверен, учился ли он в Дурмстранге. — Он чудовище, — Гермиона поднимается и притягивает маленький пуф, садясь прямо рядом с Драко, чтобы взять его за руку. — Я думал, что после покушения, после того, как Хантер пришёл в себя, он отчитывал Леона за дело. Ведь это его задача как консильери — защищать меня. Уже тогда я должен был понять, что что-то не так. Он решил наказать его сигаретами, не зная, что пачка попадётся мне… Грейнджер вспоминает тот момент, до тошноты понимая, как умело Хантер играл роль обеспокоенного дяди. Как он боялся тогда за Драко. Переживал за него. — Если ты решишь уйти, — тихо произносит Драко, — я… — Что ты? — повышает голос. Ей совершенно это не нравится. Поздно уходить. Она вросла корнями во всё это. — Отпустишь? А как же твоё «я эгоист»? Он молчит. — Почему ты молчишь? — чуть резче спрашивает она. — Потому что вокруг меня все умирают! — срывается Драко, выкидывая окурок в окно. Но чуть мягче добавляет: — Прости… Драко встаёт на ноги и тянет её за собой, взяв за руку. Он обнимает её за талию. Грейнджер смыкает руки на его спине. Дышит в такт биения его сердца. Оно орёт от боли. Ей очень хочется, чтобы жизнь, нормальная, в своём понимании, вернулась к ним. Хочется всё это пережить. Пережить все утраты. Чтобы больше не пытаться ухватиться за лианы судьбы. Они всегда скользкие. — Мы справимся, — говорит ему прямо в грудь, не поднимая головы. Говорит прежде всего себе. — Мы справимся…***
Гермиона снимает домик недалеко от дома родителей на целый уикенд, чтобы провести его вместе с Пенси и Аммой, с ними летит и Блейз. Драко обещал присоединиться, когда разберётся с делами. В сводках газет говорилось о серии беспорядков в нескольких Министерствах. Всё происходило утром, во время час-пика, когда множество людей тянулось на работу. Всё, что было найдено — это горстки пепла, и ничего больше. В Авроратах разводили руками. Джек не смог восстановить пепел. Даже он понял, что это редкая тёмная магия. Гермиона больше не говорила с Гарри, всё общение брал на себя Чейз. Она не знала, о чём думал Гарри и искал ли связь с мафией. Гермиона гладит за ухом Ина, пока Пенси пытается разобраться с тем, что принёс отец Грейнджер. — Как это сделать? — она крутит в руках надувные нарукавники для детей. Гермионе стоит только махнуть палочкой, и нарукавники начинают наполняться воздухом. — Но она умеет плавать, — выдыхает Пенси. — уже не маленькая. — Папа всегда на страже безопасности, — с улыбкой произносит Грейнджер. Амма вместе с Блейзом сидят у берега, мочат ноги в воде. Кажется, Забини роет глубокую яму, пытаясь затащить в неё Сена, пока Дио лает рядом, виляя хвостом. — Я никогда бы не подумала, что это адский пес в маскировке, — произносит она, всматриваясь в морду собаки перед ней. Ин даже голову набок поворачивает, понимая, что говорят о нём. — Их выращивают для подпольных бойцовских соревнований. Очень популярный вид среди преступности. Драко выкупил их, когда они были щенками. Ин облизывает Гермионе пальцы. Теперь он совершенно ласков по отношению к ней. Она тянет ухмылку, хватая его за язык. — Что, уже не рычишь на меня? — легонько прощупывает язык и отпускает, видя, как пёс тут же начинает вилять хвостом, подняв задницу с песка. — Они живут больше ста лет и верны своим хозяевам. Я спокойна, что они будут с Аммой ещё очень долгое время, — говорит Пенси и цокает два раза языком, вытягивая палец к морю. — Иди туда! Пёс срывается с места, сшибая Дио прямо в яму, вызывая у Аммы и Блейза смех. Такое затишье, что становится страшно. Страшно оттого, что сейчас всё хорошо и, вроде бы, всё кончилось. Главный враг повержен. Но что будет в будущем? Повторится ли что-то подобное? Никто из них не знает. Гермиона понимает слова Пенси по-своему. Она понимает её наставление о страхе родить ребёнка в такой обстановке. Это страх за семью, за самое родное и драгоценное в жизни, чем можно надавить. Люциус боялся за сына больше всего на свете. Пенси боится за дочь больше всего на свете. И ничто не уберегло их от случившегося. Драко убил мать. Амма чуть не пострадала от произошедшего. Страшно подумать о плохом. Гермиона не загадывает. Она перестала это делать. Слишком много ошибок, когда думаешь о будущем и планах. Всё, что ей сейчас хочется, это вернуть тишину в жизни каждого из семьи. — Хочу отправиться с Аммой в путешествие, — Пенси смотрит на дочь, едва улыбаясь. — Чтобы только мы с ней, вдвоём. Без груза прошлого. Без мафии. Без… У Грейнджер стягивает рёбра. Она кивает. — Куда хочешь поехать сначала? — В Америку, — тут же отвечает подруга, не задумываясь. — Потом в Канаду. А дальше — куда Амма укажет… Блейз позволяет девочке зарыть его в яме. Под лай собак Амма смеётся, помогая себе ладошками скидывать песок на дядю. Глядя на это, в сердце становится чуточку легче. Надежда на лучшее всё же распускается свежими листьями.***
Малфой читает свежий выпуск «Пророка», сидя в своём кабинете в банке. На заглавной странице — обзор чемпионата по квиддичу. Всё, что было в Министерствах, перестало интересовать прессу неделю назад. Прошёл месяц после смерти Хантера. Месяц долгого восстановления. Он всё время работал. Старался занять голову, после чего сразу же отправлялся домой. Домой… Маленькая квартира Гермионы стала их домом. Тесным, но, на удивление, уютным. Он замечал, как она пыталась занять его мысли чем угодно, лишь бы отвлечь. Вечером, после ужина, Гермиона лежала перед телевизором, смотря магловские сериалы. Он познакомился с этой частью её жизни, удивившись, насколько несмешными оказались скетчкомы. Кажется, они так назывались… Драко просто был рядом, он просто наслаждался тем, как она смеётся, ища в этом своё спасение. Бывало, ночью, когда она просыпалась от кошмара, он чувствовал, что ей снилось. Просто потому, что татуировка на ней жила. Шевелилась щупальцами-лентами. Его беспокоил вопрос — почему он не слышал голоса или шёпот? Потому что принял силу полностью, когда Гермиона старалась её отвергнуть и не позволить завладеть собой? Она говорила, что с каждым разом легче выветрить голоса из головы. Будто она нашла способ выключить звук. Убеждала, что бояться нечего. Но он знал. В её голове всегда есть чужие… — Тебя беспокоит пророчество, что нашёл Грей? — спрашивает она в один из таких вечеров. — Меня беспокоит всё, что может навредить тебе, — честно отвечает он. Драко смотрит в её глаза, понимая, насколько они прекрасны в своей гетерохромии. Голубой пигмент рваными пятнами застилает карий, и с каждым взмахом ресниц рисунок меняется. Невозможно увидеть что-то подобное где-то ещё. — Пенси прислала письмо, — Гермиона меняет тему. — Они в Лос-Анджелесе. — Я рад за них, — улыбается Драко, вспоминая колдографию, что прислала Пенси неделей ранее: Амма вместе с псами возится на пляже. — Ты знал, что она с Макото? Драко кивает. Госпожа Скорпионов лично попросила его одобрения, чтобы присмотреть за Пенси и Аммой во время путешествия. — Я рада за неё… Каждому нужен второй шанс. Отматывая время назад, Малфой и подумать не мог, что всё вот так закончится. Что эта кудрявая женщина станет его женой. Пусть брак и фиктивный, но чувства настоящие. Сколько нужно времени, чтобы влюбиться? Чтобы те мысли, которые тогда застилали его разум, стёрлись в порошок? Как там говорил Драко? Никаких чувств, только физика? Мысленно он смеётся над собой. Страх переступить черту был преодолён. Наверное, это сродни щелчку пальцев. Сначала ты думаешь о её привлекательности. О красоте в её простоте. Потом ты её хочешь. Позволяешь себе представлять её голой. Позволяешь себе представлять себя в ней. А когда это случается, то желание закончить на этом ни черта не появляется. Всё, что между ними случилось, основывалось на дикой агрессии друг к другу. На мелочах, что эту агрессию мигом тушили. Их разговоры. Взгляды. Ситуации, что сплачивали их. Грейнджер спасла его жизнь. Дважды. Бросалась в пекло. Показывала себя с той стороны, которую Драко всем сердцем желал. Гермиона умела быть хладнокровной, сильной, безумной. Он видел в ней равную себе. Но при всём при этом в ней было столько нежности и теплоты. Столько слабости. Это не описать словами и не объяснить. Просто вот так случилось. Круг, по которому они бежали друг от друга, с каждым днём становился всё уже и уже, пока они не столкнулись в объятиях. Ему отвратительно думать о себе прошлом. О том, что он хотел отправить её в Замогилье. Пройти весь путь с ней и вернуться. Это ранит прежде всего его самого. Он ненавидит себя за это. Она как-то сказала ему, что однажды нанесёт ответный удар. Болезненный, когда он не будет готов. Что ж… Драко принимает своё поражение. Это там. В сердце. Стучит её именем. Будто между ними падают стены, рушатся города, хрустят кости от невозможности дышать, как будто им двоим это нужно. Сходить с ума страшно. Но терять то, что в руках — больнее. Малфой со всей силы пытается сберечь всё, что выстроил. Всё, что они сделали. Это хрупко. Уязвимо. Но это бьётся. Там, под рёбрами. В груди. Мерно стучит в такт её сердца, Малфой ладонью это ощущает, так сильно притягивает к себе. Сколько лет он оставался холодным на чувства. И ему впервые не страшно принимать это, смотреть в ответ глазами настоящего человека. Не монстра. Всё, что он так долго ненавидел, рухнуло в одночасье, обнажив его перед собственным отражением. Вот он. Теперь настоящий…***
Крик разносится по холодному помещению. Он рикошетит от стен, заплывая в уши остаточным страхом. Драко разминает кулак, примеряя кастет. Шея хрустит, как хрустят первые сломанные рёбра подвешенного вниз головой. — Повторяю вопрос, — тянет Малфой, глядя на Патлатого, стоящего за жертвой. Он держит тело, чтобы его не отбрасывало назад. — Что ещё Бладрейн передал тебе, кроме татуировки? — Ничего! Клянусь! Посмотрите мои воспоминания! — рвёт глотку мужчина. Его мокрая от пота спина блестит в свете тусклой лампочки над головой. — Воспоминания можно убрать, — зло проговаривает Драко. Знает по себе. Теперь знает, на что был способен Хантер. — Он оставил тебе письма? Записки с указаниями? Кто-то ещё был с тобой? Скованный мужчина сплёвывает на пол шматок крови и выбитых зубов. Мотает головой, пытаясь увидеть палача. Драко для его блядского удобства даже на корточки приседает, чтобы схватить за волосы и притянуть голову к себе. — Я жду. — Я… я обычный наёмник. Он купил меня в Берлине на чёрном рынке. Пообещал, что я стану Господином клана Воронов. Вы же сами видели, чёрт возьми! Драко распрямляется. Удар прямо в солнечное сплетение не заставляет жертву ждать. Малфой видел его обрывочные воспоминания — Хантер и здесь позаботился подтереть следы после того, как нагадил. Было безусловно ясно, что этот мужчина ничего не знает. Малфой просто не мог прийти в себя от желания выпустить пар от скопившейся ненависти к Хантеру. Случай поимки теперь уже Господина Воронов состоялся в Нью-Йорке, когда тот решил прийти в бордель одного из Господинов, начав качать права, чтобы получить бесплатных девочек. Драко прислали ворона с запиской через камин. Только сейчас Драко отлично понимает желание дяди не иметь при себе подручных. Он всегда говорил, что прекрасно справляется сам. Конечно, когда много людей, риск попасться велик. Каким бы ни был хозяин, пёс мог укусить и его. Хантер использовал Леона. Потом Аквамарина. Вёл и путал следы обходными путями. Удар. Хрип из разбитого носа, в который прилетает носок туфли. — Пощадите! Я ничего не сделал! Молю! Малфою откровенно плевать, сколько женщин этот ублюдок замучил до смерти. Всё это в его воспоминаниях. Драко даже имя его не хочет запоминать, настолько он ему омерзителен и неважен. Всё, чего он хочет — это убить, а прежде так же замучить до полусмерти. Драко бьёт тело, как подвешенную грушу, всё это время представляя на её месте Хантера. Аквамарина. Билла. Диких. Всех, кто перешёл ему дорогу. Он задыхается от злости. Агрессии, копящейся в лёгких. И вот когда сил уже не остаётся, когда руки опускаются, он отворачивается, отряхивая руки от крови. Ему нужно остыть. Собраться. Выдохнуть. Дьявол… Почему он здесь? Драко очухивается только когда слышит хруст стекла под ногами — всё, что осталось от хрустальной люстры, висевшей в главной гостиной менора. Огонь уничтожил многое. Наверное, это к лучшему. Все самые страшные призраки прошлого теперь похоронены заживо в копоти этих стен. Драко стоит посреди разрухи. Слышит за спиной хруст от шагов. Он не поворачивается. Он знает, кто это. Каждому нужен второй шанс. — Как себя чувствуешь, Леон? И только тогда Малфой поворачивает голову, чтобы встретиться взглядом с другом. Сколько бы Драко ни думал, сколько бы ни гадал, не смог вычеркнуть его из собственной жизни. Виновен ли Леон? Безусловно. Неоспоримо. Но всё хорошее блядски перевешивает сейчас, вынуждая дать ещё один шанс. Вынуждая простить его и попытаться понять. Леон в тёмно-синей водолазке. Его рукава закатаны, и на одном из предплечий Драко видит белые полосы от прошлого Непреложного обета, заключённого с Хантером. После его смерти обет распался, оставляя жуткие глубокие шрамы. В тот день сердце Леона остановилось на пару минут, и Стив, под гнетом ярости Драко, прибег к тому, что назвал «попыткой». Брошенное Круцио прямо в грудь завело сердце Леона. Корчась от боли, он впал в кому, погружаясь в долгое восстановление. Сколько дней подряд Драко навещал его, пока тот не очнулся? Наверное, считал только Стив. Всё это время Малфой аккуратно проникал в его голову, сотрясаясь от ужаса воспоминаний. Всё, с чем столкнулся Леон, было сплошным ужасным нечто, которое создал для него Хантер. Со слов дяди, Леон считал, что его мать умерла после рождения. Бладрейн выстроил корыстный план, рассчитывая на то, что родится девочка. Будущая невеста для Драко. От этого становилось ещё омерзительнее. Поняв, что будет сын, Хантер даже обрадовался. Он видел множество лазеек, как можно пробраться под кожу семьи Малфой. Но для начала нужно было натаскать собаку. «Ты мой пёс» — так называл его Хантер. Маленького ребёнка, желавшего ласки. Маленького мальчика, до смерти испуганного тем, как Бладрейн отчитывал его за любые чувства. Он показывал это на слугах, пытая и смеясь. Он говорил: «С тобой будет так же, как только ты позволишь себе чувствовать». «Ты никто». «Ты должен служить мне». «Всё, что ты должен чувствовать, это ненависть к Малфоям». В пять лет руку Леона обжёг браслет нити Непреложного обета. Пять, сука, лет было Леону, когда на него надели «поводок». Драко не знал, как он не сошёл с ума. Как вообще остался в здравом рассудке. Насколько сильным был Леон в своём желании жить. Именно жить… Тот день, когда их познакомили, Драко помнил со своей стороны. Помнил свою злость, когда проигрывал на ринге, помнил, как всё время побеждающий Леон не показывал ни радости, ни волнения от дуэли. Он был пуст на эмоции. Но теперь, заглядывая в голову Леона… Малфой с ужасом смотрел на то, как бешено стучало сердце у друга. Как, вернувшись домой, он запирался в ванной, чтобы позволить себе всего одну-единственную улыбку в отражении зеркала. Чтобы позволить себе запомнить это чувство и спрятать от отца. Это был его секрет. Грёбаное всё. Малфоя трясло от того, что он видел. Не мог остановиться. Когда дружба случилась, когда Драко проникся этим холодным мальчишкой, Леону становилось всё труднее скрывать от Хантера эмоции. — Делай всё, что он попросит. Разговаривай на все темы, которые он только предложит, ты понял, Леон? — Я понял, Хантер. Он никогда не называл его отцом. И это Бладрейн выбил силой. В день тренировки, когда Патлатый дал мальчишкам немного времени передохнуть, Драко сидел на матах, оперевшись о мягкий борт ринга. Леон не сводил с него глаз, наверное, ожидая, что Малфой начнёт рассказывать о всякой ерунде. Только сейчас, когда Драко посмотрел воспоминания, его прошибло потом от этого момента, на который нужно было обратить внимание. Но будучи мальчиком он просто забыл. Не придал значения. Как бы ни приказывал Хантер поддерживать разговор с Драко, Малфой сам его спросил, что ему нравится в Дурмстранге. — Ты нашёл там друзей? — всё ещё детским голосом спрашивал Драко, видя в лице Леона мгновенный испуг, который он тут же спрятал. Ответ так и не прозвучал. Патлатый вернулся, возобновив тренировку. Леон никогда не был в Дурмстранге. Хантер сам обучал его тёмным искусствам, запретной магии, окклюменции, легилименции и искусству дуэли. Он растил из него воина. Вот только произошло то, чего не ожидал Хантер — Непреложный обет между Драко и Леоном, что сильно осложнило служение Бладрейну. Чтобы не нарушить обет, Хантер нашёл способ: он приходил к Леону ночью, ввинчиваясь в голову, пока тот спал. Он не знал о вторжении. Он не чувствовал умелой легилименции отца, а значит, не нарушал обет, данный Драко: «быть верным ему». Но и Хантера он не предавал. Не шёл против него. И оставался верен и отцу… Отвратительная жизнь друга, которой Драко не знал. Даже если бы спросил, он бы не ответил. Как слеп был Малфой. И вот теперь они стоят друг перед другом с оголёнными нервами чистейшей правды. Во взгляде Драко сожаление. Прощение. Понимание. Смирение. Во взгляде Леона — полнейшая боль, которую он теперь не скрывает. — Будешь восстанавливать дом? — спрашивает друг, делает шаг и оглядывается. Сгоревшие портьеры, разрушенная огнём мебель. И гарью пахнет до сих пор. Драко мотает головой. — Это кладбище прошлого. Пусть здесь всё покоится как есть. — Нужно жить дальше? — спрашивает Леон, и Драко сглатывает. На этот вопрос не нужен ответ. Всё очевидно. — Прости меня… Малфой отворачивается, сжимая кулаки. Поздно и не вовремя. — Когда ты понял, что Хантер попытается тебя убить? — вместо ответа Драко задаёт встречный вопрос. — После покушения на тебя. Когда стреляли. Сжать челюсть. Хрустнуть шеей, чуть повернув голову, пытаясь сдержать злость, рвущуюся наружу. — И всё это время ты ждал удара в спину? — Драко поворачивается, не видя ни одной эмоции на лице Леона. Он просто кивает. — Ты был готов к смерти? — Я не знал, что это будут сигареты. Ведь три штуки я выкурил, пока не отдал тебе. Я думал, он убьёт меня более жестоким образом. Малфой помнит из воспоминания Леона тот день, когда он был в отключке. Когда Хантер на коляске выполнял роль заботливого дяди, отчитывая Леона за промах. «Если бы я потерял тебя?» — сказал он тогда сыну. Как легко ему далась эта ложь. Ублюдство реальности. Каково знать, то что твой отец скоро убьёт тебя? Как Леон справлялся? Как он вообще не сошёл с ума? — Ты всегда знал, что Хантер сын Абраксаса? Леон медленно мотает головой. Хмурится. В его воспоминаниях Бладрейн никогда об этом не упоминал. Перестраховался. Наверное, и для него стало шоком их родство. Бладрейн запутал Люциуса и Драко тем, что рассказывал, как взял мальчика из приюта, когда сам зачал его, чтобы вырастить подчиняющегося солдата. Когда в приюте был сам Хантер, откуда его забрал Господин Воронов. Алиби на все случаи жизни. Что было бы, если бы он смог найти в себе силы подавить чувство мести, которое годами тлело в его сердце? Что, если бы Хантер признался Люциусу в том, что он его брат? Драко не может представить, чтобы его отец возненавидел бы Бладрейна за это. Просто не может представить. Его отец был не таким. Хантер сам сделал всё, чтобы скрыть это. Чтобы продолжать наслаждаться потерями Люциуса. Дети несут ответственность за ошибки родителей? Драко смотрит на Леона, у которого никогда не было жизни. Он знал только слово «служить». Прятал чувства, которые ему запрещались. Но чёрт. Как Малфой рад, что Блейзу, единственному, удалось надломить его броню… — Ты его видел? — тут же спрашивает Драко, вспоминая о друге. — Он навещал меня. Я сделал вид, что сплю… — Он высказался? Леон на выдохе смеётся. Впервые за долгое время. — Стиву пришлось выйти и попросить его ругаться тише. Они идут по коридорам разрухи медленно, плечом к плечу. Драко осматривает дом и всё, что от него осталось. Но менор до сих пор хранит в себе защитную магию. Драко вступает в библиотеку, делает несколько шагов вперёд, оборачиваясь на Леона. Тот зависает в проёме, складывая руки за спиной. Ждёт его, не решаясь… Решается Драко. Он спокойным уверенным тоном произносит: — Это и твой дом, — кивает ему. — Проходи, брат… Библиотека менора пропускает в себя обоих Малфоев. Законных представителей рода.***
— Не открывай! Гермиона улыбается, когда Драко с помощью порт-ключа переносит их в место, как он сказал: «Тебе понравится». Начало лета беспощадно жарит лучами солнца. Грейнджер щурится, закрывая глаза, приподнимает ладонь, чтобы закрыть лоб. Чувствует, как Драко ведёт её за собой. Под ногами мягкая земля. Она спотыкается. — Это шишка, — поясняет он, ухмыляясь от её неуклюжести. — Мы в лесу? — идиотский вопрос. Это можно почувствовать в тёплом воздухе — пахнет елями. Драко становится позади, прикрывая её глаза. — Если тебе не понравится… — Не понравится что? — возмущается Гермиона, и глаза ослепляет солнце, как только Драко убирает руку. Приходится вновь поднести ладонь ко лбу, чтобы округлить глаза. Чтобы выдохнуть из лёгких спёртый воздух, поражаясь всему, что предстаёт перед взором. — Ты… ты построил дом? — Выкупил у маглов. Строить было бы дольше, — разочарованно говорит он, наблюдая за её реакцией. Восхитительный одноэтажный особняк, затерянный в лесу из высоких елей. Каменные стены, вымощенная огромными бетонными плитами дорожка. Гермиона оглядывается на Драко и видит, как ему нравится её реакция. — Хочешь посмотреть на наш новый дом? — Боже… Где мы вообще? — она быстро шагает к дому, вытирая вспотевшие ладони о джинсы. — Штат Юта. Америка. Говорят, зимой здесь особенно чудесно… Грейнджер входит в дом, поражаясь, насколько массивными оказываются двери — больше трёх метров в высоту. И сколько же оказывается внутри света. Окна в пол, даже потолок в гостиной из стекла. Всё тот же интерьер, который любит Драко. Камень, дерево, стекло. Органично вписанная мебель пастельных цветов. Мех, картины. Камин в человеческий рост. — Почему ты мне ничего не сказал? — Хотел сделать тебе сюрприз, — он входит за длинную барную стойку и открывает шампанское. — Драко, дом восхитителен! Мне нравится! Мне правда нравится. Грейнджер быстрым шагом обходит дом. Он квадратный, посередине размещается уличный сад с небольшим прудом, цветами и кустами гортензий. Сколько света. Она считает спальни. Одна. Вторая. Третья. И самой большой оказывается самая дальняя, из которой, наверное, самый потрясающий вид на горы, виднеющиеся за верхушками деревьев. Можно услышать щебет птиц, если замолчать и остановиться. Если приказать сердцу немного угомониться. Гермиона падает на кровать, глядя в сторону, на веранду спальни. В голове множество вариантов, где остановиться, чтобы всё рассмотреть. — Бассейн в другой части дома, — он появляется на пороге, держа в одной руке бутылку шампанского, в другой — два бокала. Три месяца были такими спокойными, чистыми от негатива, что Гермиона боялась проснуться и понять, что всё оказалось сном. Но вот она здесь. Она счастлива. И всё, кажется, налаживается. К ней левитируется бокал, и Грейнджер ловко хватается за ножку, даже не смотря на него. Всё её внимание приковано к мелочам. — Полагаю, ты тут сама всё устроишь. Многое нужно докупить, я это оставил на тебя, с твоего позволения. Это утомительно, — Драко присаживается на кровать, закидывая одну ногу, вторую оставив на полу. Они чокаются бокалами, отпивая шампанское. — Посмотри вон туда, — Малфой вытягивает руку с зажатым бокалом, указывая пальцем в окно. — Видишь дом, чуть выше, на горе? Гермионе нужно привстать, чтобы рассмотреть, увидеть двухэтажный особняк чуть меньше размером, но не менее красивый. — Это новый дом Пенси. Стук сердца в ушах. Она спрыгивает с кровати, подбегая к балкону, раскрывая двери. Выходит на веранду, чтобы опереться о перила и встать на носочки, рассматривая, насколько теперь они близки с Аммой и Пенси. Шорох. Драко выходит к ней. Она спиной чувствует присутствие, а потом и физически ощущает его. Он обнимает её за талию, целуя в шею. Паркинсон не хотела возвращаться в старый дом, где произошло самое ужасное для неё. Малфой делал всё для своей семьи… Он окутывал всех удобством и комфортом. — Драко… Я… Он разворачивает её к себе, забирает бокал и ставит на перила. И прежде, чем она вновь хочет что-то сказать, он склоняется, чтобы заткнуть рот поцелуем. Грейнджер смеётся, но каждый выдох смягчает улыбку, и вот тогда она раскрывает рот, впуская влажный горячий язык мужа. Стон протяжный. В самые губы. Драко отходит первым, чтобы увести руку вверх, стягивая футболку через голову. Как он красиво раздевается, настолько же красиво одевается. Гермиона не может привыкнуть к этому, каждый раз наблюдая за ним. На его предплечьях чернеют татуировки. Дракон на спине извергает лаву, и Гермиона видит его в отражении мутного окна. Он хватает её под бёдра, занося обратно в спальню. Бросает на кровать, улыбаясь ей в ответ. Пряжка ремня клацает, пока Грейнджер снимает с себя топ, а потом приподнимает бёдра, чтобы он стянул с неё джинсы. Всё это происходит с каким-то возбуждённым от эмоций смехом. Но смех прекращается, когда Малфой нависает над Грейнджер, целует в скулу, спускаясь всё ниже, к шее. Прикусывая кожу на ключицах, он слышит её удовлетворенный выдох. Драко сжимает рукой грудь, заставляя её прогнуться и расставить колени ещё шире. Именно этого он и добивается. Скользит поцелуями всё ниже, опаляя дыханием сосок. Импульс проносится по телу. Острый. Ощутимый. Как судорога. Ей бесконечно приятна эта тянущаяся пытка. Гермиона приоткрывает губы, чтобы с них сорвался выдох, когда Драко сквозь ткань белья касается её. Она выгибается от трения его пальцев, рёбра натягивают тонкую кожу, выпирают, как тонкие ветви. Ей стоит упереть локти о пружинистый матрас, чтобы взглянуть на то, как он снимает с неё последнюю ткань, прикрывающую тело. Смотрит на то, с какой жадностью он рассматривает Грейнджер. Драко стоит перед её разведёнными ногами, протягивая руку вниз, чтобы коснуться. Чтобы растянуть губы в ухмылке, видя, как она закатывает глаза. Два пальца входят медленно. Мучительно медленно, отчего хочется самой насадиться, чтобы ускориться. Но он медлит. Ласкает рукой, плотно сомкнув челюсти. Сам еле держится. Гермиона взвизгивает, когда Драко становится на пол и хватает её за бёдра, резко притягивая к себе. Чтобы опуститься на колени перед высокой кроватью, чтобы с выдохом поцеловать внутреннюю часть бедра. Грейнджер уводит голову в сторону, чтобы прикусить кожу на собственной руке. Так хочется выть от наслаждения. Так и происходит, когда его горячий язык проходится прямо по клитору. Её бёдра сжимают пальцы Драко, просто чтобы не дать ей сомкнуть ноги. Он с силой давит на них, чтобы раздвинуть. Он ласкает её языком, помогая себе рукой, вводя два пальца. Не до конца. На пару фаланг. Нет сил даже дышать. Грейнджер задыхается от стонов. Ей хватает силы приподнять голову, чтобы умереть от взгляда, с которым она встречается. Он смотрит на неё дико, жадно. Опаляюще. Она в пьяном возбуждённом дурмане хватается за волосы Драко, сводя ноги, кончая с его пальцами в себе. Не видит и не слышит, как он снимает брюки, как забирается на кровать и рывком разворачивает Грейнджер спиной к себе. — На колени, — хрипит где-то над ухом. Гермионе стоит только встать на колени, опереться руками впереди себя, как кожу на затылке стягивают пальцы, сжимая волосы, притягивая к себе. Драко трахает её, прижав её спиной к своей груди. Сжимает рукой грудь, целуя в шею. Кажется, он что-то шепчет. Невозможно разобрать с первой попытки. — Посмотри вперёд, — он замедляется. Даёт ей время раскрыть глаза. — Как удачно здесь встало зеркало… Вот тогда она понимает, о чём он говорит. Она смотрит на огромное зеркало во всю стену. Смотрит на них, на себя. Её щёки горят. Соски красные от того, как Малфой сжимает грудь. Они смотрят друг на друга, пока Драко трахает её сзади. Это по-настоящему грязно и развратно — вот так наблюдать за этим. Малфой ритмично двигается в ней, пока Грейнджер сильнее выгибает спину, удивляясь, как её не сломало. Настолько она не в себе. Драко кусает её плечи, сжимает соски, и когда его дыхание окончательно сбивается, когда его стоны становятся хриплыми, он замедляется и гортанно стонет, кончая прямо в неё. Гермиона падает без сил, содрогаясь от волн тепла, чувствуя, как Драко ложится позади, притягивая её к себе. Целует в макушку. Она цокает, когда слышит за спиной треск кончика сигареты, когда Драко прикуривает её. — Серьёзно? — спрашивает она, разворачиваясь на живот. Малфой укутывает их одеялом, скрывая наготу. Он опирается о мягкую спинку кровати, обтянутую вельветом. Его лоб мокрый от пота, отчего одна прядь прилипает к нему. Гермиона протягивает руку, зачесывая чёлку назад. — Не кури в кровати, — с выдохом произносит она. — Я курю с пятнадцати лет. Вряд ли твои наставления заставят меня отказаться от этого. — Я прошу курить где угодно, но не в кровати, Драко! Она привстаёт на руке, хмуро глядя ему в глаза. Бесится, что на его губах появляется ухмылка. — Это что, наша первая ссора? — смеётся он, выдыхая дым в потолок. — Получается так, — толкает его в плечо.***
— Ебанёшься! Блейз ставит дорожные сумки на землю. — Что? Что там? — пищит в восторге Амма. Её глаза, точно так же, как у Пенси, завязаны лентой. — Только дай мне тебя найти, я тебя прокляну, — злобно выдыхает Паркинсон на то, как реагирует Блейз. Гермиона стоит позади Пенси с желанием поскорее снять с неё ленту. Блейз подходит к девочке и, взглянув на Грейнджер, кивает. Им развязывают глаза и ожидают реакции. Драко и Леон стоят позади, выкидывая сигареты перед тем, как войти в новый дом Паркинсонов. Амма с восхищением смотрит на дом, но ничего не понимает. Гермиона спешит их обрадовать: — Вы наши новые соседи! — улыбается, глядя на подругу. Лицо Пенси становится непроницаемым. Грубым. Она сжимает челюсти и разворачивается к Малфою, настигая его в пару шагов. Все замирают в ожидании, а девочка убегает внутрь вместе с лающими псами. Но через секунду Пенси просто-напросто обнимает Драко за шею, отклоняет голову и быстро целует в губы, едва касаясь. Голос дрожит. — Спасибо… — шепчет она. — Не за что, малышка, — отвечает Драко и кивает на дом. — Добро пожаловать домой. Пенси догоняет дочь, пока все медленно идут к дому. Блейз успевает взять Малфоя под руку. — А можно мне тоже такой подарок? — Иди к чёрту, — закатывает глаза Малфой. — Я согласен даже на будку! Они со смехом входят в новый дом Паркинсонов. Здесь всё из дерева, приятно пахнет хвоей. Окна в пол, белая мебель. И так же, как у Малфоев — много света. Собаки носятся из комнаты в комнату, обнюхивая всё вокруг. Грейнджер оборачивается к Леону, обнимает его, приветствуя. В последний месяц Блейз увязался в путешествие за Пенси, не предупредив её, и явился на виллу без предупреждения, конечно же, взяв с собой Леона. Вот такой компанией они и отдыхали, путешествуя по острову, пока Пенси наконец не решилась поехать домой, почувствовав, что дыра в груди всё-таки начала заживать. Амма находит подарки в своей новой спальне. Ей уже десять. День рождения они праздновали на Бали вместе с Пенси и Блейзом, но сейчас для девочки праздник только начинается — в кругу её семьи. Драко и Гермиона подарили ей всё, что понадобится на будущий год в Хогвартс. Новая метла — конечно, Малфой не мог не порадовать племянницу, услышав только раз, что она хотела бы полетать. Блейз пообещал научить её, чтобы в школе её тут же взяли в команду, несмотря на правила. Всё сейчас похоже на праздник. Сен, бегающий вокруг себя, пытающийся стянуть с задницы подарочный бант, который приклеил Блейз, оторвав от подарка. Амма, распаковывающая коробки, очарованно разглядывая всё, что ей подарили. И каждый раз, открывая очередной подарок, она подбегает к каждому, чтобы обнять. Невероятно ласковая и добрая девочка. Пенси вырастила потрясающую дочь. Пенси, срывающая обои в своей спальне, выкрикивающая: — Кто вообще выбирал цвет этих обоев? Я всё здесь переделаю! Какое гадство, а не цвет! Забини, стоящий за барной стойкой и смешивающий коктейль, кротко наблюдающий за Леоном, сидящим напротив. Они будто общаются без слов, и наблюдать за этим так интимно. Гермиона находит Драко стоящим на веранде. Выходит к нему, слыша из дома разговоры, смех, праздничную музыку. Ей стоит обнять его поперёк талии, уткнуться лбом между лопаток и с выдохом прошептать: — Я так счастлива… — И я… — несмело произносит он. Словно боится спугнуть это приобретённое счастье. У них вся жизнь впереди. Страх не смог уничтожить всё, что они с такой болью выстрадали. Никто из их семьи больше не позволит случиться плохому...***
В конце лета мистер Чейз закончил работу над своим проектом, которому дал название: К. Короткий рецепт Л. Лучшего зелья Я. Являющего К. Как избавиться от ругающего проклятья За месяц Чейз, с помощью репортёров, нашёл добровольцев, коих оказалось с десяток, проклятых этим ужасным недугом. Он с третьей попытки выявил формулу, оказывающую эффект закупоривания ругательств прямо в горле, от чего человек не ругался, а просто начинал икать. В больнице святого Мунго ему вручили орден за разработку в области колдомедицины. Чейз в тот же день подарил этот орден Грейнджер. Он не сказал ни слова, лишь аккуратно положил рубиновый орден в золотой оправе на стол перед ней. — Это на память о твоём друге, — лишь произнёс он. — Жаль, что мы не сумели вовремя ему помочь… Этот орден, с выгравированными буквами К.Л.Я.К, теперь висел в рамке в доме Пенси. На самом видном месте. Как их память о нём. Дружба между Гарри и Гермионой прекратилась. Она чувствовала на себе его холодный взгляд. Он не понимал её поступков и мотивации. Каждый раз, когда Гермиона приходила в Министерство в новом роскошном деловом костюме, всплывали очередные слухи. «Наследство покойного мужа». Машиной она пользовалась редко. Теперь её перемещения происходили только с помощью каминов, из страны в страну. Кто-то даже попытался разбить лобовое стекло Бентли, припаркованного за Министерством, это подхватили репортёры, поместив новость на третью страницу газет. На следующий день машина была как новенькая, ещё больше раздражая людей. Она могла отогнать её в другое место, но гордость была сильнее. Она не хотела прогибаться, показывать всем, что: «Да, я слышу вас. Да, я буду травить вас новыми разговорами обо мне, пока вы не сожрёте себя в своей ненависти». Ей было плевать на всех. Она имела на это полное право, выстроив свои приоритеты. Однажды, в начале осени, когда Гермиона вошла в банк с чёрного входа, направляясь к кабинету Драко, то застала его разговор с Леоном. — Я не могу это принять, — Леон оборачивается, когда Гермиона толкает дверь от себя, проходя в кабинет и здороваясь с мужчинами. Она знает, о чём идёт речь. Недавно они говорили об этом с Драко. Малфой сейчас — Глава всей мафии, его люди, что были в клане Дракона, потеряли свои татуировки, как только он пробудил силу. Им нужен был Господин. — Ты больше не мой консильери, — вновь убеждает его Драко. — Ты имеешь полное право создать свой собственный клан. Тем более, все тебя знают как одного из бывших Драконов. — Это слишком… — тянет Леон. И вот тогда Драко срывается. — Слишком прятаться в тени покойника, оглядываясь назад! Хватит! — грубо выкрикивает он. — С тебя достаточно! Леон стоит, заведя руки назад, в позе подчинения, отчего Малфой ведёт плечом, скрывая свою злость. — Леон, — чуть спокойнее проговаривает он, — я готовил тебе место задолго до случившегося. Это приказ. Старший Малфой поднимает на Драко взгляд. Его непроницаемое лицо ничего не выражает. Полное смирение. — Разве ты не хочешь начать всё сначала? — с дрожью в голосе, от злости, произносит Малфой. Леон кивает. — Хочу…***
После того, как Драко занял место Главы, Пенси и Блейз стали Господинами своих кланов, переместив татуировки на спины. Клубный бизнес Забини развивался, открывались филиалы в разных точках волшебного мира. А Пенси нашла себя в искусстве. Она всегда умела рисовать. Они со смехом вспоминали её школьные живые карикатуры на профессоров и учеников, которые пользовались успехом среди учащихся. Сейчас же одна из комнат её дома отведена под студию. Она рисует портреты Аммы, Кляка и Грейнджер. Блейз так и остаётся набросками со смешными рожами. Паркинсон всё ещё держала расстояние между собой и Леоном. Гермиона говорила, что ей нужно время простить его. Нужно время понять его боль и жизнь, в которой он жил. Никто её не торопил. Макото устроила выставку для своей женщины в подарок на два месяца их отношений. Забини подшучивал над тем, как Паркинсон погружена в новые отношения. Подшучивал над её легким настроением, когда Пенси рассказывала о Макото. Вопрос, кто из них был главным в отношениях, был предметом спора между Блейзом и Драко, рассуждающих вслух, чем сильнее злили Паркинсон. Выставка состоялась в Японии. Десять картин, выставленных на продажу, были скуплены в этот же вечер. Драко успел приобрести одну, прежде чем остальные девять были выкуплены анонимом. — Уверен, это Макото, — прошептал тогда Блейз. Когда Пенси приходила с Аммой на ужин к Малфоям, рассказывая о своей женщине, в её голосе слышалась лёгкость. Гермиона с интересом слушала её, кивая каждый раз, что бы ни говорила Паркинсон. — Она такая смешная на самом деле, — произносит Пенси. — Мне она казалась замкнутой и тихой, — хмурится Драко, отпивая виски. — Это она со мной такая… Этого было достаточно для Драко — услышать то, как Пенси начинает жить. Как начинает дышать, наверное, впервые за долгое время. Она это, как никто другой, заслуживала. — Вы знали, что Блейз насильно поселился в лофте Леона? — Паркинсон ставит бокал на стол. Оборачивается в гостиную, глядя на то, как Амма с псами лежит на полу, смотря телевизор. — Взял инициативу в свои руки, — продолжает она. — Я не об этом ему говорила! Когда имела в виду действовать первым. — Ты помогаешь Леону и Блейзу… — для Драко это неожиданно. Становится чуточку легче. Пенси не отвечает. Она прячется за глотком вина. — Завтра церемония, — Драко отклоняется на спинку стула. — Вы можете не приходить. — Что ещё прикажешь сделать? — возмущается Паркинсон. — Я появлюсь там ради него, пусть даже… Она не договаривает. Это не нужно. Малфой кивает и переводит взгляд на Гермиону. — Ты же останешься дома? Она мотает головой. Её взгляд такой серьёзный. Она смотрит перед собой, погруженная в мысли. На её руках начинает шевелиться татуировка, и Малфоя прошибает ощущение единства с Номурой. Дракон на спине извергает огонь. Он это лопатками чувствует… — Я появлюсь там ради него. Он этого заслуживает… Ночью, когда Гермиона переворачивается на бок, обнимая Драко за талию, он понимает, что она тоже не может уснуть. — О чём ты думаешь? — произносит он, приглаживая её пушистые волосы. — Я всё думаю о пророчестве Грея. Могли ли мы поменять ход событий? Драко смотрит в окно, на звёздное небо. Звёзды скалятся с небес, кусая острыми краями черноту покрова. — Полагаю, что да, — выдыхает он. — Ни мой отец, ни я не получили Номуру. Судя по словам триады, татуировки нельзя совмещать. Она мычит, соглашаясь. Кутается плотнее в одеяло, кладя бедро на колено Драко. Всё, что он сейчас желает, это просто жить. Эту судьбу, которая всё расставила на свои места. Привыкнуть к постоянному оборотному оказалось легко. Бесконечная фляжка в нагрудном кармане стала заменой пачки сигарет. Партии Красного льда увеличились по сравнению с прошлым годом. На аудиенциях у круглого стола не было случаев летального исхода. Драко регулировал вопросы, погружаясь в работу с головой. Всё, что оставалось сделать — это дать Леону его собственную жизнь. Дать ему клан, не переживая за его будущее. Малфой надеялся, что прошлые кошмары, что сотворил Хантер, покинут голову брата. Брата… К этому сложно привыкнуть. Но как же легко губы складываются в эти буквы. Брат.***
Утром они завтракают в Берлине на центральной площади, прежде чем отправиться в зал. Их круглый стол в ресторане маленький. В тесноте не ощущается дискомфорт. Пенси отмахивается от Блейза, а Гермиона выслушивает Леона, пока тот перечисляет животных. — Ты всё ещё не определился с хищником для своего клана? — встревает Блейз. — У тебя была целая ночь! — Половина ночи, — бесцветно проговаривает Леон, отчего Пенси вытягивает полуухмылку. Грейнджер прячет глаза, уводя взгляд от неловкости. Никто из них больше не желал участвовать в разборках этих двоих, в выяснениях их отношений. Амма осталась вместе с Патлатым, заставив его следить, как у неё уже получается летать на метле. Мужчина радовался успехам девочки и, заикаясь, подбадривал её. Сейчас же они впятером сидят при полном параде, готовясь отправиться в зал круглого стола, чтобы объявить всем о создании нового клана под руководством Господина Малфоя. Леон всё ещё немного смущается новой фамилии, которая по праву принадлежит ему. Через четверть часа они усаживаются в машины, не найдя место, откуда можно незаметно переместиться с помощью порт-ключа. Машина Пенси, Леона и Блейза едет впереди машины Драко и Гермионы. Она, закинув ногу на ногу, стучит пяткой по полу, выдавая своё волнение. Появляться там опять не было в её планах, но ей очень хочется поддержать Леона. Ничего… Можно потерпеть. Драко касается её руки, сжимая пальцы. Он молчит. Ничего не говорит, смотрит в окно, точно так же, как она. Но даже так она чувствует его тёплую поддержку. Его силу, которую он вкладывает в это касание: «Я здесь». «Я рядом». Остаётся набрать в грудь воздуха, дождаться, пока машина остановится, и Драко откроет ей дверь, протянув руку. Гермиона ощущает в себе голоса. Они никогда не уходили. Она просто научилась их заглушать. Она лгала Драко, что справляется. Шёпот всегда с ней. И что будет дальше она не знает... Татуировка плавает по её коже тонкими лентами, пока они входят в особняк. Гоблин, не ожидавший, что явится и она, на секунду замирает, но всё же исправляется, низко кланяясь. — Все уже ждут вас, Господа, — вытягивает руку. Пенси идёт между Леоном и Блейзом, они входят первыми. Даже из коридора слышится шорох мантий и одежд. Все поднимаются, и когда в зал входит Грейнджер, её укалывают взгляды сотен пар глаз. Господины, их консильери и помощники. Цокот её каблуков рикошетит от стен. С каждым шагом в ней растёт нечто сильное, заставляющее распрямить плечи, приподнять подбородок и гордо идти к трону прямо в конце стола. Ей будто нравится то, что она ощущает. Эта власть... Драко останавливается сбоку от неё. Леон справа. Пенси и Блейз стоят чуть позади. Грейнджер садится на трон, вызывая шёпот и вздохи восхищения. Голубое свечение плавает по трону Номуры. Она слышит позади себя, как Драко тихо спрашивает брата: — Ты решил? — Ворон, — отвечает Леон. И добавляет, поясняя: — Ты сам сказал начать всё с начала… Я не подведу. Что ж… Гермиона кладёт ногу на ногу, опираясь локтями о подлокотники кресла. Окидывает беглым взглядом весь зал. Номура в ней источает силу. Номура в ней живёт. Шёпотом. — Присаживайтесь, — говорит она. — Мы начинаем собрание…