ПолиАморалы

Джинни вернулась от брата с твёрдым настроем поговорить с Юнги и всё рассказать тому. Секреты друг от друга – это дело дурное. Даже в мелочах не стоит ничего утаивать, иначе как доверять в чём-то большом? Ждать подходящего момента для откровенности пришлось недолго, вскоре позвонили в дверь. Девушка открыла и, пока Юнги, не глядя, скидывал с себя кроссовки, они поцеловались. - Ужинать будешь? – спросила она его. - Я у Хоупа наелся, только если за компанию с тобой… - А я у Намджуна поела, - улыбнулась Джинни, - мы с тобой два прихлебателя и халявщика. - Это очень удобно, - подмигнул он, - но будет свой дом – ты тоже научишься готовить, - без задней мысли сказал Шуга, но девушка тотчас понеслась по кочкам своих мыслей, поджимая губы: - А если я не люблю готовить в принципе? - Ничего, моя мама умеет, если мы будем жить с моими… - Джинни, кто пришёл?! – раздалось за их спинами. Они повернулись. Там стояла бабушка. Девушка закатила глаза и громко напомнила: - Это Юнги! Мой молодой человек! - А-а! – протянула бабушка. – Добрый вечер. - Добрый вечер, - поклонился Шуга. - Я думала, Джинни ещё в школе учится, разве ей не рано встречаться? У бабушки глухота чередовалась с провалами памяти или лёгкими деменциями. Иногда накрывало и всё сразу, что усугубляло ситуацию раз в десять. - Я закончила университет, бабуль! – крикнула ей Джинни и потянула Шугу за руку, проскользнув с ним в свою спальню и скорее заперев на щеколду дверь: - А то она опять войдёт без спроса… - Старый человек, что ты хочешь! - Ничего не хочу, - и, тотчас противореча себе, выпалила: - Хочу, чтобы не нарушали личное пространство, чтобы хоть иногда было потише, и я могла заниматься своими делами! - Но за ней же нужно приглядывать… - Ты так говоришь, потому что у тебя уже нет бабушек и дедушек, и тебе никто на мозг не приседает, - Джинни устало плюхнулась на кровать, взяв одну из подушек и сердито прижав её к груди. – Достало всё! - Да ладно тебе, - Юнги вытянул у неё из рук подушку, лёг рядом и, развернув к себе, обнял, - хочешь анекдот про бабушку расскажу? - Нет настроения сейчас на анекдоты, - пробормотала Джинни, - и вообще… я хотела поговорить. - Я тоже… - Нет, погоди, сначала я. Пока я надумала и решилась, мне надо с тобой кое-что обсудить. - Ладно, давай. Она подняла взгляд к его глазам. Те внимательно смотрели и ждали от неё изложения сути. - Ты знаешь, что я… думала о продолжении учёбы. - Знаю, - сказал Юнги, но внутренне напрягся. Беседы на эту тему всегда для него обозначали, что свадьба и семейная жизнь откладываются. - Я хотела поступить в магистратуру… - Да, это я тоже знаю, но… мы же собирались пожениться. - Разве одно другому мешает? Почему я не могу быть замужней студенткой? – постаралась заискивающе, мило и невинно улыбнуться Джинни. - Можешь, конечно. Только… - Только? – дёрнулись её брови, силясь не морщиться. - Только я думал ребёнка завести… - произнёс это Юнги, чувствуя, что формулировка плохая. Как мужчина может завести ребёнка? Конечно же, тут главным является желание женщины, но что поделать, если ему самому хочется? Одним горячим желанием не обойтись без помощницы. - Так сразу? После свадьбы можно было бы немного пожить для себя… - Мы уже три года встречаемся! Чего тянуть? К тому же, разве дети – это не для себя? Это же тоже радость! - Помешался ты на этих детях, - хмыкнула Джинни, перегибая, конечно, ведь не так часто он об этом говорил. - Не помешался! Но ты же сама обещала, что у нас будут сын и дочка! - Да я не забираю назад это обещание! Но не рановато ли мне? Кто сейчас раньше тридцати рожает? - А если мне уже за тридцать? – нахмурился Юнги. - Но ты же меня можешь подождать! Мужчины отцами могут становиться и в пятьдесят, и в шестьдесят, и вообще, наверное, до самой могилы. - Ага, копчёным угрём своим если ещё что-то смогут. - Да ну тебя, - тюкнула его кулачком по плечу Джинни, - в общем… Я около месяца назад подала документы… - видя щурящиеся глаза Юнги, превращающиеся в щёлочки, она быстрее дополнила: - В шутку, просто проверить себя, на что я сгожусь! Как рассмотрят мои выпускные работы и резюме… - И? - И меня приняли. Я сама не ожидала! Но они ждут моего подтверждения, чтобы оформить меня в магистратуру. - И ты даже не сказала мне? Не посоветовалась со мной? – отстранил её от себя Шуга и сел. - Я же говорю, я не думала, что будет какой-то результат… зачем говорить о том, чего ещё нет? Чтобы потом пришлось бы со стыдом признавать, что меня не взяли? Мне нечем было бы гордиться. А так… - А так ты боялась сглазить, потому что очень хотела поступить! Помолчав и думая удержаться и быть мягче и дипломатичнее, Джинни не выдержала всё-таки: - Да, хотела! И что? Я лелеяла мечту и очень хотела, чтобы меня взяли, я хотела убедиться, что не глупа, а способна и чего-то стою! - Джинни, ты очень многого стоишь! Какие тебе нужны доказательства? Ты умница, ты окончила бакалавриат, ты специалист в экономике, что ещё тебе нужно? - Признание! Должность. Я… я хочу стать преподавателем! - То есть, речь даже не только об учёбе? – понял Юнги. - А о карьере? Услышав себя со стороны, Джинни порозовела и, тоже сев, пожала плечами: - Ну да, я хотела бы хорошее место, уважение, финансовую обеспеченность… - Это потому что я не могу содержать тебя достойно? – едва удерживая яд, направленный против самого себя, процедил Шуга. - Что?! Нет! Это совсем ни при чём! Я давно хочу независимости ото всех, от брата, от отца. Чтобы уметь полагаться на себя, знать свои возможности… - Независимости ото всех, - повторил негромко Юнги, - и от меня ты хочешь быть независимой? - Ну, не полностью… материально что ли. Что в этом такого? Духовно я всё равно зависима от тебя и привязана к тебе. - В этом недоверие, как будто бы ты не можешь положиться на меня и выстраиваешь отступные пути. - Чушь какая! Не собираюсь я никуда отступать! - Меня покоробило твоё слово «независимость», словно ты хочешь отдельную от меня жизнь, в которой для меня нет места. - Это всё твоя мнительность! Я ничего такого не подразумевала! Я хочу быть с тобой, но хочу вносить в нашу будущую семью равный с тобой вклад. В конце концов, ты же не думаешь, что я буду сидеть с ребёнком, а ты разъезжать по делам своим? Нет уж, ты будешь сидеть с ним ровно столько же, сколько и я! - Да я только рад буду! Никогда не отказывался… Значит, подождать ещё два года? – вздохнул Юнги. – Два года твоей магистратуры? – Джинни кивнула. – Но поженимся мы в этом году! - Хорошо, только… - это была самая ответственная часть, самый опасный раздел новости. – Только есть небольшой нюанс. - Какой? - Пожениться надо будет в Америке. - Чего? – не понял Шуга, поморгав с лицом стукнувшегося о стенку, проснувшегося от этого удара хомяка. - В Америке… я поеду учиться туда. Посоветовавшись с Намджуном, я выбрала Колумбийский университет. Я буду учиться в Нью-Йорке. Первую минуту Юнги даже не мог найти слов. Америка, Колумбийский, Нью-Йорк – чужеродные, неприятные слова, которые он не любил раньше и которые начинал ещё сильнее ненавидеть теперь. - И… и Рэпмон не попытался тебя отговорить от затеи? - Он отговаривал, конечно, но без фанатизма. Сказал, что принимает моё решение, только просит выбрать Нью-Йорк, потому что у него там есть знакомые и, если что, всегда будет неподалёку кто-то, к кому можно обратиться за помощью. - Но… но это же другой континент! Другой материк! Это за океаном! - Да, и что? Я никогда там не была. А ты где только ни был! Я тоже хочу посмотреть мир! - Да я не против, но учёба… это жить там два года?! – начинал негодовать Юнги. - Да, и… я надеялась, что ты поедешь со мной и будешь жить со мной там. - А я когда-то надеялся, что ты поедешь со мной в мой дом и будешь жить со мной там! – высказался он, не удержавшись злопамятно от прежних планов и общих фантазий. - В деревне?! – округлила глаза Джинни. - Да, разве тебе там не нравилось? - Погостить – да, но жить?! Ты шутишь?! - Шучу? А что в этом такого? Я там родился и вырос, что, я теперь какой-то провинциал недостойный? - Да ты-то тут при чём?! Я про саму деревню! - Она – моя родина, мой дом, я – это она. Это край, где я вырос, меня сформировал, если он тебе не нравится, то как нравлюсь я? - Я не сказала, что не нравится! Я сказала, что не хочу там жить! Бывать – да, но не жить! - Даже после магистратуры? – давая понять, что идёт на очередные уступки и готов принять её желание учиться, Юнги поставил её в неловкое положение. Ведь и она должна была тогда в чём-то уступить. Отношения – это компромисс. Но Джинни не представляла себе жизни в месте, где ночью сходить можно не в клуб, а только на ведро. Нет, это перегиб, условия-то в доме есть, но во дворе грядки и теплицы, а не дорога и ближайший магазин. Ни кафешек, ни крупных торговых центров, ни кинотеатров, ничего! Даже образованных и интеллигентных соседей, которых можно было бы позвать в гости. Одни домохозяйки с аттестатом средней школы и мужики-работяги. Как объяснить, что она не презирает этих людей и не считает их плохими, просто не видит себя в их кругу? Не потому что возносится над ними, а потому что у неё другие интересы. Совсем другие! - Мы могли бы, наверное, жить полгода в Сеуле, а полгода у тебя… - Всё ясно, - слез Юнги на пол и направился к двери, - я – деревенский чмошник, который размечтался, что кому-то придутся по душе его простая натура и тихие, незатейливые мечты… - Юнги! – Джинни вскочила и поймала его за руку, притянув к себе и обняв: - Ты не чмошник! Я люблю тебя! Ты всё это знаешь, но ты и знаешь так же, что я… немного другая. Я привыкла к другому. Я не могу отказаться от столичной жизни совсем. Разве это не для старости? Ты же ещё не дедушка, Юнги, - улыбнулась она, пытаясь его задобрить и расслабить. Шуга вздохнул: - Я не знаю, Джинни. Я ещё мог понять Сеул, но Нью-Йорк? Нет, это невозможно. - Да почему?! Из-за твоей нелюбви к Америке? - В том числе. Не хочу я в этот Гомолэнд ехать! - Ах ты гомофоб! - Да, и горжусь этим! Или ты бы предпочла, чтобы я любил парней, а не тебя? - Нет, но это совсем другое… - Да ничего не другое! Вы – поколение помоложе, как стадо баранов – роете сами себе яму! Вам внушают идеи по самоуничтожению и саморазрушению, и вы, радостно махая транспарантами, поглощаете этот зловонный пердёжь политиканов. О, надо поддерживать меньшинства, надо любить педиков! А потом мотать сопли на кулак, что нет нормальных мужиков и все женщины такие одинокие? Фу, блять, Джинни, даже говорить об этом не хочу! - Ну ладно тебе, спокойнее, - погладила она его по плечу. – Ты, кстати, о чём-то поговорить всё-таки хотел. О чём? Шуга замер, вспомнив об отце. Да, с Джинни рядом он забывал о многом, и когда они спорили – это тоже отвлекало. Но вот снова реальность вернулась и предстала перед ним, лицом к лицу. «Она хочет учиться в Америке, там, куда я никогда бы не хотел и не захочу поехать. Она хочет продолжить образование и так горит этим – я давно это знаю! Требовать от неё отказаться от своих желаний я не могу, это было бы эгоистично – ставить на первое место свои собственные. К тому же, зная упёртый характер Джинни, мы можем разругаться в пух и прах на этой почве, и я не смогу её переубедить. Рассказать ей о болезни отца? Какой будет её реакция? Либо она, проникнувшись жалостью, отложит все свои хотелки, забьёт на всё и останется рядом, пойдёт на мои условия, о чём наверняка будет жалеть всю оставшуюся жизнь, либо продемонстрирует небывалый эгоизм и всё равно поедет, плевав на мои обстоятельства. Второе было бы совсем ужасно, меня бы оглушило разочарованием, поступи она так. Но и первого мне совсем не хочется. Я не хочу быть виноватым в том, что лишил её чего-то». - Не к спеху, - покачал Юнги головой, - поговорим в другой раз, ладно? Мне надо подумать о том, что ты сказала. - Ты обиделся? - Нет. Немного расстроился, поэтому мне надо переварить. Заеду завтра, хорошо? – Шуга поцеловал её в лоб, а потом всё-таки в губы, после чего двинулся на выход. «Учил Хану откровенности и тому, что всё надо обсуждать, а сам что? – выйдя из квартиры, думал молодой человек. – Может, у неё тоже в голове какие-то варианты развития событий, которые её не устраивают, и это останавливает? Иногда кажется таким простым всё сказать, выговориться, потолковать, но вот поди ж реализуй это на деле!». Он отправился в клуб «Пятница», где когда-то, до отношений с Джинни, зависал постоянно. Потом посещения его этого места свелись к нечастым встречам с друзьями, продолжавшими там тусоваться. В «Пятнице» было всё: два бара, ресторан, дискотека, бильярдный зал, кальянная, гостиница и неофициальный, но известный многим бордель. Или, вернее сказать, солидный публичный дом, потому что никаких зашмыганных углов, грязи, дешевизны не было. Девушки были скорее эскортницами и куртизанками, чем проститутками. Многие из них имели образование, знали иностранные языки, поэзию, философию, умели петь и танцевать, как кисэн прошлого. Никакой пролетарий не мог зайти сюда с сотней баксов на час, местные девушки стоили очень дорого, и клиентура в основном состояла из состоятельных бизнесменов, миллионеров, чеболей. Когда-то здесь вертелись и Намджун с Хосоком, пока не переженились, остепенившись. Юнги нашёл Чонгука и Чимина – тех из товарищей, что оставались вольными холостяками – в одной из кабинок ресторана, за столиком в компании трёх девушек. Да, иногда работницы этого заведения делали исключения и встречались с кем-то из личных симпатий, а не за деньги. Правила заведения этого не запрещали в свободное от работы время. Возле Чонгука сидела прекрасная японка Сана – одна из фавориток «Пятницы», на которую вечно стояла очередь алчущих мужчин. Но она, в лучших традициях японского искусства ублажения и развлечения, успешно продавала даже часы досуга с ней без интимной связи, и только по настроению – занятия любовью. В Чонгука она была влюблена давно, и временами даже не безответно. Как часто наступали такие времена – никто не знал, но какими-то таинственными путями домыслов, догадок и логических заключений все знали, что порой так случается, и Чонгук с Саной случаются. Большинство других девушек симпатизировало или было влюблено в Чимина, самого упорного волка-одиночку из их компании, который вообще не признавал для себя узы брака, супружество, детей и прочую мишуру, отягощающую его легкомысленную жизнь, полную приключений, радостей и удовольствий. Поэтому и сейчас по обе стороны от него сидели накрашенные красотки, требующие от него внимания, а не денег. Юнги двинул бедром Чонгука ближе к Сане и уселся рядом: - Приятного вечера! - И тебе, - пожал ему руку через стол Чимин после того, как ладонь Шуги освободилась от чонгуковской, - а рожа чего такая кислая? - Сахар делается горьковатым только если подгорает, - пошутил Чонгук. - Да так, с Джинни побеседовали, и я пришёл в замешательство. - А что такое? – поинтересовался Чимин. - Можно сначала пива хлебнуть? На сухую уже язык не ворочается. - Конечно, - подтолкнул Чимин крайнюю соседку: - Солнце, сходи до бара, принеси на всех по кружке, пожалуйста. Девушка выпорхнула. Юнги тяжело вздохнул: - Только между нами всё, ладно? Не говорите Рэпмону или Хоупу. - Да что такое-то? – заволновался немного Чонгук, чувствуя, что дело не в какой-то пустой бытовой ссоре. - В общем… у меня отец захворал. Рак ему диагностировали. – Он выдержал паузу, за которую друзья понимающе переглянулись. Скорбное сочувствие пока было не к месту, они просто стали серьёзнее. – Стадия ранняя, врачи обещают, что всё поправимо. Пока никакая помощь не нужна, поэтому и не хочу вмешивать Намджуна и Хоупа, они ж сразу начнут спрашивать, надо ли что, суетиться, клиники подыскивать. Это всё ни к чему. Ну и, Намджун наверняка всё выложит Джинни… - А почему ты не хочешь, чтобы она обо всём узнала? – не понял Чонгук. - Я и хочу, и не хочу. – Девушка вернулась с подносом и шестью бокалами. Расставила их перед присутствующими и села на своё прежнее место. – Спасибо, - глотнул Шуга и стёр языком с верхней губы пену. – Джинни хочет уехать учиться в Америку. Она весь последний год закидывала удочки, говоря про магистратуру, ну, я дурака включал, типа не понимаю о чём речь или переводил тему. Не хотел я, чтобы она дальше училась, думал, настрою её как-то на семейный лад. Но неволить её я не могу, не передумала она, не перехотела. Тишком от меня подала заявку в университеты штатские и её пригласили… - Ого! – оценил Чимин. – Это здорово, на самом деле. Ты можешь ею гордиться! - Я и горжусь! Но я не могу уехать из-за отца, понимаете? Я не брошу их с мамой. Я должен быть рядом, заботиться, помогать. Поехать с Джинни я не могу, заставлять её остаться – жестоко. - И что ты думаешь делать? - Понятия не имею! - Женщине надо получать хорошее образование, - сказала вторая спутница Чимина, что сидела в углу, - это даёт ей уверенность и возможности. Я вот не училась нигде, кроме школы, и теперь жалею. Красота с возрастом увядает, гибкость тела уходит, и что остаётся? О будущем определённо нужно начинать думать пораньше, а не спохватываться потом. - Да ладно тебе, Хваса, - посмотрел на неё Юнги, - тебе-то рано унывать, ты ещё огонь! - Оставь при себе свою лесть, Сахарный, - отмахнулась она, поднимая к губам бокал пальцами с длиннющими ногтями, усыпанными стразами. После глотка на стекле остался красный отпечаток помады. – я тут уже семь лет работаю, пришла из стриптиза. Что, кроме танцев и песен, я умею? Ничего. А на танцующих и поющих перезрелых тёток смотреть никто не хочет, ещё пару годочков – и пора на пенсию. А на какую? Будущее пугает. - Никто не может предугадать будущее, - сказала Сана, - получишь образование, но профессия станет ненужной, как однажды перестали быть нужными машинистки или телефонистки. Родишь детей, надеясь на их заботу в будущем, но они вырастут непочтительными и оставят. Найдёшь верного спутника, но он внезапно погибнет. Жить ради будущего – пустое, невозможно всего предусмотреть. - Это тоже верно, - кивнул Юнги, - но Джинни как раз в удовольствие будет учиться, смотреть новую страну, это не только будущее, это и яркая молодость, да вот… только я в это, похоже, не вписываюсь. - Да ладно тебе, - похлопал его по плечу Чонгук, - поговорил бы с ней по душам и выход нашёлся бы. Может, она бы осталась учиться дальше в Сеуле? Далась ей эта Америка? - Я пытался поговорить, хотел, но не смог. Я вдруг представил, что она может сказать, что всё равно поедет в Штаты, несмотря на моего отца, мои желания, страхи и просьбы. Она же очень упрямая иногда. И так жутко стало! - Да брось, Джинни понимающая девочка, - успокоил его Чимин, - никуда она не поедет, если узнает… - Вот! Если узнает! То есть, из жалости! Она не поедет, если почувствует ответственность и ей будет стыдно уехать. Она не расхочет ехать, а просто не сделает этого. Пройдёт время, и она проклянёт меня из-за упущенного шанса. Чёрт! Я не хочу быть виноватым в том, что у неё чего-то не вышло, что она лишена чего-то, я сам себе этого не прощу. - Ну а ты как же? – задумался Чонгук. – Разве не в этом суть любви и отношений? Быть рядом, поддерживать друг друга в тяжёлые моменты? - Вот поэтому я против отношений! – поднял палец Чимин. – Там всё слишком сложно, не бывает идеальных ситуаций, в которых всегда находится выход. Всякий выход кого-то чаще ущемляет, и не всякая любовь способна жить вопреки этим ущемлениям. Рано или поздно чувства исчерпаются и тебя пошлют подальше… - Ты просто трусишь и пасуешь перед ответственностью, - сказала ему та, что ходила за пивом. - Мои желания безыскусны, - покачал головой Шуга, - всё, чего я хочу – это жениться на Джинни и быть с ней, детишек завести. Отца на ноги поднять, вылечить. Это сделает меня счастливым. Но несчастная Джинни меня счастливым не сделает. Она мне нужна, но нужна счастливой сама. В конце концов, может, два года пролетят незаметно, мы будем видеться раз в полгода или почаще… - Руки накачаешь, - с намёком пошутил Чимин. - Ну, а что делать? - Слушай, Шуга, - обратилась к нему Хваса, - а может она тебе просто не подходит? Твоя Джинни. Я тебя почти все эти семь лет и знаю, ты такой же, как я – простой деревенский парень, я тоже из деревни, приехала когда-то столицу покорить, и что? Бросай Джинни и приходи ко мне. - Спасибо за предложение, - усмехнулся Юнги, само собой не рассматривая его всерьёз. - А что? Я всё равно думаю, как уйти отсюда, куда податься, завершая свою «карьеру». Я тебе согласна родить хоть тройню, забери меня в свою деревню, верни честное имя. Не пожалеешь, правда, я очень хорошая! - Я знаю, что ты хорошая, Хваса, поэтому ты мне подруга. - Не сбивай Сахарного с праведного пути! – погрозил ей пальцем Чимин. - Отстань! С тобой-то точно бесполезно договариваться! Женился бы на мне сам – я бы к другим не приставала! - У меня болезнь, мне нельзя. - Какая? - ОРВИ – очень развратное, вольное индепендентство. В простонародье - неженибельность. Это не лечится. - Это не заразно? – скромно поинтересовалась Сана. - Наука пока мало про это знает, но, скорее всего, передаётся не половым путём, а воздушно-капельным, правда, Чонгук? – подмигнул он ему. Они чокнулись. Юнги скептично покачал головой: - Да уж, я нашёл, с кем свои проблемы обсудить! Всё что вы можете, это нахваливать свою свободу, придурки! - Я не нахваливаю, - воспротивился Чонгук, - каждому своё. И я, правда, не знаю, как бы поступил на твоём месте. Наверное, всё-таки сказал бы Джинни всё, как есть. В конце концов, это ей решать, оставаться или нет здесь, с тобой, или выбирать Америку и учёбу. - Ага, то есть, если я признаюсь, то переложу всё со своей совести на её? Получится, что я сам спёкся. Если же я промолчу, пусть это будет и нехорошо, но я не заставлю Джинни делать трудный выбор. Она будет свободна в своём решении, на неё не будет ничего давить. Я на неё давить не буду. - Короче, ты уже принял решение ей не говорить, - сказал Чимин, - но пришёл на нас закалить убеждённость в этом, какие мы тебе доводы ни приведи, ты всё равно разложишь так, что выигрышнее не говорить. - Может оно и так. - А если потом Джинни узнает, что было на самом деле? – задумался Чонгук. – Не обидится разве за то, что ты ей не сказал? - Надеюсь, она поймёт - Сейчас не поймёт, а потом поймёт? - Это разные ситуации! - Давайте выпьем! – оборвал их Чимин. – За то, чтобы какими бы разными ни были ситуации, все они приводили к успеху и счастью! Вшестером они выпили по кружке пива, потом кто-то перешёл на вино, кто-то на мартини, кто-то на чай. Шуга продолжал потягивать своё светлое нефильтрованное. К середине ночи разошлись все, кроме него и Хвасы, пересевшей из противоположного угла к нему поближе. После алкоголя беседы пошли доверительнее. - Я же без шуток предложила, - хмельно сообщила она, - ты мне давно нравишься, Сахарный. Позови ты меня замуж – я бы уже через час стояла в белом платье, с причёской и букетом невесты. - Ты найдёшь хорошего парня, - улыбнулся Юнги. - Где? Среди клиентов? Они все женатики или статусные, им такая как я жена ни к чему. Я не хочу тебя обидеть, ты – куда достойнее большинства из них. Ты верный, добрый, не жадный. Очень ты хороший, Сахарный! – положила она ему подбородок на плечо, глядя в упор взглядом из-под длинных наращенных ресниц. Ему сделалось неловко. Не хотелось ему, любя Джинни, иметь такие тесные контакты с другими, даже если очень красивыми и сексуальными. Юнги осторожно попытался отстраниться, но Хваса придержала его когтистой хваткой хищницы за это самое плечо: - Я знаю, о чём ты думаешь, я тебя понимаю. Все мы рано или поздно любим кого-то, кто совсем не по нашу душу. Может, ты тоже не по мою, я – падшая женщина, а ты – порядочный мужчина… - А ты меня прям любишь? – отворачиваясь, попытался свести всё к шутке Шуга. - Кто знает? Может, это и любовь. Нравишься ты мне. – Она сама отстранилась и, вертя в руке бокал вина, смотрела как плескается рубиновая жидкость. – Я пока ещё красивая, хорошо выгляжу. Мне никто не даёт моих лет, но клиентов у меня всё меньше и меньше. Им вечно подавай свеженькое, новенькое. Ещё года два-три и мне придётся быть тут посудомойкой или горничной, считать жалкие воны. Быть никому не нужной. Вернуться мне некуда. Когда я уехала – дом родителей занял старший брат с женой и детьми. Узнав, чем я занимаюсь – он отказался со мной общаться, оборвал все контакты. Родители тоже со мной не знаются. А разве я плохая, Сахарный, скажи? Плохая? – нетрезво и требовательно стала вопрошать она. Юнги медленно повёл лицом туда-сюда: - Нет, Хваса, не плохая. - Если бы не Джинни, ты бы мог на мне жениться? Или тоже бы побрезговал из-за рода деятельности? Шуга никогда не имел дела с проститутками, он с ними только дружил, но его брезгливость была не телесного характера, а духовного. Ему были неприятны продажные симпатии, он принимал только искренность. Но когда Хваса заговорила о брезгливости, он подумал о Джинни и её пренебрежении ко всему сельскому, простому, провинциальному. Он опять покачал головой: - Нет, не побрезговал бы. Если бы я любил тебя, то женился бы, пожалуй. - Я тоже детей уже хочу, Сахарный, правда. Я бы тебе родила… Юнги поднялся. Счёт уже был оплачен, поэтому он протиснулся между столиком и Хвасой, бросив ей: - Спасибо за компанию! Не пей много, голова болеть будет. Накинув куртку, он покинул «Пятницу».