ПолиАморалы

Хосок раздумывал над словами жены, в которых ощутил намёк. Только намёк на что? Он уже привык за без малого три года тесного общения с Ханой к тому, что прямо говорить она стесняется, а многие вещи называть своими именами не может. Начиная с месячных, оповещение о которых вводило её в нервное онемение, так что ему самому приходилось отслеживать всё по календарю, чтобы не травмировать её лишний раз вопросами, и заканчивая покупками, где ей неудобно было признаваться, чего ей на самом деле хочется и она постоянно указывала на всё самое дешёвое, пытаясь доказать, что ей не нужны его деньги. Но он и так это знал! И ему проще было бы, говори она, что ей нравится по-настоящему, чего бы ей хотелось. Но нет, только наблюдениями и продолжительным расследованием можно было выяснить, что Хане по душе. Главное ценники и этикетки следовало удалять заранее, чтобы она не опешила и в испуге не отложила вещь на «подходящий случай». Что это был за случай такой – не понятно, потому что обычно он не наступал, и золотые серьги, колье с бриллиантами, бельё из тонкого кружева и дизайнерские сумочки пылились по шкафам и ящикам в нетронутых упаковках. Не так ли было и в этот раз, когда она как бы немного настаивала на вечеринке? Хосок превращался в редкий, мутированный вид понимающих намёки мужчин, потому что им по природе эта способность неподвластна. Но прокачка пока остановилась на середине. Присутствие намёка улавливалось, а его суть – нет. К чему она могла клонить? Устала от домашней рутины и хочет выйти в свет? Развлечься? Немудрено, она же целыми днями сидит дома. Хотя прежде, опять же по её заверениям, ей это нравилось. Вечеринки и приёмы, на которые он её таскал до появления дочери, оказывали на неё угнетающие действие, Хана зажималась, пряталась за его спину, ни с кем особо не вступала в диалоги, накручивая себя из-за своего провинциального происхождения и незнания манер «высшего общества». Как будто там были какие-то манеры! Просто следовало обрести привычку вращаться в таких кругах, держать грудь колесом и с пресыщенной утомлённостью повествовать об отдыхах на лакшери-курортах и о брендовых покупках. Но Хана не была контактной и, тем более, красноречивой, ей не нравилось быть в центре внимания, не нравилось, если бы её кто-то стал обсуждать, завидовать ей, коситься на неё. Наверное, стоило бы отметить день рождения, но чтобы утвердиться в надобности организации этого мероприятия, Хоуп сначала решил обзвонить друзей и посчитать, кто может прийти. Первым он позвонил Намджуну. - Да, я помню про твою днюху, - сидя в офисе и глядя на дни настольного календаря, постукивал тот карандашом, только что отмечавшим важное в ежедневнике, - но без Хё я ж не пойду, а сына она надолго не оставит. На полчасика можем заглянуть вместе с ним, ну, пока он не начал шуметь и голосить, ты ж знаешь, он у нас неугомонный, дольше получаса не продержится без слёз и криков. - А оставить его с бабушкой и дедушкой? – предложил Хосок. - Ну, в целом можно. Я узнаю их планы, если бабуля чудить не будет, если тётя будет на месте, то оставим им. Впрочем, Хосок не услышал в его голосе энтузиазма. С момента женитьбы Намджун сильно изменился, будто в нём многие годы дремал домосед и наконец смог вырваться наружу. После работы его невозможно было вытащить в бар, в бильярд, просто посидеть где-нибудь с друзьями, в кинотеатр сходить. Всё, чего тому хотелось – это домой, к Чжихё, смотреть телевизор, пить чай, разгадывать кроссворды, играть в настолки, читать, возиться с ребёнком, миловаться со своей супругой. Хоуп набрал своего лучшего школьного друга, тоже миллионера, сына владельца международной сети ресторанов, Ю Ёндже – учёного, мецената, полиглота, в общем, какого-то Тони Старка от Южной Кореи, так что иногда непонятно было, как он, раздолбай и суетной тип, вообще подружился с этим гением. Но Ёндже был в Европе, и на следующей неделе все его дни были расписаны по симпозиумам, конференциям и посещениям экспериментальных лабораторий. Был ещё другой товарищ, с которым они выросли в одном дворе – Чон Дэхён. Тоже из состоятельной семьи, он стал знаменитым на весь мир певцом, собирался открыть свою студию звукозаписи. Как и многие звёзды их страны, он тайно от фанатов и поклонниц три года встречался с их общей подругой, в конце концов женился и только за неделю до рождения двойни объявил о своей личной жизни. В декабре они перебрались в Штаты, потому что там публика была более лояльной к семейным знаменитостям. Позвонив ему, Хосок узнал, что у того гастроли по западному побережью Америки, так что прибыть не получится. Какие все занятые! Теряющий терпение и желание устраивать вечеринку, Хоуп всё-таки набрал Юнги. Уж этот-то человек не откажется от веселья? - Здарова, Хоуплесс, - поднял тот. - И тебе привет, Тростниковая выжимка. Я тут по предельно важному вопросу звоню. Ты что на следующей неделе делаешь? - Я в деревне, у родителей. - Хуль ты там забыл? - Надо, - кратко ответил Шуга. - Понятно. А на день рождения мой не хочешь приехать? - Домой к тебе? - Пока не знаю. Вот, провожу опрос, надо ли размахиваться на что-то большее. - Не знаю, Хоуп, наверное, не получится. Тут родителям надо помочь… - Ну на вечер мог бы и выбраться. Вы с Джинни должны заглянуть! Хана мало с кем общается из моих знакомых, хоть вы будете, - замолчав и услышав по ту сторону подозрительную тишину, Хосок догадался: - Ты ещё не помирился с Джинни? - Помирился? – У Юнги промелькнуло неприятное подозрение. Неужели Хана не удержалась и выложила всё своему мужу? Он надеялся, что они с ней друзья, а тут такое! – А что, о наших отношениях уже в газетах пишут? - Да нет, я был у Рэпмона и пересёкся там с ней, она была огорчена вашей размолвкой. - Ах, вот оно что, - успокоился Шуга. Всё-таки, Хана оправдала его доверие, замечательно. Значит, это Джинни ходит и жалуется? «Да нет, вряд ли она жаловалась, - принялся рассуждать Юнги, - но куда ей ещё было пойти, как не к Рэпмону? Хотя, может она ему на меня и жаловалась. Но Хоупу-то зачем рассказала? А что в этом такого? Разве секрет? Мы все друзья. Нет, не знаю я, как она должна была себя вести! Я ведь тоже с Ханой поделился…». – Да, мы поругались и пока не мирились. Я просто в автобусе, еду уже к маме с отцом, а по телефону отношения не налаживают, по-моему. Так что, когда вернусь – поговорим с ней, за это время как раз остынем. У нас с ней слишком кипучие характеры, чтобы решать проблемы по горячим следам. - Это точно. Вам лучше перетоптаться. Вот с Ханой у меня наоборот, если дать ей время – она накрутит ещё больше, поэтому надо решать на месте, пока муха не превратилась в слона. - Все люди разные. - Верно. Короче, определяйся там, сможешь или нет, и сообщи мне результаты своей мыслительной деятельности. - Хорошо не пищеварительной, а то могу фотку выслать. - Да ну тебя! – засмеялся Хосок и попрощался с ним. Он не знал, что Шуге совершенно не до вечеринок, и даже если он помирится с Джинни, всё равно предпочтёт остаться в стороне от праздника. Вернувшись после работы домой, Хоуп привычно скинул пиджак в руки Ханы и, поцеловав её в щёку, потопал в ванную умываться. - Милая, по-моему, с моим днём рождения в этом году ничего не выйдет. - Почему? – снова приготовив полотенце, стояла она рядом, чтобы его подать. - Да все эти засранцы слились. Ёндже и Дэхён не могут, Намджун и Юнги, похоже, не хотят. Кого приглашать? Толпу малознакомых людей? Ради них не хочу ничего мутить. Если нет лучших друзей, другие пусть идут в задницу. - Ну и ладно, - передав полотенце, пожала плечами Хана. Вытершись, Хосок с сомнением на неё посмотрел: - Точно? Ты не расстроена? - Да нет, всё в порядке! Отметим в семейном кругу, с твоими родителями. - Уверена? Мы могли бы сходить в клуб или поехать куда-нибудь… - Зачем? Мы же оба всё равно непьющие. - Ну… так-то да. – «Может, я неверно истолковал её желание? Или она вообще ничего не подразумевала, и я надумал лишнего? Я стал подозревать подтексты в каждом её слове и взгляде, не паранойя ли это? В другой раз выпытаю из неё прямыми вопросами, сколько можно голову ломать!» - Тогда, действительно, поедем к моим. Сестра с мужем и племянницей точно будут. Там и новость выложим. - Хорошо, - кивнула Хана. Прошедшая ночь успокоила её, и она передумала с интригами и коварными планами насчёт соблазнения мужа. Пока что они казались ненужными. Уметь ждать – великий талант. Не стоит людей подталкивать к тому, на что их самих не тянет, это как срывать недозревший плод. Лучше повременить и потом урожай сам упадёт в руки. – Пойду накрывать ужин, мы с Наной ждали тебя и тоже не ели ещё. Она ушла в детскую взять дочь, а он двинулся в спальню снять офисный костюм. В отличие от Намджуна, Хосок тяготился своей работой, не любил её. Ему было тоскливо и неуютно сидеть в кабинете, заниматься планированием и финансовыми делами. Он был человеком действия, и для него, пожалуй, интереснее было бы быть аниматором или танцором, но никак не таким вот белым воротничком, копающимся в документах. Хотелось какой-то компенсации в свободное время, динамики, авантюр. Ему кроссворды, дженга и игра в монополию, как некоторым, не подходят. Зайдя на кухню, он сел рядом с детским стульчиком, в который была посажена дочь. - Как прошёл день? – подставляя ему тарелку, поинтересовалась Хана. - Как обычно, - бросил он, напрягаясь от этого её вежливого, периодического вопроса. Нельзя без него обойтись? Что на него ответить? Каждый день одно и то же, ничего в этом офисе не происходит! Договоры, встречи, подписи, вычитки соглашений, звонки поставщикам, согласование коллекций, утверждение дизайна ювелирных украшений. Как прошёл день! В тоске зелёной, как ещё? - Что на работе нового? - Ничего, - хмурясь, сказал он. О работе и говорить не хочется; стоит с неё уйти, как выдыхаешь с облегчением. Но часто бывает, что она догоняет и дома, раздаются звонки, что-то надо решать заново. Отец любит обсуждать дела бесконечно, и ещё раз за разом пересказывать всю эту муть? Увольте. Настроение Хосока окончательно скисло. Ни вечеринки тебе, ни развлечений, ни движухи, как у всех этих Дэхёнов и Ёндже. Почему он не додумался стать артистом? Исполнять разные роли, менять съёмочные площадки – красота! Изображать что-то и притворяться ему в течение жизни часто приходилось, так что в этом он мастак. Но Хана, пожалуй, сошла бы с ума, если б ему доставались сцены каких-нибудь поцелуев или обжиманий с экранными красотками. Быстро поев, Хосок занялся дочкой, развлекал её, болтал с ней, пытаясь научить каким-то простым словам. Когда Хана закончила прибираться на кухне и освободилась, он пожелал ей спокойной ночи и, уставший, плюхнулся в кровать. Сегодня никаких эротических упражнений явно не намечалось, поэтому девушка, опечаленно проводив мужа глазами, пошла укладывать спать Нану. Джинни, как и Юнги, считала, что мириться по телефону – не комильфо. Она прождала весь день первого шага от него, но поскольку тот его не делал, её стал охватывать гнев. Сколько он будет ждать и тянуть? Она сама была слишком активной и нетерпеливой, чтобы сидеть сложа руки. Невыносимо лежать с невыясненными и неразрешёнными проблемами, невозможно думать о другом и сосредоточиться на фильме каком-нибудь, когда в голове крутятся варианты диалога. Подумав, что если позвонит ему сама, опять первая, то только разорётся и усугубит конфликт, Джинни решила нагрянуть и встретиться. Прибыв к дверям их с друзьями холостяцкой съёмной квартиры, она стала звонить, стучать, снова звонить, но никто не открыл и даже, судя по тишине с той стороны, не подошёл к глазку. Джинни позвонила Чонгуку спросить, куда они все запропастились, но абонент был вне зоны доступа. Понятно, уехал в их командировки. Подозревая, что Чимин тоже окажется недоступен, она всё-таки набрала его, но предсказуемо напоролась на тот же результат. Но не мог же Юнги уехать с ними, не предупредив её и не заехав попрощаться на несколько дней? Это было бы совсем уж свинство с его стороны, обиды обидами, но уезжать куда-то без предупреждения? Ужасно. Но где ещё он мог затеряться? Вспомнив о «Пятнице», Джинни поморщилась, но, всё-таки, предпочитая сейчас не созваниваться со своим молодым человеком до столкновения лицом к лицу, отправилась в район Мапо, сразу в клуб. Был ранний вечер, заведение только открывалось и посетителей в нём было мало. Джинни подошла к ресепшену, будучи в курсе, что Шугу тут знают все. - Доброго времени суток, - поздоровалась она с девушкой-администратором, - а Юнги не тут, случайно? - Юнги? – сотрудница клуба покачала головой. – Я час назад заступила в смену, не видела его. Могу позвонить госпоже Хан и спросить. - Да нет, не надо, - отмахнулась Джинни от предложения побеспокоить управляющую. Не мог же Шуга остаться тут в гостиничном номере? Он же понимает, какой скандал его ждёт за то, что заночует или проведёт время в апартаментах под боком у куртизанок? Безобразие какое! А если бы она уснула в чил-аут зоне какого-нибудь мужского стрип-клуба? Нет, если он и здесь, то в ресторане, баре или кальянной, третьего не дано. Точнее, четвёртого. – Я сама посмотрю, ладно? Девушка позволительно кивнула, возвращаясь к делам. Джинни свернула на право, в зал, где по ночам гудела дискотека. Сейчас танцпол был пуст, столики вдоль него тоже. За барной стойкой сидело двое мужчин, попивающих виски. Развернувшись, она направилась в дверь напротив, в ресторан. В закрытые кабинки заглядывать неприлично, если там кто-то чужой, а Юнги, если бы где и был, то наверняка в них. Но можно же спросить бармена или официанток! В поисках подходящего для вопроса человека, Джинни шла вдоль застланных тяжёлыми белоснежными скатертями столов, поверх, по диагонали, накрытых ещё одними бордовыми, атласными. Сверкающие начищенные сервизы на них ждали гостей. Джинни нравилось бывать тут, смотреть пятничные или субботние выступления, танцевать на дискотеке, но Юнги считал, что приличной девушке не стоит, даже в сопровождении своего парня, посещать такие заведения. - Джинни? – раздался женский голос. Она остановилась и обернулась. Перед ней стояла ярко накрашенная женщина, ясно какой профессии и чем здесь промышляющая. Её лицо было знакомым. Поскольку Шуга дружил тут абсолютно со всеми, среди проституток подруги у него тоже имелись, и с какими-то он Джинни даже знакомил. Может, с этой? – Привет, - подошла эта женщина с округлыми, выдающимися по отношению к талии бёдрами, начернёнными бровями, кошачьими когтями и чёрными, блестящими волосами. Обтягивающее платье украшалось разрезом разве что не от самого пояса. - Привет… ээ… прости, я не помню твоего имени. - Хваса, - улыбнулась та алыми губами, ослепляя белизной зубов. – Ты кого-то ищешь? - Да, Юнги. Мне было по пути, - солгала она, - и я решила заглянуть, вдруг он тут? - Он тут был, но уехал. - Давно? - Ещё до обеда, - спокойно сообщили ей, не представляя, в какую даль понеслись домыслы Джинни. Или представляя, и именно поэтому сообщая ей подобное. Уехал до обеда? Не утром же он сюда приходил? То есть, он ночевал тут?! – Боялся опоздать на автобус. - Какой автобус? – свела брови Джинни, стискивая кулаки. Внутри уже всё клокотало. В самом деле, не с Чонгуком и Чимином же он умчал, не попрощавшись?! Да она за такое ему сама шею свернёт! Неважно, какой длины были разлуки, они всегда перед этим договаривались встретиться. - В Северную Кёнсан, - всё так же улыбаясь изрекла Хваса. Джинни почему-то стала подбешивать эта равнодушная и вежливая улыбочка. Что-то в ней было покровительственное или даже жалостливое. - К себе домой? - Да, он что-то говорил про переезд родителей. Наверное, хочет помочь им с вещами или транспортом. Они переезжают в Сеул, да? Джинни так не ожидала этой новости, что едва не задохнулась от возмущения. Но при этом не хотелось показывать, что они с Юнги были в ссоре и никак не могли обсудить общих проблем. Он уехал за родителями? Так ничего и не решив с ней? Не обсудив? Он решил окончательно, без неё, что они будут жить с ними? Сам пытался наехать на неё, что она отправила согласие на поступление не посоветовавшись, и при этом уехал за родителями?! Это как вообще называется? Чем больше думала об этом Джинни, тем сильнее злилась и мрачнела, в голове будто забил заглушающий всё колокол, хотелось сделать что-то из вредности, проучить Юнги, показать ему, что нельзя так делать! - Д-да, переезжают, - чтобы не стоять как истукан и хоть что-то ответить, произнесла Джинни, - спасибо за информацию, до свидания! Почти выбежав из «Пятницы», она потыкалась налево, направо, прямо, забыв на минуту, в какую сторону метро, до того спутались мысли. Он уехал за родителями! Всё решил, поглядите! За неё, за них. Самодур! А она-то прислушалась к словам Хосока и хотела стать мягче, не сопротивляться, поверив в особенность и заботливость Юнги, а он такой же, как все мужики – дай волю и свободу, так они женщину под замок и даже слова ей сказать не дадут! Джинни трясло от ярости. Свадьбы ему хотелось? Никакой ему свадьбы! Не умеет считаться с мнением человека, который рядом – пусть один и живёт! Топая к станции, Джинни с трудом удерживала слёзы, потому что не представляла, как расстанется с Юнги и не хотела этого делать. И в то же время в мозгах вертелись фразы активисток феминистического движения, блогерш-популяризаторов, которые делились своим опытом, что всё начинается с малого, что мужчины манипулируют потихоньку, а потом наращивают обороты, и моргнуть не успеешь, как от тебя ничего не осталось, твоя личность поглощена его интересами, его жизнью, его стремлениями и желаниями, а ты обслуживаешь его быт, его нужды, его прихоти. Если они вообще есть! А то ж бывают такие, которым ничего не надо, которые сами ничего не добиваются, и именно поэтому женщине не дают развиваться, комплексуя на её фоне и унижая её по возможности, лишая уверенности, не поддерживая. Так нельзя! Она не позволит играть с собой в эти игры! Хочет быть с ней – пусть научится подстраиваться и приспосабливаться! Почему только она должна? Не должна вовсе! Сегодня она проглотит его решение жить с родителями, а дальше – хуже. Ей запретят учиться, работать, встречаться с подругами… ну, да, допустим, у неё их сейчас особо нет, но, опять же, потому что Юнги заместил их собой, с ним всегда можно было провести время, поделиться чем-то, пожаловаться. Подругам вроде бы и места не было… А ведь это тоже тревожный звонок! Да! Женщине нельзя лишаться своего круга общения. Ей нужно завести его, выделять для себя время, а не полностью ориентироваться на мужчину. Они, эти мужчины, что делают обычно? Уговаривают завести ребёнка, а по факту это – маленький якорь и шредер женского досуга и отдыха. Ребёнок рождается, и всё, мужчина живёт прежней жизнью, разве что, в лучшем случае, деньги тратя по большей части на семью, а у женщины никогда уже прежней жизни не будет. Ну или хотя бы ближайшие лет десять. Она как раз постареет, упустив все свои шансы личностного роста, и благоверный будет абсолютно спокоен, что от него никуда не денутся. А сам тем временем? Сам тем временем будет гулять, ездить по командировкам, мир смотреть. По «Пятницам» вот, ходить, с проститутками ужинать или завтракать. Шагая, Джинни достала телефон и стала смотреть билеты на самолёт до Нью-Йорка. Можно было бы улететь хоть в ночь, хоть завтрашним утром, но она, так и быть, даст Юнги шанс исправить ситуацию. Палец, к тому же, никак не решался нажать «забронировать». Начиная сомневаться и где-то внутри боясь перемен и решительных действий, понимая их необратимость, она позвонила брату. - Алло? – поднял тот. - Намджун, я улетаю в Штаты. – выпалила она. - Ты говорила, да, я помню. Уже окончательно решила, да? - Да. Но ты не понял, я хочу уехать на этой же неделе. - Что?! А как же родители, Шуга… - Не отговаривай! Не говори ничего! Я сама всё знаю! Да, я скажу им. Я так решила. Я не хочу больше ждать. - А что так резко заставило тебя спешить? - Ничего, - недовольно бросила Джинни, - просто не хочу слушать отговорки и попытки меня остановить. - Значит… окончательно решила? - Да. Сейчас домой приеду и скажу маме с папой. - Они буду в шоке, сделай это как-нибудь осторожнее. - Да как тут осторожнее сделаешь? Скажу, как есть. Знаю, они назовут тысячи причин, по которым я должна остаться, но я уже выстроила ментальный защитный барьер. - Я заеду к вам вечером. Поддержу их или тебя. Кому больше надо будет, - посмеялся Намджун. - Спасибо, братишка, - Джинни попрощалась с ним и, едва дотянув до конца разговора, заплакала. «Юнги, как ты мог? Зачем ты так поступаешь?! Нельзя из вредности совершать такие вещи, даже если мы поругались, ты должен был попытаться помириться прежде, чем делать что-то! А теперь получишь от меня сполна! И я погляжу, как ты тогда поступишь! Если ты и в этом случае не полетишь за мной, то, значит, не любил и тебе не важны наши отношения! И вообще, кто такая эта Хваса, что ты рассказал ей о своих планах? Почему ты общался с ней утром? Ради неё приезжал в «Пятницу»? Может, ты уже давно завёл себе интрижку и держишь меня за дуру? Нет, нет, спокойно, я не должна так думать, как я могу сомневаться в верности Юнги? Он никогда бы так со мной не поступил… Или поступил бы? Сколько девушек не подозревает и близко, что им изменяют! Некоторые парни умудряются встречаться с несколькими сразу, и ни одна из девушек не подозревает о другой. Мужчины – жуткие создания! Лжецы, обманщики. И эгоисты! Но их в таких делах покрывают друзья, а Намджун никогда бы не стал его покрывать! Если бы было что-то нехорошее, я бы узнала. Но Намджун больше не бывает в «Пятнице» и ничего такого узнать не мог бы сам. А Чонгук с Чимином? Два ветреных прохиндея! Они бы мне докладывать не стали. Только рады будут, вернись Юнги в их холостяцкое общество!». Разговор с родителями прошёл тяжело, но, после нескольких доводов и попыток изменить решение дочери, убедившиеся, что она не передумает, они достойно приняли итог. Признав, что она имеет право собой распоряжаться и следовать за мечтой, они поинтересовались насчёт Юнги. Родители очень его любили и о лучшем зяте даже не думали. Джинни витиевато что-то пробормотала и сменила тему, но приехавший, как и обещал, Намджун, заметил что-то в её лице и голосе, поэтому, оставшись потом с ней наедине, взял сестру за руку и, переживая одинаково и за неё, и за друга, настойчиво уточнил: - Так что насчёт Юнги? Джинни поджала губы и, стараясь не разрыдаться в очередной раз, отведя взгляд пожала плечами: - Он не поддерживает меня, в отличие от тебя, что я могу сделать? - Ты сказала ему обо всём? Девушка хмыкнула, передёрнувшись, и посмотрела на брата: - А он мне сказал, что перевозит родителей в Сеул? - Они переезжают? – удивился Намджун. - Вот видишь! Он даже тебе, своему другу ничего не сказал! Какого чёрта он так делает? Он хочет свадьбу, и чтобы мы жили с его мамой и папой! Как тебе это нравится? - Ну, как мне нравится – роли не играет, но, судя по всему, это не нравится тебе. - Да! А кому бы понравилось? Чжихё бы хотела тут жить с нами? - Я думаю, что она не была бы против, если честно. С Шинни много хлопот, а тут и помочь есть кому. К тому же, она сирота, и ей очень нравятся наши родители, ей своих не хватает. - Хорошо, Чжихё брать в пример не будем! Есть такие, кому было бы всё равно. А мне не всё равно! Я хочу пожить самостоятельно, независимо. - Ты так говоришь, как будто в рабстве живёшь. Тебя ни к чему не принуждают ведь, и приготовлено всегда, и убрано. Что тебя так раздражает? - Что меня так раздражает?! Да я лучше буду сама готовить и убираться, чем постоянно отвечать на вопросы где я, как долго там буду, почему я грустная, как успехи в учёбе. Ещё бабушка постоянно привязывается и телевизор врубает. Иногда я просто хочу полежать и посмотреть киношку, но нет, «иди посиди со всеми и поужинай». Или вместо вкусняшек я должна есть мамин суп и слушать лекции о здоровом питании, будто я не понимаю всего этого! Но просто хочется иногда вкусного, а не «обязательного для желудка»! Каждый день одни и те же замечания, вопросы, поучения! Будто я дурочка какая-то, которая не знает, как жить, не умеет этого. Я хочу доказать, что умею и могу! - Да, понимаю, лет десять назад я такой же был… - Ты был куда хуже! – припомнила Джинни. – Я, в отличие от тебя, не возвращаюсь пьянючая домой и в моих карманах не находят травку. - Так, кто старое помянет!.. – поднял Намджун палец, сам если и не стыдясь бурной молодости, то не желая её вспоминать. Особенно ему не нравилось распространяться на этот счёт при жене, в чьих глазах хотелось выглядеть образцово-показательным, примерным и добродетельным. - У тебя же есть друзья в Нью-Йорке, да? Я могу пожить у кого-нибудь около месяца, пока не получу комнату в общежитии студенческого кампуса? - Конечно, без проблем. Ёнгук живёт на Манхэттене, у него есть свободная комната… - И двое детей, - поморщила нос Джинни, - не хочу жить с детьми, не для этого я уезжаю от шумной бабули. - Ладно, к кому-нибудь другому поселим. – Намджун вздохнул и, взяв сестру за руку, с чувством улыбнулся: - Моя маленькая сестрёнка выросла. Как-то это… грустно. - Почему? Наоборот! Очень радостно начинать что-то новое, менять жизнь… - Я помню, что был жутко против, когда вы стали встречаться с Шугой. Мне трудно было представить тебя и его вместе. Но вы стали такой хорошей парой, я доверяю ему, как брату… Я надеюсь, что вы не расстанетесь из-за этого. - Если что – он сам виноват! – отвела глаза Джинни. – Я не хотела и не хочу расставаться с ним. Но если для него обязательным условием отношений является моя несвобода, мой отказ от перспектив и карьеры – я на это не пойду. Разве мужчины не должны тоже поступаться чем-то? И было бы чем! Тупым предрассудком об Америке! - Я не буду ничего говорить, Джинни, потому что, смею надеяться, Чжихё ради меня ничем не поступилась. Она хотела семью, хотела отделаться от работы бухгалтером, потому что её угнетали эти нервотрёпки с денежными операциями. И я ничем не поступился, она дала мне всё, чего я хотел. Поэтому не могу подтвердить или опровергнуть твои слова. - Я думаю, что это и есть идеальное совпадение, когда ни тебе, ни ей не пришлось поступаться чем-либо, ущемлять себя. Может, если у нас с Юнги столько точек преткновения, то и вместе быть не стоит? - Но вы же любите друг друга! – расстроился Намджун. Ему неприятно было слышать всё это. - Да. Я люблю его. Насчёт него уже не уверенна. - Зря! Он тебя очень любит, дурочка мелкая. Но пойми, что мужчины показывают любовь совсем иначе… - Как? Не советуясь со мной и всё за меня решая? - Джинни, мы тут, в Азии, воспитываемся именно так, что если берёшь ответственность за девушку, хочешь на ней жениться, то всё решаешь сам, не вешая на неё никаких проблем. Так что в этом тоже выражение чувств… - Ты его просто защищаешь. Это не выражение чувств – это эгоизм! Тем более, он знает, что я терпеть не могу, когда с моим мнением не считаются! Намджун вздохнул, поняв, что никак уже не повлияет на сестру. Или не сумеет найти нужных аргументов. Что он мог поделать? У него тоже не было великой мудрости, способной давать ответы на жизненные задачи. Оставалось только пожелать удачи и понадеяться, что всё разрешится как можно более благополучно. На следующее утро, совершенно закипевшая от того, что Юнги не звонит и не спешит объясниться, Джинни не выдержала и всё-таки набрала его. Какое-то время он не поднимал, так что она успела разозлиться сильнее, предполагая, что он не хочет принимать именно её звонок. Но потом раздался его голос: - Да? Задохнувшаяся от гнева, Джинни переборола кое-как себя и, резким и холодным голосом, произнесла: - Я улетаю в Америку. Теперь по ту сторону возникла заминка. Тишина сгущалась, пока не нарушилась тихим дыханием запыхтевшего Юнги. Тоже переборов себя, отошедший от её заявления, рассердившего неимоверно, он хмыкнул: - Рад за тебя. Вот так она решила, да? Не разобравшись, не поговорив, не попытавшись с ним обсудить ещё раз! Обижаться ей интереснее, чем пытаться примириться? - Это всё, что ты можешь сказать? – язвительно процедила Джинни. - А что тут скажешь? Это твой выбор. - Это твой выбор! – гаркнула она. – Ты ничего не сделал, чтобы я передумала! - Тебе не нравилось, что тебя отговаривают, к тому же, я не собирался препятствовать твоей мечте. - Именно! Только и рад сплавить меня, да? - М-да… - устало выдохнул он, поглядывая на собирающую вещи отца мать. Того нужно было пока что положить на два-три дня на обследования, для уточнения схемы лечения. - Разве я не права? - Ты всегда права, Джинни, - ответил негромко Шуга. - Ты издеваешься?! - Да как… - «блять» чуть не сказал он, но не выругался при матери. – Что я должен сказать, чтобы тебя устроило? - Ничего! Счастливо оставаться! – возмущённо прорычала Джинни и бросила трубку. Большего пинка для смелости ей не было нужно. Раз Юнги не сказал ни слова, чтобы попытаться удержать её, она немедленно покупает билет! Открыв сайт, она стала выбирать дату и время. Рейс на Нью-Йорк нашёлся быстро. Через три дня она покинет Сеул и страну.