ПолиАморалы

       Закончив в первый день пребывания на Чеджу все свои дела, Хосок чувствовал, что личное, незаконченное, тревожащее опять занимает все его мысли. Он не мог не возвращаться ими вновь и вновь к Хане, не думать о том, как им быть дальше? Справедливо ли он ей высказал свои претензии или со зла? Не обматери она его с ног до головы, он бы, пожалуй, и не решился заикнуться при ней о том, о чём сказал. Ведь многие годы он не затрагивал пикантные темы не из собственной скромности – где там! – а из уважения к ней, из страха задеть её и обидеть. Разве не нравилась ему её невинность? Да, нравилась, он берёг её, как мог. Но ранимость временами была чрезмерной. Иногда хотелось хоть чуть-чуть распоясаться, но останавливало осознание, что Хана не оценит, отшатнётся, закроется от него ещё больше.        Он не мог, как раньше, позвонить ей вечером и отчитаться, что у него всё хорошо, спросить, как дома дела? Рука не поднималась. И она тоже ему не звонила. Хоуп не знал, как сломать эту стену между ними, которая только росла и росла. Хотелось наладить отношения, но потом возникало сомнение – наладить как и до какой степени? Чтобы опять стать прежними супругами? Нет, прежнего он уже не выдержит, он открыл для себя, озарился, что хочет другого, чего-то ещё, что не потянет в том же ритме – всё время проявлять инициативу, шевелить Хану, подогревать взаимный интерес, веселить её и детей, увлекать чем-то. Он выдохся, иссяк. Сейчас у него едва достаёт сил на самого себя и дела.       Чтобы как-то развеяться, Хоуп вышел из гостиницы и пошёл гулять по берегу. На Чеджу было теплее, чем в Сеуле – никакого снега, но всё равно довольно холодно. Особенно дуло с моря, облизывающего шумными волнами каменистый тёмный пляж. Туда не тянуло спускаться, и он шёл выше, вдоль дороги, поглядывая то вдаль, то под ноги. Словно зимняя стужа сковала сердце и не пропускала в него ничего. На самом ли деле не осталось любви к Хане или это просто временная пустота, которую надо перебороть, пережить? А если она не закончится, если огонь не вернётся, то для чего удерживать жену и трепать ей нервы, занимать время и не отпускать? Она, возможно, стала бы счастливой с кем-то другим. С другим! Ярости и бешеного негодования, как раньше при этой мысли, не было, но всё равно саднило, мучило допущение, что Хана будет с кем-то, кроме него. Как будто бы этим он отдаст все их ночи, все мгновения в руки кому-то другому. И кто-то, лаская и любя его жену, сделает её более удовлетворённой и довольной. «Да ну и хорошо же, она бы была этого достойна! – уговаривал себя Хоуп. – Это всё дурацкая мужская гордыня, непозволительное собственничество. Я должен уйти, да, пожалуй. Не полностью – не исчезнуть с радаров, ведь дети же. Конечно, мы либо должны жить вместе, но не мешать друг другу проводить время как угодно вне дома. Либо я должен съехать и ежедневно навещать детей. Отвозить их на занятия, забирать, укладывать их спать и только потом уезжать, чтобы Нана с Ходжуном никак не пострадали от наших, взрослых трудностей».        Рокот волн доносился внизу, они разбивались о чёрные камни и шипели, отползая. Хоупу показалось, что они укоряют его, кричат предостерегающе: «Хосок! Хосок!». В какой-то момент иллюзия стала до того явственной, что он даже обернулся. Пляж был пустынным, если не считать гуляющих вдалеке женщины с ребёнком. Маленькие фигурки, обведённые закатом, двигались возле воды. Ребёнок, видимо, подбирал камни и бросал их, а мать догоняла его, придерживая подол длинной юбки рукой. Хоуп пошёл дальше.       Он бродил долго, пока не продрог. Но, уйдя на достаточное расстояние от гостиницы, хотел согреться до того, как вернётся в неё. Вдоль дороги шли магазинчики и кафе, во многих готовили свежие морепродукты, выловленные неподалёку. Есть Хосока не тянуло, да и что он тут поест? Не его это рацион. Войдя в мини-маркет, он приятно расслабил плечи от тепла помещения. Пахло кофе. Оглядевшись, он увидел автомат, где можно самого себя обслужить. Тем более, не было желания ни с кем разговаривать, даже обмениваться парой фраз с кассиром. Понажимав на кнопки, он стал ждать, когда наполнится стаканчик. Дунуло холодным воздухом в спину – опять открылась дверь. - Я же говорила тебе, что промокнешь! Не хватало ещё простыть! – выговаривал женский голос на ходу. Послышался топот небольших ног – детских. Взрослые шаги ступали медленнее, плавно перемещались между стеллажами с чипсами, шоколадками, крекерами. Хоуп машинально поглядел через плечо, не поднимая глаз. Мальчишеские ботинки пронеслись мимо. Тяжёлый зелёный подол следующей за ними женщины скрывал обувь, но судя по цокоту там были каблуки. «Гулять по пляжу на каблуках! Ненормальная!» - усмехнулся про себя Хосок и поднял взгляд выше. Судя по всему, это она гуляла с сыном на берегу. Длинное платье из дорогой ткани, вечернее, роскошное, струилось из-под курточки с капюшоном, который в эту минуту был скинут. Идеально уложенная причёска, несколько старомодная, с подкрученными концами и подколотыми на затылке локонами, подчёркивала самоуверенную посадку головы. - Мам, я это возьму? – крикнул мальчик, что-то показывая из другого угла магазинчика, и женщина посмотрела в его сторону, повернувшись в профиль к Хосоку. Он пошатнулся, узнав её.        Да, это была она! Сомнений нет. Много лет назад, до женитьбы на Хане, он был завсегдатаем «Пятницы», и в последний год, что ему довелось посещать то заведение для любовных утех, он не ходил ни к кому, кроме неё – Нури, лучшей, прекраснейшей куртизанке публичного дома, к которой богатейшие мужчины Сеула, а то и всей Кореи, готовы были стоять в очереди. Потом Хоуп, под давлением отца, надумал жениться, встретил Хану, а Нури уволилась из «Пятницы» и куда-то уехала. Он слышал, что она вышла замуж за какого-то своего клиента. Значит, у них сын? Она ничуть не изменилась, всё такая же восхитительная, утончённая. Всё так же любит зелёный цвет – и его любимый цвет тоже. Цвет надежды. - Не нужно, - помахала она рукой сыну, - хватит сегодня сладкого.        Маникюр, как и прежде, само совершенство. На пальцах, кроме обручального, ещё два золотых кольца. Одно он узнал – с изумрудом – их собственной ювелирной компании. Дизайн разрабатывала его сестра. Знала ли Нури, что это за драгоценность? Не могла не знать, слишком въедливой и внимательной была всегда. - Нури? – не удержался он, позвав. Она обернулась, удивившись, что кто-то знает её, но, когда увидела Хосока, округлила глаза и вздрогнула. Автомат пропищал, сообщив, что стаканчик полон кофе. Хоуп взял его и, с ним, приблизился на шаг к женщине, но та, остолбенев, не сразу пришла в себя. - Ты?.. – прошептала она, беря себя в руки. Его удивило, что она как-то без радости восприняла встречу. Разве старых знакомых не приятно видеть? Они же были друзьями и не ругались, чтобы за что-то его недолюбливать. Разве обидел он её хоть чем-то? Почему же такая напряжённость в осанке, в бровях, в голосе? Будто Нури ждёт, чтобы он отвернулся, чтобы сбежать и спрятаться. - Да. Какими судьбами? – всё же решил поинтересоваться он, лучезарно улыбаясь в надежде, что это устранит скованность давней знакомой. Бывшей любовницы. - Я… я живу не так далеко отсюда… - Вот как? Да-а, вроде припоминаю, кажется, мне кто-то говорил, что ты переехала на Чеджу. - Да, переехала, - холодно дрогнули уголки её губ и образовали подобие улыбки. Хоуп разглядывал её лицо, совсем чуть-чуть принявшее на себя обязательство перед возрастом изменяться. Пара морщинок у глаз, немного потускневшие щёки, но в остальном всё то же самое. Она была прекрасна. Чёрные гладкие волосы обрамляли тонкие черты, густые ресницы приоткрывали лукавый взгляд, губы в бархатной алой помаде напоминали лепестки свежей розы. Ему так радостно было её встретить! Будто жизнь отмотала десять лет назад. - Как поживаешь? - Да ничего, всё как у всех. Как сам? - Примерно так же. Вот, приехал по делам… Надо же, не могу поверить, сколько мы не виделись? - Почти девять лет, кажется, - как-то фальшивя сказала она. Хоуп слегка прищурился, пытаясь уловить, что именно стало не так? Но что-то явно было не так. - Ма-ам! – опять раздался мальчишеский голос, и к Нури подбежал сын, высокий и худощавый, которого она материнским защищающим жестом попыталась загородить собой, завести за себя, но бойкий и досужий мальчик выступил вперёд: - Кто это? - Привет, - улыбнулся ему Хосок, видя растерянность знакомой. Было ощущение, что она вот-вот упадёт в обморок от недостатка кислорода. – Мы с твоей мамой давние знакомые. - Да, но нам пора уже идти, - засуетилась Нури, обняв сына за плечо и будто пытаясь подтолкнуть прочь из магазина. Хоуп всё своё внимание сосредоточил на красивом мальчике. Кого-то он ему жутко напоминал, но в голову лезло странное сравнение со своей дочерью. Но в таком возрасте уже не все дети одинаковые, так что было бы глупо думать, что Нана похожа на сына Нури. - Приятно познакомиться, - кивнул мальчик, по-мужски протягивая руку, - я – Хосок, а вы? - Я… - начал было Хоуп, и онемел. У него перехватило горло и защипало глаза. Как его зовут? Он не ослышался? Но… но… Нет! Нет, этого не может быть, никак не может быть. В голове включился калькулятор, защёлкал с бешеной скоростью. - Это господин Чон, - потянула Нури сына к выходу, видя судорожные метания в лице мужчины, - идём же!        Но Хоуп не отпускал пожатую руку мальчика. Он виделся с ней лет девять назад. Её сыну около восьми. И он похож не на Нану, а на него самого, потому что и дочь пошла в него! Хосок, она назвала его Хосоком! Его взор впился в ту, с которой он когда-то провёл огромное количество безумных, страстных, упоительных ночей, по которым долго скучал, вспоминая. Ему всё стало ясно, и ей стало понятно, что он всё распознал, и от того в ней вспыхнул ужас. Однако она, некогда умелая обольстительница, умеющая услаждать и подстраиваться, взяла себя в руки, превратившись в лёд. - Нури, нам надо поговорить, - отпустив руку мальчишки, схватил он за запястье уже её саму. Дёрнувшись, облил пальцы другой своей руки кипевшим кофе, но, прошипев, не разжал хватки. - Не о чем говорить, господин Чон, - официально называла она его, чтобы сын не услышал подозрительного совпадения. - Есть о чём! Ты не имела права скрывать… - Оставь! Я свободна в своих поступках, как и ты в своих! - Нури!.. - Пусти! - Мама? – нахмурился Хосок-младший, как бы спрашивая, нужна ли ей помощь? Он грозно глянул на Хоупа, и тот растерялся перед ним. Убрал руку от женщины. - Всё в порядке, родной, - улыбнулась она, погладив сына по голове, - иди, я догоню тебя. Перекусим дома.        Мальчик посомневался, помешкал. Предостерегающе воззрился на Хоупа, намекая, что если тронет его мать, то получит лично от него. Потом всё-таки вышел. Мужчина попытался запечатлеть его как можно более подробно, захватить памятью каждую клетку, каждый изгиб. Это же… это… его… его! Собственный. У него ещё один… Даже в мыслях Хоуп не мог произнести «сын», до того ему больно становилось, что он не знал о его существовании, не видел, как тот рос, делал первые шаги, выговаривал первые слова. Как ему искупить несправедливость, что двух детей он любил и баловал, а о третьем не имел представления? После измены Хане, после всего, что происходило у него в семье сейчас, ему казалось, что хуже быть не может. Но нет – вот оно! Кармическое воздаяние. Всё, что мы делаем, имеет последствия и рано или поздно выползет. Хосок был окончательно растоптан, сейчас презрение к себе достигло дна, так что оставалось сесть на корточки и, обняв колени, унижено рыдать, попрошайничая в протянутую ладонь прощение. - Как ты могла? Как ты могла, Нури? – осипшим голосом, глядя ей в глаза, надсадно вопрошал Хоуп.        Она помолчала, сначала виновато опустив взгляд, но потом, собравшись с силами, гордо его подняв. - Ты собирался жениться. Зачем тебе было знать? - Я бы женился на тебе! Если бы я знал… - Не женился бы, отец тебе бы не позволил жениться на шлюхе. - К чёрту отца! Это мой ребёнок! Он же только и хотел, что внука! - Сам знаешь, что не к чёрту, - хмыкнула Нури, - он бы замучил тебя и меня подозрениями, что это не его внук, даже если бы я сделала сотню тестов на ДНК. - Да плевать, Нури, плевать! Ты должна была мне сказать, предупредить… он… он же мой! Ты назвала его… - Мне нравилось это имя, - перебила его женщина, - ничего кроме. - Но… как теперь быть? - Как и раньше. Не вижу причин для изменений. Мы будем жить, как раньше, - твёрдо сказала она. - Я не смогу! Как я могу жить, как раньше, когда я знаю теперь?.. - Придётся забыть. Ты же Чон Хосок, ты умеешь притворяться и играть нужные роли, как и я. - Всё изменилось. У меня уже нет сил на игры и притворство. Я хочу просто жить, не делая секретов и не принуждая себя к чему-либо. И я не собираюсь делать вид, что всё по-прежнему, когда я… когда я увидел своего сына, - произнёс, наконец, он.        Нури хватило достоинства не отрицать и не кидаться в неправдоподобные объяснения, что ему показалось и он ошибся. Всё было слишком очевидно. Она заметила, что в Хоупе действительно что-то изменилось, что он не такой, как когда-то, не болтает обо всём подряд легкомысленно, не светится задором. Ей стало интересно, как он жил все эти годы? Да ей всегда это было интересно, потому что он был единственным мужчиной, которого она когда-либо любила. - Мы можем нормально поговорить? – просяще обратился он. Подумав, посмотрев на дверь, за которую выбежал сын, Нури торопливо обронила: - Завтра в семь вечера здесь же. А сейчас нам нужно идти. До свидания!        Хосок проводил её глазами, вдыхая оставшийся шлейф давно забытых духов. Будто призрак мелькнул и растаял. Что происходит с его жизнью? Откуда эта ударная волна фактов, сшибающих с ног? Сначала Джинни, с которой будто затмение нашло. Она же не была любовью всей его жизни, он не собирался уходить к ней и мчаться следом в Штаты, так почему же сорвался? Теперь это. Когда он задумался, что надо жить ради детей, искупая грех отказом от собственных удовольствий, ему судьба дарит ещё одного ребёнка, подкидывая задачку – как теперь ты будешь жить ради детей? Разорвёшься? Сойдёшь с ума? Амитабха, милосердная Квансеым, за что? Он же честен с Ханой и не скрывает от неё ничего, как умолчать об открывшемся? Очередной удар! Каково ей будет узнать, что муж-изменщик уже давным-давно нагулял ребёнка и понятия о нём не имел? Может, не говорить хотя бы об этом? Но как, если навещать сына, встречаться с ним необходимо, он будет уезжать сюда вновь и вновь… Или Нури попытается запретить? А если она этого не захочет?        Ночью он никак не мог уснуть и ворочался. Пазл не сходился. Как организовать свою жизнь заново? Все предыдущие схемы не подходят, сломались, пришли в негодность. К тому же, если бы зависело только от его решений! Но есть Хана и Нури, которые тоже будут решать, и в данных вопросах, наверное, у них больше прав на последнее слово, чем у него. Есть ли у него теперь вообще право слова?        Хосок закончил все дела и подгонял часы, чтобы наступило семь. В результате он не выдержал и пришёл на условленное место раньше, топтался у порога мини-маркета. Море всё так же шумело поодаль, дул ещё более злобный ветер, чем вчера. Минуты тянулись мучительно, он смотрел на наручные часы постоянно, ругая себя за нетерпение и не в состоянии перестать этого делать. А придёт ли Нури? Она могла специально согласиться, чтобы он отпустил их. С другой стороны, вряд ли найти её здесь будет сложно, так что бесполезно было бы играть в эти детские игры. Только если позлить его и показать своё мнение насчёт вторжения в их жизнь. Будда, а если бы он случайно с ними тут не столкнулся?! Так бы и умер не узнав, что у него ещё один сын? Хосока пробила дрожь, которая накрывала его прошедшей ночью. Он уже не раз попытался вспомнить всю свою прежнюю жизнь, ища слабые места, где он мог чего-то не заметить, что-то упустить. Нет ли у него ещё детей? Он со столькими женщинами спал до Ханы, что ни за что всех не припомнит! Но он всегда предохранялся, как же так? Да, презервативы – не стопроцентная гарантия, он это знал, но… Стоп, Нури пила контрацептивы – точно! А поскольку отношения у них были куда теснее, чем просто у клиента и путаны, то он доверял ей, а она – ему. Они были друзьями, и иногда всю ночь не только занимались сексом, но и болтали. Нури была умной женщиной – тогда ещё молодой девушкой, но уже опытной, могла дать совет, выслушать, успокоить, отвлечь. Завести одним взглядом, шорохом спадающей одежды.        Наконец, она появилась. Как и положено настоящей даме, с задержкой минут на десять, чтобы мужчина успел понервничать и доказать свою целеустремлённость выдержкой. Одна, без сына. Всё так же развевалась зелёная юбка платья. Нури подошла к нему, придерживая капюшон и щурясь от холода. - Привет, извини, я опоздала? - Ничего страшного, - он указал на соседнюю дверь маленького кафе с пустой пока летней террасой, но зато уютно светящегося окнами внутренним залом, - зайдём? - С удовольствием, на улице стоять мало приятного.        Они вошли. Хосок оглядел столики, далёкие от тех ресторанов, в каких он привык бывать. Пахло рыбой, соевым соусом и водорослями. Он посмотрел на Нури – устроит ли её? Но она без оглядки на что-либо прошла вперёд и села в дальний угол, в стороне от людей. Хоуп присел напротив. Какое-то время они спасались изучением меню, позволявшим сохранять молчание. Но когда они сделали заказы – он ограничился травяным чаем и скудным выбором сладостей к нему, - неизбежность разговора вернулась. - Я подумал было, что ты не придёшь. - Какой смысл? Ты бы нашёл меня, - пожала она плечами. «Хорошо меня знает» - отметил Хосок и постарался улыбнуться, чтобы развеять всю эту неясную враждебную натянутость: - Не хотела, чтоб я заявился в гости, значит? Муж ревнивый? - Хосоку ни к чему с тобой видеться. - Почему это ещё? – исчезла быстро улыбка. - А почему да? Ты что, не понимаешь, что ты… ты ему незнакомец. - Именно это меня и не устраивает… - и тут его озарило. Он же совершенно не подумал о третьей стороне, как будто это касалось только его и Нури! – Твой муж не знает, что это не его сын?        Нури помолчала. Он видел складку, пролегшую между бровей. - Узнал два года назад. Я сказала ему. Но Хосок не знает, что это не его отец. - Зачем ты сказала? Или он догадывался? - Какая разница! – посмотрела ему в глаза женщина. – Главное – ребёнок! Он тебя не знает и не за чем узнавать!       Хоуп едва не стукнул кулаком по столу: - Да ты себя слышишь?! Как ты можешь?! Я – его отец, и пусть ты обманула меня, пусть, ради него, мы не будем говорить – пока что – кто я ему, но… - «Мы не будем»! Я не собираюсь вступать с тобой в соглашение и заговор. - Нури! – начиная злиться, Хосок всё-таки взял себя в руки и примирительно спросил: - За что ты так со мной? - Что? – удивилась она, похлопав ресницами. – За что? Я пыталась и пытаюсь не портить тебе жизнь лишними проблемами, а, поскольку ты традиционно благороден и считаешь, что нужно следовать долгу, я не принимаю твои долги и пытаюсь объяснить тебе, что ничего не должен, и можешь жить, как хочешь, как раньше! - Как раньше! Нет, Нури, я должен и это был мой долг все эти годы, пусть я о нём и не знал. Если уж так случайно вышло, что мы были неосторожны и появился ребёнок… - Она опустила глаза, поджав губы. От Хоупа не укрылся стыд в этом движении. – Что? Что такое?        Нури молчала, изводя его ещё сильнее. Что на этот раз? И она будет замыкаться, как Хана, ничего не говоря прямо? Все женщины решили уничтожить его недоговорённостями? Но нет, Нури была смелее и никогда не стеснялась признаться в том, чего хочет, что делает и думает. - Это было не по неосторожности. - Что ты имеешь в виду? - Я… обманула тебя. Я знала, что ты женишься на другой, поэтому сказала, что пью таблетки. Но я их не пила. Я хотела от тебя ребёнка. Поэтому на тебе нет никакой вины и ты ничего не должен. Это не случайность, это моя подлость, мой обман. Всё? На этом вопрос исчерпан?        Ошарашенный, шокированный, Хосок сидел и смотрел на Нури. Она хотела от него ребёнка! Та загадочная, неповторимая, свободолюбивая и строптивая куртизанка хотела от него ребёнка! А он об этом не знал. Спал с ней, но представления не имел, что кроется в её сердце. - Нет, это ничего не меняет, - отрезал он. Она почти возмущенно воззрилась на него: - Меняет! - Нет! Хосок – мой сын, и носит моё имя. Если ты считаешь, что так лучше для него, давай не будем ему говорить, хоть мне от этого и больно, и я бы хотел всё переиначить. Но ты не можешь запретить мне видеться с моим сыном! У него есть брат и сестра, и они должны были бы знать друг друга! - Не думаю, что твоя супруга оценит такое положение вещей.        Теперь умолк Хоуп. Да, конечно, Хана. Он думал об этом, вертел со всех сторон. Признаться нужно, но это будет гвоздь в крышку гроба, их брак будет погребён. Теперь уже Нури заметила метания в лице собеседника: - Что с тобой? Ты хочешь оставить всё в секрете и приезжать сюда тайно? - Нет, в том-то и дело, что не хочу… - Ты не хочешь портить семейную жизнь? - Да было бы что портить! – выпалил Хосок и, взявшись за чашку чая, присосался к ней губами, отвернувшись к окну, за которым скрывалось под наступающей темнотой море. Нури удивленно застыла. Ей не верилось, что с тем Джей-Хоупом, какого она знала, могут возникнуть в семье какие-то проблемы. Уходя тогда с его дороги, забирая с собой хоть что-то от него, Нури жалела, что не станет его женой, ведь это было бы счастьем для неё. А для него? Ей не хотелось портить его отношения с отцом, да и девять лет назад она считала, что Хосок слишком ветреный и неусидчивый, чтобы создавать семью, она считала, что быт его будет угнетать, переломит, перетрёт и выплюнет. Ей не хотелось обвисать грузом на его крыльях, но если какая-то другая хотела рискнуть – это было её право. Однако, зная обострённое чувство долга любовника, она не сомневалась, что он будет вкладываться и отдаваться тому, за что взялся. - У вас… не всё ладно? – без злорадства, а с сожалением спросила Нури. Хоуп мотнул головой, поморщил нос. Поставил чашку: - Я идиот просто, вот и всё. - Не верю, что всё объясняется именно так, - ободряя, улыбнулась она. - Все другие причины сведутся к этому. - Расскажи, - попросила она, вся во внимании к нему. Хосок загнанно посмотрел на неё, но от этого её доброго «расскажи» что-то размякло в груди. Ни с одним другом не мог он обсудить произошедшее, поделиться, а так хотелось порой выговориться! И вот, нашёлся человек – некогда его друг, к тому же женщина, чьё мнение было бы любопытно в данной ситуации – готовый выслушать. - Я изменил жене, - тихо сказал он. Нури дала признанию отзвучать. Подумала. - Ты не из тех, кто действует необдуманно. Что же случилось? - Ну вот, настал тот первый раз, когда поступил по зову плоти, а не по уму. - И теперь вы разводитесь? - Нет. Я даже не думал об этом, ведь дети – их-то я не брошу. А тут Хосок… - Оставь Хосока в покое. Что между вами с женой не так? - Перестань требовать, чтоб я оставил! Я не забуду уже этого, и не откажусь от участия в его жизни! Пусть даже он не знает, кто я ему! – Хоуп отпил чай и стукнул чашкой о блюдце: - А что бы ты сделала, если бы тебе изменили? - Избила бы до посинения и выкинула вон, - засмеялась она, - твоя жена поступила так же? - Нет, - без лишних подробностей покачал головой Хосок. Помрачнев, он стиснул зубы. Если бы Хана сразу так поступила! А потом, когда выяснилось про Джинни, она уже как будто бы и не за то злилась. Нет, не понимал он всей этой ситуации! Страдал, но не мог в ней разобраться, и от того ещё больше страдал. Нури видела, как он сокрушается, как искренне раскаивается в содеянном и не видит выхода. - Мой муж мне изменял и изменяет, - из чувства солидарности, в поддержку промолвила она. Хоуп возмущенно и недоверчиво вылупился на неё: - Тебе?! - Да, а что такого? - Но… но… не знаю! Чего ему может не хватать? - Меня. - Так я именно об этом! Чего в тебе нет, что он не удовлетворён? В тебе есть всё! - Кроме любви к нему, - хмыкнула Нури, откинувшись на спинку стула, - поэтому я не избиваю его до посинения и не выкидываю. - Но ты же сказала… - Да, когда любишь мужчину, несомненно, будешь его за измены ненавидеть. Но когда не любишь, то всё равно. Твоей жене на тебя всё равно? - Нет. Не думаю. Теперь уже не знаю. Может, в этом и причина? Её как будто бы не я интересовал, а уют, дети, само ощущение семьи. Я не находил к себе интереса, как к мужчине, как к человеку… - Вот и я никогда не была для него человеком. Музейным экспонатом, инструментом для удовольствия, комнатной собачкой, чем угодно, но не человеком! - Что ж ты живёшь с ним до сих пор? – негодовал Хосок. Ему казалось преступлением, что такую женщину кто-то не носит на руках, не воспевает, не целует ей руки с утра до вечера. А с вечера до утра другие части тела. Он слушал очаровывающий голос Нури, смотрел на её изящные жесты и вспоминал молодость. Ему не было и двадцати пяти, когда они с ней познакомились. - Я хотела развестись. - Что помешало? - Во-первых, он отказался. Он не хочет меня отпускать. Во-вторых, я подумала и решила, какая разница? Он обеспечивает меня, у меня, благодаря нему, есть всё. Всё есть и у Хосока. Куда мне уходить и зачем? - Поэтому ты рассказала ему, что Хосок – не его сын? Когда хотела развестись? - Да. Он тогда сказал, что не отдаст ребёнка, ну я и… погорячилась. Это было ошибкой. Я думала, тогда он согласится, но и это не повлияло на его решение. - И… как вы теперь живёте? – переживая за Нури, за то, что она не счастлива, обеспокоился Хоуп. - А как живёт большинство людей? Так и я. Живу ради сына. - Это не дело. - А сам? Ты сказал, что из-за детей и не думаешь о разводе. Из-за детей! А сам-то что думаешь? - Не спрашивай, я передумал уже всё, что можно, и не могу прийти ни к какому решению. - Хочешь моё мнение? - Безусловно! – воодушевился Хоуп. Мнений ему очень не хватало. - Ты был рождён для свободы. Это в твоей природе. И зря ты в это ввязался на радость отцу.        Джинни намекала на то же самое, что всё было ошибкой. Но Нури выразила это более мягкими фразами. - Возможно, ты права, но я не жалею о сделанном и ничего не стал бы менять. Я люблю дочь и сына. И Хосока я мог бы любить и знаю, что полюблю… - Пожалуйста, Хоуп, - по старинке перешла она на прозвище, - я не готова впустить тебя в нашу жизнь. - А что должно произойти, чтобы ты стала готовой? Хосок должен повзрослеть без меня, а я – упустить всю его жизнь, не смея приблизиться? – Нури ничего не отвечала. – Твой муж – какой он отец ему? Хосок его любит? - Хоуп, - вздохнула она, - наше с тобой случайное столкновение – это замечательно, но давай не будем придавать ему слишком большое значение. - Все случайности не случайны! Может быть, это знак? Именно сейчас, когда я в разладе с собой и женой… - К чему ты клонишь? – холодно прервала его Нури, пока он не наговорил лишнего, что принесёт им обоим ненужные ожидания и надежды. Он осел под её менторским взором. - Ни к чему такому. Только хочу сказать, что не откажусь от сына, тем более, он был взят у меня хитростью, как ты сама призналась. Но я могу дать тебе время подумать. - Подумать о чём? - Как лучше ему сказать и подготовить его. - Хоуп… - Я улетаю ночным рейсом в Сеул, поэтому не могу задержаться. Дай мне свой номер телефона. Я прилечу обратно, как только смогу. И буду настаивать на встрече с сыном.        Нури посмотрела на него с недоверием, предубеждением и усталостью. Всё её существо было против того, чтобы возродить их общение. Она почти забыла его за эти годы, жила ребёнком, чьё имя лишь и напоминало о далёкой, тайной и безнадежной любви. И теперь никаких надежд и шансов не появилось, всё это мираж. Если Хоуп изменил жене, значит, его вольная натура осталась прежней и, как и раньше, ему не нужны жёны, семьи, обязательства. Нури вздохнула: - Я не хочу давать тебе свой номер. Но ты же, любезный и вездесущий агент ноль-ноль-семь, всё равно его раздобудешь и позвонишь в самое неподходящее время! Записывай…        Хоуп расплылся до ушей. Как приятно, когда тебя так хорошо знают!