ПолиАморалы

       Дети – не только цветы жизни, но и причина единения, примирения, отказа от эгоизма. Поэтому день рождения Наны собрал родственников и друзей семьи к праздничному столу. Хосок с Ханой смогли провести вечер без взаимных придирок, но за счёт того, что буквально игнорировали друг друга. Обмен словами касался третьих лиц, и даже просьбы передать что-нибудь, стоявшее на столе подальше, они обращали к кому-то стороннему. Им было на кого отвлекаться – на Намджуна и Чжихё, на Юнги с Хвасой. Все пришли с детьми, и маленькое стадо носилось по квартире, совершенно не интересуясь взрослыми. Нана была завалена подарками и наслаждалась вниманием, вертелась перед гостями в новом красивом платье, хвалилась Джесолю и Ходжуну планшетником, который презентовал ей дедушка. Мать Ханы, приехавшая на день рождения внучки, любезничала с отцом Хосока, искусно смеясь над его шутками, всячески высказывая своё одобрение и восхищение по любому относящемуся к семье Чон поводу. Старшая племянница Хоупа, которой было уже восемнадцать, скучающе сидела в углу, переписываясь с друзьями в телефоне. В общем, всё было нормально, как у всех, где находятся и веселящиеся, и недовольные, и желающие уйти пораньше, и желающие задержаться. К последним относился Шуга.       С того раза, когда они с Ханой выпили и потанцевали в «Пятнице», он её не видел, но регулярно мыслями возвращался к ней. Нет, это не было зацикленностью влюбленного юноши, не было терзаниями зажёгшегося сердца. Но стоило ему вспомнить о подруге, как хотелось позвонить, спросить о настроении и самочувствии. Беспокойство за неё превышало, как ему казалось, допустимую норму, поэтому он удерживался от звонков, не провоцируя дальнейшее укрепление странных чувств. Было ли это страстью? Юнги не представлял Хану в эротических мечтах, и если был с Хвасой в постели, то о других не думал, но если уж мысль о Хане возвращалась где-то в пути или в свободный от дел час, то не было в них прежнего спокойствия. Теперь он думал о женщине, а не о подруге, он знал это, чувствовал. И теперь, придя поздравить Нану, Шуга делал всё возможное, чтобы не смотреть на Хану – слишком уж тянуло. Чуть более оживлённая, чем ещё пару месяцев назад, она была скорее на взводе, чем вдохновлённая вечеринкой, но силилась этого не показывать. Соседство с мужем, не жившим с ней, но постоянно появлявшимся в доме, изводило и не давало принять новых условий. Между надеждой на воссоединение и её отсутствием трудно найти равновесие. Приодевшись и накрасившись, Хана приманивала взгляд и, избавляясь от наваждения, Юнги расточал сверх меры анекдоты, обнимал жену, вмешивался в игры детей, становясь их участником. Те были не против – они его обожали.        Уходя, Шуга испытывал и облегчение, и разочарование. Наедине бы поговорить, спросить, как у них всё с Хосоком, налаживается? Но сознание шептало, что совсем не то он хочет услышать от подруги. Он преступно порадуется, если выяснится, что между теми всё кончено. А ведь ещё недавно стремился помочь этим разрушающимся отношениям… В гостиничном номере выяснилось, что Хваса забыла сумочку в гостях. - Съездить за ней? – спохватился Юнги. - Уже поздно, завтра съездишь. Одну ночь я проживу без телефона и кошелька.        Поэтому на следующее утро, в воскресенье, Шуга вновь оказался в квартире друзей. Хана вернулась к своему обычному состоянию – бесформенному домашнему костюму и забранным на затылке волосам. Впустив его, она улыбнулась: - Ты за сумочкой, да? Я вчера обнаружила её в зале, когда раскладывала маме диван. - Да, Хваса что-то недоглядела. Не похоже на неё, обычно она собранная. - Бывает, - Хана взяла забытый предмет и протянула другу, но тут же опустила руку, - ты торопишься? Или позавтракаешь со мной? А то дети и мама ещё спят, я встала раньше… - Ты же знаешь, я никогда не отказываюсь от еды, - улыбнулся Юнги, разуваясь, но дал себе мысленного подзатыльника. Зачем согласился? Он что, ищет повод провести время с Ханой? Но раньше же в этом ничего преступного не было! Почему бы им и не поболтать? Но всё почему-то стало сложнее. Вопросы о Хосоке никак не срывались с языка, будто в них отчётливо бы услышалась личная заинтересованность. Что за безобразие! - Садись, - пригласила Хана его к столу и поставила чайник. В раковине и возле неё ещё стояли горы невымытой посуды. Женщина открыла посудомоечную машину и стала доставать оттуда порцию чистой, расставлять по полкам, чтобы запустить следующую партию. Юнги опустил к рукам, положенным на стол, глаза, думая, о чём бы всё-таки потолковать, чтобы не зайти в ненужные дебри? – Вчера что-то так выбилась из сил, что не успела дела закончить. И легла поздно, а всё равно вскочила ни свет ни заря! - Это я тебя звонком разбудил? – полюбопытствовал Шуга. - Нет-нет, я уже не спала. - Чего это тебе не спится? - А как ты думаешь? – остановилась она, обернувшись. Сведя низко брови, посмотрела за окно. - Хосок?        Хана поджала губы при произнесении его имени. Но, хотя бы, уже не плакала и сокрушенно не заламывала руки. - Ты же знаешь уже про его… «вторую семью»? - Да, он рассказал нам, когда возникла необходимость перевезти их… - Необходимость? - хмыкнула Хана. – Думаешь, им действительно так надо было приезжать в Сеул? Или это он захотел? - Слушай, ты ж знаешь, я бы Хоупа никогда не стал обелять и оправдывать, если бы считал, что он косячит. Но там действительно нехорошая ситуация. Я и сам бы помог. - Нехорошая ситуация! А мне что делать? - Хрен уже положить на это всё? – пожал он плечами, предлагая со своей точки зрения лучший вариант. Хана враждебно на него покосилась: - Ты имеешь в виду принять, как данность, что у него ещё ребёнок и он бегает на два дома? - Нет, я имею в виду – пусть катится, куда хочет. Живи своей жизнью! Чего ты всё грузишься по его поводу? – «Не это я должен был посоветовать, не это! – поругал себя Юнги. – Но они уже пять месяцев ведут эти позиционные бои и ни к чему это не приводит, так не лучше ли разойтись в разные концы ринга?» - Юнги, если я тебе скажу, что в моей голове происходит, ты подумаешь, что я сумасшедшая или очень плохая! - Не подумаю, выкладывай.        Хана налила в две чашки чая и, поставив их на стол, села возле друга. - Я боюсь за наследство Ходжуна. Я хочу, чтобы у моего сына, у моих детей было всё. А если Хосок сейчас расхвалит другого внука дедушке, и тот переведёт всё на него? Я не за себя боюсь, но как я одна детей вытяну? Это всё по праву принадлежит им! - Да ты что! Хоуп никогда так не поступит, не накручивай себя… - Я думала, что он никогда и не изменит. И что? Мужчины запросто забывают о своих обязательствах по отношению к детям, уходят – и знать ничего не хотят! Если на него будет влиять другая женщина, она запудрит ему мозги… - Нет, Хана, даже в голову не бери. Если у него самого не хватит выдержки, он прекрасно знает, что мы все – его друзья – закопаем его живьём при попытке лишить вас чего-то. Но, повторюсь, он этого не сделает. - Я выгляжу меркантильной дрянью, да? - Нет, это рациональный подход к жизни, - улыбнулся Юнги, - и он показывает, что разум заработал сильнее чувств. Ты… уже остыла к Хосоку? – затаил дыхание Шуга, недовольный собой, что задал этот вопрос. - Я… не знаю! Мне… очень одиноко без него. Или просто без мужчины? Я не могу понять, ведь кроме него у меня никого не было, - покраснев, Хана шёпотом сказала: - Я себе кое-что купила… - Что? - Ну… из секс-шопа.        Юнги задумался, осознавая, но через мгновение дошёл до сути дела, округлил глаза: - Ого! И как? Полегчало? - Я не решаюсь попробовать, - захихикав, она уткнулась в ладонь, - такие глупости воображаются! А вдруг застрянет и всё такое!        Шуга засмеялся, покачивая головой: - Застрянет! Вызовешь спасателей – приедут настоящие мужики, помогут. - Да вот то-то и оно, что не могу понять, нужны ли мне эти настоящие мужики.        Юнги присосался к чаю, подавливая какую-то горечь, запивая претензию на то, чтобы тоже помочь… Нет, он этого делать не должен! Даже в шутку предлагать не стоит. Хана подумает, что он подкалывает её из-за той пьяной ночи, смутится. А если ей и в самом деле ничего больше не надо? Если Хосок разочаровал её настолько, что она забьёт на своё личное и станет жить для детей? Плохо ли это? Принесёт ли ей это счастье?        В дверях кухни показалась мать Ханы. Обрюзгшая женщина в халате, за пятьдесят лет. Судя по формам тела, её полнота была связана скорее с сидячим образом жизни, неправильным питанием, когда от безделья постоянно что-то закидывают себе в рот. Черты лица её, некогда симпатичные – возможно, в молодости она была очень даже ничего – превратились в карикатуру на характер. Так бывает с возрастом у людей, которые эмоционально склоняются в одну сторону, делаются нытиками, занудами, весельчаками или злорадствующими. Эта превалирующая эмоция откладывается в мимических морщинах и застывает в выражении, так что становится достаточно одного взгляда, чтобы понять, что перед тобой за человек. Мать Ханы была завистливой сплетницей и пессимисткой. - Доброе утро, - поздоровавшись, она уселась с ними третьей. - Здравствуйте, - приподнявшись, ответил Юнги и сел назад. - Хана, налей мне чаю. - Сейчас, - поднялась дочь. - Продолжаете вчерашний праздник? – спросила женщина у Юнги. - Да я по делу заехал, жена кое-что забыла вчера. - Ну ясно, - её глаза перешли на гору посуды у раковины, - Хана, а чего у тебя до сих пор такой бардак? - Я не успела ещё убрать, мы тут с Юнги разговорились… - Вот я тебе говорила, что за домом лучше следить надо? Конечно, от плохих хозяек мужья всегда уходят!        Шуга увидел, как больно эта фраза впилась в Хану. Та замерла, судорожно сглатывая и, чтобы не заплакать, отвлеклась на подачу матери чашки с чаем. Юнги скрипнул зубами, но не стал сдерживаться: - А вы плохая хозяйка, как я понимаю? - Почему? – удивлённо моргнула женщина. - Ну от вас же муж ушёл. - Отец Ханы – волокита, бабник и скотина! Ему было всё равно, что в доме – хоть в лепёшку расшибись! - Да нет, не утешайте себя, уверен, причина в том, что вы пыль плохо протирали. - Юнги… - ахнула Хана, видя, что тот дерзко и откровенно издевается над её матерью. Женщина оскорблённо отклонилась назад, но тотчас её язвительная самозащита вернула ей уверенность, выраженную в презрении к собеседнику: - А ты кто такой, знаток семейной жизни? - Я – друг Ханы. А вы – её мать, только как-то неправильно воспринимаете свою роль. Потому что должны поддерживать свою дочь, а не порождать в ней угрызения совести и комплексы. - Ты меня поучи, как мне себя вести! Я побольше твоего-то прожила… - Важно не сколько прожил, а как, - перебил её Шуга. Он вспомнил многочисленные жалобы Хоупа на то, что стоило тёще приехать, как их отношения с Ханой разлаживались, как после общения с матерью девушка всегда становилась дёрганной и цеплючей к мелочам. Теперь он сам живьём видел этого эмоционального вампира, не способного понять всю кощунственность своего длинного языка и двойной морали. - И как ты прожил? Многого добился? – хмыкнула она. - А вы? Стали роднёй миллионерам? Так я вам секрет открою – этого Хана добилась, а не вы. - Ну у тебя и друзья! – бросила она дочери. – У твоего мужа такие культурные товарищи, а этот – быдло! - Мам, он друг Хосока… - попыталась остановить её та. - А вы королева Периферийская? – поднялся Шуга. – Извини, Хана, я поеду. Эта мадам такая токсик, что сидя рядом язву заработаешь. - Гляди, гляди на него! Умник, остряк! Давай, катись отсюда! Хане такие друзья не нужны! Хамло! Никакого уважения даже к старшим людям! - Не всякий достоин уважения только потому, что носил свою жопу по свету чуть дольше моей, - огрызнулся мужчина и вышел в коридор. Вслед ему раздавались оскорбления. Хана тронула его за рукав, не зная, останавливать или торопить уйти: - Юнги… не обижайся, - тихо бормотала она, чтобы не слышала мать, а то нападёт ещё и за то, что дочь не на её стороне. - Всё в порядке, я позже загляну, когда эта ведьма свалит, она ещё долго тебе отравлять атмосферу тут будет? - Юнги, но она же моя мама… - Блять, но нельзя же позволять ей так себя вести! Ты плохая хозяйка? Серьёзно?! Я впервые у тебя невымытую посуду увидел, блять! Сука, меня так бомбит, что если б она не была твоей матерью, я бы её словарём мата приложил! - Не все люди идеальные… - Но некоторые хотя бы стараются, а эта!.. – Шуга обулся и, сделав глубокий вдох, принял спокойный вид. – Ладно, извини за всё. Созвонимся! Пока.        Закрывшись за ним, Хана постояла у двери. Не хотелось идти на кухню и продолжать эту тему с матерью, а та наверняка не так быстро успокоится. Попытавшись надеть на себя невидимые доспехи непробиваемости, она всё же вошла обратно. Мать пододвинула к себе вазу со сладостями и, закидывая их в рот, запивала чаем. - Какой подонок! Только подумать! Вчера выглядел приличным, а на деле – отброс! Быдло, настоящее быдло! - Мам, это не так… - Да где не так-то? Что я, сама что ли не вижу? Я тебе всегда говорила, большинство мужчин – вот такие мрази! Оскорбляют женщин, и хоть бы что им! Ни стыда, ни совести! Хосок у тебя был по сравнению со всеми просто золото! Такой воспитанный мальчик!        Хану резануло заключение матери, что он у неё «был», что всё осталось в прошлом. Мать уже похоронила их отношения и не верила, что у дочери что-то наладится. Она никогда не верила в возможности дочери. Для неё ничего хорошего той не светило: если было плохо, значит, лучше уже не будет, а если было хорошо, то обязательно грядут ухудшения. - Когда мы были вместе, он тебе тоже не нравился! – процедила Хана. - У всех есть недостатки, да, но по сравнению с другими… - Просто он богатый – это сильно оправдывает его в твоих глазах. - Деньги – признак ума! - Но не благородства, - возразила Хана. Кажется, впервые она смела так упорно возражать матери. - Благородства у зятя хватало! Он был лучше, хотя бы потому, что понимал мою правоту! - Твою правоту? – не удержавшись, она захохотала, прозревшая, разглядевшая всю абсурдность и глупость заявляемого. – Он был слишком вежлив, чтобы сказать тебе, что не права! Поэтому он и был лучше для тебя! Но не для меня! Для меня лучше тот, кто, наконец-то, открыто занял мою сторону! Кто поддержал меня! Юнги – настоящий друг, даже если тебе это не нравится!        Оцепеневшая от этого восстания, мать окинула её злобным взглядом и, допив чай, поднялась: - Ну и живи со своим другом!        Юнги вернулся в гостиницу, весь разъярённый, взбешённый, придумавший в голове ещё сто вариантов пикировки с тёщей Хосока. Вручив Хвасе сумочку, он стал ходить перед ней и пересказывать случившееся. - Ты представляешь? Это ужас! Ведьма старая! Дочь у неё плохая, блять! Главное, изменил Хосок, а плохая – дочь! - Да кому ты рассказываешь, - сидела на кресле Хваса, следя за суетой мужа перед глазами, - меня вся моя родня назвала шлюхой и перестала со мной общаться. – Поймав взгляд Юнги, она улыбнулась и кивнула: - Ну, хорошо, по факту они были правы, но мне-то было обидно, могли бы и поддержать, не чужие, всё же! - Ну тут я согласен. Для чего вообще семья, если не для поддержки, утешения, душевных бесед? Пиздец, я злой, что пиздец! Честно, если бы я услышал, как твоя мать тебе говорит, что ты шлюха – я бы и ей ответил! - Но тебе повезло, ты дистанцирован от тёщи, - посмеялась Хваса. - Я даже начал в чём-то понимать Хоупа. Если эта мамашка приезжала к ним на праздники – такие праздники превращались в трагедию! А, главное, вчера соловьём заливалась перед отцом Хосока, вся такая великосветская! Лицемерка старая, только бы за деньги жопу лизать. Почему большинство людей такая срань? – выдохшийся, он плюхнулся на кровать. Джесоля в номере не было – его взяли с собой Намджун и Чжихё, поехавшие на пикник с детьми. - Не знаю, почему. Но да, большинство – срань. Я сама в юности только о деньгах и думала. Все мы временами озадачиваемся только ими. - Ты права. Я ж тоже в семнадцать лет сорвался в Сеул. Богатеть! И постоянно стыдился того, что не разбогател. Пока тебя не встретил, - он сел и, протянув руку, взял ладонь Хвасы в свою. – Спасибо тебе. - Да я ничего такого не сделала, - похлопала она его свободной ладонью по руке. – Тебе за сына спасибо. И за то, как мы живём. Ты дал мне семью, которой я была лишена, близких людей. У тебя замечательные мама с папой. - Это точно! Не то что эта ведьма старая!.. - Сахар? - А? - Ты всё-таки влюблён в Хану? - Что? – он мигом растерял свой праведный гнев и притих. Никак он не сопоставлял агрессию к зловредной тётке с какими-то другими своими чувствами. – С чего ты взяла? - Да ладно тебе, давай говорить без обиняков? Я видела, как ты вчера неестественно себя вёл.        Шуга, сникший, смущенно взглянул исподлобья: - Это было заметно? - Мне – да. Я твоя жена, всё-таки, я тебя уже как облупленного знаю. Ты что-то чувствуешь к ней. - Хваса, я не хочу этого, правда, она – жена Хосока, и… - И я не видела что-то вчера, чтобы между ними искрило. По-моему, им друг на друга уже всё равно. - Не знаю, не думаю, Хана его очень любит… - Сахарный, прекращай думать за других, кто кого любит. Я тебя о твоих чувствах спрашиваю. Тебе ведь очень нравится Хана, да? Ты сейчас так защищал её, огорчался за неё, сразу же понятно, что это неравнодушие не дружеского характера.        Он помолчал, обмозговывая внутреннее состояние. Стоит ли признавать то, в чём сам не разобрался? Постоянно доброжелательная реакция Хвасы на любые заявления и слова приучили его не скрывать или умалчивать, а открываться. У него не было целенаправленного утаивания и до этого, просто сам себя не понимал, так о чём говорить? - Я думал об этом. Да, она мне симпатична… Но, ты же знаешь, что я не хочу никакой страстной любви. - А если бы это сделало тебя невероятно счастливым? - Я и так счастливый, - честно сказал Шуга, - лопнуть мне, что ли, от счастья? - Но почему не попробовать испытать то, чего хочется? – Хваса пересела к нему на кровать и обняла его. – Сказать честно? Я специально сумочку оставила. - Зачем? – удивился Юнги, хотя в душе подозревал это, потому что несобранность жены – это что-то из ряда вон. - Я видела, что ты хочешь побыть с ней, тебе нравится проводить время в её компании. Да и тут такое дело… наш сосед – ну, твой бывший одноклассник, знаешь, да? - Конечно! - Он меня как-то на свидание позвал. - Ага, так папа был прав, только я за порог – он подкатывает? – возмутился Шуга. - Да, но ты не волнуйся, я отказала. Хоть он и второй раз звал. Но я это к чему… - К чему? - Я почувствовала, что хочу на свидание. - С ним? – помолчав, уточнил Юнги. Впервые за шесть лет их брака, его укололи ревность и страх, что останется без Хвасы. А ведь так радовался тому, что не дорожит этим и не расстроится, если от него уйдут! - С ним или нет. Просто хочется романтики, чисто по-женски провести время с флиртом, пококетничать. Я не хочу тебя обманывать или за твоей спиной что-то делать. И я бы никогда не пошла на это, но вижу, что и ты чего-то захотел. Не спорь! Ты хочешь быть с Ханой, пусть пока и не знаешь, в каком виде. Но ведь и не поймёшь, если не попробуешь? - Ты избавиться от меня хочешь, я понял, - с юмором, но грустно произнёс Шуга. Маленькая паника действительно кричала о том, что без Хвасы он сдуется и скиснет. - Каждый человек должен использовать дающиеся шансы, почему нет? Нам хорошо вдвоём, но если возникло ещё какое-то желание, а мы из приличия или обязательств – чувства долга! – будем отрицать его и рисоваться друг перед другом, то этот комфорт, это «хорошо» пропадёт, мы станем ненавидеть один другого, разве это нужно? Почему бы не радоваться друг за друга, что мы можем стать, возможно, ещё счастливее? Нет, я не могу знать, что влюблюсь по уши в соседа и он вознесёт меня на седьмое небо удовольствия, но буду думать и гадать, а вдруг? А как бы было? И буду несчастной. Так и у тебя с Ханой. Они не живут больше с Хосоком, они не разводятся не из-за чувств, а из-за детей. Если ты хочешь – ты можешь попробовать это. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я не обижусь, не рассержусь. Я пойму. - Или ты хочешь получить разрешение от меня? – заподозревал Юнги. Хваса засмеялась: - Я была бы благодарна, если бы ты разрешил. Ты разрешишь? - Мне кажется, у меня нет права запрещать, - повесил он нос, продолжая держать руку Хвасы в своей. – Я был далеко не идеальным мужем. Я должен был любить тебя сильнее… - Никто не может заставить себя самого любить кого-то. Я тоже уверяла, что не захочу других мужчин и устала от всего этого за время работы в «Пятнице». Но прошло шесть лет, и меня снова тянет к мужскому вниманию, к ухаживаниям и комплиментам. Разве это делает меня подлой обманщицей, скажи? - Нет, не делает. Это нормально, - согласился он. Помолчав, добавил: - По-моему, ты лучший человек в моей жизни, ты знаешь об этом? - Я догадывалась, - хохоча, поцеловала она его в щёку, - я ж тебе говорила, что ты со мной будешь, как сыр в масле? - Я разрешаю тебе. Мне это неприятно – честно, я пока не могу представить себе… только не на моих глазах, хорошо? И чтоб Джесоль не знал… - Конечно! А маме с папой поможешь объяснить? Думаю, мы должны оба с ними поговорить. - Поговорим. - Так, и что насчёт Ханы? Хочешь, я поговорю с ней по-женски, узнаю, что она вообще планирует в перспективе. - Не надо! Это… ну как-то совсем уж будет выглядеть. Жена выступает сводницей! Пиздец же, не? - Да хорош! Пиздец – это мать Ханы, как ты выяснил, а всё остальное, где взаимно, законно и приносит удовольствие без ущемления чужих удовольствий – нормально. Но не буду лезть, раз не хочешь.        Хваса поднялась, взяв сумочку: - Я по магазинам поболтаюсь столичным, к девчонкам в «Пятницу» загляну, ладно? - Иди, пройдись. - Не заскучаешь? - Найду, чем заняться. Вот, подумаю над сказанным тобой. - Подумай, - подмигнула она и, ещё раз чмокнув его в щёку, удалилась.        Юнги этим и увлёкся. Освободил свои мысли, поднял шлюзы, отпустил повода. Хана! Да, она очень влечёт его к себе. Забыть о ней, вертящейся в золотом платье, никак не получалось. Теперь не надо отгонять от себя наваждения, как она предлагает ему заняться сексом. Но то было по пьяни, а что бы она сказала по трезваку? А если обсудить это ещё и с Хоупом? Да нет, как это будет выглядеть? «Можно я поухаживаю за твоей женой?». Сосед что-то забыл у него спросить! Сволочь. Вспомнились рассказы Джинни о свободных отношениях на Западе, где было нормально иметь нескольких партнёров, и все друг о друге знали. И тогда, и сейчас это казалось дикостью, но по факту что-то такое и выходило. Какое-то странное «пробование». Но он никогда не любил сомневаться и метаться, мужчина должен чётко понимать, чего хочет! Да почему только мужчина? Неплохо было бы, если б и женщины это тоже понимали.        Беседа с Хвасой приободрила его, ушёл элемент криминальной интриги, и отношения с Ханой возвращались на уровень легальной дружбы. Хоть и приукрашенной новыми вкраплениями. Шуга взялся за телефон. Почему бы сразу не попробовать общаться так, как хочется? Без завуалированных интересов, без лжи и самообмана. - Да? – подняла Хана. - Привет ещё раз. - Привет. - Не отвлекаю? - Нет, от чего бы? Пылесосила. Но это подождёт. - Тебя мать всё-таки загрузила хату пидорасить? - Нет, я сама. Мама уехала. - О! – извиняясь, конфузливо воскликнул Шуга. – Прости меня… - Ты тут ни при чём. После твоего ухода я сама с ней поругалась, она быстро собралась и вызвала такси. - И всё-таки – это я начал, моя вина. - Я благодарна тебе. У меня никогда не хватало смелости ничего ей возразить, да я и нужных слов не умею находить. Ты же знаешь, я какая-то… косноязычная, что ли? - Да нормальная ты! - Когда не нервничаю и уверена в себе – да, а это редко бывает. Обычно я очень волнуюсь о чём-либо подробно говорить. С Хосоком так же получается. В мыслях всё так хорошо представляю, как аргументирую и объясняю, а открываю рот – и свалка словесная. - Хана… - Да? - А ничего, если я опять приеду? Помогу прибраться. - Да в любое время! Ты же знаешь, я всегда тебе рада. Хочешь, с Хвасой и Джесолем приезжайте. - Джесоль с Намджуном и Хё на пикнике, Хваса пошла к подружкам. Я один приеду, ничего? - Говорю же – приезжай! - Ну, жди тогда.        Шуга опять стал собираться. Сходил в душ, уложил поприличнее волосы. «И куда я так намыливаюсь? Я же просто хочу пообщаться, поговорить. О чём? О чём я хочу с ней поговорить? О Хоупе? О нашей дружбе? Я должен сказать ей, что она мне нравится». Он не осмелился взять цветы, чтобы не выглядеть с порога полным идиотом, ведь не знает, как отреагирует Хана хотя бы на тонкий намёк? К тому же, у неё дети дома, не совсем уже младенцы, чтобы не заподозрить неладное.        В итоге собирался он долго, долго сомневался, не передумать ли? Уже в пути остановился у винного магазина. Не взять ли шампанского или ещё чего покрепче? С какой стати? Чтобы самому расслабиться? Хану он всё-таки надеялся выслушать трезвую. Юнги казалось, что у него на лбу прописаны все вопросы и все мысли, но, когда он добрался до подруги, та ничего не заметила и болтала, заканчивая уборку, как всегда. Нана занималась у себя в комнате, время от времени выбегая с просьбой помочь в заданиях, Ходжун смотрел мультики. Ничего не сбилось от его появления, он был тут давним другом, любимым дядей, и то, что творилось в душе, делало его каким-то шпионом, засланным и внедрившимся, чтобы разрушить что-то, когда никто не ждёт этого вероломного удара. Но разве он разрушит? Тут всё случилось до него.        Он помог Хане подвигать мебель, чтобы протереть во всех углах, потом она принялась готовить ужин. Юнги шастал за ней по квартире хвостом, хватаясь за что угодно, чтобы помочь или найти повод для начала волнующего разговора. Но никак не получалось. Они даже поужинали все вместе и стол вновь был убран, а нужные слова никак не подбирались. За окнами давно стемнело, Хана отлучилась уложить детей, и час-икс близился. Либо заговорить, либо уезжать…        Хана вернулась на кухню. - А чего это дети дома-то сегодня? Воскресенье ж, дедушкины дни, - поинтересовался Шуга. - У него какие-то дела. А Хосок… я не спрашивала, но он сказал, что занят. Думаю, сегодня он там, - с пренебрежением и выраженным недовольством подчеркнула «там» женщина. - Ясно… - Хана, видимо, опять стала думать о муже, потому что ушла в себя. Помолчав, Шуга решил, что надо прекращать быть тряпкой и трусом. – Я сказать хотел… только не обижайся, если что, хорошо? - Я? На тебя? Никогда! - Ты мне нравишься. - Ты мне тоже, Юнги, я очень хорошо к тебе отношусь… - не вслушиваясь в его интонацию, поддержала она. - Нет, ты не поняла. Ты мне очень нравишься. Как девушка, как женщина, как… не только, как друг.        Хана застыла, боясь посмотреть на него. Теперь она услышала и поняла. Зная её, Шуга и не надеялся, что она быстро соберётся и ответит. - Я ничего не прошу, я это так сказал, чтобы ты знала. Мне кажется, ты должна знать. Я это понял, когда мы с тобой в «Пятнице» были. После того раза не могу перестать думать… о тебе. - Это плохо, - выйдя из ступора, замотала головой Хана, - это плохо, Юнги! У меня Хосок, у тебя Хваса… - Да нет никакого Хосока! Перестань ты! Хватит за него цепляться! Он идиот, который тебя просрал! А Хвасе я всё тоже сказал. Она знает, как я к тебе отношусь. - Господи, как неудобно перед ней! Она подумает, что я соблазняла её мужа, или что я… - Да успокойся ты! Ничего плохого она о тебе не подумает! Мы с ней честно говорим о всём, и ты даже не представляешь, какая она замечательная и понимающая… - Вот именно! У тебя замечательная жена, зачем тебе я? Не надо этого, не надо семьи рушить. У нас дети, у вас дети, мы должны пытаться сохранить это… - Хана! У тебя одна жизнь, и у меня одна! Почему мы должны отказываться от чего-то? Думаешь, наши несчастные рожи порадуют детей? К тому же, речи не идёт, чтобы уходить из семей… - А о чём же ты тогда? - Не знаю! Мы… могли бы встречаться в свободное время? То есть, как и прежде, ничего не изменится, просто… при этом мы могли бы… Если я тебе, конечно, нравлюсь, в этом смысле, как ты мне… мы могли бы быть вместе. - Как любовники? – покраснев, тронула щёки Хана. - Ну, можно и так назвать, если до совсем серьёзных отношений не дозреем… - Любовники – это как-то неприлично, я всегда осуждала подобное, и ты знаешь, что Хосок поступил именно так… - Да, он уже поступил ужасно, тебе-то теперь что оглядываться? - Я не знаю, Юнги, не знаю, ты меня в такую растерянность привёл, - она никак не отвечала на то, что думает о нём, как о мужчине, а Шуга боялся повторять вопрос. Он поднялся и ретировался в прихожую. - Мы завтра уезжаем к себе, в деревню. Потом меня недели две-три не будет. Потом… я смогу приехать к тебе? - Да, да, ты всегда можешь приходить к нам, - она вспомнила его предупреждение: - Я не обиделась, всё в порядке. - Но… ответ ты мне дашь? О том, сможем ли мы… - Я подумаю. Мне нужно подумать, - кивнула Хана.        Закрывшись за ним, она ощутила себя в полной прострации. Да, она и сама помнила, как ощутила в нём мужчину, как спьяну захотела его, приставала к нему, да и потом смущалась, осознав, что теперь не видит в нём лишь друга. Теперь это был и потенциальный партнёр для секса, плотский, живой, способный иметь с ней близость. Такую, какая была у неё когда-либо только с Хосоком. Хана боялась, что на её чувствах сказывается знание о Джинни и муже. Не из нелепой ли мести у неё изменился взгляд на Юнги? Ей не хотелось бы опошлять его искреннее признание возможностью того, что она самоутверждается и отыгрывается. Сбитая с толку, ничего не понимающая, но действительно желающая любви и крепкого плеча рядом, Хана принялась думать.