ПолиАморалы

       Налив себе кофе из автомата в холле, Хана засела на обеденный перерыв. Несмотря на то, что ничего вроде бы не случилось, выходные прошли как-то бурно по эмоциям. Джинни, Ыну... На работе хотелось переключиться, но мысли то и дело возвращались обратно.        Дверь кабинета приоткрылась и возник её брат, студент второго курса. - Привет! Не занята? - Перекусываю, заходи. - Да я ненадолго, - Хабом вошёл, но продолжал топтаться у выхода, - я тут это… - Что? - Денег не дашь? Мы с однокурсниками хотим в кино сходить вечером.        Хана сразу же потянулась к сумочке, но вдруг замедлилась. Посмотрела на младшего брата. - Я, учась в университете, по две подработки брала, и отсылала часть денег вам с мамой. И ничего не просила. Неужели ты не можешь устроиться тоже? - Да я пытался, но не могу найти ничего подходящего!        Хана знала, как он «ищет». Приставку гоняет в свободное время или ходит по клубам с друзьями. Приятели его уважали, потому что он был родственник господ Чон – богатых ювелиров, владельцев фирмы, миллионеров. Хабому это нравилось, он был не прочь порисоваться и пользоваться преимуществами социального статуса. Разве мог он пойти официантом или продавцом, когда о нём все высокого мнения? У Ханы десять лет назад таких проблем не было. А сейчас вот, в отличие от брата, ей хотелось получить независимость и начать обеспечивать себя полностью. Детей она пока не потянет, но тех, к счастью, с лихвой оплачивают свекры и Хосок. Самой бы только из-под содержания выйти. Но как тут выйдешь? - Я маме недавно переводила кое-что, - вздохнула Хана, не умея долго спорить и чувствуя всё-таки на себе ответственность. Старшая же! Успешно вышла замуж. Как откажешь? Достала кошелёк и вытащила половину своих денег. – Держи, но до следующей зарплаты больше не проси, у меня не будет. - Спасибо! Люблю тебя, сестрёнка! - В гости бы хоть иногда зашёл! - Да некогда – учёба! – махнул он и растворился бесследней гранул кофе в кипятке её стаканчика.       «Ну вот, прощайте новые туфли! Уж на себя-то я ни у кого просить не стану!» - вздохнула Хана. Раньше Хосок регулярно возил её по магазинам и подталкивал выбирать одежду, обновлять гардероб. Сейчас он только переводит ей на карту деньги. Немало, но она тратила их только на дочь и сына, в крайнем случае на самое необходимое для себя – прокладки какие-нибудь или зубную пасту. На что-то ещё тащить средства из его кармана мешала гордость. Пусть свою любовницу там одевает!        Мобильный завибрировал и, опять обнаружив отсутствие номера, Хана догадалась, кто это может быть. - Да? - Ну что, когда мы увидимся? - Ыну, я на работе. - Во сколько заканчиваешь? - Я сразу же бегу за детьми в школу, оттуда – веду их на занятия, потом домой, готовлю ужин, приезжает Хосок, мы ужинаем, он остаётся дома, пока они не лягут спать. Когда он уезжает – ложусь спать и я, потому что мне утром на работу. И так все будни. - То есть, до выходных ты ни-ни? - О чём ты? - Обо всём, - засмеялся парень, - погоди, ты ж в пятницу была с Юнги, значит, вечером в пятницу уже свободна? - Допустим. И? - Я приду? - Я же сказала, что не хочу пускать посторонних в семейную квартиру. - Тогда ты ко мне приедешь? - Ты меня решил измором взять? - Взять я тебя определённо решил. Если надо будет – и измором тоже. - Стыда у тебя нет! - Классно, правда? - Ыну, я впервые встречаю такого наглого человека! - Это я ещё сдерживаюсь. А вообще, пока Хоуп с детьми будет, могла бы и выбраться ко мне. - И что я ему скажу? - А зачем ему что-то говорить? - Да нельзя же просто молча встать и уйти! – «Учитывая, как бы я для такого случая оделась и накрасилась» - отметила Хана. - Тогда так и скажи, что ко мне поехала. - И что он обо мне подумает? - Тебя так волнует, что о тебе подумают, я падаю с тебя! - Если бы люди не думали о приличиях, до чего бы мы докатились? Голыми по улицам ходили? Не получали образование, не работали? - В общем, в пятницу в десять вечера жду стук в дверь триста тридцатого, - бескомпромиссно велел низкий голос по ту сторону, проигнорировав лирические отступления. - Ыну… - Не придёшь – я приеду сам. И буду ломиться, пока соседи не вызовут полицию. - Ыну! - До встречи!        Он бросил трубку, а перезвонить ему было некуда, поскольку его-то телефона Хана не спрашивала, и номер не определялся. Впереди было целых пять дней, но её уже охватило волнение. Нервничая, женщина стала ломать голову – идти или не идти? Хочется, жутко хочется, но как же страшно! Что она о нём знает? Ничего! Молодой парень, красивый, свободный, который может себе позволить гулять с кем угодно. Есть ли у него другие любовницы? Наверняка есть. И помоложе, и покрасивее. «Разве должно меня это интересовать? – одёрнула себя Хана. – Я же не отношения с ним буду строить! Это секс! Я хочу с ним секса! Хватит стараться быть лучше и нравственнее мужчин, разве им это надо? Кто-то «спасибо» сказал или похвалил? Плевать, Ыну прав, нечего оглядываться на то, что скажут другие». Хана представила, как подъедет к «Пятнице». Да она туда без Юнги и ступить не отважится! Но не просить же его сопроводить её до триста тридцатого? Сюрреализм какой-то. Надо было попросить Ыну заехать за ней, но теперь уж поздно. Позвонит ли он снова до пятницы? «Или не идти? А если он во мне разочаруется? Поймёт, что я скучная зрелая тётка» - сокрушалась Хана. Бросив взгляд на время, она увидела, что обеденный перерыв заканчивается и принялась спешно доедать всё и допивать. Залезла в сумочку левой рукой и извлекла визитницу. Отыскала одну визитку с названием салона красоты. Набрала указанный номер. - Здравствуйте, скажите, можно записаться на эпиляцию в четверг вечером?        «Это просто на всякий случай. Краснота как раз сойдёт за сутки… А если и не решусь на что-либо, то покрасуюсь перед своим вибратором!». Уже записавшись и попрощавшись, Хана опомнилась – а деньги-то? Неужели придётся всё-таки рассчитаться деньгами Хосока? В оплачивании эпиляции для любовника за счёт мужа было некое тешущее и умиротворяющее коварство, однако совесть Ханы всё равно продолжала кряхтеть и ругаться.        Вечером Джей-Хоуп приехал к ним, в сером офисном костюме, белой рубашке. Дети, не видевшие отца все выходные, бросились его встречать: - Папа, папа! – Нана повисла на шее, подхваченная, и принялась болтать: - У нас в следующем месяце будет отчётное выступление, ты придёшь посмотреть? - Конечно! Как я могу пропустить звёздный час моей великой танцовщицы? - А я не хочу идти завтра на тхэквондо! – насуплено заявил Ходжун. - Какие вы капризные! То одно хотите, то другое, то не хотите уже ничего! - Нана не хотела больше рисовать, и теперь танцует! - А ты чем будешь вместо тхэквондо заниматься? - Пока не знаю. - Вот узнаешь – поговорим. И вообще, ты мужик, Ходжун! Девочка может покапризничать, а ты-то куда? - Блин, вечно Нане всё можно, а мне нет! – топнул он. Хана вышла из кухни, и, перекинув кухонное полотенце через плечо, привлекла сына к себе, погладив по голове: - Завтра можешь пропустить, не расстраивайся. Привет, - кивнула она мужу. - Привет, - заранее напрягаясь, так как знал, что колкости жены могут настигнуть в любой момент, Хоуп всё же никогда не начинал первым и делал всё возможное, чтобы сохранять зыбкий мир, его тщательную иллюзорность. – Спасибо, что вчера детей забрала. - Не за что, - сказала она не скрипя зубами и даже не кривясь. И не предъявляя претензий, что он забил на старую семью из-за новой. Это потому что здесь дети? Потом она ему устроит взбучку? - Не потакай Джунни, а то он так и будет бросать всё на середине. - Иногда ребёнок может и отдохнуть, - возразила она и кивнула на кухню: - Идёмте есть, всё готово!        Как обычно, дети тормошились, оживлённые и накопившие новостей за два дня с дедушкой и бабушкой. Да ещё и в школе интересное рассказывали! Ходжун перебивал Нану, соревнуясь, что у него на уроках было увлекательнее. Та перебивала его. Они спорили и начинали ругаться, пока их не осаживали родители. Нану – мать, Ходжуна – отец. Хана любила дочь, и когда они были с ней вдвоём, она всегда старалась быть ей подругой, советчицей, но чем старше та становилась, тем более похожей делалась на Хосока – своенравная, непоседливая, независимая и идущая вопреки, если не дай бог сказали «нельзя» или «так делать не надо». С отцом Нана находила общий язык куда лучше, и небольшая ревность, родившаяся вместе с дочерью, присутствовала в Хане до сих пор. Поэтому Ходжун был её любимчиком. Он слушался маму лучше, а с прошлого года, когда узнала, что у Хосока есть ещё один сын, Хана невольно вела себя с акцентом на том, что это её сын, не чей-то там ещё, а именно её. Коря себя, что иногда не сдерживается и какие-то её слова могут вбить кол между Ходжуном и Хосоком, она тем не менее ничего не могла поделать и заступалась за мальчика, даже если отец в воспитательных целях был прав. Впрочем, там и без неё хватало влияния деда, регулярно бросающего упрёки в сторону Хоупа, сколько его ни просили не делать так при детях. Но деду уже под семьдесят, большую часть жизни он прожил хозяином, господином, весомой персоной, ощущающей себя самой умной, и переделать его или образумить было невозможно.        Когда дети ушли заниматься, и Хоуп встал, чтобы последовать за ними, Хана, убирая посуду, начала разговор первой, чего тоже давным-давно с ней не случалось: - У тебя в четверг нет никаких особо важных дел?        Хосок остановился, припоминая. - Да вроде бы нет, а что? - Ты не мог бы их после танцев и тхэквондо забрать? Я туда отведу, а оттуда мне надо… я в салон записалась, - произнеся, Хана подумала, что это такая глупая причина! Времени на детей, видите ли, нет из-за каких-то прихорашиваний! – Понимаю, что должна была подгадать на выходные, но… - Всё нормально. Я заберу их. Иди, куда тебе нужно. - Спасибо… И, прости, у меня были деньги, но я одолжила Хабому, я могу рассчитаться с твоей карты?        Тяжёлый вздох Хоупа дал знать, что он оскорблён и едва сдерживается. Дёрнув желваками, он мотнул головой: - Это твоя карта, Хана. Я делал её на тебя, и все деньги на ней – в твоём распоряжении. - Но, всё-таки, ты её делал, когда я была твоей женой… во всех смыслах… - Ты не перестанешь никогда быть матерью моих детей, которой я бесконечно обязан за девять счастливых лет жизни. - Если они действительно были счастливыми… - пожала она плечами. - Для меня – да, насчёт тебя не знаю. - Знаешь, что да, нечего и спрашивать. – Хосок нерешительно стоял между кухней и прихожей, прислушиваясь, конец это беседы или ещё что-то? Хане приятно было, что они за долгое время вот так нормально начали разговаривать, и хотелось продолжать разговор. К тому же, перед глазами упорно стоял Ыну, и от мыслей о нём могло отвлечь только чьё-то присутствие. – Только… - Что? - Ты же не повезёшь их… знакомиться с… со своей… ну… - Будда! Хана, перестань. Если бы и познакомил, то что? Кому бы стало хуже, узнай они о брате? - Ты не понимаешь! – повысила тон женщина, и Хосок одумался: зря взялся пытаться объяснить. - Успокойся, я отвёз его в Лог, поэтому и отсутствовал в выходные. Ни с кем знакомить никого не собираюсь. - В Лог? – удивилась Хана. – Почему? - Муж Нури стал угрожать им. Я спрятал его от греха подальше.        Хана растерялась, как реагировать? В прошлом году она и верить не хотела, что у той, другой, какие-то трудности и она нуждается в помощи. Ей казалось, что у неё просто хотят забрать Хосока. Но, видимо, ситуация была сложнее и хуже. Так что она с некоторым пониманием и сочувствием прошептала: - Бывают же мужья… - Твой тоже не подарок, - хмыкнул Хоуп, - на это намёк? - Да нет, что ты! Ты просто ангел, если так рассудить. - Да неужели? – недоверчиво поднялись брови Хосока. Что сегодня с его женой? Ни одного бранного или ехидного слова не прилетело. – Я же с Шугой подрался! - Но, в конце концов, ты не лезешь больше в мою личную жизнь. – «К сожалению, - подумала привычно Хана, и исправилась: - К счастью! Не хотела бы я, чтоб он узнал, какие у меня планы на ближайшее будущее!». - Я отчётливо осознаю, на что имею право, а на что – нет, - он понял, что на положительной ноте лучше уходить, а то они рано или поздно перейдут к скандалу. Напоследок спросил: - Хабом, значит, из тебя деньги тянет? - Ну не прям «тянет», иногда одалживает на мелочи разные. - Одалживает! Как будто отдаёт? – Хана промолчала, и это было исчерпывающим ответом. – Может, работу ему найти? - Не надо, ты и так для него много сделал, помог с учёбой. - Так лучше устроить его, чем он у тебя побираться будет! - Боюсь, он пока к работе не готов. Учится – и то хорошо, а то неудобно будет, если найдёшь ему место, а он покажет себя с дурной стороны: проспит, опоздает, лениво станет трудиться. - Как знаешь. Но если он опять появится – направь его ко мне, ладно?        Хана кивнула, зная, что не сделает этого. Её семья, как герои фильма «Паразиты», присосавшиеся к богатству и халяве, чувствуют справедливость в том, что кто-то обеспеченный с ними всем делится. Будто эти обеспеченные люди с куста свои капиталы сорвали или те на них с неба свалились! Господа Чон – что младший, что старший – упорно трудились и иногда проводили в офисах по четырнадцать-шестнадцать часов, сестра Хосока разрабатывала дизайн украшений и целых коллекций, они планировали, вкладывали, получали, теряли, выгадывали, прогадывали, но никогда не сидели сложа руки. Но поделить с ними на равных их деньги её мать бы не отказалась, посчитав это за должное. «Почему всё скапливается у одних, а у других – ничего?» - любила рассуждать она. Может, потому что каждому по способностям? Хана в который раз попыталась понять, а достойна ли она того, чтобы пользоваться средствами семьи Чон? Достаточно для этого сделала? Девять счастливых лет и материнство – её вклад? Хотелось верить, что Хоуп действительно получил от неё хоть долю того, что она получила от него: невероятной, сказочной жизни с любимым человеком, беззаботной и радостной, если не брать горестных моментов, созданных её собственной мнительностью. Почему она не наслаждалась каждой минутой, не ценила это всё? Не обращала внимание на то, как замечательно живёт. Как бы то ни было, она будет работать усерднее, и однажды обеспечит себя сама полностью!        Чем ближе была пятница, тем сильнее нервничала Хана. А когда та наступила, то всё и вовсе стало валиться из рук. На работе она забывала клички только что названных питомцев, оговаривалась, подолгу вспоминала препараты, чтобы прописать их. Каждые полчаса она смотрела в зеркало: не вскочил ли неуместный прыщ, не прибавилось ли морщин, нет ли синяков под глазами? Достаточно ли хорошо она сегодня выглядит, чтобы поехать к молодому парню, который хочет с ней переспать? И которого она тоже хочет.        Едва дождавшись окончания рабочих часов, она запаниковала: «Почему так быстро пролетел день? Я не готова, нет!». Забрав детей из школы и приехав с ними домой – сегодня никаких кружков и секций не было – Хана стала ждать приезда Хосока. Пока они не уедут, она не станет собираться, чтобы никто не видел приготовления к моральному падению. Или она не станет собираться? Оправдываясь стеснением перед детьми и мужем, Хана откладывала минуту «икс» и давала себе возможность для отступного.        Посмотрев на игравших Нану и Ходжуна – каждый в своём планшетнике – Хана разделась и встала на весы. Ого, за последние пару недель минус килограмм! То на работе поесть некогда толком, то вся эта неделя во внутренней тревоге, так что иногда и кусок в рот не лезет. При её почти метре шестидесяти в прошлом году, до измены мужа, она весила пятьдесят восемь. Теперь весит почти пятьдесят. Стресс съел калории. «А я, пожалуй, ничего так, стройная» - сделала вывод Хана, оглядываясь в зеркало. Золотое платье сядет куда лучше. А именно его она планировала надеть.        Когда муж приехал, около девяти, она не подавала вида, что куда-то торопится. Если бы он надумал задержаться тут на ужин и поболтать, Хана бы решила «не судьба!». Если бы Ыну вдруг нагрянул сам, как грозился, Хосок бы его отправил восвояси. И всё, ей не пришлось бы дрожать от всё нарастающего волнения, принимать решение и брать за него ответственность. «Но ты уже взрослая, Хана!» - сказала она самой себе и, закрывшись за мужем и детьми, собравшимися за пять минут, замерев на мгновение в опустевшей прихожей, сорвалась с места и бросилась в душ.        Мобильный затрезвонил. Помимо неопределившегося номера, экран показывал время: «22:05». - Да? – подняла Хана. - Ну и где ты? - Еду в такси. - Далеко ещё? - Не знаю… вроде бы нет. Почти в Мапо. - Специально меня заставляешь понервничать, да? – игриво прорычал Ыну. - Нет! Пока Хосок забрал детей, пока собралась… - Скажи водителю прибавить скорости! - Я разве к чему-то опаздываю? Не на пожар же еду! - Да как сказать… Я выйду тебя встретить!        Подъезжая, Хана увидела его в окно издалека. Слишком высокого, чтобы быть незаметным. Весь в чёрной коже, он стоял и курил у главного входа под вывеской «Пятница», переливающейся золотыми огнями. Такси остановилось прямо напротив и, выйдя наружу, Хана оказалась перед Ыну. Возможно, если бы он не вышел, она бы так и простояла тут, пока не отчаялась, без храбрости и отваги, и уехала бы назад. Никогда в жизни не посещала она в одиночестве ночные заведения. Что-то чуждое было в них, загадочное и непостижимое, что-то из другой жизни, какую ей никогда, казалось, вести не придётся. - Не знала, что ты ещё и куришь… - начала она. Парень отвёл в сторону лицо, оставив раздевающий взгляд на ней. Выдохнул прозрачный дым и отправил окурок метким щелчком двух пальцев в металлическую урну. Освободившейся рукой притянул к себе Хану и овладел её губами. Ртом. Мыслями. Высосал душу. Её затрясло от неожиданности и возбуждения. - Не курю, - оторвавшись, сказал он, - иногда от нечего делать балуюсь, когда надо время как-то убить. Чего тебя колошматит? - Я… я нервничаю. - Да брось, я не кусаюсь, - улыбнулся он нахально, при этом глаза просигналили «кусаюсь-кусаюсь!». – Выпить хочешь? - Не знаю… может и стоило бы. - Ладно, пошли, - Ыну взял её за руку и повёл в клуб. За порогом потянул с её плеч плащ. Хана дала снять с себя верхнюю одежду, под которой открылось то самое золотое платье с голой спиной. Короткое, так что если чуть нагнуться, то сзади покажется нижнее бельё. – Вино, шампанское, мартини? Что будешь? - А ты? - Я ничего. Я не нервничаю. - Да? Тогда и я ничего не буду. Чего я буду одна?       Ыну вызвал лифт, и они поднялись на третий этаж. Она бывала здесь с Юнги много раз за прошедший год. Не сталкивались ли они прежде в этом коридоре с парнем? Может и нет, раз он так хорошо помнил её золотое платье. Или без него он её не узнавал? Хана же на молодого человека до прошлой пятницы внимания не обращала.       На ручке двери триста тридцатого номера висела табличка «не беспокоить». Ыну открыл дверь в темноту, пропуская спутницу вперёд: - Заходи.       Медленно и неуверенно, она шагнула в неизвестность. Как произойдёт всё в первый раз? Она уже не помнила, как они с Хосоком перешли к сексу, когда начали встречаться. С Юнги чувствовалась некоторая неловкость, были заминки, но потом потихоньку пообвыклись, приладились. Ыну нажал одну из кнопок включателя и зажглись торшеры по бокам от кровати. Та была застелена чёрным шёлком, муаровым блеском отражавшим интимный приглушённый свет. На лёгкий щелчок Хана обернулась через плечо. Ыну закрыл дверь и повернул ключ, вытащив его и сунув в карман. Женщина сглотнула испугано: - За-зачем ты убрал ключ? - А? Да так, привычка, - пожал парень плечами и откинул на кресло в углу свою куртку и её плащ. – А ты о чём подумала? Что я тебя в заложницы взять решил? - Да просто… я же тебя почти не знаю! Мало ли, что у тебя на уме. - Что у меня на уме – тебе известно, - Ыну рывками стал расстёгивать пуговицу за пуговицей на своей рубашке. Хана опять сглотнула, отступив задом к постели: - Что, вот так сразу? – Он надвигался на неё, обжигая огнём взгляда. - Сразу?! Я ждал целую неделю! - Я понимаю, я не об этом… - Он подошёл так близко, что при попытке отступать дальше она упёрлась в кровать и, ойкнув, села на неё. Смущенная, не в силах смотреть, как Ыну вытягивает рубашку из-под ремня и стаскивает её с себя, Хана провела ладонью по покрывалу. – Скользкое… - без какого-либо подтекста и смысла сказала она. Лишь бы что-то сказать. Отвлечься на что-то. - Чтоб коленки не стирались. - Коленки? – не поняла она, и подняла к нему лицо. Полуголый. Стоит над ней, наклоняется. Ровно настолько, насколько он приближался к ней, она подавалась назад. - Ты что, никогда не стирала коленки во время секса? - Н-нет… - Сколько лет ты замужем?! - Девять. Было бы десять этим летом… - С ума сойти! – под его напором она упала на спину и, поскольку деваться уже было некуда, его губы настигли её шею и вновь, как в прошлый раз, стали покрывать поцелуями. Рука его ловко расстегнула застёжку сзади и, потянув ткань, обнажила грудь Ханы, ведь лифчик под такой наряд не надевался. Она хотела прикрыть её ладонями, но лицо Ыну уже опустилось, и он втянул в рот сосок. Хана простонала, вскрикнув. Горя от стыда, зажмурилась. Надо расслабиться, ведь она действительно этого хочет! Вдруг сильные пальцы оказались между её ног и в секунду проникли под трусы. - Ыну! – визгнула Хана, упершись в его плечи. - Что? – исподлобья воззрились на неё его глаза. Задав вопрос, он высунул язык и стал играть им с затвердевшим соском. Потом с другим. Хана ошарашено смотрела на это, как на какой-то порнофильм, в котором не была участницей. Всё будто со стороны. - Ыну… - повторила она тише. - Ты пытаешься меня остановить? Поздно, пропуск на выход только через три оргазма. Если тебе захочется после них уходить, - шепнул он, и два его пальца задвигались где-то внутри неё, - перестань напрягаться, чего ты боишься? Презервативы у меня есть, всё будет в порядке. - Я никогда… никогда такого не совершала. - Теперь совершишь, - молнией ударила его ухмылка в неё, и внизу живота скрутило сильнее. – Ты же хочешь этого?       Его пальцы не останавливались. - Скажи – хочешь? - Хочу, - кивнула Хана. Он наградил её губы за признание долгим поцелуем. Оторвавшись, приподнялся и, цепко держа её взгляд своим, пылающим и повелительным, стал расстёгивать ремень. Пряжка с изображением золотой звезды бряцала, приближая опасность рвущейся наружу возбуждённой плоти. Когда он взялся за молнию ширинки, Хана чуть не закрыла глаза. Но что-то остановило её. Любопытство пересилило страх. Тугое от прилива крови мужское достоинство настораживало. Был в этом какой-то первобытный женский страх. Зачарованная, Хана смотрела, как Ыну натягивает презерватив. - Извини, не могу больше ждать, - сорвав с неё трусики, стиснул он другой рукой её подбородок. Атаковал губы и рывком вошёл в Хану. Она задохнулась, вскрикнув. – Можешь орать, сколько хочешь, тут хорошая звукоизоляция. - То есть, если я позову на помощь, то меня никто не услышит? - Какая похотливая, тебе одного меня мало? Помощники нужны? - Я не об этом… - Да я понял, - улыбнулся Ыну, - постараюсь не замучить тебя.       Но в его глазах снова, как и при всех почти словах, заиграло лукавство.        Хана сидела на кухне, механически помешивая чай. Он уже остыл, но она забыла, когда налила его. Болело всё и везде, но больше всего – ноги. Они просто не сходились и было ощущение, что между ними вставили огромный невидимый мяч. Одеваясь, женщина обнаружила на себе раскраску леопарда: от сильных пальцев парня по всем бёдрам шли пятна синяков. Он извинился за них, виновато сказав «не рассчитал». Хорошо, что некому снять с неё штаны и узреть это безобразие! Такого безумия Хана никогда не вытворяла. Ыну уговорил её утром субботы не уезжать. Они позавтракали в номере, и он снова её отымел. Потом Хана пошла в душ, и он к ней присоединился. И снова был секс. На обед они спустились вниз, в ресторан. Ыну стал уговаривать её остаться до утра воскресения, потому что в понедельник уезжал на задание, недели на две минимум, и хотел «насытиться». - Да и ты, чтоб не скучала две недели, удовлетворись по полной, - выдал аргумент молодой человек, и хотя у неё уже тогда ломило мышцы, Хана подумала, что да, на две недели вперёд надо «накушаться». Теперь она ругала себя за это решение, потому что приехала домой чуть живая. «Мне определённо уже не двадцать пять» - заметила она, и в то же время, как после профессионального массажа, сквозь ноющие и болевые ощущения, Хана испытывала наслаждение. Во вторую ночь они спали хорошо если часа три. Ыну остался отсыпаться, когда она уехала, но к ней дома сон не шёл. Как сомнамбула она пыталась что-то делать, но энергия закончилась.        Звонок в дверь оповестил о возвращении Хосока с детьми. Хана привычно сорвалась с места, но тотчас поморщилась, потому что в коленях, пояснице и между ног отзывалось каждое движение. - Господи! - шаркая, как старушка, она более-менее выпрямилась в прихожей и открыла. – Привет! - Привет, - поздоровался Хосок. Сын и дочь ворвались, разуваясь. - Мам, мы дельфина видели! - И акулу! Вот такущую! – размахнулся Ходжун. - Больше! – сразу же поправила его Нана. – Огроменную! - Дедушка возил их в океанариум, - объяснил Хоуп. - О-о, вон оно что! Мы были там с вами, когда вы были поменьше, не помните уже, наверное? – улыбнулась Хана. Нане тогда было годика четыре, Ходжуну – три. Эмоции и восторг по большей части были у неё, и муж смеялся, что пришёл с тремя детьми. - Я помню, - то ли соврала, чтобы выглядеть умней, то ли действительно помнила что-то дочка. - И я! – подхватил мальчик. – Хочу дома аквариум! Как у дедушки, большой-большой! - А ты его сам чистить будешь? Ухаживать за рыбками? – поинтересовалась мать. – Дедушка не сам им занимается, это делают горничные. - Тогда заведём горничную! – решил Ходжун. - Ещё чего! – спустил его с небес на землю Хосок. – Дедушка старенький, а ты нет, так что привыкай сам всё делать. - Папа прав, - кивнула Хана. У того глаза на лоб полезли от удивления, но он ничего не сказал. Он ещё и прав сегодня? Бросив взгляд на жену, он стал догадываться о причинах её доброго расположения.        Дети убежали в ванную мыть руки с улицы, пихаясь в дверях и споря, кто первый. Хоуп невежливо прихватил Хану за плечо и развернул к зеркалу. - Вы с Юнги совсем что ли озверели?        Женщина сначала растерялась и не поняла. Но потом увидела на своей шее засосы, один другого ярче и, охнув, закрыла их ладонями. Лицо сделалось пунцовым. - Господи… - Взрослые люди, вроде, - скептично хмыкнул Хосок, отпустив Хану. Она чуть не выпалила «Юнги тут ни при чём», но вовремя удержалась. Тогда придётся объяснять, кто наследил. Или не придётся, но муж всё равно решит, что она провалилась в аморальную бездну. - Я замажу… - Хоть бы детей постыдились! - Кто бы говорил! – огрызнулась она. Хоуп встал в позу несправедливо обиженного: - Я при них ничего себе не позволяю. - Я тоже! - Мама! Дай новое полотенце, Ходжун моё на пол уронил! – заорала из ванной Нана. - Сейчас! Подожди, милая, вытрись пока моим! - Ещё раз такое увижу!.. – поднял указательный палец Хосок и растерялся, что сказать? - Ну-ка, ну-ка, и что ты сделаешь? – не спасовала Хана, уперев руки в бока. Хотя скорее поза была вынужденная, чтобы поддержать ноющую спину. - Жопу тебе надеру! – прошипел муж. - Нури своей дери! - Спасибо за разрешение! - Обращайся! - А я вам на такое, - потыкал он на её шею, - разрешения не давал! - А мне его от тебя не надо! Я свободная женщина! Муж от меня ушёл, что хочу, то и делаю! - Я от тебя не уходил, ты сама меня выжила отсюда! - Я тебя не выживала, не надо на мою совесть свои решения перекладывать! - Мама-а! Нана дерётся! – выбежал Ходжун и, подбежав к матери, обнял её за талию. Родители натянули на лица улыбки, досрочно завершив ругань. Мальчик уткнулся в живот Ханы в поисках защиты и сочувствия. Хосок ткнул себе в грудь, потом указал на жену, на её шею, и большим пальцем изобразил перерезаемое горло. Хана, точно так же, одними жестами, ткнула на себя, потом на Хосока, затем изобразила детородный орган и вертящееся вокруг него мнение мужа. Тот выпучил глаза: - Ах ты!.. - Пап, а ты видел платье, в котором я буду выступать? – подбежала к нему Нана. - Нет, звёздочка моя, не видел.        «Звёздочка» - стрельнуло в Хане и перед глазами снова расстёгивалась пряжка ремня Ыну. Тот случай, когда и хочется, и колется. Когда он вернётся, она ведь снова к нему поедет, но как бы его уговорить умерить пыл и не лютовать так со старой больной женщиной? - Хочешь, покажу? - Давай завтра? Мне нужно ехать. Завтра примеришь для меня, договорились? - Ла-адно, - расстроенно протянула дочь. - До завтра! – бросил Хосок жене, поцеловал в щёку сына и вышел.