Underdogs

      Декабрь выдался снежный. Олег смотрел в белую даль, куря возле сторожки. Из всей части он остался один на пару с Вадимом, остальные отправились на побывку домой. Новый год же, всё-таки. Будь возможность, он бы тоже на пару дней вернулся домой, чтобы встретить Новый год в лучшей компании. Только возвращаться ему некуда. — Волчик, чего морда такая кислая? Пошли мандарины щелкать, старшина скоро придет, после него ничего не останется. Все сожрет, скотина.       Волков молча выпустил сигаретный дым в темноту, потушил окурок в снегу и вернулся к Вадику в сторожку. Там шипит старенький "Сони", на экране которого рябит "Голубой огонек". Из мебели — раздолбанное кресло, три хлипких стула и такой же хлипкий стол, весь в царапинах. На газетах лежали абхазские мандарины, стоял тазик оливье и плов в казане. Олег со своим пловом прославился на всю часть, поэтому на новый год старшина потребовал именно его. — Своей крале ненаглядной будешь звонить? — хитро щуря глаза, спросил Вадик, разделывая очередной мандарин.       В одном из ответных писем Анна Петровна дала номер Серёжи, но, когда бы он туда ни пытался позвонить, вечно сбрасывали. Серëжа в очередной раз тыкает пальцем на выпуклую кнопку с красной телефонной трубкой, раздражëнно положив телефон рядом. Разумовский новогоднюю ночь решил провести дома у Игоря и Димы. В последнее время он сильно устал и вообще всë как-то уныло, поэтому один дома он бы точно со скуки и тоски повесился. — Может, ответишь? — предложил Дима, наливая Серëже нефильтрованный "жигуль" в фужер. Парни единогласно решили, что шампанское "это как-то по-гейски". — Я с незнакомых не беру, — сотовый снова разразился трелью, только перехватил его Дима и нажал на кнопку вызова. — Дубин, блять, потом за меня кредит платить будешь! — Алло? — Серëжа? — послышалось с того конца. — Нет, друг его, — Дима под тихий смех Игоря отбивался от Серёжи, который пытался отобрать телефон. — А кто говорит? — Это Олег. Передай ему трубку. Я до него уже месяц дозвониться не могу. Дима с очень серьёзным лицом развернулся к Серëже и выдал: — Это Олег.       Разумовский дрожащей рукой взял телефон и поднëс к уху, чтобы наконец услышать голос Волкова, хоть и искаженный плохой связью: — С новым годом, Серый. «Полгода. Ебучие полгода.» — Пошëл нахуй, — это единственное, что мог выдать Сергей от шока. Осознав, что он только что выпалил, ударил себя ладонью по лицу. — То есть, с Новым годом... Прости, что трубку не брал. — Да ладно, забыли, — у Волкова на сердце стало теплее от такого сбивчивого голоса Серëжи. Пробившись через Диму, рыжий вылетел в темноту коридора и еле слышно прошептал: — Когда ты вернëшься?       Олег задумчиво загибал пальцы, считая месяцы: — Должен в июне. Потерпи ещë немного. — У тебя все хорошо? — Да, мне с частью повезло. Слышу, ты друзей нашел? — Скорее они меня, — Серëжа улыбнулся, прикрыв глаза. — Не беспокойся, я не один. — Девушку не нашёл себе? — Шутишь? Я тебя жду.       Олег знает, что Серëжа не всерьёз отвечает, шутит. А хотелось бы, чтоб всерьёз. Краем глаза Волков заметил, что отворяется дверь сторожки. Одним движением прячет телефон обратно, сбросив вызов. Попрощаться не успел, главное – ответил. Старшина что-то громко бурчит и так же громко ставит на стол бутылку «Пяти озёр» и банку солëных огурцов, предвещая Олегу и Вадиму ночь умопомрачительных армейских баек.       Внезапная тишина будто сковывает Серёжу. Он сейчас правда с Олегом говорил? Мог ли он вообще ему позвонить из армии? — Всё нормально? — Дубин водит ладонью перед лицом парня, на что тот как-то неестественно поворачивает голову и смотрит будто сквозь него. — Да, — слетает с обветренных губ. — трубку сбросил. Жаль. Парни вернулись на кухню. Сергей уселся на своё место в углу кухонного диванчика, вперив глаза в коленки. Игорь с Димой настороженно переглянулись. Спросить решился Гром. — Кто это был? — Друг детства. — Разумовский быстро поднял взгляд и тут же опустил обратно. — Росли вместе…

***

      Разумовский косится на Диму, сидящего на заднем сидении «девятки» Игоря. Дубин косится в ответ, молча соглашаясь услышать вопрос, который витал в воздухе с самого их знакомства. — Вы правда встречаетесь?       Блондин бы сейчас закатил глаза, но образ пай-мальчика перед Серёжей разбивать не хочется. Выдаёт еле слышное: — Встречаемся. — смотрит, как у Серёжи ехидно, по-лисьи, щурятся глаза, и он снова готовится что-то сказать, тут уже никак без закатывания глаз и недовольного вздоха. Образ пай-мальчика вдребезги. И ни капли не жаль. — Да, ты экстрасенс, твоя шутка про педогогический пророческая, но она не смешная! — У тебя чувства юмора нет, — подытожил рыжий. — Как у вас вообще всё началось? Игорь тоже тебя подрядил за него домашку писать?       Разумовский развернулся всем телом, чтобы видеть лицо Дубина не только в зеркале заднего вида. Тот инстинктивно отвёл глаза, вжавшись в сиденье спиной, словно пытаясь в него провалиться. Блондин не думал, что первый, кому он изольёт душу будет Серёжа. Он изрядно его настораживал своей натурой. Похож на Игоря, такой же одиночка, только прочесть его ещё сложнее. — Игорь работает у моего отца курьером. Денег много не просит, исполнительный, готов буквально за еду работать, — Дима на секунду замолчал, прикрыв глаза и выдохнув. — У Игоря отца нет, мать… у неё онкология.       Серёжа прикусил себе язык, пожалев, что спросил. Хотел было перевести тему, но, видимо, Диму уже не заткнуть. Парни всё-таки пересеклись взглядами. Дубин этот шок в глазах помнит чётко и ясно: сам такими же глазами смотрел на Игоря, которого пришлось месяцами тормошить и расспрашивать, почему ему так сильно нужны деньги и почему на их, ещё дружеских встречах, пиву он предпочитал водку. — Нелёгкая у Громова жизнь. Я вообще вызвался ему помочь с собакой. Мухтар очень дружелюбный пёс. От отца ему достался. Потом стали общаться ближе, он про семью рассказал. Самое страшное было с ним и его мамой на кладбище ездить. Туда вёз Игорь, обратно — я. Мама у него после таких поездок долго в себя прийти не может, он с ней всю дорогу обратно сидит рядом, обнимает, отвлекает разговорами про учёбу, про работу. — Дубин снова замолчал, прикусил губу. Он сложил руки замком, переплетая пальцы. — Я знаю, Игорь выглядит дураком, у которого ветер в голове. Так только кажется.       У него в ушах стоял «медвежий» вой. Он с содроганием вспоминал детали вечера, когда мать увезли в онкологический центр, потому что ей стало хуже и нужно находиться под наблюдением врачей. Как только Игорь вернулся в пустую трёшку, вызвонил Диму с пар коротким: «Приезжай, мне нужны ты». Дубин привык, что только ему Громов может излить душу, а за душой у него копилась тьма, вязкая и холодная. Дима в тот вечер ни выпил ни грамма, наблюдал, как Игорь молча опрокидывает одну рюмку за другой. «И зачем звал, если ничего не говорит…» — Маме хуже.       Больше ничего говорить и не надо было. Дима участливо уложил ладонь Игорю на плечо. Он сидел напряжённый, как камень, холодный и злой. На себя. На всех вокруг. На врачей. На бога. На отца. Громов закрыл глаза, которые уже ничего, кроме размытых очертаний предметов не видели, а пространство перед ними крутилось, как адская карусель. Игорь рыдал так, как воет медведь. Протяжно, громко, злобно и почти без слёз. Он рыдал от бессилия. Обычно Дима рядом с ним чувствовал себя в полтора раза меньше, теперь Игорь перед ним казался маленьким ребёнком, которого несправедливость мира застала в самый неподходящий момент. — Дим, хорош. Я всё понял. — Серёжа дотронулся пальцам его колена, чуть дёрнув его. — Ты куда-то глубоко в себя ушёл. — Прости, нагрузил тебя. — Дима поднял на него влажные глаза. — С Игорем… хорошо. Он хороший человек в хуёвых обстоятельствах. — снял очки и стёр наворачивающиеся слёзы. Странно, давно он так не раскисал. — Я лишь хочу ему помочь, пока он позволяет. — В смысле «пока позволяет»? — Он слишком много на себя берёт. Всегда. С больной мамой по больницам, церквям, на кладбище к отцу, за псом присматривать, учёба, подработки. Игорь не только курьером работает, ещё в такси, грузчиком иногда. Как он ещё сам не умер. — По нему и не скажешь, что помирать собирается. — Он не покажет. — звучит отчаянно и разочарованно. — Я боюсь за него.       Серёжа одергивает ладонь, которая до этого лежала на колене у блондина, когда Игорь с трёхэтажным матом вваливается на водительское сидение и смотрит на попутчиков с недоумением. — Умер кто? — Громов по очереди смотрит сначала на одного, потом на другого. — Н-нет. — Дима дрожащими пальцами возвращает очки на переносицу, поправляет, чтобы сели ровно. — Боже упаси. — Тогда чего у вас лица такие? Секретничаете тут без меня. — Игорь пытается завести машину. Неудачно. Цокает языком, грозно-тихое «датвоюжналево». — Дим, посмотри куда там дальше ехать.       Дубин слышит голос Игоря будто через аквариумное стекло, перебирает коробки, в поисках той, что с ближайшим адресом. Остались две небольшие посылки. — Одна на Комсомольскую, вторую на Ленина, — Дима поднимает очки вверх, пытаясь прочесть мелкий шрифт адреса. Всё плывёт от слёз на глазах. — А, нет, не Ленина… Ну и почерк. «Не почерк тут виноват, Дубина», — думает сам про себя, стыдя за проявление чувств.       Разумовский отбирает посылку, щурится, тоже пытаясь прочесть адрес. В машине у Игоря теперь только один человек с нормальным зрением, он сам. Машина, всё-таки, завелась и двинулась по проезжей части. — Всё правильно, на Ленина. Я там живу недалеко, высадишь?       Игорь кивнул, плавно поворачивая на пешеходном переходе. Он хорошо знал город, тот район особенно недолюбливал: разбитые совковые серые общаги и малосемейки, контингент там живёт не лучший, пьяницы да наркоманы, за детьми никто не смотрит, поэтому пропадают они частенько. — Там же «пьяные» дворы. Не думал в район получше перебраться? — Я немного не в том положении, чтобы выбирать. — Серёжа отвёл глаза на проносящийся в окне машины пейзаж. — Где поселили, там и живу. Не жалуюсь. Живу и не тужу.

***

      Серёжа пялился на оливье у себя в тарелке, уныло катая горошину от одного бортика к другому. Игорь и Дима следили, как рыжий перед ними буквально физически излучает ауру разочарования. Громов снял с себя красную шапку Деда Мороза и с пьяной грацией надел её на серёжину голову. Придя в себя, Разумовский поднял белую окантовку шапки до уровня лба и уставился на пьяного Игоря, пытавшегося залезть на табуретку. — Ты что творишь? Хочешь потолок своей бошкой пробить? Забравшись на несчастную табуретку, которая под весом парня жалобно скрипнула, под удивленные взгляды Игорь бодрым басом выдал: — Стихотворение! — Громов театрально откашлялся. — Здравствуй, Дедушка Мороз! Борода из ваты, ты подарки нам принёс, пидо… — Игорь, слезай! —Дима подскочил к парню, дёрнул за свитер, тот по инерции опёрся на плечо блондина и зашатался на табуретке. Серёжа порывался в секунду рвануть к ним, чтобы спасти соседей снизу от грохота почти двухметрового мужика. — Ну, а что у нас Дед Мороз с такими кислыми щами сидит? Не даёшь мне человека развеселить.       Серёжа закатил глаза и прыснул. Дима справился сам, с трудом усадив Грома обратно. Тот, в отместку, вжался ему лицом в живот и крепко сжал в объятьях, отчего Дубин пискнул как резиновая игрушка. На звуки переполоха в кухню сонно прибрёл Мухтар, зевнул и уложил морду на Серёжино колено. В глазах пса читалось ясное: «Раз не спите и шумите тут, так покормите, твари двуногие.»       Ближе к полуночи весёлая компания переместилась в большую комнату, где в темноте мерцала куцо наряженная ёлка (под нефильтрованным «жигулём» даже так нарядить — достижение), а по телевизору уже звучало крылатое «и меня вылечат». Серёжа не помнил, как заснул, уложив Игорю голову на колено, а Дима с другой стороны сопел у Громова на плече.       Рыжий проснулся рано, почувствовав, как пальцы перебирают волосы. Какое-то давно забытое чувство ёкнуло в груди, казалось, что это уже было с Серёжей. Рука такая же знакомая, большая ладонь, длинные пальцы. «Олег?» Разумовский медленно поднял глаза и… нет, не Олег. Рука принадлежала ещё спящему Игорю, которому, видимо, не хватало прижавшегося к нему Дубина и сопящему в районе шеи. От такого внезапного телесного контакта Серёже стало не по себе. Он осторожно выскользнул из-под ласковых поглаживаний и прошмыгнул в ванну. Парень впервые за последние месяцы так крепко спал, даже лицо выглядело не таким осунувшимся и помятым после сна. Из зеркала на него смотрел живой человек, а не ходячий трупешник. — Давно не спишь? — Разумовский готов проклинать Игоря за внезапные появления. — Да вот… Проснулся только. — голос только подвёл, хриплый с похмелья. — Тебя до дома подкинуть? Сейчас кофейка навернём и поедем.       Серёжа нерешительно водил глазами по ванной, лишь бы не смотреть на Игоря. Он не имел сильного желания возвращаться в свою убогенькую холодную общагу, где из развлечений экзаменационные билеты да беспокойный сон. Здесь ребята, с ними хоть поболтать можно, посмотреть телевизор, в конце концов, поиграть с Мухтаром. Жизнь одиночки-заучки до тошноты надоела Сергею, хотелось простых человеческих радостей, без вездесущего «кофе-пары-кофе-дом». — Я хочу побыть у вас ещё, — Серёжа нерешительно посмотрел на Игоря, тот в ответ как-то удивлённо пощурился. — Можно? Если я вам мешаю, так и скажите, я даже на автобусе могу уехать. А, нет, пешком пойду. Мне пока даже за пиво вам не с чего вернуть, я… — Серёж, что за глупые вопросы? Конечно, можно. — Громов вспомнил очень важную вещь, прячась за дверью и перебирая вещи в бельевом шкафу. — Мы с прошлого твоего прихода вещи постирали, в которых ты пришёл тогда. Хочешь, прими душ сейчас, я всё принесу. «За какие заслуги мне такие хорошие люди рядом?»