Underdogs

      Холодно, пыльно и темно. Серёжа мог с уверенностью сказать, что торчит в кладовке вечность. Для ребят, которые заперли его там, это сиюминутная шалость, для мальчика – клаустрофобия, преподнесенная подарком с красивой пестрой лентой. Мама учила: «слезами горю не поможешь», но плакать – единственное, что он сейчас мог. К тому же, ни мамы, ни папы больше нет.       Ему не хватило сил выбить подпёртую шваброй дверь, на крики никто не отзывался. Через какое-то время прорыдавшись от страха и обиды на хулиганов, наощупь на одной из полок Серёжа нашёл коробок спичек. Короткое шипение, и вот перед мальчиком в тусклом жёлтом свете кладовка начала принимать отчётливые очертания. Ему казалось, что он сидит в брюхе причудливго чудовища: хлам напоминал внутренности. Ещё до переезда в детский дом мальчик с нескрываемым любопытством листал анатомические энциклопедии в кабинете отца, поэтому ассоциация с органами была для него сейчас подходящей.       Незаметно для Серёжи за дверью послышались шаги, и он торопливо потушил спичку, заранее спасая себя от наказания за то, что «мог сжечь здесь всё». — Откройте, пожалуйста, — протянул мальчишка жалобно. — Давно ты тут торчишь? — послышался такой же детский голос. Потом звуки возни, и дверь была открыта. От яркого света Серёжа пощурился и даже не сразу разглядел лицо своего «спасителя». — Ну? Серёжа протирал кулачками глаза, высовываясь из кладовки. — Не знаю, — мальчик тряхнул головой, стряхивая пыль со взъерошенных рыжих волос и фиолетового свитера. Он протянул мальчику целую коробку спичек. — Держи, дарю. Спасибо. Мальчишка повертел коробок в ладонях. Запах горящих спичек напоминал ему об отце. — Постой. Тебя как звать? — Серёжа. — он наконец всмотрелся в пацана, стоявшего напротив. Темненький, смуглый, полная противоположность Серёжи. Ненамного выше него, скорее всего, даже ровесник. — Я тебя не видел ещё. — Меня только сегодня утром привезли. Я Олег, можно Волк, — пацан пальцем указал на кладовку, хмыкая. – Часто тебя так? — Это лучше, чем бошкой в сугроб. — Серёжа недовольно поморщился, вспоминая, как вчера он чудом отбивался от мальчишек и промок до нитки.       Оказалось, что Олег теперь его сосед по комнате, чему Разумовский несказанно был рад. Прошлый его сосед, Славик, как раз и запер его в кладовке под гогот своих дружков. Обжившись немного в детском доме, Олег обзавёлся кличкой Татарин, Волком в итоге назвал его только Разумовский, и репутацией бешеного пса, который на любую попытку обидеть, задеть, обозвать или ударить бил не раздумывая. Взрослые не уставали читать нотации Волкову, за спиной обсуждая его отца. «Сам бандитом был, и сын таким же вырастет.» «Он рушит всю дисциплину в группе!» «На него бинтов не напасёшься, вечно или себе что-то сломает, или кому-то.»       Олег никого не подпускал близко. Никому не рассказывал про отца, что бандитом он стал из-за долгов деда, который слёг с инсультом и вскоре умер. Каждую ночь Олег засыпал с мыслью, что бандиты, которые убили отца и бабушку, придут и за ним.       Однажды, посреди ночи Волков разлепил глаза и увидел перед собой озадаченное лицо Серёжи, нависающего над ним. Рыжий быстро отпрянул и, заикаясь, прошептал: — Т-ты с-спал пока, не д-дышал. Я д-думал, т-ты у-умер.       Олег на такое заявление широко зевнул, не прикрывая рукой рта, и посмотрел на обеспокоенного Серёжу как на идиота. — Нормально всё, Серый, — Волков повернулся к мальчику спиной, сильнее зарывшись в колючее одеяло. — Иди к себе.       Серёжа не пошёл к себе в кровать. Он очень хотел, но передумал. Ему было страшно за Олега. Да, он защищает его и самого себя. Да, у него диапазон эмоций как у камня. Но каждую ночь Серёжа чувствует от кровати Олега ауру одиночества и брошенности. Поэтому он, решительно и грозно топая ногами, опять подошёл к кровати Олега и уместился рядом, двинув того к стене. — Ты чего творишь? — Охранять тебя буду. — Разумовский скрестил руки на груди и грозно скривил губы, по самый нос закутавшись в одеяло. — Я со своим одеялом!       Волков густо покраснел. Он не понимал, что сейчас вообще происходит, и теперь вряд ли заснёт до утра, потому что под боком копошится мелкий Серый.       Ребят редко видели порознь, что вызывало множество неприятных слухов, кличек и взглядов. Пубертат встретил их ещё большей ненавистью со стороны детдомовцев, будто отгараживая их мирок от общей жестокости учреждения и его обитателей. Серёжа тоже обзовёлся кличкой - Чумной, потому что в седьмом классе умудрился слечь с ветрянкой и заразить целый соседский блок. Не заболел только Волков, по счастливой случайности переболевший ветрянкой ещё при жизни снаружи.       Это позволило мальчишке тайком приносить рыжему сворованные яблоки и печенье из столовой. С соседней койки на Серёжу, принимавшего через тюремную решётку гостинцы, смотрел пацан с водянистыми глазами, готовый в любой момент позвать медсестру. — Позовёшь кого - морду исцарапаю. — злобно прошипел Разумовский, рассовывая яблоки по карманам, под подушку и держа в зубах три печенья подряд. — А я добавлю, — донёсся с улицы не по-детски серьезный детский голос и в раскрывшееся окно пролез смуглый кулак.

***

— Серёж, тише.       Олег в пятерне сгребает рыжие пряди и сжимает бедрами лицо Серёжи, потому что он слишком удачно проводит влажными языком от основания члена до головки. Волков часто дышит, прислонив кулак ко рту и стискивая зубами палец, чтобы в голос не застонать.       Серёжа очень старается. Ему нравится смотреть, как Олег перед ним краснеет, ёрзает, закатывает глаза. Как он старается не сжимать мягкие рыжие волосы, не притягивать ближе, не насаживать глубже, потому что чёртова дверь в комнату не запирается, а слухи про их «дружбу» по детскому дому расползаются со скоростью дождевых червей по время ливня. Им нужно быть тихими, хотя Серёже хочется громко стонать, когда Олег валит его на пол и жарко целует шею.       Они прижимаются бедрами друг к другу, трутся друг о друга. Глаза в глаза, губы сами находят чужие, забирая последний воздух. Разумовский пальцами ползёт под растянутую футболку, которая висит на Олеге, обводит кончиками пальцев рёбра, задевает соски. Олега натурально ведёт от таких касаний, утыкается лбом в плечо Серёжи, заставляя того покрываться мурашками.       Волков не может больше терпеть: обхватывает ладонью оба члена, из-за чего Серёжа выгибается, обхватив руками шею Олега. Движения быстрые, рваные. У Разумовского бёдра дрожат, когда он кончает, что всегда забавило Олега. Сам он кончает следом, падая рядом и пытаясь успокоить дыхание. — Блин, я алгебру забыл сделать. — Скатаешь у меня завтра. — Серёжа заползает на бёдра Олега и наклоняется, чтобы поцеловать. — Не хочу, чтобы завтра наступало. — Уже, — Волков косится на будильник на тумбочке, на котором стрелки вели за полночь. Он тихо смеётся, когда Серёжа пытается укусить его за шею. — Серый, угомонись. — И не подумаю.       Просыпаются оба на полу. Помятые, сонные и лохматые. Смуглые пальцы слепо шарятся по тумбе в поисках будильника, находят его и долго Волков на них не смотрит, свободной рукой дёргает Серёжу то за уши, то за волосы, сонно бубня: — Серы-ы-ый, полвосьмого, иди зубы чистить. — Сам иди первым, — рыжий зевает, чешет одну ногу другой, тянется сонной лисицей с еле слышным писком. Олег улыбается на этот звук. — Чего ржёшь? — Странные звуки издаёшь, оборотень, — Волков приглаживает рыжую макушку там, где должны быть острые рыжие уши. — Вот сбежишь от меня в лес, хвостом следы заметешь, где я тебя найду? — Не неси чепухи.       Разумовский вяло надевает школьные штаны, не встав с пола, похожий на гусеницу во время процесса. Олег же бодро вскакивает за щёткой и кружкой, исчезая в проёме коридора.

***

      Волонтёры приезжали редко, но каждый раз это был праздник. Новая одежда, игрушки, посуда, которая могла стать личной и которой в столовой можно было хвастать, сладости, фрукты, книжки.       Серёжа сразу бежал к двум девушкам с кипами книг. Они с умилением ставили перед ним стопки книг, наблюдали, как между его пальцами скользят страницы, а глаза бегают по строчкам. — Я возьму "Гуливера" и вот эту, красную. — на самом деле Серёжа был готов в обе руки взять стопки книг, а третью держать в зубах, чтобы снести их в комнату и окружить ими кровать, подоконник и, возможно, забить ими пространство под кроватью Олега. Он же не обидится.       Олег же задержался у коробки с игрушками. Его внимание привлёк плюшевый волчёнок. Пыльный, с отвалившимся глазом и пожелтевшими фетровыми зубами. Игрушка смотрела на Волкова и будто скулила, молила: "Давай, возьми меня, я же как настоящий!". Даже несмотря на почтенный возраст, двенадцать лет, между прочим, в детском доме уже пенсионный возраст, Олег решился взять волчёнка себе. Разбавит человеческую компанию своей пыльной плюшевостью. — Что урвал? — спрашивает Разумовский, с педантичным перфекционизмом расставляя новых книгожителей на подоконник. Он знает, что воспитательница будет кричать на него за захламленный подоконник, но коллекцию майских жуков, оберток из-под конфет и, тем более, книги он никогда не уберёт. — Вот, — Волков держит игрушку на коленях, как настоящего щенка чешет за ухом. У Серёжи глаза загораются звездочками, он стремительно летит и садится перед волками на колени. — Ты принёс нам сторожа! Как назовём? — Клык. — с улыбкой падает прозвище с обветренных губ. Брюнет будто чувствует, что игрушка виляет хвостом. — Щеколда всё равно сломалась, так что вся надежда на него. — Круто! Теперь ни одна падла к нам не сунется!       На самом деле никто в комнату номер двадцать четыре не сунется, потому что не хочет ходить с подбитым глазом и разодранной в кровь шеей. С приходом Волкова Серёжа раскрыл в себе сущность, которой имени ещё не успел придумать. Знал только, что становится похожим на бешенную лисицу (со слов Волка) и потому специально отращивал ногти-когти, подпиливал их пилочкой, которую стащил у старшеклассницы на одном из ужинов.

***

      Олег зевал, подпирая спиной косяк. Бледно-синяя рубашка давила на плечи, она явно был не по размеру, но Волк не привык жаловаться. — Ты скоро? — Ага, — Разумовский копался в рюкзаке, по четвертому кругу вспоминая, какие учебники надо положить, а какие выложить. — Литра же есть сегодня? — Она завтра третьим уроком. — Как ты эти чёртовы каракули запомнил... — молния на рюкзаке нервно чиркнула. — Наконец-то. Побежали.       На исчезнувшие спины мальчишек с кровати Олега одним глазом смотрел плюшевый волк.