Terra incognita.

Чуя смог выдохнуть с обманчивым облегчением, только выйдя из душного кабинета для переговоров. На виски давит навязчивая боль. В сознании отпечатком остался проницательный взгляд Босса Портовой Мафии — изучающий, задумчивый. Голос Мори сегодня — особенно холодный, с проскакивающей резкостью. Лица собравшихся сложные, а слова натянутые, как стальные струны. Атмосфера словно расплавленный свинец, просачивающийся под кожу. И взгляды меткие, острые. «Они всё знают», — ходит за Чуей, дышит в спину. От мыслей не избавиться, а сердце бьется в глотке, замирает, как при падении. Ведь сейчас он не может защитить себя в случае чего: его способность едва показалась даже с работой над ней вместе с Дазаем. А защищаться рано или поздно придётся, потому что Портовая Мафия рассыпается из-за него. Накахара проводит оголенной ладонью по лицу (перчатки он снял, не видя смысла надевать их в отсутствие Смутной Печали, бушующей между рёбер), поправляет шляпу и только кивает на прощание Озаки, вышедшей из кабинета, где проходило очередное совещание. Разорванный контракт с организацией Токио, прекращение поставок оружия оттуда — дело рук Дазая. Тот за несколько дней успел подорвать отношения Портовой Мафии с ближайшими городами, а ведь числится мёртвым. Мори — сердце этой компании, если оно есть. Мори — голова организации. Чуя видит, что тот нервничает, видит, как Портовая Мафия даёт трещину. Пока ещё едва заметную, тонкую, но которая в итоге станет разрушительной. Этого Чуя добьётся, как бы ни охватывала паника в логове готовых убить его в любой момент зверей. «Союз Портовой Мафии с Накахара-кай под угрозой, и у нас нет доброжелателей. Враги не должны увидеть эту слабость. Вскоре нам придётся нападать и защищаться», — слова Главы въелись в мозг, ядовито плавят его. Почти до дрожи в руках, ведь они снова в шаге от войны якудза. Чуя не хотел, чтобы это затронуло клан, но всё же ответил Мори уверенным взглядом, когда тот посмотрел на него. Я на вашей стороне. Парень оставляет позади кабинет, в котором сковывает мышцы, Главу и каждого, чей взгляд почти физически ощущается под кожей, и идёт к лифту. У него ещё много дел на сегодня, оттого перевести дух кажется чем-то невозможным, непосильным. Чуя, спустившись на первый этаж, где должен пересечься с Марком, вдруг ловит себя на мысли: сейчас, постоянно вытирая со лба пот от жары и стресса, пока каждая клетка тела готова вздрогнуть от любого движения рядом, и чувство, будто за ним постоянно наблюдают, не оставляет, — именно сейчас хочется вернуться в квартиру. Туда, где прохладно из-за открытого окна, туда, где Дазай не перестаёт болтать, отвлекая от чувства давления в груди. Они снова практически живут вместе, спят в одной кровати, переплетя ноги, и готовить ужин на двоих под тупые и раздражающие шутки — снова становится чем-то привычным. Страшно и странно, но так по-особенному приятно и тихо. Словно не на поле боя, а в самом безопасном убежище. Накахара мотает головой, отметая лишнее. Не сейчас. Он выходит из лифта, натыкается взглядом на рыжую макушку, хозяин которой активно спорит с Хигучи, вновь не выбирая выражений. Чуя непринуждённо идёт в их сторону и, когда оказывается замечен, видит широкую улыбку. Перед глазами плывёт и изредка двоится, ноги тяжелеют, и блестящий зелёный взгляд размывается. Слишком жарко в Японии летом. В холодную воду забраться хочется, остыть. Хигучи только кивает, приветствуя, и отходит, не желая больше слушать матерные речи Твена. А последний вдруг хлопает по плечу, от чего едва не ведёт в сторону. Чуя щиплет переносицу, жмурится, но сразу же берет себя в руки. Неужели перегрелся? — Чуя-сан, вы в порядке? — Да, — выходит слишком хрипло от сухости в горле. Чуя сглатывает, выпрямляясь, и окидывает Марка уже более трезвым взглядом. В затылок стреляет болью. Как же хочется вернуться в знакомую квартиру и почувствовать на лице горячие ладони. — Ну? Принёс? Марк ещё несколько секунд серьёзно всматривается в его лицо, и от этого коробит, но затем снова улыбается, протягивая закрытый стаканчик из-под кофе. Чуя опускает брови, не понимая. Может, крыша всё же поехала? — Что это? — Берите, Чуя-сан! Накахара тяжело вздыхает, но только взяв стаканчик в руки, сразу всё понимает: он лёгкий, но внутри что-то есть. И это что-то — флэшка, необходимая ему сегодня. Чуя был изрядно удивлён, узнав, кто именно создаст нужный вирус и предоставит его на съёмном носителе. Вирус, что снесёт базу данных Портовой Мафии и вычтет значительную сумму из её бюджета. Предпоследний удар по организации. И всё сегодня, за один вечер. Марк явно доволен своей работой, ведь именно он разработал вирус вместе с человеком из Детективного Агентства. Чуя никак не прокомментировал свое удивление тому, на что способен этот вечный ребёнок, при этом не ожидавший ничего взамен. Кажется, ему просто нравится быть во что-то втянутым, быть полезным. Чуя может понять это, но его собственная цель в этом деле установлена далеко не от любопытства или от скуки. От того, что произойдёт этой ночью, зависит всё положение его клана и Агентства. Дазай был прав, несколько дней назад сказав, что Чуя заинтересован во власти. Ему необходимо обезопасить себя. Необходимо прекратить подрываться по ночам и судорожно искать нож, задыхаясь от ощущения, что за ним наблюдают, намереваясь убить. Преследует чувство, что каждый человек в чёртовом офисном здании знает, что замышляет Накахара, и донесет об этом Мори. Огай был и остаётся синонимом к слову «смерть», а умирать Чуя отчаянно не хочет. Ему нужно защитить себя и свой клан. Единственное напоминание о родителях, его, кажется, единственное место в этом мире. — Спасибо. Хорошая работа, Марк, — говорит Накахара, бегло оглядев происходящее вокруг. В ушах шумит, и ком тошноты подбирается к горлу — слишком плохо, хочется выблевать собственный желудок. С этим срочно надо что-то делать. — Какие планы на сегодня? Ты виделся с Кимурой? — Чуя задаёт последний вопрос едва слышно, чтобы его понял только Марк. У офиса есть свои уши, и обсуждать якобы мёртвого от его же рук бывшего советника Хаяси повседневным тоном — не самое разумное решение. — Свалю подальше от Портовой Мафии. Пойду напьюсь, — улыбаясь, отвечает Марк, чешет рыжий затылок, и Исполнитель в ответ только кивает. — Мы виделись два дня назад… Стрёмная фигня. Сучеглазка выглядит хреново. Ему хуже, — Чуя слабо хмурится, стеклянным взглядом упираясь в стаканчик в своих руках. Он знает, что Марк проводит немало времени рядом с Акайо, но никогда и не думал вдаваться в подробности, почему и зачем. Это его не касается. — Вы ведь знаете, что он медленно гниёт из-за своих «перерождений»? — Чуя снова кивает. — Какова вероятность, что он двинет кони быстрее, чем всё закончится? Это ведь… Ну… По сути естественная смерть. — Этого не будет, — отзывается негромко Чуя, поднимая взгляд на зелёные глаза. Он не может понять всех эмоций Марка, но теперь на его лице не видно привычного веселья. Накахара отходит чуть дальше, чтобы их точно не было слышно, в угол, где они не попадут под камеры. Марк следует за ним, пряча руки в карманы свободных штанов. — Он предложил мне сделку, понимая, что с ним. И не стал бы заключать этот договор, будучи уверенным, что в скором времени умрёт. Я не знаю, что у него в голове, но это было бы просто нелогично — помогать мне, зная, что моя помощь в итоге не понадобится. В чем тут выгода для него? Марк щурится, внимательно слушая, а затем перекатывается с пятки на носок, вздыхая. — Что если под конец он потребует что-то большее? Вы доверяете ему? — Я ник- Чуя осекается, почувствовав от этого вопроса кислое раздражение на языке. Его ответ должен был быть очевидным — он никому не доверяет. Однако что-то внутри не даёт произнести это вслух, потому что это ложь. Иначе он не смог бы спокойно засыпать рядом с человеком, готовым на любое убийство. Чуя пытается держать ноющую после удара спину прямо, но чувствует, как его мутит. — У меня нет оснований доверять ему. Об остальном поговорим позже, сейчас не время. — Ладно, — спустя несколько секунд молчания соглашается Марк, но следующий его вопрос заставляет непонимающе замереть: — А что насчёт вас, Чуя-сан? — Что? — Как вы себя чувствуете? — Нормально, — машинально отвечает Чуя, пускай и напрягается. От таких вопросов не по себе, но сейчас больше волнует головная боль и желудок, выворачивающийся наизнанку. Накахара ругает себя каждый раз, когда не может просто сесть и поесть. В его принципах всегда был небольшой пункт: приёмы пищи обязательны, особенно теперь, с его режимом жизни. Но последние дни он едва решался поесть — от стресса незамедлительно начинает тошнить. Твен вдруг хмыкает, на что Чуя поднимает одну бровь, сжимая стаканчик сильнее. Как будто Марк знает правду, а Накахара неприкрыто лжёт ему в лицо. Правдой это было лишь наполовину, а уж истину снайпер знать точно не может. Ни о его состоянии, ни о мыслях, ни обо всём остальном. Чуя не выносит свои размышления за пределы своего сознания, не считая квартиры, в которой вечерами его ожидает Дазай. — Почему спрашиваешь? — Глядя на вас, не могу согласиться. Я понимаю, что от меня толку немного… Ну, в этом плане… Но вы ведь знаете, что можете поговорить со мной в любой момент. Я не откажу в помощи, не обязательно нести всё одному. Чуя не один. Только если по собственному желанию... Он осознает это лишь сейчас, с глухим стуком сердца о рёбра, но груз на плечах едва ли становится легче. Он долго вглядывается в лицо Твена, пытаясь понять, но до него всё равно не доходит. Так говорят друзья? Были ли они друзьями? Почему Марк в принципе волнуется о нём? Он ведь даже обращается к нему на «вы», несмотря на то, что на несколько лет старше, к чему Чуя почти привык. Накахара не знает причину, он однажды уже говорил, что можно перейти на «ты», но на это парень только отмахнулся, списав всё на уважение с его стороны, чем озадачил ещё больше. Чуя не отнёсся к его словам серьёзно, сомневаясь, что его есть за что уважать. Всё, чего он добился за эти месяцы — плоды его силы и стремления выжить и отомстить. Он Исполнитель Портовой Мафии, но его тошнит от этой должности и от того, кому приходится подчиняться. Чуя не сделал ничего, за что его мог бы уважать Твен, Кимура и даже Дазай. Он не сделал ничего, чтобы Марк начал считать его другом, более того, не уверен, что не пожертвовал бы им в случае чего, но тот смотрит упрямо, ожидая ответа. — Всё в порядке. — Как скажете, — звучит без злости или упрёка, немного устало и с лёгким вздохом. Чуя поворачивает голову в сторону, натыкаясь на короткий взгляд Акутагавы, выходящего из здания в одиночестве. Накахара не видел его последнюю неделю, оттого удивлённо поднимает брови, но догонять Младшего лейтенанта нет смысла. Не то чтобы они общаются, Чуя просто с самого начала заинтересовался Рюноске, как человеком сильным душой и телом. На тренировках Чуя часто первым начинал разговор, пускай его и не всегда поддерживали. Он знает, что Акутагава уважал Дазая с первого дня появления в Портовой Мафии, тот был его наставником. Он предполагает, насколько высоки были его чувства и привязанность — видел это во взглядах Рюноске на Осаму. Чуя также догадывается, что именно из-за этого Акутагава, узнав о смерти Дазая, берёт как можно больше заданий и в офисе не появляется. Едва ли что-то поменялось в его лице, но Чуя заметил этот мрак и злость в серых глазах. Более того, до него дошли слухи о чрезмерной жёсткости того на операциях. Чуя стал единственным, кто когда-либо работал с Дазаем в паре. Двойной чёрный, о котором известно уже каждому в мире якудза. Накахара почувствовал напряжение Акутагавы в свою сторону, когда об их тандеме только начали говорить, но никогда особо не обращал на это внимания. Это не имеет для него особого значения, ему безразлично, что о нем говорят, потому что перед глазами была и есть чёткая цель. Но судя по реакции Рюноске, всё равно только Чуе. — Чуя-сан? Накахара моргает, снова взглянув на Твена. Кажется, он о чем-то говорил всё это время, но Чуя едва ли расслышал хоть слово сквозь завесу своих размышлений. — Извини, — сухо отвечает Чуя, но, подумав, добавляет: — У меня ещё есть дела, — поднимает стаканчик Накахара, выдавливая холодную улыбку. — Прекращай задавать глупые вопросы и займись делом. Встретимся позже. Свяжись со мной, если появятся новости. Они прощаются быстро и смазано, так как в интересах Чуи поскорее добраться до бывшего кабинета Дазая, где теперь работает он сам. Только закрыв за собой дверь, Чуя может немного расслабиться, спрятавшись от прицела внимательных глаз. Сердце отбивает ритм уже в глотке, грудь сковывает тисками, не позволяя дышать. Он садится на корточки, морщаясь от боли в спине, скидывает шляпу и проводит ладонями по лицу и волосам, а затем чуть оттягивает давящую на грудь портупею, надетую поверх белой рубашки. Чую несильно, но всё же бросает то в жар, то в холод, и он не понимает причины — то ли от духоты, то ли от переутомления, но добравшись до стола на ватных ногах, кондиционер в кабинете включает на полную. После этого плюхается в кресло, протяжно выдыхая. На стол опускается шляпа, а затем и стаканчик из-под кофе. Чуя открывает его почти сразу, находит взглядом флэшку, и это его немного успокаивает. Всё идёт по плану. Осталось только сообщить обо всем Дазаю и дождаться нужного времени. Действовать сейчас слишком рано, офис набивается людьми поздним вечером, ближе к ночи — придётся переждать до часу, пока все разойдутся по заданиям и совещаниям, иначе будет слишком заметно. Стрелка на часах только переваливает за девять вечера, оттого Чуя лишь откидывается в кресле и пытается наладить дыхание. Из-за разливающейся в кабинете прохлады состояние Чуи улучшается. Через десять минут становится почти холодно, но он оставляет всё как есть, пока его не перестаёт тошнить. Он достаёт из кармана телефон, на минуту задумывается, а затем строчит Дазаю короткое сообщение о том, что флэшка у него и вскоре он будет готов начать. Осаму незамедлительно отвечает ему — лишь смайликом с поднятым вверх большим пальцем. На это Чуя только закатывает глаза. Накахара засовывает флэшку в карман брюк, обводит кабинет взглядом, понимая, что сидит здесь в последний раз. Сегодняшний запуск вируса станет точкой невозврата — завтра пойманный ими эспер сделает свой ход, и в Портовой Мафии Чуя появится только тогда, когда ему нужно будет нанести последний удар. От одной мысли об этом внутри поднимается лёгкая паника и тень страха. Всё, к чему он шёл всё это время, наконец, будет исполнено, все его планы и размышления вот-вот воплотятся в жизнь. Чуя либо выйдет победителем, как кумичо своего клана, либо погибнет на месте. Накахара и сам не замечает, как тяжелеют во время раздумий веки, а мысли постепенно превращаются в непонятные размытые пятна. Возможно, именно сейчас самое время обратиться к своему клану, когда он в шаге от финала?.. Чуя подрывается на месте, когда в следующий раз открывает глаза. Он глубоко набирает воздуха в лёгкие, осматривается и нащупывает в кармане флэшку. Она всё ещё при нём, и он здесь, в кабинете, все ещё один. За окном темнота уже накрыла город, позволив уличным фонарям освещать ночную Йокогаму. Чуя бросает взгляд на часы и переводит дыхание, успокаиваясь. До часа ночи ещё осталось время, около тридцати минут, но как он мог позволить себе просто уснуть? Приходится провести быструю умственную разминку, чтобы проснуться и начать мыслить трезво — решить в голове несколько математических задач и мысленно ответить на лёгкие вопросы. Вспомнить расположение улиц района по названиям, номера машины Дазая, количество окон в кабинете для совещаний. Наткнуться на мысль о том, где расположен новый штаб клана и как до него добраться. Недавнее болезненное состояние всё же отпустило от холодного воздуха. Спустя двадцать минут Накахара открывает ноутбук Дазая. Он вводит пароль, чуть дрожащими пальцами стуча по клавиатуре. Сердце в груди бьётся так же быстро и громко. Чуя не замечает, как прикусывает щёку изнутри, пока не чувствует лёгкую вспышку боли и слабый металлический привкус во рту. Открыть нужную программу, вставить флэшку и ввести код, данный ему Дазаем. Путь к базе данных, который доступен единицам в этой организации. У него есть ровно шесть минут, чтобы разобраться и ввести вирус, и пять минут, чтобы покинуть кабинет и спуститься на первый этаж. Две минуты для того, чтобы выйти на улицу и унестись отсюда прочь, выкинув телефон, врученный Портовой Мафией, а затем попрощаться на ближайшие дни со своей студией и вещами. Чуя с облегчением выдыхает, когда получается зайти в нужную программу, но сразу же сосредотачивается, расправляя плечи. Он вводит коды, не моргая глядя на экран и всплывающие окна. В этот момент неторопливый стук в дверь заставляет его вздрогнуть всем телом. Он резко поднимает взгляд, глотая вздох, а затем быстрым движением накрывает папкой часть ноутбука, где вставлена флэшка. — Входите, — достаточно громко произносит Чуя, сглатывая и стараясь придать лицу выражение непринуждённости. Сердце в груди пропускает удар, когда на пороге появляется темноволосый высокий мужчина с совершенно бесстрастным выражением лица. — Чуя-кун, доброй ночи. Накахара немедленно встаёт с места, от чего кресло на колёсиках отъезжает назад. Он едва сдерживается, чтобы не опустить взгляд на экран ноутбука. — Мори-сама, — Чуя вежливо склоняет голову, но Огай только указывает ему ладонью сесть на место. И парень опускается обратно, чувствуя, как падают вниз и все его органы. Почему Мори лично явился в этот кабинет? Неужели спустя пару минут стало известно о его вторжении в программу, хранящую в себе все данные членов Портовой Мафии, счета и планы на годы вперёд? Чуя старается удерживать дыхание ровным, но от ужаса горло сжимает спазмами. Он даже не сможет сейчас защититься. Огай проходит в кабинет, окидывая его неспешным взглядом и только хмыкая своим мыслям. Мужчина держит руки за ровной спиной, что напрягает не меньше холодного взгляда. — Работаешь? Чуя не сразу понимает суть вопроса, чужой голос едва пробивается через грохочущий в ушах пульс. — Да. Доделываю финансовый отчёт. Что-то случилось, Мори-сама? Огай медленно скользит по нему взглядом, в котором Чуя не может прочесть ни угрозы, ни её отсутствия. Абсолютная непредсказуемость ситуации, от которой проносится дрожь по позвоночнику, а пальцы под столом до онемения вцепляются в брюки, белея. — Едва ли, — спустя, кажется, целую вечность отвечает Мори, поднимая подбородок. Накахара испытывает почти необъятное и опасное облегчение — тот опускает руки по швам, и в них нет оружия. Но это сменяется лавиной холода по всему телу, потому что Мори не нужен ни нож, ни пистолет, чтобы убить его. — Как тебе в кабинете Дазая? В его тоне отсутствуют какие-либо эмоции, по которым можно было бы понять его настроение. Но Чуя все равно нервно сглатывает, выдавливая лёгкую улыбку. Туго сжатые мышцы лица едва поддаются. — Всё хорошо. — Рад, — звучит сухо. Мори вдруг поворачивается и делает несколько шагов к большому окну, обращая взгляд на город, а затем убирает руки в карманы строгих брюк. — Сегодня Накахара-кай прервал союз с нами. Он был расторгнут обоюдно. На данный момент у Портовой Мафии нет союзников, только враги. Мы всеми силами должны защищать свою организацию. Ты понимаешь это, Чуя-кун? — Разумеется. Чуя коротко опускает взгляд на экран, где всплывает окошко загрузки, а затем возвращает обратно, не понимая, что пытается донести до него Мори. — Босс, — он начинает негромко, стараясь подобрать слова. — Не сочтите за неуважение, но… Почему вы говорите мне о клане лично? Накахара, стараясь сделать это максимально незаметно, нажимает на несколько кнопок на клавиатуре, загружая вирус. — Тебя это возмущает? — Союз не был выгоден Портовой Мафии так, как Накахара-клану. Точнее тому, что от него осталось. Мне нет до него дела, мы просто избавились от балласта. В приоритете только организация, и у меня… есть пара идей для улучшения положения. Мори переводит на него нечитаемый взгляд, задерживаясь, а затем снова смотрит в окно, сцепляя руки в замок перед собой. — Знаешь, Чуя, Дазай как-то поведал мне одну занятную повесть… Однажды лиса увидела фазана на краю пропасти, на ветке. Она… не решилась подобраться ближе и сказала ему: «Как ты можешь сидеть так высоко и не бояться? Здесь, внизу, ручьи и шёлковые поля, можно напиться и наесться от души. Да и опасно там, над обрывом. Спускайся». Но фазан в ответ произнёс: «Ты лукава, а беспокоишься лишь о своём желудке, а не обо мне». Чуя не сводит глаз с Мори. В его спокойном голосе не звучит и тени угрозы, но каждое слово сковывает мышцы Накахары цепями. Он почти не дышит, слушая биение своего сердца в горле. Сказанное Боссом осмысляется сразу же, и Чуя заранее лихорадочно обдумывает все пути отступления или нападения, но Огай поворачивает к нему голову, впиваясь взглядом в лицо, и не делает лишних движений. Только спустя минуту молчания отходит от окна, продолжая: — Мы можем обмануть свой ум и других, но свою кровь — никогда, — он поворачивается к нему спиной, следуя к выходу. И Накахара каждой клеткой своего напряжённого до холодного пота тела готов к тому, чтобы бежать или защищаться. Он до последнего ожидает — Мори сейчас обернётся и всё закончится, но тот лишь открывает дверь кабинета, добавляя: — Когда я назначил Дазая тебе в наставники, мне было интересно, сможет ли один алмаз выточить другой. А затем всё набрало куда более увлекательные обороты… Двойной чёрный стал одной из лучших комбинаций на шахматной доске. Но фигуры рано или поздно съедаются, или же объявляют мат королю. Это занятно. Передай Осаму, чтобы связался со мной. Ты лучше меня знаешь, что с ним происходит, когда его пешки покидают игру. Дверь закрывается, оставляя за собой давящую тишину, из-за которой стынет в жилах кровь. Чуя распахивает глаза, не веря ни тому, что услышал, ни тому, что пережил эту встречу. Он не сразу понимает весь смысл сказанного, мысли сразу начинают бурлить и метаться. Он. Двойной чёрный. Дазай. Портовая Мафия. Накахара-кай. Фазан и Лиса, что в итоге осталась голодной. Шахматы. Пешки, вышедшие из игры. Ода Сакуноске и снова он, Чуя. И всё это связывает только одно имя. — Дазай, — тихо произносит Чуя, а после хватает свой телефон и набирает номер, глубоко дыша. Задыхаясь. Он бросается и на ноутбук, печатая выученные цифры на автомате. Трубка снимается с четвёртого гудка. — Дазай. — Чуя? — Мори знает. Всё знает. Он… Нет… Я выйду из офиса через пять минут. Улица в трех кварталах… У рынка. Там. Накахара сбрасывает, не дожидаясь ответа, заканчивает вводить программу и видит, как всплывают окна со всей недоступной ранее ему информацией. Он подскакивает с места, вытаскивает флэшку и пихает её в карман, а затем хватает шляпу и несётся к выходу. Едва ли Чуя понимает, куда идёт широким шагом. Движется как на автопилоте, пока перед глазами пелена, а желудок скручивает в болезненном спазме. Он как будто из воды выныривает только в тот момент, когда оказывается на первом этаже офиса. Несмотря на ночное время, сейчас людей здесь не меньше, чем днём. Взгляд натыкается на "заочно" знакомого громкого человека, чей маниакальный смех мгновенно пробирается под кожу. Чуя провел достаточно времени, изучив всех важных членов Портовой Мафии. Каждое их дело. Он не мог не узнать высокого худощавого молодого человека в массивных очках. Имя, должность, события, причастность. Всё проносится в сознании таким вихрем, что ведёт в сторону. А затем со стороны небольшой компании доносятся слова подрывника: — Вскоре только Портовая Мафия останется якудза в этом городе. Главный клан. Сильнейший. И я играю немалую роль! И снова смех. Перед глазами взрыв, который он не видел. Тот, что решил всю его судьбу за один вечер. Судьбу родителей и клана. Взрыв, что поднял на воздух клуб, в котором находились его люди. Чуя не смог бы ответить, если бы его спросили, почему он в такую минуту с дикой скоростью несётся в сторону подрывника. Он ничего не помнит и ничего не видит перед собой, кроме своей цели. Не чувствует ничего, кроме животной ярости, горящей в груди пламенем. — Мотоджиро Каджи! — О, — человек оборачивается к нему с широкой улыбкой. — Накахара. Это наша первая встреча, так ведь? Первый удар выбивает из-под рёбер хриплый рык. Сквозь звон в ушах Чуя слышит лишь чужой смех, распаляющий ещё больше. Мотоджиро отшатывается назад, сгибаясь, но в следующую секунду поднимает голову, с улыбкой глядя исподлобья. — У тебя своеобразная манера приветствия, да, коротышка? Чуя слышит со стороны чей-то вздох, а затем снова кидается вперёд. Но на этот раз его противник отвечает. Кулак Исполнителя прилетает в чужую челюсть, сбивая очки, но Мотоджиро, сплевывая, бросается на него, хватая пальцами за воротник и прикладывая кулаком под дых, выбивая из лёгких воздух. Накахара сдавленно вздыхает, чувствуя, как горят от острого воздуха внутренности. — Твоя должность Исполнителя изначально была бредом, Накахара! Что тебя так разозлило? — смеётся мужчина, пока Чуя толкает его в сторону, заставляя встретиться спиной со стенкой. Он без промедления сокращает расстояние между ними, хватая того за шею и ударяя коленом в живот, вырывая из человека болезненный стон и очередной приступ пронзительного хохота. — О, ты ведь знаешь… знаешь… чья это была операция в тот день? Да-а-а, это я разнёс штаб твоего жалкого клана на кусочки! Чую отбрасывает назад от чужого сильного толчка, но он упирается ногами в землю, сохраняя равновесие. Парень блокирует следующий удар, но гневно глядя в улыбающееся лицо и рот, из которого идёт кровь, пачкая белые шубы, едва замечает, как ему прилетает локтем по лицу, заставляя снова отшатнуться. Голова откидывается в сторону, а место удара в районе челюсти обжигает болью. — В этот раз я вконец уничтожу твой клан и начну, пожалуй, с тебя. Где твоя способность, Накахара? Разрушающая сила? Смерть? Что ты знаешь о смерти? Чуя глотает кровь, бросаясь вперёд с такой силой, что они оба падают на пол, ударяя друг друга с каждым разом всё сильнее. Это не поединок на тренировке или на задании. Сейчас это словно дикая уличная драка. — Не используешь её? Давай, покажи мне свою силу. — Пожри дерьма, ублюдок. — Портовая Мафия останется единственным кланом якудза после того, как мы избавимся от вас. Жалкое подобие- Вспышка животной ярости заставляет схватить Мотоджиро за грудки и с силой приложить об пол, а затем схватить пальцами за шею, надавливая. Тот продолжает смеяться, даже задыхаясь, пока Чуя чувствует, как горячо наливаются кровью собственные глаза и губы неконтролируемо тянутся в злой оскал. Он убьёт его. Прямо сейчас. И это ощущение власти над чужой жизнью до одури приятно. Люди, собравшиеся вокруг, что-то говорят, но не пытаются их остановить. Он знает, что здесь оставаться нельзя. Слышит голос разума, но тот слишком тих, едва уловим по сравнению с тем, что велит прикончить подрывника, выпустив весь гнев. Но кто-то хватает его сзади за воротник, а затем и за плечи, с силой оттягивая и откидывая назад. Его стаскивают с мужчины на пол, пока тот глотает воздух ртом подобно рыбе на суше. — Что здесь происходит? — голос знакомый, но Чуя не оборачивается, пытаясь снова кинуться к Мотоджиро, за это получает по затылку ладонью с такой силой, что перед глазами темнеет. — Отставить, я сказала! Накахара кладёт ладонь на место удара, сгибаясь, и только сейчас оказывается способен, наконец, оценить ситуацию трезво. Он подскакивает на ноги, обращая взгляд на того, кто их остановил. — Йосано-сан. — Какого черта ты творишь? — негромко рычит девушка, наклоняясь к нему и испепеляя взглядом. — Совсем крыша поехала?! Разошлись все! — последние слова она уже кричит, на секунду оборачиваясь, а затем переводит всё внимание на сидящего на полу Мотоджиро. — Серьёзные травмы? — Не лечи меня, Йосано. — Тогда свали к чёртовой матери отсюда. Она вдруг хватает Чую за локоть, сжимая пальцы на коже до боли, и тащит в сторону выхода. Он успевает только шляпу с пола подцепить, пока его не толкают спиной к двери, и позвоночник прошибает болезненным током. Чуя морщится, только сейчас ощутив боль после драки в полном объёме, и шумно выдыхает, поднимая взгляд на Акико. Та, кажется, настолько рассержена, что вот-вот ударит его. — Скажи, Накахара, в какой момент ты настолько в себя поверил? — она приближается к его лицу, говоря злым шёпотом и заглядывая в глаза. — Мори наблюдает за тобой каждый день, а ты вытворяешь всё что в голову придёт. Я знаю, что сделал этот ублюдок Каджи, но это не повод срываться, ставя под угрозу весь план, ясно?! Мы не ради этого вложили в него столько сил. — Мори знает. Эти два слова заставляют девушку вздрогнуть всем телом, злость в глазах мгновенно сменяется испугом. Однако Йосано быстро берёт себя в руки, выходя из здания, зная, что Чуя последует за ней, нервно сжимая пальцами ткань шляпы. — Йосано-сан, сегодня Мори приходил ко мне. Не уверен, что он знает насчёт всех остальных, но моё положение было очевидным, — говорит Чуя, но врач не поворачивается к нему лицом, складывая руки на груди и вдыхая свежий воздух. — Вот-вот всё закончится. Он осведомлён только о… Дазае, — понижает тон Накахара, вставая рядом и вытирая кровь с губы тыльной стороной ладони. — Вам лучше не находиться рядом со мной долго… ради вашей же безопасности. Осталось несколько дней, мы вытащим вас отсюда. — Дазай чересчур самоуверен, а ты ещё слишком юн, чтобы знать, о чем говоришь. — Я знаю достаточно, — он переводит на неё резкий взгляд, решительно поднимая подбородок. — Я понятия не имею, что случилось с вами и как вы связаны со всем этим, но обещаю: Мори получит по заслугам. Акико переводит на него взгляд и хмыкает, качая головой. Чуя не чувствует раздражения из-за её неверия, не доверять ему — разумно, однако от своих слов парень отказываться не собирается. — Береги себя. Йосано задерживает на нем холодный, но внимательный взгляд, а затем разворачивается и быстрым шагом направляется обратно в здание. Чуя достаёт телефон, которым за всё время практически не пользовался, и с чувством швыряет его на асфальт. Он мгновенно срывается с места, сменяя шаг на бег. Чуя несётся по улице так, словно за ним гонится целый отряд Портовой Мафии, наступая на пятки. Ветер бьёт в слезящиеся глаза, но он не обращает на это никакого внимания, мчась по улице вдоль высоких зданий. Его дыхание сбивается, лёгкие режет от раскаленного воздуха. Чуя едва не спотыкается, но продолжает бежать, морщась. Он останавливается только в одном из переулков, опираясь ладонями на кирпичную стену и пытаясь сосредоточиться. Сердце в груди сжимается до боли, бешено стучит о грудную клетку, а мысли поражают разум одна за другой. Он горячо выдыхает, рыча, бьёт ногой в стену и тут же выпрямляется, проверяя, на месте ли флэшка. Найдя её в кармане, Чуя разворачивается и торопливо идёт на место встречи, сглатывая приступ паники. Злость, с которой он навалился на члена Портовой Мафии, вскоре стихает, уступая место давящему страху. Ему срочно нужно увидеть Осаму — это ощущение перерастает в жгучую потребность, необъяснимое, массивное желание, от которого рвёт внутренности и подскакивает пульс. Он резко выдыхает, когда видит Дазая, и ускоряет шаг, надевая шляпу. Пока не натыкается взглядом на предмет в руках мужчины, замедляясь. Слишком яркое, не вписывающее. Мягкое и красивое на фоне серых зданий и мокрого после утреннего дождя асфальта, запах которого немного успокаивает. Или же это чувство создаёт идущий к нему на встречу мужчина. — Дазай? — Чуя, глубоко дыша, хмурится. У него губа саднит, как и костяшки, и челюсть, но боль в миг уходит на второй план, в отличие от дико скачущего пульса. — Что это? — Цветы для Чуи! Осаму выставляет вперёд руки, склоняя голову в бок и растягивая губы в хитрой улыбке. Накахара же моргает несколько раз, переводит взгляд на пышный букет пионов, пытаясь понять. Цветы? От Дазая? — Подставка для шляп, ты опять в крови. Чуя, так и застыв на месте, резко поднимает взгляд в карие глаза. Немного растерянный, не знающий, с чего начать, почти разбитый тем, что случилось, пока Дазай нетерпеливо пихает букет цветов ему в руки, практически в лицо. Не слишком-то аккуратно для такого жеста, но Чуя автоматически сжимает букет сильнее, не давая тому упасть. Сладкий запах тут же ударяет в нос. — Подрался? С тобой опасно связываться… Ну и кто этот везунчик? Боже, Чуя!.. Неужели ты набил лицо Боссу? — А? Дазай вдруг щёлкает перед его лицом пальцами, привлекая внимание, а Чуя же неожиданно для себя чувствует, как начинают гореть щёки. Пора взять себя в руки, но он совсем не знает, что делать и говорить в этой ситуации. Пятнадцать минут назад он готов был свернуть голову едва знакомому человеку, а сейчас его сердце упорно пытается покинуть грудную клетку лишь из-за улыбки на лице Осаму и цветов, которым совсем не хочется придавать особый смысл. Приятно ли ему? Возможно. Но чересчур непривычно и странно, даже злит. — Земля вызывает Чу-у-ю! Тебя что, головой приложили? Чуя фыркает, пока Дазай вскидывает брови и отворачивается, и, насупив брови, наконец, возвращается в реальность. — Придурок. Дазай, Мори знает. Он сказал передать, чтобы ты вышел на связь. Он догадывается о том, что происходит, — Чуя пытается говорить ровно, но паника просачивается в его голосе всё сильнее. — Чуя… — Нет. Я не знаю, что сделал не так, где оплошал… Теперь Йосано в опасности и люди из Агентства. Он ударит и по клану, чтобы выйти на меня, понимаешь? Мне нужно было быть осторожнее, — тараторит Чуя, бегая взглядом то по земле, то по улице, пока вдруг не чувствует, как Дазай цепко хватает его пальцами за подбородок, поворачивая голову к себе и заглядывая в глаза. Чуя открывает рот, чтобы добавить слова о пешках и игре, но тут же закрывает его, не желая сейчас упоминать Сакуноске и говорить что-то о собственной смерти. — Эй, Морковка, дыши глубже, — с лёгкой улыбкой, невозмутимо говорит Осаму, вставая ближе. Чуя изламывает брови, но не может оторвать теперь взгляда от карего омута, излучающего спокойствие. — Рано или поздно Глава бы догадался. План всё ещё в силе, он не знает подробностей. Мори сделает шаг первым, в ближайшие дни. «Ударь первым и победишь». Позволим ему это, будем ждать… Нет, послушай меня, хорошо? Твой клан в состоянии защищаться в течение нескольких суток, как и Йосано. И до тебя он не доберётся, пока я рядом. Считай меня, — он задумчиво мычит, отводя взгляд вверх, будто подбирая слова, а затем улыбается, — …гарантией твоей безопасности. Просто делай то, что должен, я не позволю ему навредить тебе. — Что… Что ты хочешь взамен? — Обсудим это после, — ведёт плечом Дазай, на лице которого мелькает веселье. — Черт, ладно… Но, Дазай, если ты не свяжешься с ним- — О, нет, он не испортит мне мой выход, — Дазай цокает, опуская руку, а затем отмахиваясь и отходя. — Это будет крайне некрасиво с его стороны. Мори, Мори, Мори… Странно, я не давал ему подсказок, — он чешет свой подбородок, наигранно хмурясь. — Наверное, из-за тебя, Чуя, я потерял бдительность. — Что? — Чуя в миг задыхается приступом возмущения. — Из-за меня?! — Конечно, рядом с тобой постоянно хочется совершить какую-нибудь глупость. — Ты просто по натуре дурак, не вмешивай в это меня. Осаму в ответ смеётся, опуская ладонь на его макушку, отчего шляпа едва не падает. — Чуя-Чуя! Тебе придётся взять ответственность за это. Парень скидывает его руку, отворачивая голову и закрывая глаза. Его сердце постепенно успокаивается, кровь уже не стучит в висках. В какой-то момент Чуя вдруг чувствует, что словно зашёл на безопасную зону. То ли отсутствие паники на лице Дазая, то ли его всеобъемлющая уверенность сыграли значительную роль, это не важно. Накахара просто знает и чувствует — всё будет в порядке. Пока рядом Дазай, всё будет в порядке. Страх сменяется ещё более пугающим, пускай и мимолётным, но прекрасным чувством свободы. — Я тебе что, девчонка в старшей школе? — Чуя щурится, снова глядя на Осаму исподлобья. — Что за выкрутасы? — он поднимает букет цветов, намекая на предмет разговора. Дазай буравит его серьёзным взглядом секунд десять, Чуя даже на миг задумывается, а учился ли Дазай в старшей школе? Очень маловероятно, учитывая то, что он с четырнадцати лет состоит в якудза. Эти мысли и вопросы подтверждают и то, что Чуе о Осаму почти ничего неизвестно. Только вот внезапный смех Дазая вдруг пускает трещины по всей уличной тишине. Чуя на это только рот распахивает, тут же недовольно захлопывает и делает угрожающий шаг вперед. Он что, смеётся над ним? Специально поставил в неловкое положение своим подарком? — Чего ты ржёшь?! — Нет, Чуя, ты не девчонка из старшей школы. Ты скорее дворовый хулиган. Кто тебя так раскрасил и жив ли этот человек? — смеясь, спрашивает Дазай, окидывая его тёплым взглядом, от которого хочется спрятаться. Или же подставить свое лицо, как солнечным лучам. — Жив, — буркает Чуя, вспоминая неожиданный конфликт, который сам же спровоцировал, и мажет тыльной стороной ладони по губам, проверяя, не пошла ли снова кровь. Осадок после стычки остался неприятный — вроде и полегчало, но внутри всё равно что-то жрёт, разъедает. — Подрывник. Дазай спускает смешок, а затем тянет весёлую «у», поднимая брови. — Мотоджиро Каджи, значит. Поздравляю, ты надел себе на спину мишень. — О чем ты? — Если тебя заметил наш подрывник, то в покое не оставит. Ты теперь для него «эксперимент», Чуя. Не успокоится, пока не изучит. Накахара на эти слова зло сжимает челюсть, ведёт от пустившегося дрожью по позвоночнику раздражения плечом и почти выплевывает: — Ну и насрать. Я просто убью его, а потом и его любимую Портовую Мафию его же бомбами пущу на воздух. — Не сомневаюсь, — Дазай снова смеётся, но теперь вдруг проводит костяшками по его скуле. Место удара слабо жжет, но Чуя не уходит от прикосновения. — Из-за чего началась драка? И что с вирусом? Чуя напрягает плечи, сжимая в руках букет, вспоминая то ощущение. Власть и жестокость. Он поджимает губы, отводя взгляд. Драку начал сам Чуя, совершив грубую ошибку, не сумев совладать эмоциями — почти стыдно, но больше всё же злит. Однако немного подумав, Чуя оставляет первый вопрос без ответа — слишком устал. — Вот, — он достаёт флэшку, вкладывая её в ладонь Дазая. — Всё по плану. А после делает шаг вперёд, хватаясь за его рукав пальцами и медленно поднимая глаза. — Пойдём напьёмся? Вопрос повисает в воздухе, пока брови Дазая ползут вверх. Где-то с правой стороны слышится сигнал машины и чей-то голос. Чуя всё так же держит букет, ожидая ответа, и даже растянувшаяся на чужих губах ухмылка не коробит. — Вот как? Чуя, я плохо на тебя влияю. Чуя цокает, опускает букет, разворачиваясь и делая несколько шагов вперёд. Осаму догоняет его, закидывает руку на плечо и снимает его шляпу, надевая на себя. — Я не могу не составить тебе компанию! — Ещё бы. Надо перекусить. — Я знаю хорошее местечко неподалёку. Ты же одержал победу в драке? Отметим, — весело говорит Дазай, не убирая руку, но Чуя и не против. Он только вздыхает, но на следующие слова Дазая даже слабо улыбается: — Ты оторва, Лисёнок. Но в следующий раз уделаем его вместе. Они идут в сторону улицы, где Дазай должен был оставить машину, под какую-то неизвестную ему весёлую мелодию мужчины. Вирус, о котором станет известно уже с утра, драка и вся Портовая Мафия остаются где-то очень далеко. Сегодня Накахара больше не хочет думать об этом, вверяя это Дазаю. ________ Когда очередной шот опрокидывается внутрь и обжигает горло, а стопка звонко опускается на деревянную поверхность, Чуя чувствует, что его уже ведёт в сторону, а сознание туманится. Однако он с лёгкостью переводит взгляд на Дазая и отвечает на его заинтересованную ухмылку улыбкой. Накахаре не нужно много, чтобы опьянеть, но сегодня он даёт себе волю, огораживая разум алкогольной пеленой от всего остального. Чуя не сразу осознает то, что его хватают за руку, тянут с высокого стула куда-то, но размазано видит перед собой идущего Дазая и не сопротивляется. Они останавливаются недалеко от барной стойки, и в следующую секунду парень чувствует руку на своей талии. — Что ты делаешь? — Потанцуй со мной, Чуя. Его ладонь теперь сжимают длинные пальцы, и Чуя, пускай и краснея, но опускает свою на мужское плечо, подаваясь вперёд, пока Осаму направляет. Музыка негромкая, он не может разобрать слов, но это и не нужно. Расслабиться сразу не выходит, но вскоре Чуя утыкается носом в горячую шею, пока Дазай склоняет голову, прижимаясь щекой к его виску. От его тела исходит приятный жар, запахи алкоголя и Дазая мешаются, а выпитое быстро бьёт в голову — этого оказывается достаточно, чтобы ноги стали совсем ватными и едва держали. Чуя ведёт носом по нежной шее, чувствуя, как вздымаются грудь и плечи Осаму от тяжёлого дыхания, ведёт щекой по ключице, ластясь, поддаваясь порыву. Они двигаются медленно, но перед глазами всё равно слабо кружит, а сердце трепыхается в груди как пойманная в клетку птица, разгоняя по венам кровь. Пальцы, сжимающие ткань чужой лёгкой одежды, сухие ладони Осаму, держащие его так, словно Чуя вот-вот упадёт, обжигающий шёпот мужчины в самое ухо и его ухмылка. Чуя слышит что-то о своей податливости, это звучит с незлой насмешкой, но слова расплываются в сознании, не давая осознать смысл. Хочется только цепляться и стоять вот так вечность, ощущая себя в покое и под защитой. Всё происходящее остаётся где-то за спиной, и Чуе всего на миг кажется, будто это всё с ними не связано. Будто нет никакой Мафии и якудза, жертв и крови. Словно они встретились не в суматохе, презирая друг друга. Прекрасная, едва уловимая неосуществимость, непозволительная, желанная иллюзия, разбивающаяся о факт того, что такого бы никогда не случилось. Не могло бы быть иначе, кроме как встретиться в Мафии, ударив друг друга. Кроме как жить под одной крышей, скрывая любые мелочи, играя — кто кого победит и хитрее обманет. Кроме как в один момент наткнуться на мысль, что единственный человек, способный понять и сберечь — тот, от которого стоило держаться подальше. Чуя хмурится, упуская нить размышлений, жмётся к телу теснее, поднимает голову и оставляет лёгкое касание губ на линии челюсти Дазая. Он не помнит, как они закончили танцевать, слабо и размазано осознаёт, что его тащат на улицу; свежий ночной воздух забивается в лёгкие слишком резко, но отрезвляюще. На тот момент думать получается уже лучше, но разворачивающаяся беседа не несёт никакого смысла, пускай и вызывает пьяную улыбку. — …То есть, если умрем сейчас, то останемся призраками в этой же одежде? Не думал об этом… Теперь каждый день придётся одеваться как в последний раз, — хмыкает Осаму, держа его за локоть и направляясь к машине. — Зато, скорее всего, мы останемся в этом возрасте. Лучше умереть молодым и красивым, чем старым, так? — Чуя! Наконец-то ты понимаешь меня! — Я не говорил этого. — Только что признал. Но тебе нечего переживать, Морковка, даже в старости ты будешь слишком красив. Думаю, если я стану призраком, начну мучать Хироцу. А! Нет! Куникиду. Чуя смеется, и его слабо ведет в сторону, тротуар и улица перед глазами время от времени превращаются в смазанное пятно, но Дазай прижимает его ближе к своему боку. — Сочувствую Доппо-сану, но рад, что это «счастье» перепадёт не мне. Не смей являться ко мне и после смерти, — незло бурчит Накахара, поправляя шляпу, а затем слышит смех Дазая, чувствуя разливающееся в груди тепло. — Я ни на шаг от тебя не отойду, Юный Господин, иначе твоя загробная жизнь станет слишком скучной. Это ранит мою честь. Будет веселее, если я умру первым… Тогда буду изводить тебя до конца жизни. — В таком случае я сам застрелюсь в первую же неделю, — парирует Чуя, доставая ключи из кармана. Он снимает блок машины, открывая дверь и замирая, задумываясь. — Жить без меня не сможешь, Чу-у-я? Я не оставлю тебя и после смерти… — Дазай, — парень опускает одну ладонь на крышу, удерживая равновесие, и переводит взгляд на Осаму, сводя брови и поднимая ключи на пальцах. — Нам нельзя ехать в таком состоянии. Придётся вызывать такси. Дазай на его заявление только глаза закатывает, цокая языком и забирая ключи. Направляется к водительскому месту, и Чуя не сразу отмирает, опуская руку. — Нет, придурок, ты не сядешь за руль, — Чуя с места не двигается, но посылает Осаму предупреждающий взгляд. — Отдай ключи! — Ты что, струсил, Лисенок? — с насмешкой спрашивает мужчина, игриво поднимая брови и открывая дверь. — Нет, просто у меня ещё не атрофировался инстинкт самосохранения, и, в отличие от тебя, я хочу жить. Ты и так водишь хреново, а в пьяном состоянии убьёшь и себя, и меня. Так что отойди от… Дазай! Осаму под конец прекращает его слушать, садясь в машину и закрывая дверь. Чуя возмущённо захлопывает рот, ругается на французском и садится внутрь, недовольно хлопая дверью. — Ещё раз хлопнешь дверью, Чуя, и домой я буду возвращаться на твоей спине. — Ты отъелся до такой степени, что сломаешь мне позвоночник, придурок, — Чуя слышит недовольное фырчание со стороны, и, прежде чем Дазай начнёт возмущаться, добавляет: — Кстати, куда мы едем? Ко мне в студию нельзя, как и… — он осекается на миг, вспоминая, что за место однажды считал «домом» — … как и в ту квартиру. — Агентство выделило мне местечко на время. Переживаешь, что будем ночевать под открытым небом? Вот и прижало, Чуя, скоро воровать начнём. — Тогда Портовая Мафия первая на очереди. Дазай на это только хмыкает, заводя машину, а затем подстраивает кресло под себя и ворчит что-то о его росте. Как только они трогаются с места, Чуя открывает окно со своей стороны, ощущая себя непривычно на пассажирском сидении. Голова всё ещё малость кружится, тело ощущается странно, словно не родное, но Чуя откидывается на сиденье, делая радио громче и позволяя себе расслабиться. До того момента, пока Дазай вдруг не жмёт на газ, разгоняясь на практически пустой дороге. — Дазай, сбавь газ. — Брось, Чуя, так веселее. — Скумбрия! — вскрикивает Чуя, когда машину вдруг резко толкает, отчего он летит вперёд, успевая уткнуться ладонями в панель. — Упс, извини, — без какого-либо сожаления смеётся Осаму и только ускоряется, обгоняя редкие машины. Рёв мотора бьёт по ушам, распаляя. Чуя держится за панель, переводя злой взгляд на Дазая, пока тот резко заворачивает в сторону, в еще неизвестный Чуе район, режа слух визгом шин по асфальту. Они несутся на большой скорости, от которой щекочет в низу живота, и адреналин начинает бежать по венам, перехватывая дыхание. — Дазай, медленнее! — В прошлый раз ты говорил иначе, — переводит на него довольный взгляд Дазай, пока машину слабо ведёт в сторону, заставляя злиться. Мужчина же кажется совершенно расслабленным, но стоит ему отвести одну руку от руля, как Чуя замахивается и бьёт ему ладонью по затылку. — Чуя, не вредничай! — Ты кусок идиота! Вид за окнами мелькает настолько быстро, что Чуя даже не понимает, куда они едут. Но в какой-то момент он замирает, пока внутренности внутри сжимаются, даря сладкое ощущение риска. Он смотрит перед собой, на дорогу, осознавая, что в голове невероятно пусто, приятно, хорошо. Уже в спокойной местности, где ни машин, ни людей, а только жилые многоэтажные дома, Дазай резко выворачивает руль влево, отчего машину заносит по середине дороги, и бьёт по тормозам со звуком, из-за которого бегут мурашки по спине. Чуя накрывает руками голову, сгруппировавшись почти рефлекторно, а когда они останавливаются, не слышит ничего, кроме пульса в ушах. Ощущение, словно каждый его орган горит и вибрирует, кровь заливает лицо краской, а дыхание сбивается настолько, что приходится рвано втягивать воздух. Накахара резко выпрямляется, осознавая, что больше никакой угрозы нет, поворачивается к Осаму, что громко смеётся, откинув голову, и понимает, что тело накрывает дрожь. Губы сами тянутся в лёгкую улыбку, но это не сравнится с жаром в груди, с легко трясущимися пальцами, с ощущением эйфории за рёбрами. Чуя нескоординированно подаётся вперёд, едва не падая, но успевает ухватиться за чужое предплечье. Он впивается своими губами в губы Дазая так яростно, словно от этого зависит его жизнь. Без лишних церемоний углубляет поцелуй, кусается, глубоко дыша, а затем, когда оторопевший Дазай начинает отвечать слишком медленно, играясь, хрипло рычит: — Хватит издеваться, целуй нормально, мать твою! — Солнышко, тебе не кажется, что использовать такие фразы в адрес сироты как-то неэтично? — Переживешь. — Справедливо. Дазай хватает его за затылок, оттягивая пальцами волосы, и целует настолько глубоко и влажно, что воздуха в лёгких становится катастрофически мало. На пол с плеча Осаму летит Чуина дорожная сумка, собранная заранее вечером. Стоит двери с хлопком закрыться, как Дазай тут же толкает к ней Чую, кладя ладонь на его лопатки, чтобы тот не встретился с деревянной поверхностью ушибом. Поцелуй получается смазанным, грубым, но жарким до такой степени, что Чуя почти сразу же отталкивает мужчину в плечи, быстро отходя на подгибающихся ногах. Он мельком оглядывает расфокусированным взглядом небольшую квартиру. Из-за выключенного света едва ли что-то видно, но парень быстро находит взглядом окно, сразу направляется к нему, по пути скидывая туфли, пока Дазай включает маленький светильник. Он только-только успевает открыть окно и сразу же чувствует сзади чужое тело, плотно прижавшееся к нему, заставляющее вжаться бёдрами в подоконник до лёгкой боли, что почти не чувствуется после выпитого. Чуя опускает ладонь на прохладное стекло, откидывая голову. — Дазай, подожди… Но Осаму жадно впивается губами в его шею, целуя и кусая кожу, пока горячая ладонь забирается под рубашку, оглаживая талию и живот. Оттягивает портупею и нажимает на лопатки, заставляя наклониться. Вторая рука опускается на бедра, тянет на себя. Чуя сдавленно выдыхает, почти стонет, когда чувствует сквозь брюки твёрдый член Дазая, упирающийся меж ягодиц. Рука скользит по животу, выше, задевает грудь и чувствительные соски, заставляя вздрогнуть, а затем протяжно выдохнуть, когда их обхватывают пальцы, осторожно сжимая. — Черт… — Расставь ноги шире, — голос над ухом настолько глубокий и требовательный, что Чуя следует указаниям, не думая. Ширинка расстегивается с разрезающим тишину звуком, а когда Дазай охватывает ладонью его член, двигая рукой слишком медленно, проводя большим пальцем по головке, размазывая естественную смазку, Чуя способен только отклониться назад, спиной к груди, макушкой к плечу, и застонать, вжимаясь тазом в пах. Он жмурится, тяжело дыша и ощущая головокружение, и на ощупь пытается расстегнуть рубашку. Осаму спускает его брюки ниже, пока они не падают на пол. Чуя незамедлительно выдёргивает из них ноги, пошатываясь, и почти скулит от того, как хочется большего. — Дазай, быстрее, — хрипит Чуя, толкаясь в чужой кулак, но мужчина над ухом хмыкает, убирая руку и накрывая волной разочарования. — Придурок… Дазай берёт его под локоть, тащит в сторону, а Чуе остаётся только хвататься пальцами за его руки, пока он не замечает футон, на который его тут же опускают. Дазай стягивает с себя лёгкую кофту, оголяя перебинтованный торс, отходит в сторону. Необходимое тепло другого тела пропадает, заставляя нахмуриться, но он продолжает избавляться от ненужного белья; слышится шорох — мужчина открывает его сумку и вскоре возвращается. Парень не позволяет Осаму лечь на себя, давя на его плечи и садясь сверху. От резкой смены положения снова ведёт в сторону, но Чуя опускает ладони на грудь лежащего под ним Дазая, на секунду закрывая глаза. Все тело обдает жаром, скручивая узел в животе. — Нет, оставь, — хрипит Осаму, когда Чуя тянется скинуть с себя портупею и рубашку. Дазай смотрит на него требовательно и слишком внимательно, и он замирает на секунду, впитывая этот взгляд. В тот же миг появляется желание обернуть всё против Дазая, раздразнить его, увидеть на этом лице нечто большее, чем просто желание. Несдержанное исступление. Мужчина гладит ладонями его ребра, ведёт правой дальше, оглаживая поясницу, опускаясь ниже, но Чуя слабо бьёт его по руке и ловит чужое удивление, ухмыляясь. — Сам справлюсь. Чуя берет принесенную смазку, щедро выдавливает на пальцы и приподнимает бедра, заводя руку назад и прогибаясь в пояснице. Первый палец входит туго, парень закрывает глаза, изламывая брови, тихо шипит, но едва ли чувствует боль и раздражение после выпитого алкоголя. Тело поддаётся, но ощущается слишком мягко и странно. — Позволь помочь, Чуя, — усмехается Осаму, и Чуя, цепляясь пальцами свободной руки за бинты на его груди, царапая кожу под ними, чувствует сзади чужие пальцы на своих. — Руки убери, иначе всё на этом закончится. Сегодня ты только смотришь. Дазай вдруг шумно выдыхает, и Чуя открывает глаза, заглядывая в его лицо, вводя в себя второй палец и насаживаясь, начиная стонать и двигаться открыто, специально более резко и громко. Мужчина послушно опускает руки на футон, не отрывая медленно скользящего по телу взгляда, возвращающегося назад, к глазам, перед которыми периодически плывёт. Зрительный контакт в этой ситуации неожиданно заставляет затрястись от возбуждения. Собственный член пульсирует уже болезненно, но Чуя предупреждающе шипит, когда к нему тянется ладонь Осаму: — Я сказал тебе убрать руки. — Чуя, меня в дрожь бросает, когда ты командуешь. За что ты так? Накахара, проигнорировав вопрос, вытаскивает пальцы с хлюпающим звуком, пускай и растянут не до конца, но желание заполнить себя уже неконтролируемое. Он освобождает член Осаму из-под свободных штанов, затаив дыхание, проводит ладонью по всей длине, слыша тихие выдохи, чувствуя, как мужчина под ним действительно дрожит от возбуждения. Это заводит ещё больше, до повышенной температуры в теле, до желания овладеть. Он скользит ладонью по футону, туда, где нашёл смазку, берет пальцами квадратную упаковку, торопливо открывая. — Уверен, что это необходимо, Лисенок? — лукаво тянет Дазай, наблюдая за тем, как Чуя самостоятельно надевает на него презерватив, на что парень фыркает. — Уверен. — Точно? — Нет резинки — нет секса, Дазай. Чуя смотрит на него непреклонно, а затем опирается рукой на его грудь, второй держа твёрдый горячий орган, и, приподнявшись, насаживается сразу на половину, спустя пару секунд — почти до конца, и сразу жалеет об этом. Боль, прострелившая поясницу, заставляет склониться вперёд и зашипеть, уткнувшись носом в чужую ключицу. А после — стон Осаму, переходящий в рычание, ощущение заполненности и того, как член внутри попадает по нужной точке, ослепляя волнами жара и удовольствия. Выпитый алкоголь помогает не чувствовать боли, но от жжения внутри парень жмурится. Перед глазами словно петардные взрывы, заставляют вздрогнуть всем телом и замереть, задыхаясь. Осаму вдруг запускает пальцы в его волосы, оттягивая назад до лёгкой боли, и Чуя приоткрывает слезящиеся глаза, натыкаясь на недовольный прищуренный взгляд. — Что за мазохизм, Чуя? Но Накахара протяжно стонет Дазаю в губы, чувствуя, как тот твердеет внутри него, дёргается. Чуя подаётся вперёд, глубоко целуя, втягивая его губы, как желанный воздух. Он ненадолго замирает, привыкая и ожидая, пока отступит боль. Начинает двигаться плавно и медленно, чуть выпрямляясь и до неприличия громко постанывая. Парень чувствует, как орган двигается внутри него, и это сводит с ума. Чуя не нарушает их зрительного контакта, наблюдая также и за тем, как сводятся чужие брови, поджимаются и закусываются губы, а лоб покрывается испариной. Осаму убирает руки, но Чуя видит, как тот постепенно теряет контроль, и потому начинает насаживаться быстрее, жмурясь от волн возбуждения и удовольствия, от тугого узла в низу живота. Чуя рычит, чувствуя пальцы на своих бёдрах, но из него грубым толчком тут же выбивают стон, и тогда собственные ладони с груди ползут выше, накрывая шею Дазая, сдавливая несильно, на пробу. — Ты выглядишь беспомощно, Осаму, — хмыкает Чуя, сбавляя темп и заставляя этим нахмуриться. — А ты — невероятно сексуально. Так сжимаешь меня, но не позволяешь кончить. Жестоко, Чуя. Накахара на это сильнее стискивает пальцами чужую шею и чуть подаётся вперёд. Взгляд Дазая становится более пьяным, темнеет, а дыхание его сбивается. Неужели ему действительно нравится такое? Чуя усмехается: — Тебя возбуждают подобные вещи? Как грязно. — Сказал тот, кто прыгает на моем члене так, словно умрёт без этого, — парирует Дазай, довольно улыбаясь. Чуя продолжает сжимать его шею, краснея от этих слов и хмурясь, но прерываясь на тяжёлые выдохи. Почему это вдруг смущает? Осаму совершенно невыносим. Он прекращает двигать бёдрами, но чувство наполненности, ощущение того, как пульсирует внутри него член Дазая, туманит разум. — Насколько же отсутствует инстинкт самосохранения, — шепчет парень, склоняя голову и опасно улыбаясь, — чтобы злить того, чьи руки на твоей шее, — он сжимает пальцы ещё сильнее, совсем не позволяя дышать, чувствует, как вздрагивает Осаму, выдыхая горячо и шумно от накрывшей эйфории. Чуя медленно ослабляет хватку. — Ты прав, твоя бдительность на нуле. Я ведь могу убить тебя сейчас, Дазай. — Я буду счастлив умереть от рук будущего кумичо сильнейшего в городе клана, пока трахаю его, — не говорит — хрипит, накрывая своей ладонью его, заставляя сжать шею сильнее. Чуя едва не давится воздухом, чувствуя, как сердце пропускает удар, но не успевает ответить или моргнуть, как сильные руки хватают его за талию, переворачивая на спину. — Я же сказал, что ты сегодня только- — Не безобразничай, Чуя. Дазай целует его порывисто и требовательно, проникая языком в рот и проходясь им по нёбу и зубам, начиная двигаться резче и быстрее, выбивая из Чуи хрипы и стоны. Парень выгибается каждый раз, когда член внутри проходится по нужной точке, посылая по телу дрожь. Чуя закатывает от наслаждения глаза, отворачивает голову, чтобы вздохнуть, а затем шипит и дёргается, когда зубы Дазая смыкаются на его коже, кусая шею и плечи до приятной боли. Он не замечает, как остаётся без рубашки, как мужчина сцепляет их пальцы в замок, вдавливая его кисти в футон, не замечает, как голос начинает срываться, а глубокий шёпот на ухо заставляет сводить колени на чужой талии, цепляться свободной рукой за плечи так, словно вот-вот упадёт. — Разведи ноги шире. Очень хорошо… Всё тело прошибает оргазмом внезапно, до громкого стона и поджатых пальцев ног. До ощущения полнейшей невесомости, лёгкости и головокружительной, упоительной усталости. Чуя хмурится, рдея, когда понимает, что кончил, не прикасаясь к себе. Сильнее всего поражает другое — он вдруг видит, как комнату заливает красным светом, исходящим от него из-за неожиданно появившейся силы. — Чёрт, я не специально… — Знаю. Мне это льстит, — ухмыляется Дазай, внимательно наблюдавший за ним всё это время. За тем, как он изламывает брови, хватая ртом воздух, облизывая пересохшие губы. Это только больше заводит, и он набирает темп, вколачиваясь в него до лёгкой боли. В плечи впиваются ногти. — Diable, полегче, я только кон... — Чуя тонет в стоне, когда Осаму резко спускается головой ниже, кусая сосок и зализывая укус. — Ты, животное! Осаму! Ах… Чуя выгибается от очередного укуса, после чего Дазай целует его глубоко, влажно, и мелко вздрагивает, кончая с тихим рыком. Несмотря на то, как кружится комната, стоит только закрыть глаза и восстановить дыхание, Чуя засыпает почти сразу же, как только Дазай падает рядом. Лишь сквозь сон он чувствует, как его обтирают тёплым полотенцем, а затем накрывают живот горячей ладонью, поглаживая. Чуя инстинктивно прижимается ближе к чужой груди, слыша, как за окном начинается ливень. ______ Цую — сезон дождей в Японии, названный так в связи с созреванием слив в это время. Он обычно длится с начала июня до середины июля, но в этом году начался раньше, завершая собой прохладный май. Этот пасмурный весенний день едва ли отличается от всех остальных. Большие капли разбиваются об асфальт точно преданные своей идее самоубийцы, нарушают спокойствие реки, посылая по воде круги, плаксиво скатываются по листьям зелёных деревьев. Воздух влажен, но свеж, наполняет лёгкие, в которых так его не хватает. Влага на лице, липнущие ко лбу пряди — последнее, на что обращаешь внимание, пытаясь ухватиться пальцами за чужую куртку. Силуэт отдаляется, а побежать следом не получается. Ноги тяжелеют, наполняются свинцом, с места не сдвинуться. Где-то за спиной — незнакомые голоса, звук сирены, клаксоны машин. Впереди — знакомая ровная спина, до которой не дотянуться, за которую не удержать. Осознание неизбежности оглушительно ударяет по затылку, но толкает вперёд, позволяя сделать первые сложные шаги. Ботинки точно наполненны водой, собственное тело не поддаётся контролю. — Одасаку! Дазай кидается вперёд с криком, оставшимся в горле, бежит следом, едва не спотыкаясь, вытягивает руку, пытается зацепиться, но не дотягивается, останавливаясь из-за острой, режущей боли в грудной клетке, слыша своё имя как из-под толщи воды. — Ода! — Дазай! Открыв резко глаза, Осаму натыкается на растерянный взгляд чистых голубых глаз. Он видит смутное неверие в поднятых тонких бровях, сомнение в изломе губ, что тут же строго сжимаются в тонкую полосу, но не сразу осознает даже то, где находится. — Чуя? — Дазай оглядывает парня, сидящего рядом на футоне и прикрывшегося лишь одеялом, не сразу замечая, что не так. Чуя в ответ только отворачивается, всё ещё растрепанный после сна, складывает руки на груди. — Сколько времени? — он обводит комнату быстрым взглядом, приподнимаясь на локтях и заглядывая в окно, из которого уже льётся тёплый свет, режа глаза. — Не знаю. Холодный тон возвращает всё внимание к Накахаре, заставляет нахмуриться. Убирает упавшие на лоб пряди назад. — Ты чего проснулся? Что-то болит? — Нет. Дазай оглядывает тонкие плечи, покрытые веснушками, ссутулившуюся спину, на которой расползается длинный жёлтый синяк, и выпирающие позвонки. Чуя проходится ладонью по шее и плечам, ёжась, точно чувствуя на себе внимательный взгляд, и Осаму тянет руку, аккуратно касаясь пальцами чужого предплечья. Накахара уходит от прикосновения, почти отшатывается, опуская голову. Именно это заставляет сесть на футоне, постараться заглянуть в заспанное лицо, не понимая. — Чуя, всё в порядке? Я сделал тебе больно? Чуя переводит на него нечитаемый взгляд, но снова отворачивается, как только раздаётся телефонный звонок. Он, морщась, тянется к брюкам, оставленным вчера на полу, чтобы ответить на вызов. — Кимура? — Чуя скользит взглядом по всей комнате, но не смотрит на Дазая, вызывая этим раздражение на кончиках пальцев, но его брови взлетают вверх. — …Подожди, что? Помедленнее. Он вдруг вскакивает на ноги, включая связь на громкую и оставляя телефон на футоне. Чуя торопливо натягивает белье и брюки, дыша рвано и словно испуганно. — …Он не отвечает на звонки с вчерашнего утра. У нас была назначена встреча. — Мы виделись в офисе, но после этого… — Мне плевать, — тут же обрывает Акайо, — я скинул адрес смс-кой, срочно бери Дазая и сюда. Накахара, люди из Портовой Мафии пропадают, и если из-за тебя это коснулось и его, то я- — То ты что? — морозно спрашивает Дазай, решительно сводя брови от плеснувшей в солнечное сплетение злости. — Подожди, — Чуя так и застывает, застегивая кофту на голое тело, — что значит «из-за меня»? — У вас двадцать минут. Звонок обрывается, а Дазай поднимает вопросительный взгляд на Накахару, смотрящего на телефон так, словно тот может дать ответы на все его вопросы. Осаму мог бы, но только поднимается с места, подходя ближе. — Что случилось? Чуя мелко вздрагивает, услышаев его голос, а затем застегивает кофту до конца, избегая его взгляда, вызывая самые противоречивые, неприятные чувства, и двигается в сторону выхода. — Марк пропал.